Довлатов — добрый мой приятель - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Людмила Штерн (Глава шестнадцатая «Новый американец») #20

Глава шестнадцатая «Новый американец»

С небольшим преувеличением можно сказать, что о газете «Новый американец» написано почти столько же, сколько об истории газеты «Нью-Йорк таймс». Работавшие в НА сотрудники, которые в начале пути были дружным сообществом способных журналистов, перегрызлись, обвиняя друг друга в предательстве, двурушничестве и просто, без затей, в воровстве. Поскольку я никогда не работала в этой газете, то решила ограничиться компромиссом. То есть оставила письма свои и Довлатова, приглашавшего меня занять пост менеджера, и мелкие сочинения, написанные по его просьбе специально для этой газеты.

Штерн — Довлатову

Милый Сережа!

Как ты живешь? Что слышно о вашей газете? Почему ты по-прежнему печатаешься в «Новом русском слове», вместо того, чтобы…

Кстати, статья очень хороша и остроумна, наше бостонское общество ее одобрило. И вообще ты тут у нас считаешься большой литературной звездой. Так что в отличие от тебя, который слышит в глаза только похвалу, а за глаза хулу (о себе и о других), твоя старая подруга Люда слышит о других много лестного. Это, знаешь ли, у кого на что уши открыты. Наше гетто пополнилось Кириллом Косцинским. Пока что он несколько растерян, но скоро войдет в норму. Вчера взяли его в культпоход в кино. Звонил Леша Лосев, звал в гости. Там у них, действительно, рай и красота.

Я время от времени пишу литературные произведения. Сейчас вот нацелилась написать повестуху о любви, но в связи с забвением этого чувства общая интонация повести получается сварливой и ехидной. Каковы твои литературные идеи?

Привет маме и Кате (она очень милая), и Лене, если она не возражает.

Обнимаю тебя и целую.

Люда

Сергей ответил таким письмом:

1979 год, из Нью-Йорка в Бостон

Милая Люда!

Жутко хотелось ответить тебе на бланке. Они еще не готовы, и телефон еще не установили. Офис же мы поменяли. Наш адрес, извини: Таймс-сквер, 1. Ар. 701. Хотели выше, но либо занято, либо совсем уже дорого. Отвечаю на вопросы.

1. Газета — «Новый американец». Само название о чем-то говорит. Еженедельник, 32 полосы. Газета американская, на русском языке. Сначала уточняли — для евреев. Сейчас пользуемся более общей формулировкой — для третьей эмиграции. Цель — содействовать новому эмигранту. В бытовом, юридическом, социальном, культурном плане. Научить страховаться, есть, отдыхать, жить по-американски. Такой ликбез. И еще. Все русские газеты — печальны. Наша — оптимистическая. Есть раздел — чего не предпринимать в Америке. Называется «Я тебя умоляю».

2. Теперь о независимости. Газета — профитная. Это наша собственность. Зарегистрирована как тайп-принт бизнес. Гос. субсидии для нас закрыты. И вообще — здесь много тонкостей. Мы будем предоставлять страницы экстремистам — любавичевским евреям, украинским националистам-эмигрантам. Но — тактично отмежевываться. «Материалы подготовлены такой-то организацией». Газета политически — вялая. Умеренно либеральная, сахаровского тона. В равной степени избегаем коммунистической, антисемитской и фашистской пропаганды. Нас уже физически обругал (конкретно — меня) старый дурак Р. из НТС[17]. И ласково проклял старый жуир Ф. (почему-то у всех руководителей НТС — дурные зубы. Редкость на Западе).

3. Стоит газета — 60 центов (один полный тиви-гайд чего стоит?).

4. С бизнес-менеджерством такая история. Конечно, нужен американец. Но. Ему надо больше платить. Второе. У американца не поймешь, хороший ли он человек. И даже — умный ли. Наш друг и благодетель Стив кажется полным охламоном. А написал две книги по экзистенциализму. Шутит довольно убого, как многие американцы. И т. д.

5. О подписке/страховке я уже излагал. Подробности — лично. Рекламу получить (американскую) трудно. Хоть деньги на рекламу и списываются. Тираж маленький. И все-таки. Эмигрантский рынок — скудный, однако — надежный. Нам все требуется. (Уезжали с четырьмя сумками).

6. Сейчас проблем — две. Хороший и дешевый бизнес-менеджер, плюс реклама. С рекламой дело подвигается. С первым — хуже.

Имеется просьба. Первый номер мы сопровождаем дешевыми театральными эффектами. Такими как бы напутствиями. От знаменитостей. И в самом подборе их — наше кредо. Там будут — Максимов, Бродский, Неизвестный и т. д. Иосиф отнесся хорошо, обещал договориться с Барышниковым и Ростроповичем. Так вот. У вас там живет Коржавин. Ты его знаешь? Может, напишет одну-две строчки? Такое дело не обязывает. Какой бы ни оказалась газета. Пусть напишет в своем роде, о поэзии, о культуре. Кто еще у вас знаменит? Читала про Уфлянда в НРС?

