Дом певчих птиц

Глава 8

Если какая-либо история заканчивается хорошо, то переживания потом воспринимаются с улыбкой, как забавная часть приключения. Душа не подскакивает от страха и волнения, сердце стучит уверенно ровно, а коленки вовсе не трясутся.

После завтрака, состоящего из бутерброда с сыром и малинового йогурта, я сидела с чашкой чая около клетки и разговаривала с кенаром. К сожалению, я больше ни с кем не могла поделиться своими воспоминаниями и впечатлениями, хотя, надо отдать должное, Хвостик слушал меня внимательно и почти не перебивал. Я чувствовала, что привязываюсь к нему, и утешала себя тем, что у нас в запасе есть время пообщаться. «А вот с Матвеем мы расстанемся сегодня навсегда».

– Хвостик – вполне нормальное имя. Как считаешь?

– Фьють-фьють, – весело ответил он.

– Знаешь, если бы не водитель такси, мне бы пришлось тяжко. А вообще, я герой. Между прочим, твой хозяин проснулся только около подъезда, но почему-то мне кажется, что сегодня он не вспомнит, как добрался до квартиры. Наверное, он будет задавать мне вопросы. М-м… Придется на них отвечать. Да, я скажу правду. Матвей, я доставила тебя домой в целости и сохранности, потому что выручать друга из беды – это долг каждого. Да.

Мобильник пиликнул, и я прочитала смску от папы: «Привет. У меня много работы, надеюсь у тебя все в порядке. Хватает ли еды?»

– Хвостик, нам же с тобой хватает еды?

– Фьють-фьють-фьють.

«Привет. Я вернулась ночью на такси с Матвеем. Он выпил лишнего, и нам с водителем пришлось его немножечко тащить. Не беспокойся, сегодня мы не панируем новых вечеринок». Написав сообщение, я перечитала его, улыбнулась и, конечно же, стерла. Представляю, чтобы началось, если б я его случайно отправила.

«Привет. Не волнуйся, каникулы проходят хорошо, я читаю книги. Холодильник полный» – только такой вариант ответа имел право на жизнь.

В десять я поплелась будить Матвея. Я не знала, во сколько ему нужно быть в аэропорту, но очень надеялась, что у нас получится поболтать. Он улетал, я оставалась, и, похоже, из развлечений у меня теперь действительно будут только книги. Но это не плохо, я сооружу гнездо из подушек и одеял, заберусь в него, превращусь в птицу (почему бы и нет?) и наконец-то погружусь в «Таинственный остров», Северную войну и реформы XVIII века. И еще остались шоколадки. И можно пожарить яичницу с беконом и намазать белый хлеб икорным маслом.

В комнату я заходила осторожно, хотя соблюдать тишину уже не имело смысла. Взгляд сразу устремился на фоторамку, все так же лежащую на столе. Сколько месяцев или лет она проваляется в пыли? Наверное, пока Матвей не полюбит еще кого-то или не разлюбит Кристину.

Неужели, рамка так лежит больше года?

«Не обязательно. Швырнуть ее можно было и гораздо позже свадьбы».

Матвей спал на спине, натянув одеяло до груди. Правая нога торчала, рядом на полу валялись носки и брюки. А вот рубашка висела на спинке стула, видимо, на нее сил хватило.

Я подошла ближе и неуверенно произнесла:

– Матвей, уже десять часов, тебе нельзя опаздывать на самолет.

Помня вчерашний опыт, я готовилась к долгому пробуждению Матвея, но он сразу открыл глаза, повернул голову к настенным часам и резко сел.

– Уже утро… – Он потер ладонью лоб, тряхнул головой и скривился. – Боюсь спросить… Я вчера сам до дому дошел или как?

За мучениями всегда должно следовать вознаграждение с минутой славы, и рано утром я представляла, как сообщу Матвею интересную правду о его возвращении, но теперь я испытывала неловкость. Вряд ли приятно узнать, что еще несколько часов назад ты был бесчувственным и неподвижным.

– Почти сам, – произнесла я, считая такой ответ объясняющим все и сразу.

– А подробности?

– Водитель такси мне очень помог. Хороший человек.

– Черт, – буркнул Матвей, откинул одеяло, поднялся и прошел мимо меня. – Ну и кто я после этого? Ясное дело – свинья. – Он злился, и я на всякий случай решила промолчать. Матвей открыл шкаф, вытащил первую попавшуюся футболку и спортивные шорты. – Собирался там пару часов провести, и что в результате?.. Во сколько мы ушли?

– Приблизительно в двенадцать.

– Чайник поставь.

