Дорога Отчаяния

5

Бабушке не нравились поезда. Их размеры пугали ее. Их вес сокрушал ее. Их скорость тревожила ее, а грохот колес напоминал о приближении страшного суда. Она боялась их труб, плюмажей пара над ними, а также их токомаков, которые в любой момент могли взорваться и превратить ее в порхающие в верхних слоях атмосферы атомы. Она ненавидела поезда. Особенно те из них, которые пересекают ужасные красные пустыни. Что касается поездов, то они проявляли к Бабушке полное равнодушие. Даже вот этот, пересекающий ужасную красную пустыню.

¹.

— Миша, Миша, сколько еще должно пройти времени, прежде чем мы сойдем с этой отвратительной машины?

Микал Марголис, минералог, индустриальный химик, почтительный сын и юный первопроходец, сумел оторвать взгляд от гипнотической красной пустыни, чистой, строгой и прекрасной своим геологическим потенциалом, и сказал своей старенькой маме:

— Мы доедем, когда мы доедем. Но зато потом мы окажемся в Райской Долине, где дождь идет только в два пополуночи, где, посадив в землю семечко, надо отступить назад, чтобы выстреливающий росток не сломал тебе челюсть, где ручные птицы поют, сидя у тебя на пальце и где вы и я, матушка, будем жить–поживать и наживать богатство, здоровье и счастье.

Бабушку тронула рассказанная сыном простая и чудесная сказка. Особенно ей понравились певчие птицы, садящиеся на пальцы. Единственными птицами в Новом Космобаде были хриплые черные вороны.

— Сколько еще ехать, Миша?

— До следующей остановки, матушка. В пустыне нет городов, так что до места мы доедем без остановок. На следующей станции мы пересядем на горную железную дорогу, которая приведет нас в Райскую Долину.

— Ох, пересадка, я их не люблю. Я не люблю поезда, Миша, я совсем их не люблю.

— Не беспокойтесь, матушка. Я с вами. Не желаете ли немного мятного чая, чтобы успокоить нервы?

— Это было бы в самом деле прекрасно, Миша, спасибо тебе за внимательность.

Микал Марголис позвонил проводнику, и тот принес мятный чай в маленьком чайнике, украшенном черно–золотой символикой Железных Дорог Вифлеем Арес. Бабушка принялась прихлебывать чай, улыбаясь сыну между глотками. Микал Марголис улыбался в ответ и гадал, что ему сказать матушке по прибытии в Райскую Долину, которая была райской только для индустриального химика. Дождь в ней шел ровно в два часа утра из‑за того, что именно в это время аффинажные заводы выбрасывали в атмосферу остаточные газы. Содержание этилена в почве заставляло растения прорастать за ночь, затем сохнуть, затем погибать. Певчие птицы в ней давно передохли из‑за токсичных выбросов, а те, которые садились на пальцы, были хитроумными механическими копиями, выпущенными в рамках рекламной кампании.

Что ж, он побеспокоится об этом ближе к делу. За поляризованными окнами открывалось восхитительное зрелище красной пустыни, ландшафта настоящих мужчин, песчаной страны чудес, наполненной рудами и минералами. Он воображал себя, пересекающего ее верхом на лошади, завернувшись в серапе и головной платок, с подпрыгивающей за спиной кожаной сумкой для образцов. Эти мечты и мягкое покачивание вагона вскорости погрузили его в глубокий сон.

Проснулся он в пандемониуме. Не в Райской Долине, которую знающие люди частенько так называли в разговорах между собой, но в пандемониуме другого, куда более ужасного рода. Клапана шипели, люди орали, металл громыхал о металл и кто‑то тряс его за плечо, повторяя:

— Сударь, ваша мать, сударь, просыпайтесь, сударь, ваша мать, сударь, сударь, сударь.

Его взгляд сфокусировался на бледном лице проводника.

— Сударь, ваша мать, сударь.

Бабушки не было в купе. Багаж тоже исчез. Микал Марголис метнулся к окну, чтобы увидеть свою матушку, которая весело спускалась на платформу в сопровождении щуплого юноши с бородой, ухмыляющегося под грудой свертков и коробок.

— Матушка! — взревел он. — Матушка!

Бабушка — крохотная веселая фарфоровая кукла — посмотрела вверх и замахала рукой. Голос у нее тоже было кукольный.

— Миша! Пошли! Не трать время. Нам надо найти другую станцию.

— Матушка! — взвыл Микал Марголис. — Это не та остановка! — Однако его слова заглушил свист пара и гром набирающих мощь реакторных движков. Скрипя, как древний старик, поезд тронулся с места. — Сударь, сударь! — в панике вскричал проводник. Микал Марголис пихнул его на пустое сиденье и метнулся к двери. Он едва успел спрыгнуть до того, как вагон миновал конец самодельной платформы.

Бабушка кружилась по ней маленьким возмущенным смерчем.