Нет ли знаменитого американца? Или не очень знаменитого. В самой иностранной фамилии есть красота. Мои товарищи и коллеги — прелесть. Расскажу о них коротко. Боря Меттер — Остап, командор. Женя Рубин — Паниковский, я — Шура Балаганов. Алексей Орлов — Адам Козлевич. И «Антилопа» есть. Все, кроме меня, умеренно и охотно пьющие. Все рослые и толстые. Широкие и веселые…

Про нас уже говорят, что мы взяли деньги в КГБ (агент КГБ — здесь — такое же универсальное и отвлеченное выражение, как слово бля…) Боря дико обрадовался. Подписчики будут думать, что это солидно. И т. д.

Обнимаю тебя,

Твой Сергей

Это мой отчет об исполнении его просьб:

21 июня 1979 года, из Бостона в Нью-Йорк

Милый Сережа!

Посылаю тебе коржавинское напутствие. Вчера Эмма улетел в Лос-Анджелес.

Некричу я пока не дозвонилась, но попробую еще. А сама я пришлю какой-нибудь отрывок из «Заурядной биографии» или из «Телефонного ноктюрна» — такая скромная модификация «Гранатового браслета». Как продвигается газета? Растет ли ваша слава? Раздел «Я тебя умоляю» звучит ужасающе. Есть ли у вас кто-нибудь, обладающий вкусом и слухом? Или она вся будет в русле Брайтон-Бич?

И кто занимает руководящие посты? Все это ужасно интересно.

Обнимаю тебя.

Л.

А вот еще:

Из Бостона

Сережечка, милый!

Не разбивай моего девичье-старческого сердца, не говори, что ты не получил моего письма с похвалой твоей статье, где хвалишь и благодаришь Америку. Очень хорошая журналистика. Снова прочла твой старый рассказ «Дорога в новую квартиру». По-моему, очень талантливо. А вот об Уфлянде (извини, если что не так) написал беспомощно, поспешно и не глубоко. А жаль!

Слушай, мы с тобой еще не условились, разрешается ли мне искренность и честность в оценках, или ты в них не нуждаешься, а воспринимаешь только почитание и шепот восторга. Дай знать, и я буду в русле.

У нас такая чудовищная жара и влажность, что я хожу с вентилятором в одной руке и с веером в другой. И я по тебе соскучилась. Я бы даже под черной чадрой приехала в Нью-Йорк, но через 12 дней улетаю в Колорадо. Когда вернусь — сразу приеду. Это будет в первых числах сентября.

Насчет отрывка для газеты я еще не решила. Есть смешных 18 страниц из «Заурядной биографии», но надо не больше четырех-пяти, да? И еще я пишу — нет, ты не поверишь — любовную повесть. Будь другом, присоветуй название.

Целую,

Л.

31 июня 1979 года, из Нью-Йорка

Людочка, милая!

Пишу, не дожидаясь ответа. Дело срочное.

Газетные наши хлопоты завершаются. Все продумано, и главные преграды устраняются. Короче, мы начинаем. Иначе нас опередят. Четыре группы вынашивают аналогичные планы. Выиграет тот, кто начнет первый. Ибо вторая газета — необходима (получается как бы однопартийная система), а третья уже лишняя [Двадцать лет спустя оказалось, что в Нью-Йорке могут выжить и сосуществовать не один десяток русских газет. — Л. Ш.].

У нас есть (маленькие, увы) стартовые деньги (25 тысяч. Для газеты — мизер), есть несколько организаций, заинтересованных в нас и в трибуне, найдены чрезвычайно гибкие и цельные при этом формы. Есть энтузиазм, талантливость и пр. Важно и то, что газета запускается максимально американским способом.

Короче. Отсутствует бизнес-менеджер. Его функции выполняет главный редактор. Что составляет эти функции — долго объяснять. Ты рождена для подобной работы. Плюс обаяние. Плюс — язык. Плюс — мастерство контактов.

Может, ты, побывав в Нью-Йорке и ознакомившись, решилась бы. В плане снобизма это очень лестно. То есть ты — зам. гл. редактора. Аналог Валеры[18] из НРС. И даже вот что. Мы первое время работаем бесплатно. Наборщикам же, переводчикам и менеджеру готовы платить. Сначала минимум. Когда закончится период выживания — значительно больше.

Поверь мне, дело очень серьезное. Газета — это издательство, типография и реклама.

То есть полное счастье. Мечта жизни.