Пока я заваривала чай, Матвей принимал душ. Сначала шумела вода, а затем зажужжала зубная электрощетка. Я красиво разложила на тарелке остатки зефира, поломала на маленькие кусочки шоколадку и уселась за стол. В груди уже начинали пробиваться ростки слов прощания, но я гнала их прочь, не желая наполнять оставшееся время вселенской грустью. Я же знала, что Матвей уедет, нечего страдать.

Он вышел из ванной свежий, улыбающийся, довольный, и при этом смотрел на меня так, будто с минуты на минуту собирался вручить почетную грамоту.

– Ладно уж, Динка, ты молодец, – объявил Матвей, прислонившись плечом к дверному косяку. – А я – форменная скотина. Давай выкладывай, как дело было, восполняй пробелы в моей памяти.

Улыбнувшись, отправив ложку сахара в чашку, я начала рассказывать и о том, как мы бодро шли вначале, и о том, как кое-кто уснул на скамейке. Матвей смеялся, переспрашивал, извинялся и обещал больше никогда не злоупотреблять алкоголем «в присутствии кареглазых девчонок».

– А откуда ты узнала пароль на моем телефоне?

– Э-э… Я не узнала… Просто приложила твой палец, чтобы мобильник прочитал отпечаток.

– Да ты умная!

– Вчера мне так не казалось.

– Извини еще раз.

Завтрак прошел довольно весело, но меня мучал вопрос: когда Матвей улетает? Спросить – легко, однако я не торопилась узнать ответ, пытаясь обмануть настойчивое тиканье стрелок. Он не предлагал обменяться номерами телефонов (просто так, чтобы поболтать), а я ни за чтобы не заговорила об этом сама. Матвей добрый, но я не хотела превращаться в назойливую муху, от которой никак не получается отмахнуться.

– Отец сегодня прислал сообщение.

– Что пишет?

– Волнуется, хватает ли мне еды.

– Ну, – Матвей улыбнулся, – зефир явно заканчивается, и как ты будешь дальше жить – загадка.

– Придется перейти на хлопья с молоком, – бодро ответила я. – И есть банка вареной сгущенки.

– Я сбегаю в магазин. Должен же я как-то компенсировать свое отвратное поведение.

– А ты успеешь?

– Да. Сейчас одиннадцать, а мне в аэропорт к половине пятого.

– Спасибо.

– Это тебе спасибо.

Наши взгляды встретились, и я почувствовала то самое смущение, от которого обычно вспыхивают щеки. «Не уезжай», – мысленно попросила я, зная, что через несколько часов мне все же придется закрыть дверь за Матвеем.

* * *

Петербург. Далекое прошлое…

Соня ждала следующего ночного гостя, чтобы найти ответы на мучающие ее вопросы. Если бы раньше она ограничилась своими обязанностями, то теперь старалась крутиться под ногами у Берты, чтобы увидеть больше, чем обычно.

– А почему бутылка забирает беды человека? – спросила она небрежно, снимая со стола потерявшую свежесть скатерть.

– Потому что я заговариваю ее на это. Я помещаю в ней силу, способную вытянуть из судьбы зло.

– И что… потом уже никаких горестей не будет?

– Обычные останутся для равновесия в судьбе. А страшные исчезнуть без следа.

– Понятно.

Утром Берта получила новые туфли и теперь пребывала в прекрасном расположении духа.

– Посмотри, как горят гранаты, в очередной раз открывая коробку, сказала она. – Я хотела именно такую пряжку. Большой размер ноги перестал быть моим недостатком, я сделала его достоинством, разве поместилось бы столько камней на маленькой цыплячьей ножке?

Перестилая кровать Берты, Соня посматривала на бутылку, накрытую черным кружевным платком. Бутылка стояла возле окна на стопке книг и походила на вдову, собирающуюся на кладбище. Соня уже знала, что сегодня придет гость, и что все для его встречи готово…

«Я заменю бутылку на другую. А эта будет моей… А если Берта заметит? Но я возьму точно такую же… А если гость потом вернется и скажет, что его обманули? – Соня аккуратно сложила подушки стопкой и убрала с самой верхней приставшее перышко. – Вот и хорошо, пусть вернется, со мной уже ничего страшного не случится, я же отдам беды. Берта просто поможет этому гостю еще раз».

– А как человек отдает все плохое бутылке?

– Он наполняет ее шепотом, рассказывает ей, чего желает избежать. Потом я запечатываю ее сургучом, и тень зла сходит с лица.

– Сходит с лица… – еле слышным эхом повторила Соня.

Она считала, что Берта имеет дальние родственные связи с колдуньями, иначе как объяснить ее дар? Но сейчас странная мысль подскочила в голове, и захотелось ее хорошенько рассмотреть на свету, как дети рассматривают найденное стеклышко.

