Дорогой мужества

^{П. Шелест} ТАЙНА НОЧНОГО ВЗРЫВА

За дверью землянки шумела метелью январская ночь. В печурке потрескивали дрова. На ящике из-под снарядов сидел капитан Масловский, начальник штаба отдельного лыжного батальона 23-й гвардейской стрелковой дивизии, сражавшейся на дальних подступах к Ленинграду. Накинув на плечи шинель, он писал, доверяя бумаге последние, но давно выношенные, сокровенные мысли.　

Капитан отодвинул на краешек стола планшет, прислушался к голосам метели, бушевавшей за дверью, и снова склонился над столом.　

Снять ордена, бережно уложить их в планшет — дело одной минуты. Что еще?.. Поднялся, сделал несколько шагов по землянке. За дверью настойчиво позвал гудок автомашины. Капитан вернулся к столу, перо быстрее забегало по бумаге:　

Масловский спрятал исписанные листки в карман гимнастерки, оделся и торопливо вышел из землянки.　

Небо было низким и мутным. Ветер усилился, сметая с деревьев пласты снега, взвихривая сугробы, пронизывал насквозь. Масловский глубоко вдохнул морозный воздух и шагнул к машине.　

…Молча слушали комсомольцы совхоза письмо, отрывки из которого случайно прочитала Кира Шабанова в одном из послевоенных журналов. В комнате комитета комсомола стояла сдержанная тишина.　

— В письме говорится про нашу деревню Хлебоедово, — откашлявшись, первой заговорила каким-то изменившимся голосом Кира. — Там, и верно, есть братская могила. А мы и не знали, кто в ней похоронен…　

В следующее же воскресенье комсомольцы пришли на то место, где некогда стояла небольшая деревенька. Теперь здесь простирались поля. Среди разросшегося ельника высился холм братской могилы. Старательные руки юношей и девушек привели ее в порядок, украсили цветами.　

Поздним вечером дома, управившись с делами и уложив спать детей, Шабанова написала письма по разным адресам — в Министерство обороны, архивы, музеи. Так начались поиски материалов о подвиге капитана Масловского. Многое хотелось узнать: выполняя какое задание, погиб мужественный воин? Кто с ним был рядом? Жив ли сын героя?　

Вскоре удалось разыскать адрес матери Гавриила Павловича Пелагеи Федоровны. В далеком сибирском городке Нижнеудинске на одной из тихих улиц в деревянном домике прожила она почти всю свою жизнь. Все оживленнее становилась переписка между Пелагеей Федоровной и комсомольским секретарем. И однажды перо Киры как-то само собой вывело: «Дорогая мама!»　

Да, немало выпало тяжелых испытаний на долю простой русской женщины с берегов Уды. Четверых сыновей вырастила Пелагея Федоровна, вдова хлебороба из алтайской деревни Малая Шелковка. Вырастила и благословила на подвиг, отправляя на Великую войну. Никто из Масловских не вернулся домой…　

Гавриил, или Гена, как ласково звали его в семье, рос, как все братья, — честным, трудолюбивым. На фронт попал еще в 1939 году во время советско-финской войны. С честью вышел из огненного испытания и стал профессиональным военным.　

Подошел год 1941-й. Гавриил Павлович воевал под Ленинградом, а жена его, Полина, военфельдшер, на другом фронте. Пана погибла раньше мужа. Сын Юра воспитывался у тетки, сестры Гавриила Павловича, Полины Павловны, ставшей ему второй матерью, и у бабушки.

Комсомольцы разыскали наградной лист, рассказавший им, как воевал Гавриил Павлович: «26 июля июля 1943 года тов. Масловский, руководя частной операцией по уничтожению гарнизона противника в районе деревни Фатькино, поставленную задачу выполнил с успехом. Гарнизон противника, состоявший из 60–70 гитлеровцев, был полностью уничтожен. Подорвано два дзота и пять жилых землянок… взято в плен четыре солдата, захвачены трофеи… За хорошую подготовку личного состава и умелое руководство боем тов. Масловский представлен к правительственной награде…»　

Поиски продолжались. Из боевого донесения штаба 23-й гвардейской дивизии Кира и ее товарищи узнали, что погиб Масловский в районе рощи Круглой, в километре юго-восточнее деревни Прямики. Кто-то из ребят вспомнил, что старожилы рассказывали о большом взрыве, который произошел в этих местах в январе сорок четвертого. Тогда взлетели на воздух гитлеровские склады с бомбами и снарядами. Не был ли этот взрыв делом рук Масловского? Идя на такое задание, заведомо знаешь: живым не вернешься. Дата взрыва и дата гибели капитана совпадали.　

Сначала это было лишь предположением. Нужны новые сведения! Как-то прибежал к Кире Шабановой пастух Толя Аксенов, рассказал… Гнал скот из Вещанки в Озерки, видит: в траве ящик из-под мин, а в нем наполовину истлевший обрывок листовки. Разобрал только несколько слов: «…Масловский… подвиг…» И все.　

^{Гавриил Павлович Масловский}

Снова десятки запросов. И вот наконец удача: отыскались те, кто отправлялся с Масловским на выполнение последнего боевого задания. Это были Леонид Васильевич Чернецкий, ныне заведующий клубом в Архангельской области, и Николай Анатольевич Сапожников, сержант запаса, механик речного порта в Хабаровске.　