Короче, постарайся быть в Нью-Йорке скорее. Я тебя познакомлю с людьми. Они тебе понравятся. Убедишься, насколько это серьезно. За нами гоняются различные комьюнити. Но мы сохраняем независимость. Чтобы не быть служащими. Чтобы не менять курс, выбранный очень точно. Так что наш вариант бедный (поначалу), зато независимый. Газета — наша. 25 тысяч дал американец, мелкий фабрикант. Он газету и читать не будет. Кроме того, он наш приятель.

В общем, жду тебя. Подумай, Люда. Это очень даже шанс. Представляешь, наша собственная газета! И дело это — решенное.

Целую тебя и обнимаю.

С.

P. S. Умный Як. Моис. Цвибак[19] ищет нашей дружбы. Говорит (чуть ли не окая): «Худой мир лучше доброй ссоры».

С.

Сережино предложение, казавшееся на первый взгляд и лестным, и перспективным, конечно же, было утопией Томаса Мора. В это время я уже потеряла работу в геологической компании в Бостоне и работала в Нью-Йорке, в художественной галерее Эдуарда Нахамкина. Работала без зарплаты, на комиссионных. Если мне удавалось продать картину, я получала деньги, а если не удавалось — нет. Но, к сожалению, картины русских эмигрантских художников, даже если среди них — Шемякин, Неизвестный и Целков — не являлись острой необходимостью для американцев. Тем более что Нахамкин так беззастенчиво задрал цены, что покупателями его картин могли быть очень богатые коллекционеры, а у них, как известно, имеется очень богатый выбор, и не обязательно русских эмигрантских художников.

Своего жилья у меня в Нью-Йорке не было, мама и Витя жили в Бостоне. Я кочевала по друзьям. Но Нью-Йорк меня манил чрезвычайно, особенно потому, что дочь Катя училась в Барнард-колледже Колумбийского университета. Вот я и разрывалась на части. Нахамкин давал мне возможность две недели быть в галерее, две недели дома. С работой в газете этот номер не прошел бы. В газете надо работать двадцать часов в сутки, и, как я правильно поняла из довлатовского письма, практически без зарплаты. Во всяком случае, без такой, на которую можно было бы хотя бы снять квартиру.

Из Бостона в Нью-Йорк

Сереженька, дорогой!

Твое письмо меня взволновало и обрадовало. Во-первых, я очень рада, что ты и твои друзья проявили такую энергию и хватку и сумели преодолеть действительно невероятные трудности. 25 тысяч — не состояние, но я прекрасно знаю, как трудно их добыть, и это не так уж мало для старта. Я уверена, что, если ты не остынешь, не опустишь руки, не соскучишься, такая газета (твоя газета) может, действительно, стать радостью и целью жизни. И я понимаю, сколько острого, интересного и талантливого ты (вы) сможете привнести и сделать ее украшением «зарубежной России».

У меня есть, разумеется, тысяча вопросов к тебе, потому что твое эмоционально-сумбурное письмо их не объясняет. Постараюсь спрашивать деловито:

Какая у газеты программа и цели? От кого и чего она будет независима?

Какие комьюнити за вами гоняются и какие за вами стоят?

На какой слой рассчитана газета? И чему она отдает предпочтение? Кто основной читатель? Одесский Бруклин? Интеллигенция? Молодежь? Вторая эмиграция и их дети? Какова роль политических диссидентов?

Объем? Стоимость? Как осуществляется подписка? Реклама?

Что это за «очень точно выбранный курс»?

Теперь о твоем предложении. Живи я в Н.-Й., я бы бросила любую работу и попробовала себя в качестве менеджера, ибо перечисленные тобой качества имеются у меня в достатке. Плюс неупомянутые тобой кое-какие связи, которые при желании могут быть очень значительными. Однако ситуация не представляется мне столь легкой. Для переезда семьи в Нью-Йорк (три человека) нужна постоянная, стабильная зарплата. Я не представляю себе сегодня, чтобы я могла сорвать семью из налаженного быта, работы и квартиры в расчете на свою мизерную зарплату. Значит, сперва Витя должен найти работу в Н.-Й. Он уже и так ищет с февраля, но пока ничего конкретного нет. Катино обучение в будущем году будет стоить состояние, и мы должны платить за это, даже при наличии у нее гранта. При первой возможности прикачу в Н.-Й. за подробностями и энтузиазмом, познакомлюсь с коллегами, о которых ты упоминаешь, заражусь идеей и буду старательно работать над передислокацией семьи. Тем более что Витя отнесся к твоей идее очень положительно. Но вот сорваться завтра с зубной щеткой я не могу. А пока напиши подробнее и обстоятельнее о газете, чтобы было над чем подумать. Не ленись. У тебя это займет час, а для меня важно.

Ну, целую тебя, милый, очень за тебя рада и уверена, что все будет хорошо.

