69

В тот день, когда они выломали двери и вошли в заброшенный дом — мужчина и две женщины — лил дождь; свинцовый, всепроникающий дождь, тяжко падающий с небес на измученную землю. До этого дня дождя не было уже три года. В запечатанном доме стояла ужасный запах: вонь умирания, начавшегося целые годы назад и до сих пор не завершенного. Поэтому Раэл Манделла–младший оказался подготовлен к тому, что они нашли: труп, сидящий в кресле у очага, хотя сморщенная кожа, оголившиеся зубы и выпученные мумифицированные глаза заставили его тихо вскрикнуть. Услышав его возглас, Санта Екатрина немедленно увела Квай Чен Пак домой, ибо если беременная подойдет близко к трупу, ребенок обязательно родится мертвым. Поэтому Раэл Манделла–младший в одиночку вынес невесомое тело из заброшенного дома и в одиночку же выкопал неглубокую могилу в размокшей земле городского кладбища. Вода барабанил его по лицу, шее и рукам, заливал могилу, и поскольку в городе больше не было ни мэра, ни священников, чтобы произнести нужные слова, он склонил голову и проговорил краткую поминальную молитву, а дождь лил. Забросав могилу липкой землей, он вбил в нее деревянную табличку и написал на ней: «Женевьева Тенебра, из первых граждан Дороги Отчаяния», и, не зная дат и мест, добавил «Умерла от разбитого сердца». Затем он зашлепал по красной грязи назад, к любимой и матери, и на сердце у него было тяжело, ибо в этом городе больше не осталось никого, кроме Манделла.

Ткавшая при свете газового светильника в своей комнате, Ева Манделла увидела конец времен, натянутый на раму станка. Она подобрала нити жизни Женевьевы Тенебра и вплела их в основу. Осталось всего несколько нитей.

— Куда они ведут, каково их будущее? — спросила она у шипящей лампы. И лампа, и она сама знали ответ, ибо обе они слишком долго трудились над гобеленом, чтобы не знать его формы, а форма сотканная определяла и форму того, чего пока не существует. Приближался всеобщий конец; все нити вели в красную пыль, а дальше она ничего не видела, ибо то будущее не было будущим Дороги Отчаяния. Она ткала в страхе перед ним, сидя под шипящей газовой лампой, нить убегала из ее пальцев в никуда, а дождь все шел и шел.

Ливень лил так, как не лил ни один ливень до сих пор, даже тогда, когда Длань пением выманил сто пятьдесят тысяч лет дождя с сухого, издевающегося над людьми неба. Раэл Манделла посмотрел на дождь изо всех окон гасиенды по очереди. Из этих окон он видел прерывистые потоки воды, уносящие урожай будущего года, и в шуме тяжелых капель ему слышался смех Панарха: божественные звуки, свидетельствующие, что в будущем не было места для Дороги Отчаяния. Три дня лил ливень, затем серые тучи заклубились, солнце пробилось сквозь их спутанные кишки и налетевший с юга ветер погнал дождь прочь, оставив мир тяжело парить под ярким солнцем трех часов и трех минут пополудни. Этой ночью медитативную тишину пустыни разорвали крики: ужасные, мучительные крики, наполненные страхом и тоской: вопль женщины в схватках.

— Тужься, тужься, тужься, а теперь полегче, цыплячьи косточки, маленькая луна, выпусти его, выпусти, давай… — молила Санта Екатрина и Квай Чен Пак — цыплячьи косточки, маленькая луна — тужилась, пыхтела, а потом издала очередной мучительный крик, который вышвырнул Раэл–младшего из кресла в гостиной, где он сидел со своей мистической бабушкой и бросил его к двери. Ближе к рассвету Санта Екатрина отворила эту дверь и позвала сына внутрь.

— Уже близко, но она очень слаба, бедная девочка. Возьми ее за руку и дай ей столько сил, сколько сможешь.

