Дорога Отчаяния

32

В тот самый день, как призрак отца открыл ей, что она подменыш, Арни Тенебра отказалась жить под одной крышей с родителями, живыми или мертвыми. Если она Манделла, она будет жить как Манделла, в доме Манделла. Она нашла Дедушку Харана спящим на веранде в окружении саженцев (в последнее время у него проснулась страсть к садоводству, отчасти вызванная неудавшимся отцовством). Он сидел с широко открытым ртом и громко храпел. Арни Тенебра раздавила прямо в этот рот перец чили и, дождавшись, когда жжение и ярость немного поутихнут, присела в реверансе и сказала:

— Господин Манделла, я ваша дочь, Арни.

Вот так она покинула дом Тенебра, перебралась под крышу семьи Манделла и назвалась новым именем, хотя окружающие продолжали звать ее маленькой Арни Тенебра, как привыкли. Она ненавидела их за то, что они звали ее маленькой Арни Тенебра. Ей исполнилось уже девять лет, она была хозяйкой своей судьбы, перемена семьи была признана всеми и она желала, чтобы ее воспринимали серьезно. Разве не она спровоцировала величайший скандал в Дороге Отчаяния со времен убийства ее отца, в результате которого ее мать оказалась в виртуальном изгнании и лишь Сталины с ней общаются, ограничиваясь притом только насмешками и оскорблениями? Она ощущала себя, таким образом, персоной в известной степени значительной, и ненавидела тех, кто смеялся над ее тщеславием.

— Я им покажу, — говорила она зеркалу. — Манделла или Тенебра, я заставлю небеса звенеть от моего имени. Я — важное лицо, вот кто.

Дорога Отчаяния не имела ничего общего с важностью или сотрясающими небо именами. Она была, просто была, и эта самодостаточность бытия бесила Арни Тенебра, которая не могла просто быть, она должна была становиться. Дорога Отчаяния нагоняла на нее скуку. Приемные родители нагоняли на нее скуку. Их уютная любовь приводила ее в ярость; неизменная доброжелательность вызывала отвращение.

— Я освобожусь, — обещала она своему отражению. — Как Лимаал, прославившийся в Белладонне, или даже как Таасмин, которая оказалась достаточно сильной, чтобы вырваться из уз общества и жить одной меж скал, как даман — почему я не могу так же?

Она избегала общества людей, даже слепо любящих ее отца и матери, поскольку знала, что ее считают маленькой прохиндейкой, играющей на нежных чувствах стариков. Она отыскала путь в дом доктора Алимантандо и потратила многие часы на уединенное, безмятежное чтение его томов и заметок, касающихся природы времени и временности в покинутой погодной комнате. Ушли ушли ушли ушли — все интересные и предприимчивые люди уходят из Дороги Отчаяния: а что же Арни Тенебра?

В один прекрасный день она заметила клубы пыли, катящиеся со стороны пустынных равнин, и еще до того, как они превратились в дюжину вооруженных МФБС мужчин и женщин в хаки верхом на вседорожных трициклах, она знала наверняка, что это приближается ее спасение.

Сперва ее, как испуганную птичку, охватило желание спрятаться от него, и потому она держалась позади толпы, когда вооруженные солдаты зачитывали прокламацию, гласящую, что они, Истинные Бойцы Армии Родной Земли Северо–Западного Четвертьшария, объявляют город временно оккупированным указанной Армией. Она не высовывалась, пока бойцы разъясняли цели Армии Родной Земли: прекращение дальнейшей иммиграции, передача контроля над средствами экологической поддержки от РОТЭК к планетарным властям, выборы региональных автономных парламентов на каждом континенте, защита исконной планетарной культуры, нетронутой упадочностью и вырождением Материнского мира и разгром коррумпированных транспланетных корпораций, высасывающих из земли все соки. Она не присоединилась к протестующим, когда Доминика Фронтеру и трех сотрудников Железных Дорог Вифлеем Арес увели и заключили под домашний арест на время оккупации, и не выказала никаких чувств, когда обезумевшая Рути Фронтера, заливаясь слезами, каталась по земле перед домом, в котором заперли арестованных.

Вместо этого она спряталась под зонтичным деревом и наблюдала, как партизаны облепили дом доктора Алимантандо и что‑то делали с вышкой микроволновой связи. Она разглядела логотип на ящиках радиооборудования и внезапно поняла, что это за оккупация.

