Дом певчих птиц

Глава 19

Участок Даши и ее мамы тянулся к лесу, и поэтому не выглядел широченным. С левой стороны утопал в зелени рядовой дачный дом желтого цвета, с открытой верандой, трубой и забавным флюгером в форме петуха. Справа выстроились три домика: одинаковые, темно-коричневые, с современными белыми пластиковыми окнами. Небольшая кухонька и комната – наверняка, это все, что вмещало в себя гостевое пространство, но рыбакам вряд ли требовалось большее, тем более что речь шла об удобном отдельном жилье вблизи щедрых озер.

Калитка скрипнула за моей спиной, и почудилось, будто теперь я совершенно отрезана от остального мира, я перенеслась на необитаемый остров, на котором… мне придется выживать?

Коротко улыбнувшись, а прошла вдоль новых домов. От третьего несся стук молотка, и сразу стало ясно, куда двигаться дальше. Но я не торопилась, я вдыхала ароматный воздух и мысленно повторяла: «Нечего волноваться, мы же вообще старые добрые друзья, подумаешь, пять лет не виделись… Вспомнит же он меня…»

Впереди маячили заброшенные грядки, а за ними, скорее всего, мать Даши сажала картошку. Цветы кругом только многолетние: розы, уже отцветшие пионы и ирисы, стойкие ярко красные и белые лилии, нежные сиреневые флоксы.

– Красиво, – тихо произнесла и подошла к третьему домику.

Первая ступенька, вторая… Я открыла дверь и, как и ожидала, оказалась в небольшом помещении, где около узкого окна влезло бы самое необходимое для кухни, включая скромный стол. А противоположная стена вполне подходила для вместительного шкафа, куда удобно убирать верхнюю одежду и обувь.

Дверь в комнату была распахнута, и я просто сделала несколько шагов.

Матвей стоял ко мне боком. Загорелый, лишь в шортах и кроксах. Футболка небрежно свисала с табурета, на полу царил бардак из опилок, больших и маленьких досок. Взгляд выхватил инструменты и пластиковую бутылку с водой на подоконнике.

Нет, Матвей не стал другим, все такой же стройный, сильный, уверенный, высоченный. Правда, с тех пор я подросла, но разница между нами все равно оставалась приличной. И борода никуда не делась, вот только чуть-чуть подстричь бы ее не мешало. Видимо, проживая в одиночестве, Матвей не слишком о ней заботился.

Он взял следующую доску, подошел к стене и резко обернулся.

Да, меня вполне можно было назвать Великой Неожиданностью…

– Привет, – сказала я, не зная, обращаться на «ты» или на «вы».

– Привет, – ответил Матвей, забыл про доску, потянулся к футболке, но потом передумал одеваться и подошел ко мне. – Заблудилась? – Челка съехала на лоб, и он провел рукой по волосам.

«Лучше бы он надел футболку», – мгновенно пролетела первая обжигающая мысль.

Я хорошо помнила, какое впечатления в детстве произвели на меня мышцы Матвея. Теперь история повторялась, и мне пришлось поднять голову и встретиться с ним взглядом, чтобы избежать смущения. Но голубые глаза смотрели пристально, и особо легче не стало.

– Нет, – наконец, выдохнула я и окончательно и бесповоротно превратилась в девочку-подростка, отправленную отцом в чужую квартиру поливать кактус и кормить маленькую добрую птичку.

– Уже хорошо, – ответил Матвей и улыбнулся. – Тогда поинтересуюсь: какими судьбами? Дом снять? Первый, в принципе, уже готов, но я в него только часть мебели перенес. Подойдет?

Он меня не узнал… И, конечно, в этот момент мне нужно было отрицательно покачать головой и сказать: «Нет, спасибо. Я – Дина Овсянникова. Помнишь, жила в твоей квартире? У меня вот бутылка в сумке, сейчас достану…» А потом сразу, не медля, задать интересующие меня вопросы, получить ответы и умчаться обратно в Москву. Но мозг будто укутали ватным одеялом – не достучаться и не пробиться, и через пару секунд я услышала свой голос:

– Подойдет.

«Я останусь только на одну ночь, отдохну. Здесь каждое дерево лечебное, природа же… Прислонюсь, и буду беды изгонять и заодно забуду все плохое, – попыталась я оправдаться хоть как-нибудь, не веря, что приняла такое решение. – А завтра обязательно расскажу, кто я. Или Матвей вспомнит меня сам».

– А вещи где?

– Я без вещей.

– Спешно пришлось уехать? – Улыбка стала тоньше.

– Да, – кивнула я и, вживаясь в роль, спросила: – а сколько будет стоить проживание?

Матвей развернулся ко мне спиной, подошел к табурету, взял футболку и натянул ее. Он явно медлил с ответом, решая, какую сумму назначить, и я отчего-то забеспокоилась, что она окажется слишком высокой.