Когда небо приобрело оттенок багрянца с золотом, глаза Квай Чен Пак распахнулись широко–широко–широко, губы округлились в таком большом охаох, что она могла проглотить весь мир и она стала тужиться, тужиться, тужиться, тужиться.

— Давай давай давай давай давай, — шептала Санта Екатрина, а Раэл–младший закрыл глаза, потому что не в силах был смотреть на то, что творится с его женой, и вцепился в ее руку с такой силой, как будто собрался никогда не отпускать ее. — Давай давай давай давай давай, — а затем раздался захлебывающийся плач и Раэл–младший открыл глаза, чтобы увидеть на руках у жены уродливое, красное, вопящее существо, а простыни пропитались красными и черными низкими женскими жидкостями.

— Сын, — сказала Санта Екатрина. — Сын.

Раэл–младший взял маленькое, красное, вопящее существо из рук жены и вынес его в утро, где по земле от солнца протянулись долгие–долгие тени. Нежно, осторожно нес Раэл–младший своего сына сквозь одичавшие поля и заброшенные улицы, и выйдя на утесы, поднял его к небу и прошептал пустыне имя.

— Харан Манделла.

Ответом ему была молния, сверкнувшая на горизонте. Раэл Манделла–младший заглянул в пустые черные глаза сына и увидел отражение молнии в его зрачках. Хотя глаза эти еще не могли сфокусироваться на лице отца, казалось, что они видят мир, который шире и больше того, что заключен в круг горизонта. Далекий рокот грома потревожил усталые руины Дороги Отчаяния, и Раэл–младший вздрогнул, но не звук был тому причиной, а понимание, что он держит в своих руках того, кого ждали так долго, кто положит конец проклятию многих поколений Манделла — дитя, в котором мистика и рационализм сольются воедино.

Гром сотрясал красные камни стен подвала, в котором нить Евы Манделлы вплеталась в гобелен, а газовый светильник дрожал в предчувствии и шептал: красный песок, красный песок, красный песок. История сомкнула свои волчьи челюсти на Еве Манделле: она ткала события, происходившие лишь несколько минут назад. Рождение сына, гром; ее пальцы направляли нить с проворством, которое пугало ее саму. Казалось, Дороге Отчаяния не терпится от себя избавиться. Ее пальцы выткали текущий момент и перешли к будущему, к последним временам, которые она помнила по гобелену, показанному ей доктором Алимантандо. Красный песок, красный песок был последней оставшейся нитью, последним цветом в гобелене, делавшим его законченным. Она намотала на челнок длинный кусок красного песка и завершила историю Дороги Отчаяния. Когда нить сбежала с катушки и история закончилась, Ева Манделла увидела, как огоньки над газовой горелкой дрогнули, и почувствовала прикосновение иномирного ветра к тыльной стороне ладоней.

Конец. Гобелен закончен. История завершена. Вся Дорога Отчаяния, ее начало и ее конец, записана здесь. Она прикоснулась к четырем нитям, которые выходили за край гобелена, пересекали последние времена и уходили в будущее. Одна нить началась минуту назад, конца ее она не могла рассмотреть в собирающейся тьме, хотя чувствовала, что она идет сквозь скалы и камни в недоступное ее пониманию место.

Она также не знала, где заканчивается ее собственная нить. Она могла проследить ее от самого начала в далеком Новом Мерионедде, потом вдоль серебристой линии к зеленому островку посреди бури; она видела нити–близнецы — мистическую и рациональную — берущие начало в ее матке, он следовала по пройденному ею пути сквозь годы безмятежности и годы трагедии, пока не доходила до песков всеобщего разрушения, в которых нить терялась. Она не оканчивалась здесь, она не была оборвана или обрезана, она просто терялась. Отблески цвета этой нити разбегались по всему гобелену. Недоумевая, Ева Манделла приложила палец к месту соединения, и странный трепет пронизал ее. Она ощутила легкость, юность, невинность. Он почувствовала, что парит, истончается, растворяется; все ее надежды, мечты, страхи, любви и ненависти становятся сияющей пылью, осыпавшей гобелен. Тело Евы Манделлы утратило материальность и стало прозрачным. Затем и тело, и душа соединились с нитями ткани, бывшей историей Дороги Отчаяния. Она писала эту историю и через письмо сама стала ею. Временной гобелен замерцал серебристой любовью Евы Манделлы; затем порыв нездешнего ветра ворвался в комнату и погасил шипящий газовый светильник.

