Дорога Отчаяния

47

Прекрасный день для марша.

Так говорили сталевары, набив животы завтраком из яиц и ананасов, застегивая свои лучшие костюмы и выходя под свежеумытое утреннее солнце.

Так говорили железнодорожники, выравнивая каски на голове и проверяя начищенность медных пуговиц, перед тем как выйти на улицу и присоединиться к растущей толпе.

Так говорили водители грузовиков — сплошь подтяжки и клетчатые рубахи — проверяя, достаточно ли замаслены их толстые джинсы.

Так говорили крановщики, так говорили операторы дробилок, так говорили пудлинговщики и экскаваторщики, доменщики и прессовальщики, сепараторщики, промывщики, бульдозеристы, операторы атомных электростанций; их жены и мужья, их родители и дети; все они, распахивая двери цвета навоза и выходя на улицу, говорили — прекрасный день для марша.

Они шли к Садам Индустриального Феодализма, разбрасывая ногами листовки, всего несколько минут назад сброшенные с заднего сиденья маленького винтового самолета на кровли и мостовые Стальграда. Печать листовок была размытой, бумага дешевой, язык грубым и неизящным.

ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ В ВОСКРЕСЕНЬЕ 15 АВГТЕМБРЯ В ДЕСЯТЬ ЧАСОВ ДЕСЯТЬ МИНУТ. КОЛОННА ФОРМИРУЕТСЯ ОКОЛО САДОВ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ФЕОДАЛИЗМА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ УЛ. ИНФАРКТА И 12–ОЙ И ВЫДВИГАЕТСЯ К КОНТОРЕ КОМПАНИИ ЧТОБЫ ПОТРЕБОВАТЬ ОБЪЯСНЕНИЙ ПО ПОВОДУ СМЕРТЕЙ

(следовал неразборчивый список имен несчастных безмозглых демонстрантов)

И ПРИЗНАНИЯ ПРАВ АКЦИОНЕРОВ. БУДЕТ ГОВОРИТЬ РАЭЛ МАНДЕЛЛА–МЛАДШИЙ.

Раэл Манделла в самом элегантном черном костюме отца ожидал на пересечении улицы Инфаркта и 12–ой.

— Ты должен выглядеть соответствующе, — сказала ему Санта Екатрина этим утром. — Твой отец, когда он завоевывал мир, одевался со вкусом, и ты, делая теперь то же, что и он, должен выглядеть не хуже.

Он взглянул на отцовские карманные часы. Пять его коллег: памфлетист, брат мученика, нелояльный младший менеджер, смутьян, сочувствующий — все повторили его жест. Десять часов. Тик–так. Раэл Манделла–младший перекатился с пятки на носок отцовских черных туфель.

Что, если никто не придет?

Что, если никто не готов противостоять Компании, пренебречь предупреждениями, разносящимися из громкоговорителей черно–золотых автобусов, этих новых автобусов, больше похожих на броневики?

Что, если никто не проявит нелояльности? Что, если каждое сердце и каждая рука в городе принадлежат Компании?

Что, если всем все равно?

— Прекрасный день для марша, — сказал Харпер Тью, а потом они услышали — услышали стук тысяч распахнувшихся дверей цвета навоза, топот тысяч пар ног, шагнувших под утренний свет, голоса, сливающиеся в мягкий рокот, подобный шуму забытого моря. Первые демонстранты появились на площади и Раэл Манделла получил ответы на свои вопросы.

— Они идут! — вскричал он. — Им не все равно!

Колонна формировалась под знаменами составлявших ее профессий. Вот водители собираются под изображением рычащего оранжевого грузовика, вот пудлинговщики и литейщики несут светящийся белый слиток, вот черно–золотой локомотив гордо реет над головами грузчиков и машинистов. Те, у кого не было символов или эмблем, собирались под флагами своих регионов, святыми иконами и различными лозунгами — начиная от шутливых, включая непристойные и заканчивая угрожающими. Раэл Манделла–младший и пять его представителей встали во главе колонны. Они подняли свернутое знамя. Завязки распустили и ветер расправил чисто–белое полотнище, украшенное зеленым кругом. Ропот удивления пробежал по процессии. Этот флаг не относился ни к одной из известных профессий, гильдий, стран или религий, представленных в Стальграде.

Свистки засвистели, клаксоны забибикали и колонна отправилась в неторопливую, приятную прогулку от Садов Индустриального Феодализма через полыхающий и отрыгивающий клубы пара фабричный район к уставленной фонтанами и статуями площади Корпорации. Чтобы заполнить площадь Корпорации, потребовалось двадцать минут — и пока марширующие шли сквозь звенящие стальные каньоны, ведущие к конторе Компании, рабочие смены с пандусов и переходов приветствовали их сочувственными криками. Считая по головам, Раэл Манделла–младший заключил, что здесь собралась треть всей наличной рабочей силы.