— Миша, как ты напугал свою старую бедную маму! Заснул в поезде, подумать только! Идем, мы можем пропустить поезд в горы.

Нахальному носильщику пришлось поставить сумки на землю, так он хохотал.

— Матушка, где здесь могут быть горы?

— За домами.

— Матушка, дома ничего не заслоняют, они слишком низкие. Матушка, это не наша станция.

— Ох, не наша? Где же мы оказались из‑за твоей бедной старой мамы?

Микал Марголис указал на слова, аккуратно выложенные у путей из белых камешков.

— Дорога Отчаяния, матушка.

— Разве это не следующая остановка?

— Нам надо было сойти в Пандемониуме. Поезд не должен был останавливаться здесь. Здесь вообще не должно быть никакого города.

— Тогда вини во всем железнодорожную компанию, вини город, но не свою бедную старую маму! — выпалила Бабушка. Потом, в течение примерно двадцати минут, она бранила, разносила, бичевала и проклинала железнодорожную компанию, всю целиком — их поезда, их рельсы, их семафоры, их подвижной состав, их машинистов, инженеров, охранников и вообще всех, хотя бы отдаленно связанных с Железными Дорогами Вифлеем Арес вплоть до ничтожнейшего уборщика туалетов в вагоне третьего класса.

В конце концов доктор Алимантандо, номинальный глава Дороги Отчаяния, население 7, высота над уровнем моря 1250 метров, «в одном шаге от Рая», прибыл лично, чтобы успокоить разыгравшиеся страсти и вернуться к своим хронокинетическим штудиям. Только лишь днем раньше он поручил Раджандре Дасу, мастеру на все руки, ученику волшебника, разнорабочему и станционному носильщику, выложить это название гордыми белыми буквами, чтобы поезда, идущие мимо, знали о том, что жители Дороги Отчаяния гордятся своим городом — и тут же поезд, везущий Бабушку и Микала Марголиса, как будто очарованный черной симпатической магией, выкатился из‑за горизонта и остановился посмотреть. Власть Раджандры Даса над машинами была велика, но не настолько. Так или иначе, он наколдовал Бабушку и ее сына, и теперь доктор Алимантандо должен был решить, что делать с ними. Он предложил им убежище в одной из теплых сухих пещер, пронизывающих утесы, и свое гостеприимство вплоть до того момента, как они решат покинуть город или построят себе постоянное жилище. Все еще переполненная возмущением, Бабушка отвергла это приглашение. Она не будет спать в грязной пещере среди помета летучих мышей и ящериц; нет, никогда, и ни за что она не станет делить ее с сыном, вероломным и никудышным человеком, неспособным позаботиться о пожилой даме, его собственной бедной старой матушке. Доктор Алимантандо выслушал ее речи со всем сочувствием, какое мог в себе изыскать, а затем убедил семью Манделла, которые построили дом с запасом, приютить несчастную. Микал Марголис выбрал пещеру. В ней, конечно, хватало мышиного помета и ящериц, но матушки в ней не водились — безусловное преимущество.

В доме Манделла Бабушка обнаружила сверстника в лице Дедушки Харана, который развлекал ее стручковым гороховым вином и медоточивой лестью и даже попросил сына пристроить к и без того хаотичному сооружению дополнительную комнату, предназначенную специально для нее. Кажду ночь они угощались вином, вспоминали дни юности — собственной и мира— и играли в любимую бабушкину игру — эрудит. Как‑то ранней осенью, в одну из таких ночей, когда Дедушка Харан проложил слово «боксит» через розовую и синюю клетки, Бабушка впервые заметила его густые седые волосы и статную фигуру — слегка обколотую временем, как статую глиняного воина, но все еще крепкую. Она остановила взор на его жесткой бороде и очаровательных маленьких глазках–пуговках, испустила легкий вздох и полюбила его всем сердцем.

— Харан Манделла, как говорят у нас в старом Новом Космобаде, вы очень даже джентльмен, — сказала она.

— Анастасия Тюрищева–Марголис, как говорят у нас в Дороге Отчаяния, вы очень даже леди, — сказал Дедушка Харан.

Свадьбу назначили на следующую весну.

Микал Марголис в своей пещере грезил о минеральных источников Райской Долины. Лежа среди камней Дороги Отчаяния, он не поймает удачу за хвост, но зато отыщет кристаллы сульфата дилеммы. Со временем они будут очищены и перейдут в чистую форму: чтобы добиться успеха, ему нужно покинуть Дорогу Отчаяния и свою мать; последнее означало, что ему придется существовать самому по себе, а на это у него недоставало отваги. Такова была суть дилеммы Микала Марголиса в чистом виде. Разложение ее на полезные компоненты и поиск душевных ресурсов для борьбы с матриархатом проведут его через адюльтер, убийство и изгнание к разрушению Дороги Отчаяния. Но еще не сейчас.