Ветер крепчал, налетая злобными порывами, а за ним, как за предвестником, через Великую Пустыню катились песчаные смерчи. Пыльный шторм обрушился на пустоши тучами летящих игл и яростными молниями. Притягиваемые Кристаллическими Ферротропами, молнии гвоздили их, превращая в уносимый ветром черный порошок. Приближалась Великая Песчаная Буря, она крепла, ширилась, ярилась все больше с каждым пройденным по дюнам метром. Раэл Манделла–младший прижал сына к груди и бросился бежать. Песчаные иглы хлестнули его, когда он уже вбегал в дверь.

— Быстро, быстро, идет Большая Пыль, — закричал он. Вдвоем с матерью, замотав лица тряпками и натянув митенки, они выбрались под обжигающие струи песка, чтобы запереть животных и закрыть ставни. Большая Пыль набросилась на Дорогу Отчаяния, как целая тьма завывающих и вопящих демонов. В одно мгновение воздух стал плотным, шершавым и смертельно опасным. Краска и настенные росписи были содраны, слизаны, стерты до голого дерева и металла под визг мчащегося песка. Деревья лишились коры, затем их стволы сточило до спичечной толщины, а металлические фермы ветряных насосов отполировало до серебристого блеска. Черные ромбы солнечных коллекторов были изъязвлены и потрескались; еще до полудня их черные стеклянные фасетки превратились в округлые окатыши.

Пыльная буря не утихла и к ночи. Квай Чен Пак, лежащая на ложе роженицы с младенцем Хараном, слепо тыкающимся в поисках соска, вслушивалась в визг ветра над крышей и вскрикивала в страхе, ибо внезапно решила, что все демоны из богатого на демонов прошлого Дороги Отчаяния явились по ее душу. Санта Екатрина и Раэл–младший не слышали этих панических криков. Они осматривали при свете свечей продуваемые ветром комнаты и подвалы в поисках Евы, которая исчезла в тот самый момент, когда буря обрушилась на дом Манделла. Раэл–младший все ждал, что они найдут ее обглоданные песком кости, а Санта Екатрина заметила свечение на гобелене и странный ужас охватил ее. Как будто бы ветер ворвался в дом и снял мясо с костей у нее самой. Она никогда никому об этом не рассказала, поскольку и сама не была уверена, что Ева Манделла перешла в гобелен и вернулась таким образом к началу истории Дороги Отчаяния.

Пять дней пылевая буря трепала Дорогу Отчаяния. Ветер метался между заброшенных гостиниц и закусочных, проносился над разбитым куполом Базилики Полного Умерщвления, дурачился в гудящих стальных печах Стальграда и играл на сплетениях труб, как на фисгармонии. Он заваливал пылью скелеты, рушил стены, накрывал дюнами поля, скармливал дома ненасытному песку. Он вскрыл обрубленную культю скального жилища доктора Алимантандо и расшвырял книги, инструменты, ветошь, кухонную утварь, банные принадлежность, эсхатометры и танатоскопы по всей земле. Ветер дул, дул и дул — и кирпич за кирпичом, камешек за камешком, зернышко за зернышком, пылинка за пылинкой — уносил с собой Дорогу Отчаяния. Он попытался унести и владения Манделла; он когтил его с гневным криком, он выдирал черепицы из кровли, швыряя их в воздух, он яростно визжал, нагоняя страх на обитателей, которые денно и нощно с ужасом ждали шквала, который сможет сорвать крыши, обрушить стены и оставить их обнаженными под лезвиями бури.