— Свинг–радио, — пробормотала она про себя, обводя буквы на ящиках кончиками пальцев. — Свинг–радио.

Свинг–радио было музыкальным вампиром. В некоторых городах за прослушивание Свинг–радио полагались штраф, пятнадцать суток общественных работ, конфискация радиоприемника или даже публичное бичевание. Это была музыка подрывных элементов, террористов и анархистов, рыщущих по захолустью на своих трайках–вседорожниках в поисках микроволновых вышек, к которым бы они подключали свои нелегальные передатчики, чтобы передавать подрывную, террористичную, анархическую музыку подросткам в переулках, пустых спортзалах, на задних сидениях рикш, в закрытых барах, заколоченных сараях, и Арни Тенебра/Манделла тоже слушала могучий звук новой музыки в два часа две минуты ночи, под одеялом. Это была самая лучшая музыка в мире, она поджигала ноги, чувак, она заставляла плясать, чувак, она заставляла девочек задирать юбки или спускать все остальное, мальчиков делать сальто и обратно сальто и крутиться на полу, бетоне и утоптанной бурой земле: наглая, скверная, подпольная музыка Дхармаджита Сингха, Хэмилтона Боханнона, Бадди Меркса и самого Короля свинга, Человека, Пробившего Ткань Времен — Гленна Миллера — и его оркестра. Это была подпольная музыка из прокуренных подвалов глубоко под Белладонной, чердачных студий с названиями вроде «Американский патруль», «Желтый пес» или «Зут Мани»: это была музыка, пугающая твою мамочку, это было Свинг–радио и она была вне закона.

Она была незаконна, поскольку являлась пропагандой, хотя и не несла политического содержания. Это была подрывная деятельность посредством наслаждения. Это была шедевр пропагандистского искусства, и на его успешность указывал хотя бы тот факт, что полмиллиона подростков каждый день насвистывали его знаменитые позывные, и столько же родителей обнаруживало, что напевают их, даже не знаю, что это такое. От рисовых чек Великого Окса до башен Мудрости, от фавел Радости до пастбищ Вуламагонга ровно в двенадцать часов подростки настраивали свои приемники на частоту Кайф 881 — и сегодня эти знаменитые позывные будут греметь над всей планетой отсюда, из Дороги Отчаяния.

— Кайф 881, — сказала Арни Тенебра. — Здесь, в Дороге Отчаяния. — Это было то же самое, как если бы Бог прислал своих ангелов петь и плясать перед ней.

— Эй! — Крупная молодая женщина махала ей многофункциональным боевым средством. — Нечего крутиться рядом с нашим барахлом, малыш.

Арни Тенебра метнулся обратно под защиту зонтичного дерева и до ужина наблюдала за работой солдат. Этой ночью она слушала Свинг–радио с двух часов двух минут ночи, накрывшись одеялом, чтобы не услышали приемные родители. Пока играла и играла и играла сумасшедшая, скверная музыка, слезы отчаяния бежали у нее по щекам.

Оказался среди солдат такой инженер Чандрасекар, деревенский парень из Великого Окса не слишком старше ее, который улыбнулся ей на следующее утро, когда она дергала морковь в саду. Арни Тенебра улыбнулась в ответ и нагнулась пониже, чтобы он мог заглянуть ей под комбинезон. После полудня инженер Чандрасекар подошел поболтать и попытался ее потрогать, но Арни Тенебра была слегка напугана силами, которые пробудила в этом мальчике–солдате и пресекла его щенячьи приставания. Однако тем же вечером она отправилась к деревянной хижине, которую Истинные Бойцы использовали как студию вещания, и спросила младшего лейтенанта Чандрасекара. Когда он появился в дверях, Арни Тенебра сверкнула ослепительной белозубой улыбкой и распахнула блузу, гордо демонстрируя ему свои девятилетние груди, засиявшие в свете лунокольца, будто купола храма.

Потом они лежали в полосах небесного света, пробивавшегося через ставни. Арни Тенебра включила радио и сказала:

— Возьми меня с собой.

Инженер Чандрасекар неуверенно постукивал ногой в такт большого свинга.

— Это не так просто.