«Получается, Берта совершает добро? Пусть за деньги, но это благое дело? Помнится, она говорила об этом… И еще она говорила, что помогает светлым душам бесплатно…»

– Нужно убрать грязное белье, и пора заняться полом.

– Да, да, сейчас. – Подхватив со стула тюк с постельным бельем, Соня поволокла его на первый этаж. Но на полпути ей пришлось остановиться – гневный крик Берты буквально сотряс лестницу.

– Этот гранат – подделка! Он обманул меня! Булыжник с мостовой, а не гранат! Иди сюда и посмотри!

Вздрогнув от неожиданности, Соня бросила тюк в угол, подхватила юбку и устремилась вверх по лестнице. Пока было ясно только одно – мастеру придется худо, если он сделал что-то не так или обманул с камнем.

– Я не успела отнести белье, – на всякий случай начала оправдываться Соня.

– Подойди. – Берта ткнула пальцем в красивую красно-бордовую бархатную туфлю и спросила: – Что видишь?

– Пряжку и ветку с листьями-камушками.

– Сюда смотри.

Соня старалась отыскать отличие в гранатах, но она совершенно не разбиралась в камнях, и все казались одинаковыми.

– Я не нахожу разницы, – осторожно произнесла она, делая шаг назад на всякий случай.

– Это подделка! – выдохнула Берта и небрежно сунула туфлю в коробку. – Я не поленюсь и прямо сейчас пойду к нему. Пусть расскажет, давно ли он научился воровать… – нервно заворчала она, стаскивая со спинки стула свою любимую вязаную шаль. Накинув ее на плечи, возмущенно взмахнув рукой, она закрыла коробку крышкой и посмотрела на Соню так, точно та и была во всем виновата. – Чтобы было чисто, когда я вернусь.

Лестница заскрипела под тяжелыми шагами, наверное, она была согласна с негодованием хозяйки. Затем все звуки стихли, и Соня осталась одна. Ее взгляд был прикован к бутылке, скрытой под черными кружевами.

Представится ли еще такая возможность?

Сколько минут подарено судьбой?

Мастер живет относительно недалеко, Берте нужно вернуться к приходу гостя…

Времени мало, но оно есть.

Сделав круг по комнате, чувствуя, как немеют пальцы, Соня спустилась на первый этаж и зашла в магазин. Вот столик, на котором всегда стояла клетка с Хвостиком… А теперь другой кенар прыгает с ветки на ветку. Чужой кенар. Потому что однажды пришли пожилой мужчина и девочка и купили самого лучшего друга на свете.

Каждое утро Соня мысленно разговаривала с Хвостиком. Чистила клетки и разговаривала. «Надеюсь, у тебя все хорошо. Не волнуйся, у меня тоже…» И становилось веселее, она даже улыбалась, представляя, что он поет в ответ.

– Я сделаю это, Хвостичек, – прошептала Соня и метнулась вверх по ступенькам.

Дальнейшие действия воспринимались не слишком четко, будто с потолка спустился густой туман и стер некоторые мгновения. Соня заменила зеленую пузатую бутылку на точно такую же, взяла из плетенки первую попавшуюся пробку, села за стол и поднесла горлышко к губам. Слова сами вырвались из груди без промедления и лишних раздумий.

– Забери мои горести и беды, забери то, что причиняет сильную боль и приносит разлуку. Пусть останется только то, что требуется для… равновесия. Как сказала Берта.

Ничего не произошло: не ударила молния, не повалил дым, не прибежали тени и не начали плясать на столе, не раздались заунывные голоса. Все обычно.

«И к лучшему, – решила Соня. – Может, это выдумка?..»

Ей не хотелось думать над своим поступком, душа требовала лишь веры в добрый завтрашний день.

За плотной шторой в керамических плошках возвышались толстые свечи, кусочки сургуча лежали в ковше и ждали, когда их растопят. Сургуч был слишком темный, почти черный. «Наверное, и здесь не обошлось без колдовства», – поймала трескучую мысль Соня.

Она старалась делать все аккуратно, и очень надеялась, что предательский запах сургуча выветрится до возвращения Берты.

«Завтра утром во время завтрака я опять поменяю бутылки. Но бутылку гостя выбрасывать не стану, спрячу под кровать. А потом, когда на полке запечатанных бутылок накопится много, я ее тоже туда поставлю. Пусть на кладбище отправляется и лежит под толстым слоем земли. На всякий случай».

Быстро и старательно прибравшись в комнате Берты, Соня прижала свою бутылку к груди и спустилась вниз. Надо же, там, за толстым зеленым стеклом, спрятаны ее беды, интересно, какой теперь будет жизнь?