Дом певчих птиц

Глава 11

Когда мне исполнилось пятнадцать, у отца появился сын, и с тех пор мы не виделись. Маргарита позвонила бабушке и довольно холодно попросила больше не беспокоить их семью, потому что «у Андрея Андреевича теперь есть ребенок, которым он всегда сможет гордиться». Она с удовольствием сообщила, что «Илюша родился с весом три килограмма пятьсот граммов, и он – копия отца, и, безусловно, такой же умный». Два часа я пребывала в задумчивости, но огорчение и боль так и не коснулись души: если нет родственных чувств, то откуда же возьмется тягостное ощущение потери?

– Очень жаль, что у Маргариты родилась не тройня, – сказала бабушка, вытирая руки кухонным полотенцем, – тогда твой отец непременно бы испытал на своей шкуре вторую молодость… Кстати, деньги многоуважаемый Андрей Андреевич пообещал переводить строго до твоего восемнадцатилетия. В уменьшенном размере. Наверное, он полагает, что Господь засчитает ему великую щедрость, но я в этом сильно сомневаюсь. На небе свои законы, и они несколько отличаются от законов Российской Федерации.

Конечно, бабушка переживала за меня. Однажды я дала себе слово, что буду заботиться о ней всегда, даже когда она начнет мне это запрещать (а она непременно начнет).

Я уже давно задумывалась о деньгах. Вопрос, где их раздобыть, временами лишал покоя и сна. Особенно если учесть, что бабушка категорично настаивала на том, чтобы после школы я поступила в институт. И обязательно на дневное отделение. «Успеешь еще наработаться, поживи чуток для себя, протянем как-нибудь».

Мне и самой хотелось студенческой жизни, и поэтому я мечтала отыскать решение наших финансовых проблем. И оно довольно просто и быстро появилось.

В четырнадцать лет я по нелепости сломала ногу. Полтора месяца ушло на основное лечение, и, неожиданно для себя, я увлеклась английским. Валяясь на кровати с гипсом, я случайно наткнулась в интернете на бесплатный видеокурс, и от скуки прослушала сначала первую часть, потом вторую, третью… А затем уж перешла к практическим занятиям.

Перелом подарил хромоту и большой прорыв в грамматике. Правда, хромота со временем прошла, вернее, по мнению врача, она стала психологической. Стоило разнервничаться, как правая нога тяжелела, и я превращалась в раненую уточку.

Десятый класс я выбрала с углубленным изучением иностранных языков – лингвистический. Новые слова запоминались уже без проблем, а к зиме наконец-то я перестала волноваться из-за произношения – разговорный барьер был преодолен.

Душу давно притягивал государственный педагогический университет, и будущая профессия с возможностью раннего заработка вдруг стали ясны и понятны: учитель английского плюс репетиторство.

Благодаря знакомствам бабушки, в семнадцать лет я уже могла похвастаться двумя учениками: смышлеными мальчишками-третьеклассниками из соседнего дома. А потом меня стали рекомендовать, и дело пошло веселее. На втором курсе университета, я даже отказывала желающим, попросту не хватало времени.

Но моя жизнь не была безоблачной, и за последние пять лет случилось столько отрицательного, что бабушка всерьез забеспокоилась. Пожалуй, лишь этот год получилось бы назвать более-менее спокойным, но я боялась, что судьба просто дает мне передышку перед новым, особенно сильным ударом.

– Тебя сглазили или порчу навели, – сказала бабушка, в очередной раз навещая меня в больнице. – Уверена, так и есть, не спорь.

Когда я училась в восьмом классе, в актовом зале обрушились декорации. Три дня меня приводили в чувство, а потом две недели я ждала, вернется ко мне речь или нет. И врачи к тому же предрекали проблемы с позвоночником. На шее, чуть выше спины, остался довольно приличный шрам. Я прячу его под распущенными волосами и не люблю, если спрашивают: «Где это тебя так угораздило?»

Сильное воспаление легких подкосило меня настолько, что бабушка молилась сутками и просила не забирать у нее единственную внучку. Я помню темноту, свет, слабость, обрывки фраз и лицо юной девушки. Она внимательно смотрела на меня и казалась растерянной. Большие серо-голубые глаза, волосы цвета густой карамели лежат волнами на плечах… Я пыталась потом узнать, кто это, но бабушка и врач в один голос твердили, что незнакомка – последствия тяжелого состояния бреда, или уже ангел…

В десятом классе на меня набросилась собака. Мысленно я никогда не возвращаюсь к тому ужасу, я вычеркнула его из памяти. Или память сама, проявляя милосердие, стерла этот день… Шрамов на теле прибавилось.

Я пережила серьезное отравление, за которым последовали пять месяцев супов-пюре. Вареный кабачок, взбитый в блендере – отдельное испытание, далеко не каждый его выдержит.

Были и другие истории, и, наверное, если бы не оптимизм (а бороться с ним бесполезно), я бы ничего не добилась и зачахла в депрессиях. Хотелось себя пожалеть, и на короткий период времени мне даже удавалось это, но наступал новый день, я бодрилась и старалась не огорчать бабушку унылым видом.

