Довлатов — добрый мой приятель

Глава восьмая Отец и дети

Я познакомилась с Довлатовым, когда из существующих сегодня четверых его детей в этом мире находилась только полуторагодовалая Ленина дочь Катя Довлатова. В то время Сережину семейную жизнь вовсе нельзя было назвать беспросветной. Довлатов был очень привязан к Лене, боготворил и побаивался Нору Сергеевну и совершенно обожал Катю. Например, сидя на низком стуле и расставив как кузнечик длинные ноги, Сережа ставил Катюню между колен, крепко прижимал ее к себе и, не в силах справиться с затоплявшей его нежностью, бормотал: «Господи, какая мерзость!». Может быть, высказываясь, как Собакевич, обо всех друзьях и знакомых, он особым, свойственным только ему способом, выражал свою любовь.

Именно Сережа, а не Лена и не Бабо (домашнее имя Норы Сергеевны) осуществлял все внешние контакты, необходимые для Катиного здоровья и благополучия — походы к врачу, устройство в детский сад, путевки в лагерь. Благодаря Сережиным усилиям Катя побывала даже в Артеке.

Часто гуляя с Катей, он сочинял на ходу для нее стихи. Сонетами Шекспира не назовешь, но все же… Что-нибудь вроде: «Катя очень любит кашу и, конечно, простоквашу». Или: «Наша Катя забияка, то и дело лезет в драку». Бывали и варианты: «Это, видно, неспроста, что у кошки нет хвоста. Видно, кошка забияка, постоянно лезет в драку».

Иногда мы гуляли вместе с нашими Катями. На Довлатова с его Катей прохожие оборачивались: рядом с ним, огромным, как снежный человек, семенила такая кроха, что казалось, она ему ростом до щиколотки, хотя в возрасте трех лет она уже достигала его колен. Уже взрослая Катя заметила: «Когда папа нес меня на руках, создавалось впечатление, что он несет винную бутылку».

Кстати, о бутылке. Как-то Нора Сергеевна с Леной затеяли генеральную уборку и попросили Сережу и пришедшего к нему приятеля Валеру Грубина на это время погулять с Катей. Катя была совсем младенцем, ее уложили в коляску, в атласном пакете, всю в кружевах, чистенькую, благоуханную. С прогулки отец с приятелем вернулись немного смущенные, норовя побыстрей проскочить с коляской в комнату мимо бабушки и мамы. Чем вызвали подозрение. Заглянув в коляску, Лена обнаружила рядом с Катей любовно укутанную в кружева бутылку водки.

В детстве Катя была похожа одновременно и на отца, и на мать: смуглая, с агатовыми, таинственно мерцающими, как у Лены, глазами. Я помню, как Довлатов с Леной впервые повели Катю в зоопарк. Они старались обратить ее внимание на льва, слона, медведя, носорога. Катя Довлатова не проявляла никаких эмоций и равнодушно взирала на диковинных животных. Но внезапно лицо ее озарилось, и она закричала счастливым басом: «Воробей! Я вижу воробея!». Когда они пришли домой, Нора Сергеевна спросила, кто в зоопарке ей понравился больше всех. Катя засмущалась и тихо сказала: «Мама».

Однажды Лена пошла в театр на «Преступление и наказание», а Сережа остался с Катей. Вернувшись домой, Лена спросила, как они провели вечер.

— Папа рассказывал страшную сказку, — сказала Катя, — про то, как один студент обидел старушку топором в лоб, а его за это поставили в тюрьму.

Терзаемая завистью к достижениям чужих детей, не могу не рассказать байку и про свою дочь Катю, которая тоже прославилась в кругу семьи остроумными высказываниями. Как-то мы с ней ехали в гости ко второй бабушке, Витиной маме. В автобусе ко мне начал клеиться какой-то мужик, заигрывая с дочкой:

— Девочка, какой у тебя красивый бант, тебе его мама завязала?

— Угу.

— А почему твоя мама такая серьезная?

— Так.

— А куда же вы с мамой едете?

— К бабушке.

— А почему у твоей мамы такая большая сумка?

— Мы думаем, что бабушка нам что-нибудь даст.

Автобус грохнул от смеха, я схватила Катьку в охапку, и мы выскочили на ближайшей остановке…

Однажды Катя Штерн принесла из детского сада свежую новость: оказывается, человек произошел от обезьяны. Нам было лень в тот момент обсуждать божественное происхождение человека, и я рассеянно ответила:

— Очень может быть.

— Ты, что ли, обезьяна? — попыталась уточнить Катя.

Витя радостно закивал, но вовремя спохватился:

— Наша мама? Конечно, нет.

— Бабушка, что ли?

— Да бог с тобой! — В этот момент моя мама накрывала на стол и нарываться не хотелось.

— Прабабушка? — не унималась дочь.

Прабабушка еще была жива, но в жила в Нью-Йорке. Ни Витя, ни я не были с ней знакомы.

— Пожалуй, — неопределенно согласился Витя.

— Давно это было?

— Очень давно.

— Когда у нас еще была старая ванна?

Вершиной анатомических открытий нашей малолетней дочери было заявление, что дети рождаются из шеи. В пять лет она уже умела читать, и на глаза ей попался журнал «Здоровье».

— С чего ты взяла, что из шеи?

— Вот тут картинка и написано: «из шейки матки».