Это длилось пять дней; на шестое утро Раэл Манделла–младший расслышал за воем ветра посторонний звук. Это был свисток локомотива. Он не был громким и не слишком выделялся на фоне ветра, но услышав его один раз, уже ни с чем его не спутаешь.

— Поезд, поезд! — закричал он, толкая мать, жену, сына и мечась между картонными коробками. — Мы сможем бежать отсюда! — Сила ветра упала до уровня, позволившего им, обмотавшись тряпками и накрывшись толстыми бурнусами, выбраться из дома. Раэл–младший выпустил животных. Ламы, козы, свиньи и куры бросились в тучи пыли и исчезли. Потом он гадал, что с ними произошло. Затем семья Манделла вслепую, пробираясь сквозь цепкий песок, побрела по стертым улицам развоплощенного города к железной дороге. Здесь они сбились в кучу, слушая пение песка на отполированных рельсах.

Дороги Отчаяния больше не было. Ветер унес ее прочь. Исчезли дома, исчезли улицы, исчезли поля, исчезли гостиницы и постоялые дворы, исчезли Бог и Мамона; все стало так, как было в самом начале: голые скалы и сталь. Беглецы ждали, ждали, ждали. Дважды Раэлу–младшему казалось, что он слышит свисток локомотива, дважды он вскакивал на ноги и дважды его ждало разочарование. Ветер слабел, рыжая пелена приобретала некоторую проницаемость для взгляда. Младенец Харан Манделла ворковал и гулил. Квай Чен Пак прижимала его к себе, пытаясь кормить грудью под защитой непроницаемых для ветра одеяний.

— Слушайте! — закричал Раэл–младший, наполовину обезумевший после пяти дней дьявольского воя. — Вот! Вы слышали это? Я слышал. Слушайте! — Санта Екатрина и Квай Чен Пак вслушались, как было велено, и на сей раз — да — на сей раз они услышали свисток локомотива, приближающийся вдоль железнодорожной линии. Затем сквозь несущуюся пыль засиял свет, снова раздался свисток, и последний поезд в истории притормозил у Дороги Отчаяния и взял беглецов на борт.

Когда поезд устремился прочь, Раэл Манделла–младший взял сына на руки и поцеловал его. Великая Пустыня уносилась мимо них к северу, солнце пробилось сквозь тучи пыли и засияло сквозь сумрак отчаяния.

Дорога Отчаяния исчезла. В ней больше не было нужды. Она сыграла свою роль и могла спокойно вернуться в песок; ее время вышло, ее имя забыто.

Но нет, имя ее нельзя было забыть, ибо за двадцать три года ее существования здесь произошло слишком много удивительного; его последний ребенок достиг зрелости в округе Парк Пелнэм, в городе Меридиан: сердечный, уважаемый и любимый всеми. В один летний день отец этого человека позвал сына в гудящий от пчел сад и сказал ему:

— Сынок, через три недели тебе будет десять лет и ты станешь мужчиной: что ты собираешься делать в жизни?

И его сын ответил:

— Отец, я собираюсь написать книгу обо всем, о чем ты мне рассказывал, обо всех чудесных и удивительных событиях, о радостях и печалях, о победах и поражениях.

— И как же ты собираешься написать эту книгу? Мне больше нечего тебе рассказать.

— Я знаю, — сказал сын, — ибо я видел, что все это записано здесь. — Он показал отцу странный светящийся гобелен с невероятно сложным рисунком, волшебным и изумительным.

— Откуда он у тебя? — спросил сына отец. И сын рассмеялся и сказал:

— Отец, а ты веришь в зеленых человечков?

Итак, он написал эту книгу, и назвал ее «Дорога Отчаяния»: историю маленького городка в сердце Великой Пустыни Северо–Западного Чертвертьшария планеты под названием Марс, и здесь она заканчивается.

Загрузка...