Помимо физических проблем, в новом классе я лицом к лицу встретилась с психологическими. Переживая мнимую дружбу, острое предательство, злобу и зависть, первую влюбленность и: «Мы тебя просто разыграли», я рыдала, спрашивала, за что мне все это, сжимала зубы, не обращала внимание на насмешки и оттачивала силу воли… Было трудно, но как-то выкарабкалась.

– У Капы есть знакомая цыганка, она в таких делах разбирается, давай сходим, поговорим. Может, что присоветует, – просила бабушка, но я сопротивлялась. Я знала, что Капитолина Сергеевна – большая любительница оккультных наук, и к ней в руки лучше не попадаться. – Тебя точно сглазили. И почему ты меня не слушаешь?

Я очень ждала лета. Во-первых, это, конечно же, отдых от учебы, во-вторых, отдых от работы. Мои ученики разъезжались кто куда, и до сентября я становилась абсолютно свободной. В конце июня, когда сессия осталась позади, я выпила с девчонками-однокурсницами по паре бокалов шампанского и почувствовала себя самой счастливой на свете.

Мобильник загудел, на экране появилось веселое лицо Димки, и я быстро протянула руку, чтобы принять звонок.

– Привет, – на моих губах заиграла улыбка.

– Здорово! Дело есть. Надеюсь, ты дома и соскучилась.

– Угадал.

– Отлично, скоро буду. А Мария Петровна?

– Бабушка уехала в гости к подруге.

– А когда вернется?

– Думаю, ближе к вечеру.

– Жди меня!

Димка явно собирался поделиться радостью, его распирало от эмоций. Положив мобильник на стол, я поправила плед на диване, взяла маленькую, скорее даже декоративную лейку, сходила в ванную, налила в нее воды и подошла к подоконнику. Здесь царил мой несуразный, абсурдный мир, и состоял он из упрямого кактуса в желтом глиняном горшке и зеленой пузатой бутылки, сто лет назад подаренной мне археологом.

– Ты будешь цвести или нет? – спросила я кактус, но он традиционно промолчал.

* * *

На втором курсе после двух неудачных влюбленностей (а одна из них была глупой и безответной) я поняла, что пока не хочу никаких отношений, и перестала отвечать на улыбки и взгляды. И такая жизнь вполне устраивала: независимая, без лишних дрязг, с достаточным количеством свободного времени.

Как потом рассказывал Димка, моя отрешенность его и подкупила.

Первый раз мы пересеклись в университетской кафешке этой зимой, в начале январе. Столиков, как всегда, не хватало, и я подсела к светловолосому молодому человеку в сером джемпере. Это уж потом я оценила внешность и поняла, что он весьма симпатичный, зеленоглазый и стройный. А в тот момент я придвинула к себе салат из капусты и моркови, открыла учебно-методическое пособие «Психология усвоения» и погрузилась в чтение.

Я не замечала, что этот молодой человек теперь постоянно появляется рядом с аудиториями, где проходят занятия моей группы. И именно он поднял тетрадь, которую я уронила на лестнице, и торопливо протянул ее мне. И в кафешке мы еще дважды сидели за одним круглым столом возле двери. Я – уткнувшись в очередную книгу, пережевывая салат, он – неотрывно глядя на меня.

– Я за тобой ухаживаю целый месяц. И пока безрезультатно, – услышала я и подняла голову. Молодой человек смотрел на меня так, как смотрят на последний экземпляр удивительного растения, занесенного в Красную книгу. – Может, все же познакомимся? Я – Дмитрий.

Это был не тот случай, когда влюбляешься сразу – бесповоротно, и постоянно хватаешься за мобильный, чтобы позвонить, написать или прочитать сообщение. На первом свидании в кинотеатре я уснула, и мы до сих пор со смехом вспоминаем этот провал. Но Дима убаюкивал мою душу вниманием, заботой, терпением, и в голову стали закрадываться разные мысли… Например, а если я и, правда, удивительное растение?

Димка сам захотел познакомиться с моей бабушкой, а потом потащил меня к себе, знакомиться с родителями. «На улице дождь, – на прощание сказал его папа, – смотри, чтобы Дина не промокла и не простыла. Зонтик у вас есть?» Зонтик был, но мы его проигнорировали, и я впервые поняла, что иногда очень даже приятно промокнуть, если кто-то очень хороший, держит тебя в этот момент за руку.

– Дима и Дина. Звучит? – смеясь, спрашивал Димка.

– Да, – кивала я.

Предыдущие влюбленности не давали ощущения уверенности, но теперь я крутилась перед зеркалом и находила себя весьма привлекательной. Волосы я стала красить, желая дотянуть оттенок до золотисто-каштанового. Меня радовали большие карие глаза и аккуратный нос. Худоба тоже стала плюсом, а вот маленькая грудь… Ну, что ж поделать? Зато объемные свитера смотрелись на мне отлично.