Наша няня Нуля, вырастившая и меня, и Катю, в разговорах со мной называла маткой мою маму, а в беседах с Катей — меня. В смысле «твоя матка обещалась на рынке яблоки купить…».

Взрослую Катю Довлатову я видела несколько раз: на похоронах Сергея, в 1998 году в Петербурге на конференции, посвященной памяти Довлатова, и у них в гостях в Нью-Йорке. В ранней юности, по словам Сергея, она была равнодушна к литературе, и его, конечно, это огорчало. Но гены, как сказала бы наша мудрая няня Нуля, в конце концов «себя оказывают». Катя окончила университет в Лондоне по специальности «Русская литература ХХ века». И пишет сама. К сожалению, предпочитает по-английски. Таковы издержки нашей эмиграции. Впрочем, все произведения отца она прочла по-русски.

С Колей Довлатовым (Сергей называл его мистер Николас Доули) я познакомилась, когда он был еще малышом. Приветливый, веселый, доверчивый, Сережа называл его «маленький заводик по производству положительных эмоций». И снова увидела его после почти двадцатилетнего перерыва. Высокий, красивый, худощавый, с завязанными в конский хвост волосами, он произвел впечатление замкнутого, интровертного человека, не похожего по темпераменту на юного Довлатова. Но, возможно, это поверхностное впечатление, поговорить мне с ним не удалось. По-русски Коля говорит довольно свободно, но произведения отца читал по-английски. И сам никакой тяги к литературе не обнаружил.

С другими дочерями Сергея — Машей и Сашей — я встретилась всего по разу. При разных обстоятельствах, на разных континентах. С Сашей, дочерью Тамары Зибуновой, я познакомилась в Москве, в ЦДЛ. Ее сходство с отцом поразительно. Саша — журналистка, окончила университет в Москве, замужем. Произведения отца знает почти наизусть. 17 сентября 2001 года у нее родился сын Миша, то есть первый довлатовский внук. Жаль, что Сергей не дожил до этого дня. Катя и Саша знакомы, и Катя даже была у Саши на свадьбе.

Машу Пекуровскую я видела на похоронах Сергея. Ася пишет, что она утаивала от дочери существование отца вплоть до дня его смерти. Разумеется, это Асин выбор. Когда Маша родилась, Сергей вел себя, по выражению одной моей знакомой, «абсолютно кое-как». Он даже не пришел забрать Асю с Машей из родильного дома. За ними приехал наш общий приятель Лева Поляков. Но Ася очень трезво оценивала ситуацию и не рассчитывала на Сережину помощь. Я помню, что за несколько месяцев до Машиного рождения Ася говорила, что Довлатова не любит, никаких видов на него не имеет и поддержки от него не ждет.

И все-таки мне жаль, что, живя в одной стране более десяти лет, Маша с Довлатовым так и не встретились. Хотя отцом для нее он был никаким, но думаю, что знакомство с ним безусловно расширило бы ее кругозор и обогатило ее жизнь. И очень жаль, что Сергей никогда не узнает, кем стала незнакомая ему дочь. Маша Пекуровская сделала блестящую карьеру в Голливуде. Она занималась рекламой таких известных фильмов, как «Знакомство с родителями», «Чокнутый профессор», «Люди в черном», «Свадьба лучшего друга», «Шрек», «Чикаго», «Красный дракон», «Непереносимая жестокость», и многих других. В 2002 году Машу пригласили на пост старшего вице-президента студии «Юниверсал». Она награждена несколькими голливудскими наградами за выдающиеся проекты рекламных кампаний. Живет Маша в Лос-Анджелесе с другом Робертом, внешне очень напоминающим молодого Довлатова. А вот рассказы его она не читает: ни по-русски, ни по-английски.

В этом сонме детей я хочу упомянуть и своих внуков Дэниела Саймонса и Вику Саймонс. Даня родился в Нью-Хейвене в 1983 году. Я была вне себя от гордости и счастья. Мы с Витей уехали в это время в Пасадену, Калифорния, где Витя участвовал в проекте Galileo Mission tо Jupiter, то есть в отправке космического корабля Галилей на Юпитер. Я позвонила Довлатову в Нью-Йорк похвастаться Юпитером и прибытием в этот мир внука Дани. Сергей не поздравил нас ни с тем, ни с другим событием, и даже не проявил приличествующего в таких случаях энтузиазма. Вот как он об этом рассказал в письме к Ефимову от 1 августа 1983 года:

Когда пять лет спустя родилась Вика, я даже не известила Сережу об этом. Как говорила моя няня Нуля, «не знамо на что нарвешься».

Моему Дане, точнее, Дэниелу Саймонсу, в этом году исполнилось аж 40 лет. Ростом лишь слегка уступает Довлатову. Он окончил Дартмут, университет, где русский язык и литературу преподавал Леша Лосев. Даня увлечен философией и политическими науками и свободно говорит по-русски. Теперь он покупает и продает самолеты. Вика тоже окончила университет, написала диплом по Лескову, но работает в ай-ти. Год назад у них с мужем Эваном родился мой правнук Саша. Вика наконец-то всерьез взялась за русский язык. Как будет с Сашей, пока непонятно.

Недавно, приехав к нам в Бостон, Даня снял с полки том Довлатова, и вскоре из комнаты послышался хохот. За обедом мой внук спросил: «А ты была знакома с этим писателем?».