– Если ты будешь готовить мне завтрак, обед и ужин, а потом еще мыть посуду, то живи бесплатно. Кстати, ты готовить-то умеешь? – И Матвей посмотрел на меня так, будто пытался определить по внешности, справлюсь я со сковородой и куском мяса или нет.

Готовить я умела стандартные блюда: жареная картошка, котлеты, омлет, борщ, курица в кляре… Что-то получалось лучше, что-то хуже. Как у всех. Плов, например, никогда не удавался. Но почему Матвей отказался от денег?

– Готовлю я вполне нормально.

– Вот и отлично, занимай первый дом от калитки. Кровать там уже есть, белье потом принесу. Как тебя зовут?

– Дина.

– Матвей.

Только оказавшись на свежем воздухе я немного отошла от шока и смогла понять, что произошло: мозг меня предал.

«Здесь очень хорошо. Пожалуй, останусь на несколько дней», – полетело сообщение к бабушке.

Первый дом по планировке ничем не отличался от того, где мы разговаривали с Матвеем. Но при входе стоял стол с двумя стульями, дальний угол в комнате занимала кровать, рядом – кресло и узкий шкаф-пенал, и еще имелась небольшая печка. Однако на полку шкафа я могла положить лишь свою сумку с кошельком, пачкой одноразовых носовых платков и зеленой бутылкой, заботливо завернутую в бумагу для выпечки.

– И как ты собираешься завтра чистить зубы? – спросила я себя, глубоко вздохнула и села на край кровати.

Я уже давно не совершала подобных безумств, и мне требовалось хорошенько подумать, что делать дальше и когда сказать Матвею правду.

«Завтра к обеду и скажешь», – с легкостью посоветовал внутренний голос, но я промолчала в ответ.

Бутылка пусть полежит в сумке, я не стану пока ее доставать.

Матвей не узнал меня, но вряд ли этому стоит удивляться. Я вытянулась, из девочки-подростка превратилась в девушку. Цвет волос стал чуть темнее и более золотистый, косметика… Что еще? Наверное, время и Дима стерли с моего лица восторженность.

– Он не узнал меня, – прошептала я, прислушиваясь к сердцу. Расстраивает меня это или нет?

«Нет не расстраивает».

Улыбнувшись, я закрыла глаза и почувствовала себя перламутровой стрекозой, теперь уже кружащей над необитаемым островом. Почти необитаемым…

Я здесь осталась из-за Матвея, и эта была та правда, которую не имело смысла скрывать от себя. Все то доброе, трепетное, волнительное, что я испытала пять лет назад, вернулось. Так пусть в моей жизни будут несколько вот таких сумасшедших дней.

– Учти, ужинаю я обычно в восемь! – проходя мимо окна, весело крикнул Матвей.

* * *

Кухня находилась в желтом доме, и я решительно приступила к делу. Повязала фартук, открыла холодильник и прошлась взглядом по полкам. Яйца, сыр, сосиски, сгущенное молоко, масло, горчица…

В шкафах я обнаружила различные консервы, крупы, соль, сахар – обычный дачный набор.

С одной стороны, мне хотелось приготовить нечто особенное, с другой, не стоило слишком стараться, демонстрируя излишнее усердие. Поэтому выбор пал на картошку с жаренной докторской колбасой и салат из свежих огурцов. Для натюрморта я еще тонко нарезала сыр и открыла банку маслин. «Кушать подано». И, так как наше общение началось на определенной ноте, я распахнула окно, убрала волосы от лица и крикнула:

– Ужин готов!

Матвей пришел почти сразу, наверное, ему было интересно, что же я наколдовала. Оценивающе оглядев нехитрые блюда, он усмехнулся и отправил маслину в рот.

– Вполне. К красному вину подойдет. – И достал из шкафа бутылку вина.

– Приятного аппетита, – пожелала я, снимая фартук. Считая задание выполненным, я направилась к двери.

– Ты куда?

Притормозив, я обернулась и вопросительно приподняла бровь.

– К себе.

– А ужинать?

– Спасибо, я не хочу.

– Ответ не принимается. – Матвей улыбнулся и указал на противоположный стул.

Ужинать я не планировала, переживания от встречи почти стерли аппетит. А завтра у меня и не будет проблем с продуктами, я собиралась узнать, где ближайший магазин, чтобы купить необходимое и устроиться с определенными удобствами.

– Мы не договаривались о том, что я буду ужинать с тобой, – ответила я ровно, хотя дыхание сбилось.

– Без проблем, давай договоримся. – Матвей достал два бокала, штопор и ловко открыл бутылку. – Не оставишь же ты меня одного наедине с жареной колбасой.

Коротко улыбнувшись, я вернулась, села и так же спокойно произнесла:

– Ладно, но сегодня посуду моешь ты.