— Что‑то не вижу ни одного полицейского, — сказал он Мавде Аронделло. — Начнем? — Банда пятерых дружно закивала. Раэл Манделла–младший призвал мистический гнев и выпустил его через громкоговорители на площадь Корпорации.

— Я хочу поблагодарить вас, поблагодарить вас всех за то, что пришли сюда сегодня. Спасибо вам — от меня, от моих друзей: не могу выразить, как много это значит для меня, и каково это — идти сюда, чувствуя всех вас за спиной. Компания запугивала нас, Компания угрожала нам, Компания даже убила некоторых из нас, но вы, народ Стальграда, вы поднялись против запугивания и угроз. — Он чувствовал, как мистический поток струится сквозь него. Он схватился за древко белого с зеленым флага, реющего над его головой. — Сегодня вы можете по праву гордиться собой, сегодня мы олицетворяем силу и решительность, и когда ваши внуки спросят вас, где вы были пятнадцатого авгтембря, вы скажете: да, я был там, я был на площади Корпорации, когда родился Конкордат! Да, друзья, вот что я принес вам — Конкордат!

Раздались недоуменные восклицания. Раэл–младший повернулся к своим помощникам и спросил, перекрикивая гвалт: — Ну что, я все сделал правильно?

— Ты все сделал правильно, Раэл.

Когда люди немного успокоились, он поднял высоко над головой мятый лист бумаги.

— Это — наш Манифест; наши Шесть Справедливых Требований. Они справедливы и честны. Я зачитаю их вам и Компании, чтобы она услышала голос ее акционеров.

Первое справедливое требование: признание организации, представляющей интересы акционеров — а именно Конкордата — официальным голосом как трудящихся, так и руководства.

Второе справедливое требование: отмена внутренней валюты Компании, принимаемой к оплате только учреждениями Компании и введение легального платежного средства: новых долларов.

Третье справедливое требование: полноценное участие трудящихся в решении всех вопросов, касающихся трудящихся, включая развертывание, смены, переработку, производственные квоты, программы автоматизации и повышения производительности.

Четвертое справедливое требование: постепенная отмена системы индустриального феодализма в частной жизни, включая сферы образования, отдыха, здравоохранения и общественных служб.

Пятое справедливое требование: полная свобода выражения, объединения и вероисповедания для всех членов Компании. Вся собственность Компании должна являться общей собственностью акционеров, а не Компании, владеющей ею якобы от лица акционеров.

Шестое справедливое требование: уничтожение системы продвижения, основанной на доносительстве и слежке.

Зачитав Шесть Справедливых Требований, Раэл Манделла–младший сложил сначала бумагу, затем руки на груди и стал ждать ответа Корпорации Вифлеем Арес.

Прошло пять минут. Прошло еще пять, высоко поднявшееся солнце выжимало пот из площади Корпорации. И еще пять минут прошло. Люди терпеливо ждали. Пять помощников терпеливо ждали. Раэл Манделла–младший терпеливо ждал. Через двадцать минут в стеклянно–стальном фасаде конторы Компании раскрылись двери из стекла и стали, и человек в черно–золотой форме сил безопасности Компании ступил на площадь Корпорации. Поляризованный щиток его шлема не давал демонстрантам разглядеть его лицо, но эта предосторожность была лишней, ибо здесь не было никого, кто мог бы узнать Микала Марголиса.

— Я должен уведомить вас о том, что это собрание незаконно, его организаторы и участники виновны в нарушении раздела 38, параграфа 19, подраздела Ф Уложения о Собраниях и Ассоциациях Корпорации Вифлеем Арес. У вас есть пять минут, чтобы разойтись и вернуться домой к своим делам. Пять минут.

Никто не двинулся. Карманные часы Лимаала Манделлы отсчитали пять минут, а площадь Корпорации сжимало напряжение. Раэл Манделла–младший, потея в лучшем чемпионском костюме отца, с ужасом думал о том, как мало надо таких захватывающих дух пятиминуток, чтобы сложить из них жизнь.

— Одна минута, — сказал черно–золотой сотрудник сил безопасности. Внутренние усиливающие цепи шлема превращали его голос в грохочущий глас всей Корпорации Вифлеем Арес. Протестующие, однако, продолжали излучать неповиновение, смешанное с полным неверием в то, что Компания способна применить силу против собственных акционеров.