Наши встречи стали продолжительными, и на майские праздники мы рванули в Сочи, где провели прекрасные четыре дня в небольшом шумном отеле. Там подавали вкусные завтраки, предлагали приличные скидки на экскурсии, а вечером зазывали на шашлык и вино под оглушительную музыку.

Однажды я совершила ошибку: рассказала бабушке, что у Димы есть недостаток. Он ревнив. Не могу сказать, что ревность доходила до «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?», но несколько раз мы серьезно ссорились из-за этого. Поводов я не давала, и, конечно, было немного обидно выслушивать резкие слова и непонятно откуда взявшиеся обвинения. «Расставайся с ним, пока не поздно, – твердо говорила бабушка и качала головой. – С ревнивцем нормальной жизни не получится». И с тех пор она недолюбливала Димку.

Но у меня тоже имелись недостатки, поэтому к нашим размолвкам я относилась философски.

– Привет, – Димка чмокнул меня в щеку, прошел в кухню и нажал кнопку чайника.

– Бутерброд сделать? Печенье будешь? – гостеприимно спросила я, устраиваясь на диванчике возле окна.

– Нет, спасибо. Давай же спрашивай, почему я приехал. – Он улыбнулся, подхватил чашку и поставил ее на стол.

– Наверное, случилось что-то… – Я нарочно сделала паузу. – Невероятное.

– Почти. Просто у нас с тобой появилась отличная возможность пожить вдвоем. Маринка с Павлом неожиданно уезжают на полтора месяца к морю, и в наше распоряжение торжественно переходит их квартира. – Димка отправил ложку сахара в чашку и сел напротив меня. – Сестра никуда не собиралась этим летом, но ей подвернулся выгодный вариант со съемным домиком. Если честно, от радости я даже вникать не стал, но потом обязательно ее расспрошу. И… – теперь паузу сделал Дима. – Мы можем переехать уже через неделю. Решайся. Обещаю по выходным приносить тебя завтрак в постель, а по будням, уж извини, тружусь не покладая рук.

Мы никогда не разговаривали о будущем, наверное, из-за того, что наши отношения не были продолжительными – всего-то полгода.

Довольно часто мы ходили к друзьям, в кафе, кино и встречались после занятий дома у Димы, пока его родители работали. Собственно, вели обычную студенческую жизнь, когда живешь одним днем и особо ничего не планируешь. Хотя, в августе мы собирались рвануть в Анапу (еще весной купили билеты и забронировали номер в отеле на десять дней). Я получала деньги за репетиторство, а Димка подрабатывал в обувном магазине отца.

– Полтора месяца в квартире твоей сестры… – эхом повторила я.

– Да. Великое везение, между прочим. Или ты не хочешь?

На этот вопрос не существовало четкого ответа. Одна часть души мгновенно наполнилась радостным волнением, а другая – поперхнулась, закашляла и попросила перезвонить ей ближе к декабрю.

– Хочу, – ответила я, не оставляя себе шанса на побег.

Лицо Димки озарилось счастьем, позабыв про вскипевший чайник, он быстро пересел ко мне, обнял, поцеловал и произнес с явным облегчением:

– Знаешь, как было страшно тебе предлагать? Ты же и отказаться могла.

Да, могла… Улыбнувшись, я положила голову на плечо Димки и с иронией сказала:

– Эх, надо было тебя хоть чуть-чуть помучить, а то взяла и сразу согласилась.

– Ты не представляешь, как я рад.

Дрожащие сомнения медленно, но верно начали сдавать позиции. Глупо встречаться на два-три часа в квартире Димы и его родителей, когда есть возможность жить самостоятельно. Мне девятнадцать лет, ему – двадцать. Люди взрослые.

Но я все же не была готова к подобным переменам. Пусть и временным. Это ж я покину свою комнату (о, моя старая добрая кровать!), перестану заходить в привычные магазины, начну нервничать по утрам от вопроса: а как я выгляжу?.. Да много разных причин для торопливого «нет» закружилось в голове. Однако мне хотелось узнать и прочувствовать, какого это: жить вдвоем, учитывать привычки друг друга, встречать Димку с работы, придумывать общие развлечения на вечер, терпеть недостатки или попросту не замечать их.

«Полтора месяца совместной жизни… И даже меньше, если учесть поездку в Анапу».

Однако больше всего меня сдерживали мысли о бабушке. Она настороженно относилась к Диме, и я никогда не оставляла ее одну на столь длительный срок. Конечно, я буду к ней приезжать. И, конечно, я когда-нибудь выйду замуж, и тогда вообще все изменится, но… Это слишком неожиданно для бабушки, а значит, и моя душа не будет спокойной. Одно дело – поездка, отпуск, и совсем другое – отдельная жизнь с мужчиной.

– Когда ты скажешь Марии Петровне?

Нельзя трусить и скрывать правду, я должна найти нужные слова и все объяснить.

– Сегодня, – ответила я. – Вечером.