Засмеявшись, Матвей поставил передо мной тарелку, бокал и тоже сел, боком к столу, положив ногу на ногу.

– Хорошо. Наверное, это и правильно, будем считать, что этим вечером, ты – мой гость. – Его голубые глаза хитро блеснули, обещая новую уловку. Посуду мне явно не собирались прощать.

– А где ближайший магазин? – спросила я, накладывая на тарелку картошку и маслины.

– Рядом с турбазой, ты должна была ее видеть, когда проходила мимо озер. Магазин работает с девяти утра.

– Чем они торгуют?

– В основном продуктами и хозяйственной ерундой.

– Понятно.

Мне хотелось спросить про одежду, но я не стала, решая разведать все самостоятельно. Я приехала в укороченных летних брюках и обыкновенной футболке, а к вечеру похолодало и остро требовалась хотя бы кофта, не говоря уж об остальном. Похоже, я уже не собиралась оставаться лишь на один день…

– Я отнес в твой дом постельное белье и вещи. Они чистые. Размер подкачал, но иным порадовать не могу, – Матвей будто прочитал мои мысли.

– Спасибо, – тихо ответила я и взглянула на него украдкой.

– Может, расскажешь о себе? Работаешь? Учишься?

– Учусь, буду учителем английского.

– То есть мы с тобой оба педагоги? – Матвей широко улыбнулся. – Я преподаю в археологическом.

– Значит, родственные души, – согласилась я.

– А каким ветром тебя принесло сюда, скажешь?

– Мечтаю отдохнуть от городской суеты.

Ответ на правдивый никак не тянул, но иного не было. Не могла же я отправиться в загородную поездку на несколько дней, не прихватив с собой ничего путного.

Матвей поднял бокал, заглянул мне в глаза и с полуулыбкой произнес:

– За тебя. Жаль, мы уже на «ты», а то выпили бы на брудершафт.

Я чуть маслиной не поперхнулась.

Пара глотков терпкого вина оказалась очень кстати, по телу побежала горячая волна, и я расслабилась, превращаясь в мечтательное облако. Я ни о чем не жалела и даже не представляла, что, например, завтра сяду в электричку и умчусь в Москву.

– Как колбаса? – с умным видом спросила я.

– Удалась, – многозначительно ответил Матвей. Протянув руку, он включил старенькую магнитолу, потратил несколько секунд на поиск нужной волны и откинулся на спинку стула. Музыка зазвучала медленная, а затем поплыла бархатная песня на французском языке. В университете вторым языком у меня как раз был французский, и я автоматически перевела те слова, которые знала, и уловила смысл: «Легко поверить, что день самый лучший… Но небо молчит, спроси у него, почему… Легко поверить, и ты верь, это просто – слушать только свое сердце…»

– Хорошая песня, – сказала я.

Матвей сделал глоток вина, поставил бокал на стол, подцепил вилкой сыр и положил его на свою тарелку. Я чувствовала его ироничный взгляд, и с трудом сохраняла внешнюю непринужденность. «Интересно, если бы ты меня узнал, ты бы встретил меня так же? И мы бы ужинали под романтическую музыку?»

Мне нравилось ловить движения Матвея и сравнивать их с теми, давними. И я многое бы отдала, чтобы узнать, о чем он думает в данный момент. Наверное, мое появление его изрядно развлекло, скучно же целый день прибивать вагонку к стенам. Размышляя, гадая, я и не заметила, как выпила вино.

– Приглашаю тебя на танец. – Матвей поднялся и протянул мне руку.

– Что? – не поняла я.

– Приглашаю тебя на танец, – повторил он и добавил: – ты согласилась на ужин, а он включает концертную программу. Мне будет гораздо приятнее мыть посуду, если ты сейчас мужественно скажешь: «Да».

Ладонь легла на широкую ладонь Матвея, и он мгновенно сжал пальцы. Электрический ток побежал по телу, я поднялась, сделала два шага и замерла, неожиданно ощущая себя неуклюжей.

– Песня сейчас закончится, – зачем-то сказала я.

– Начнется следующая, – ответил Матвей и притянул меня к себе. Его правая рука скользнула по моей спине, а левая остановилась на талии. – Мне начинают нравиться ужины, раньше я их как-то недооценивал, – пошутил он.

Слова коснулись души, я подняла голову и заглянула в глаза Матвею. Несмотря на иронию, вино в бокалах, объятия, я доверяла ему, но он не знал, что танцует с той самой Диной Овсянниковой. Для Матвея я была случайной девушкой, волею судьбы, прибившейся к зеленому берегу дачного участка. И завтра или послезавтра эта девушка вернется в свой привычный мир, а здесь будет также шуметь листва, и продолжит раздаваться стук молотка…

Я вдруг поняла, что оцениваю происходящее неправильно. Я знакома с Матвеем – старшим приятелем, но мне еще только предстоит познакомиться с Матвеем – мужчиной. Пригласил бы он на танец любую другую симпатичную девушку? И правильно ли вот так сближаться, если он не знает, кто я? И почему это сближение происходит столь быстро? И что он скажет потом, когда я покажу проклятую бедами бутылку и начну задавать вопросы?..