— Не делай этого, — прошептал Раэл Манделла–младший черно–золотой элементали.

— Я должен, — отвечал Микал Марголис. — У меня инструкции. — И затем он загрохотал, использую самое полное, сотрясающее небеса усиление. — Хорошо же! Вы пренебрегли предупреждениями Компании. Больше их не будет. Комендант Ри, рассейте незаконное сборище!

Грянули выстрелы.

Раздались вопли. Головы повернулись туда, повернулись сюда, толпа поднялась, как убегающая овсянка. Охранники выступили из укрытий и двинулись на толпу — черно–золотая лента, залпами стреляющая в воздух. Толпа ударилась в панику и упорядоченная демонстрация превратилась в свалку. Плакаты метались над головами, знамена пали и были растоптаны, люди давили в разные стороны. Черно–золотой строй врезался в линии демонстрантов, орудуя шоковыми дубинками, как штыками. Панические вопли и рев заполнили площадь Корпорации. Охранники разогнали перед собой первые ряды, но стоило им двинуться к сердцу толпы, сопротивление начало нарастать. Дубинки вырывали у них из рук, выхватывали и отбрасывали щиты. На периферии битвы кто‑то завладел полицейским игольным пистолетом и открыл беспорядочный огонь по наступающей шеренге. Охранники и демонстранты сталкивались, как набегающие волны. Газовые гранаты чертили оранжевые дымные следы над головами. Закрыв лица платками, демонстранты швыряли их назад. Они остановили их… демонстранты остановили охранников… силы безопасности отступили, перегруппировались, вооружились щитам и снова двинулись вперед под прикрытием огня из игольников и града мягких пластиковых пуль. Еще один отряд выскочил из дверей конторы Компании и устремился вверх по ступеням, в направлении Раэла Манделлы–младшего и его единомышленников. Молодой водитель грузовика (клетчатая рубашка, красные подтяжки, грязные джинсы, жена и двое детей) с ревом бросился на черно–золотых атакующих, размахивая тяжелой шоковой дубинкой. Командир отряда опустил ствол игольника и выстрелом в упор превратил голову берсерка в кровавое месиво. Выстрел и кровь как будто гальванизировали нападающих. Полицейские винтовки были переведены в режим ближнего действия и начали выплевывать пулю за пулей в воцарившийся кромешный ад. Руки, ноги, плечи, лица разлетались кровавыми ошметками. Падающие затаптывались мечущейся толпой. Раэл Манделла–младший нырком ушел от выстрела, направленного ему в голову, и повалил стрелка мощным пинком по яйцам. Он вырвал у него винтовку и бросился, дико крича, на приближающихся охранников. Его сумасшедшая ярость сломила их. Они смешались. Микал Марголис, оказавшийся прямо перед Раэлем Манделлой–младшим и его обезумевшими помощниками, совершил тактический отход.

Раэл Манделла–младший схватил мегафон.

— Убирайтесь отсюда, вы все! Они убьют вас! Убьют вас всех! Есть только одна вещь, доступная пониманию Компания. Забастовка! Забастовка! Забастовка!

Пули застучали по бетонному фасаду конторы Компании и осыпали Раэла–младшего дождем осколков. Его слова, разнесшиеся над шумом битвы и криками толпы, были тут же подхвачены.

— Забастовка! Забастовка! Забастовка! — скандировали протестующие, вклиниваясь в полицейские шеренги и удерживая разрывы при помощи шоковых дубинок и полицейских винтовок. — Забастовка! Забастовка! Забастовка! — Толпа прорвала оцепление и люди бросились бежать по улицам, крича «Забастовка! Забастовка! Забастовка!». Охранники стреляли им вслед из игольников.

Несколько часов спустя охранники все еще обыскивали площадь Корпорации в поисках Раэла Манделлы–младшего. Они пробирались между растоптанными плакатами, рваными знаменами и брошенными шлемами, осматривали окровавленные тела раненых и — да — мертвых, ибо мертвецы тоже были здесь; они заглядывали в лица коленопреклоненных, безутешно сидящих у тел своих сыновей, отцов, мужей, жен, матерей, дочерей, возлюбленных, они пытаясь опознать предателя Раэла Манделлу–младшего, который обрушил все это на головы невинных людей. Они рассчитывали найти его среди раненых и надеялись найти его среди мертвых, но ему удалось уйти, укрывшись черной мантией старухи из Нового Глазго, погибшей во время паники. На груди у него были спрятаны Шесть Справедливых Требований и скомканное бело–зеленое знамя Конкордата.