Николай Анатольевич Сапожников никогда не забудет той январской ночи сорок четвертого года. Разведка донесла: «В роще Круглая фашисты построили огромный склад, где штабелями сложены бомбы и снаряды. Склад тщательно замаскирован и очень строго охраняется: все подступы к нему заминированы».　

Было ясно: уничтожить этот склад — значит, сберечь тысячи жизней ленинградцев. Кому поручить столь ответственную, рискованную операцию?　

Выбор пал на капитана Масловского.　

Гавриил Павлович сформировал отряд из добровольцев, главным образом из коммунистов. Тщательно разработали операцию, предусмотрев все мелочи. Несколько недель тренировались, ходили на лыжах, изучали дороги.　

В ложбинку, до самого верха засыпанную снегом, взрывчатку от штаба доставили на машине. Здесь ее перегрузили в сани.　

Капитан Масловский отдал последние распоряжения. Группы, в каждой из которых было по пять бойцов, отправились по указанным маршрутам. В группе Гавриила Павловича, которой предстояло выполнить главную задачу, кроме него, было еще двое — лейтенант Вялков и сержант Сапожников.　

Медленно движутся сани, зато легко скользят лыжи по свежему насту. Метель сыплет в лицо сухой, колючий снег. Наконец вдали за гребнистым морем сугробов показался склад.　

К складу ползли в глубоком снегу по-пластунски, волоча за собой взрывчатку. Впереди двигался Масловский, за ним — Вялков, замыкающим — Сапожников. Было слышно, как остальные группы вели бой с врагом, отвлекая его внимание.　

Саперы уже потрудились: разрезали колючую проволоку в условленном месте, сделали проход в минном поле.　

Обогнув разлапистую ель, капитан и его помощники приблизились к складу. Слева и справа все слышнее гремят выстрелы. «Молодцы!» — с удовлетворением думает Масловский об отважно действующих товарищах.　

Взрывчатка заложена.　

— В укрытие! — приказывает капитан.　

Сапожников и Вялков поползли назад. На мгновение обернулись и увидели, как вспыхнула в руках Масловского спичка и загорелся запальный шнур.　

Гулко взорвалась тишина январской ночи. Черный султан дыма, прорезанный языками пламени, повис над лесной поляной…　

Когда все стихло, Сапожников и Вялков осмотрелись.　

— Где капитан?　

Не сговариваясь, лейтенант и сержант повернули обратно, поползли к месту взрыва. Нашли они Масловского среди обломков взорванного склада. Гавриил Павлович был еще жив, но потерял сознание. Он лежал навзничь, засыпанный металлическими осколками, с изжелта-бледным лицом и запекшимися в крови губами.　

«Наш любимый командир был смертельно ранен в живот осколком снаряда, — рассказывает Сапожников. — Мы несли его на руках. По дороге он скончался. Под бешеным огнем фашистов мы переправились через линию фронта. Похоронили капитана в маленькой деревушке Хлебоедово, находящейся рядом с селом Поддорье!..»　

Отправляясь на задание, капитан Масловский просил в своем прощальном письме командование:　

«Определите сына воспитанником Суворовского военного училища, желательно в Ленинградскую область, — это для того, чтобы он мог посетить Поддорский район, Сокольский сельсовет, потому что в местечке деревни Хлебоедово закончит жизненный путь его отец. Когда начнется мирная жизнь, возродятся колхозы, сын будет первым шефом колхоза деревни Хлебоедово…»　

Последняя воля капитана Масловского была исполнена: сына его приняли в Суворовское училище. Юра стал офицером. Сейчас на его кителе сверкают погоны капитана — звание, которое с таким достоинством носил отец.　

Два капитана, отец и сын… Представители двух поколений советских людей.　

Вот заявление, написанное в перерыве между двумя боями, в августе 1943 года:　

Так писал отец, и он оправдал каждое слово жизнью своей и смертью. Преданность идеям партии звучит и в каждой строчке другого заявления, написанного сыном:　

Крепко подружились сын героя и молодые труженики совхоза, которому теперь присвоено имя капитана Гавриила Масловского. 　

Рассказав о том, каких успехов достиг совхоз, комсомольцы так закончили одно из своих первых писем:　

Молодой офицер почел за честь принять это приглашение. Все жители совхоза — от мала до велика — собрались на встречу с ним. Теперь он приезжает сюда как свой, близкий человек, как почетный рабочий совхоза, как его «первый шеф», стать которым завещал ему отец.　

Наш «газик» несется, подпрыгивая на колдобинах, по первому молодому снегу. Кира Борисовна Шабанова сидит рядом с водителем, на коленях у нее маленький сынишка, впервые открывающий для себя мир.　

Крутой поворот — и вот мы у высокого холма братского кладбища. Две белоствольные березки сторожат вход. Слева высится скульптурная фигура коленопреклоненного солдата, склонившего боевое знамя. Справа застыла в скорбном молчании женщина с лавровым венком в руках. Посредине скромный обелиск с именами капитана Масловского и его однополчан. У подножья мраморная доска с текстом письма-завещания, выбитым золотыми буквами.　

Долго стоим в безмолвии, прислушиваясь к тому, как звенит на ветру голыми ветками березка. Молчание нарушает сынишка Шабановой:　

— Мама, а кто такой капитан Масловский?　

— Это, Сереженька, человек, который жил для нас с тобой и погиб ради нашего счастья.