— Это тоже. Ты должен будешь отправиться к новой вышке через пару дней. Просто возьми меня с собой.

— Мы — секретная, высокомобильная группа, мы не может вот так брать с собой всех, кто только захочет. Ты просишь слишком большого доверия.

— Я только что отдала тебе все доверие, сколько его вообще может быть у женщины. Разве ты не можешь чуть–чуть поверить мне в ответ?

— А как насчет твоей идеологической зрелости?

— Ты имеешь в виду эту тему «закройте небо»? Конечно, я знаю все факты. Послушай‑ка. — Арни Тенебра приподнялась, уселась на механика Чандрасекара верхом и принялась перечислять пункты идеологии, загибая липкие пальцы. — Вот смотри. Один Парусник Президиума может вместить полтора миллиона колонистов, и когда они прибывают, им нужны дома, фермы, еда, вода и работа. И если десять таких судов прибывает каждый год, это означает пятнадцать миллионов людей, что в пять раз больше, чем население Меридиана — каждый год. И если это будет продолжаться сотню лет, то будет означать триста таких городов, тысячу Парусников, полтора миллиарда человек, и откуда же взять еду, воду, работу, дома, фабрики и фермы для всех этих людей? Вот почему нужна Армия Родной Земли — чтобы хранить землю для собственного народа и не пускать сюда алчных типов, которые собираются отобрать у нас наш чудесный мир и забить его своими гнусными телами. Все правильно?

— Если упрощенно.

— Вот, я знаю принципы. Значит, я с вами?

— Нет…

Арни Тенебра взвизгнула от досады и ударила механика Чандрасекара в грудь. Дедушка Харан стукнул в стену и крикнул, чтобы она сделала радио потише.

— Я хочу к вам!

— Это не мне решать.

— Слушай, я могу такое, ты просто не поверишь.

— Уже поверил, вишенка.

— Я не это имею в виду. Я говорю про оружие, про такие штуки, которые сделают вас неуязвимыми. Вот слушай, раньше, много лет назад, здесь жил один старик. Он открыл это место, и рассказывают, что он встретил зеленого человека и отправился за ним сквозь время, хотя эту часть я толком не знаю. Но его дом прямо вон там, рядом с вашими передатчиками, и в нем полно идей всяких штук, которые ты не можешь даже представить.

— Что я, например, не могу представить?

— Например, инфразвуковые бластеры, индукторы электромагнитногравитационного поля, которые можно использовать и для защиты, и для нападения, и даже для того, чтобы отключать гравитацию в небольшом радиусе, а еще светоотражающие поля, которые делают почти невидимым.

— Боже правый.

— Я знаю, что они там, я видела их. Значит, договорились. Если все это тебе нужно, тебе придется взять меня с собой. Ну что, я с вами или нет?

— Мы уезжаем завтра на рассвете. Если ты хочешь поехать, будь здесь.

— Можешь на собственную задницу поспорить, я здесь буду. А теперь одевайся и иди скажи своему начальнику, что идет Арни Манделла.

Арни Тенебра верила, что платить надо ровно столько, сколько вещь стоит. Вот почему она сочла незнакомое и не очень приятное ощущение между ляжек достойной платой за возможность сидеть за спиной инженера Чандрасекара, когда трайки Истинных Бойцов с ревом рванули в предрассветное сияние. Она прижалась к нему покрепче и почувствовала, как ветер пустыни обжег щеки и попытался сдернуть с ее плеча тубус с документами.

— Нет–нет, — сказала она ветру, — это мое. С этими бумагами я смогу заставить небеса звенеть от моего имени. Она взглянула на знак Армии Родной Земли, пришпиленный к ее песочному комбинезону и почувствовала внутри разгорающееся пламя восторга.

Горизонт лопнул под напором солнца и мир затопили свет и формы. Арни Тенебра обернулась к Дороге Отчаяния — беспорядочной груде янтаря, красной глины и сияющего серебра. Ничто не могло выглядеть более уныло и бессмысленно, и осознание того, что она покидает это место, наполнило Арни Тенебра яростным ликованием. Она поймала птицу спасения, спела ей, приручила ее и свернула ей шею. Вот ее награда: дорога в изгнание на заднем сиденье бунтарского трицикла, в компании романтических революционеров. Это был кульминационный момент унылой, бессмысленной жизни Арни Тенебра.