– Я, пожалуй, пойду, – сказала я, шагнула назад, и руки Матвея опустились.

– Я тебя обидел? – спросил он.

– Нет. Тяжелый день… Я очень устала и хочу спать.

Безусловно, Матвей заметил перемену в моем настроении, слишком резко я оборвала танец и стала серьезной. Задержав на мне взгляд, он выключил музыку и мягко сказал:

– Спокойной ночи. Завтра с утра буду поменьше стучать, чтобы тебя не разбудить.

Переступив порог своего нового жилья, я закрыла дверь и некоторое время стояла неподвижно, вспоминая каждую минуту вечера. И только потом пошла в комнату. На кровати стопкой лежало постельное белье, серый свитер и голубая рубашка. Это были вещи Матвея, заботливо приготовленные для меня.

Застелив кровать, я сняла футболку, брюки, надела длиннющую рубашку и пожалела, что в доме нет зеркала. Мне бы хотелось увидеть выражение своего лица, чтобы лишний раз убедиться в том, что в ближайшие дни я точно никуда не уеду.

* * *

Петербург. Далекое прошлое…

Поместье у Николая Степановича появилось двадцать лет назад, и оно являлось благодарностью за заслуги перед отечеством. Вытянутый зеленый дом, утопающий в разросшихся кустах сирени, стройные березы, трепетные осины, крепкие сосны, вечный аромат полевых цветов – простор и вдохновение о которых можно лишь мечтать.

Со временем Николай Степанович отстроил еще гостевой дом, лодочный причал и две беседки: большую (с резными скамейками и столом) и маленькую, куда приносили мягкие кресла из главного дома. В поместье Николай Степанович обычно проводил вторую половину лета, но любил приезжать и весной, когда начиналось цветение, и красота природы буквально завораживала.

За хозяйством круглый год присматривал Кузьма с семьей, и по приезду Николая Степановича, Олю и Соню всегда встречали пироги: то с рисом и яйцом, то с капустой, а то и ватрушки.

– Хорошо у тебя, согласен. Когда я здесь бывал последний раз? Лет семь назад. – Лев Григорьевич пригладил рыжие волосы, щедро окрашенные сединой на висках, и откинулся на спинку кресла. – Как тебе Алексей?

– Достойный молодой человек. Ты поступил правильно. В этом вопросе я совершенно не придерживаюсь старых взглядов.

– А что мне оставалось делать, если брак Владимира закончился ничем? Его непутевая жена сбежала в Псков с любовником, а он предпочел Францию и теперь сожительствует не пойми с кем. С художницей… И при этом незаконнорожденный сын Владимира брошен и влачит жалкое существование у совершенно посторонних людей. Мать Алексея тоже была непутевой, служила в нашем доме, а потом уехала в неизвестном направлении, оставив ребенка на диване рядом с моей спальней. Только ее и видели! Да ты эту историю знаешь… Я и сам сначала не хотел признавать Алексея, мало ли кто где согрешил… Все думал, женится Владимир, и появятся у меня внуки от хорошей женщины, им все и завещаю. Так нет же! Видно, наказал меня Господь за гордыню. – Лев Григорьевич тяжело вздохнул и поднял голову к небу.

– Не кори себя, дело житейское. Да и когда получилось бы разбираться с сыном и внуком, если ты дома бывал три месяца в году. У нас с тобой тогда другая семья имелась – служба. Я вот тоже многое упустил… – Николай Степанович оглянулся и посмотрел на Олю, Соню и Алексея. Они стояли на ступеньках дома и о чем-то разговаривали. В беседке было свежо, с озера дул легкий ветерок, и мечталось лишь о чашки крепкого чая.

– Хорошо, Владимира уговаривать не пришлось, хотя он бы не посмел мне перечить. Я его вызвал в Петербург и потребовал признать сына без лишних разговоров. Если б ты знал, как я теперь счастлив. Будто смысл жизни появился. Алексей упрямый, весь в меня! Чувствую кровь нашу Муромскую!

– Женить его пока не думал?

– Торопить не стану, но и тянуть не дам. Он еще молод, успеет, однако правнуков, понянчить уже хочется. – Лев Григорьевич хохотнул и тоже обернулся. – Красавицы у тебя подрастают. – Кто знает, кто знает… – многозначительно добавил он.

Николай Степанович улыбнулся и подумал: «Я бы с радостью отдал Олюшку за Алексея. И тогда бы моя душа была век спокойна».