Твоя Люда

Переехать в Нью-Йорк «за журавлем в небе» я в конце концов отказалась, предлагая взамен давать в «Новый американец» развлекательный материал. Для начала я написала напутствие газете. Чтобы оно было понятно, я должна дать маленькое пояснение. В газете работали тогда Борис Меттер, журналист и писатель Марк Поповский, а также критики Вайль и Генис. И еще: буквально с первого номера «Новый американец» вступил в смертельную конкуренцию с газетой «Новое русское слово», хозяином и главным редактором которого был в то время Андрей Седых.

Итак, я послала «Новый американец» такое поздравление:

Дорогой «Новый американец»!

Вы поставили перед собой трудную и благородную задачу создать в одном лице газету русскую, еврейскую и американскую. Для успешного достижения этой цели позвольте внести несколько конструктивных предложений, которые, надеюсь, украсят новый рупор нашей эмиграции.

1) В целях создания моста дружбы между «Новым американцем», возглавляемым Сергеем Довлатовым, и «Новым русским словом», возглавляемым Андреем Седых, переименовать главного редактора «Нового американца» Сергея Довлатова в Сергея Довлатых.

2) В целях успешной американизации газеты переименовать ее хозяина Бориса Меттера в Бориса Ярда. Это уменьшит престиж издателя всего на десять сантиметров.

3) В целях успешной евреизации газеты переименовать сотрудника Марка Поповского в Марка Рабайского.

4) Для успешной русификации газеты публиковать произведения критиков Петра Вайля и Александра Гениса под псевдонимом Светильники Разума.

5) Для маскировки желтоватого оттенка газеты печатать ее на малиновой бумаге.

6) Во избежание искушения придумывать оскорбительные рифмы на слово «американец» переименовать газету в «Новую русско-еврейскую мысль».

С искренним уважением,

Людмила Штерн

Мое поздравление, к сожалению, не напечатали. Не хватило чувства юмора, хотя Довлатов похихикал в трубку и потребовал прислать развлекательные миниатюры. Для начала я послала байку о французской певице Жюльетт Греко, на концерте которой в Ленинграде мне удалось побывать.

Вечер с Жюльетт Греко

Однажды в культурной жизни Ленинграда произошло знаменательное событие: приехала на гастроли французская певица Жюльетт Греко. Певица слыла рафинированной, поэтому Большой зал консерватории был набит интеллектуальной элитой. Жюльетт Греко появилась в глухом черном платье без единого украшения. Прямые черные волосы падали на плечи. На огромной сцене, под ослепительным светом юпитеров, певица казалась хрупкой, почти эфемерной. Бледное, без следов косметики лицо выглядело строгим и печальным. Она едва заметно поклонилась, выжидая, пока смолкнет шквал аплодисментов.

И вот раздался хриплый голос из репродуктора:

— Начинаем вечер всемирно знаменитой певицы Жюльетт Греко. Песни ее посвящены вечной теме — любви. Но это не радостная любовь вступающей в жизнь молодой девушки. Это песни о горькой, безответной и трагической любви. Тексты песен написаны специально для певицы ее друзьями — лучшими современными поэтами и мыслителями Франции: Полем Элюаром, Жаном Кокто и Жан-Полем Сартром (в этом месте по залу пронесся восхищенный шепот — элита дорвалась до экзистенциализма).

Пианист тихо заиграл, создавая необходимый лирический настрой. Репродуктор откашлялся и продолжал:

— Певица поет свои песни по-французски, поэтому перед исполнением мы будем переводить тексты на русский язык. Первая песня называется «Давай же!»

«Я люблю тебя, но сплю с другим. Ты любишь меня, но спишь с другой. Давай же… убьем их и будем спать вместе!»

Исполняет Жюльетт Греко.

Довлатов ответил таким письмом:

Из Нью-Йорка в Бостон

Милая Люда!

Спасибо за доброе отношение к газете. Хотя она пока этого не заслуживает. Второй номер уже гораздо лучше. Мы заказали 12 000 копий. Это реально. К четвертому будет совсем хорошо. Байка про Жюльетт Греко весьма годится. Есть два предложения.

1. Название очень вялое. Нельзя ли — «Для вас, интеллектуалы»?

2. В предпоследнем абзаце. После слов «на русский язык» хочется вставить фразу: «Чтобы вы могли уловить их глубокий философский смысл».

Обе поправки как бы заостряют смысл. Помни о нашей брайтонской публике. И напиши еще что-нибудь, чтобы показать нашим эмигрантам ненавязчиво и не дидактично разницу между советским и американским менталитетом и поведением.

P.S. Люда, газета скоро выйдет. Ты во втором номере, рядом с Максимовым. В первом — Некрасов. Пришли еще что-то о культуре. О Бостоне. Рецензию на какое-нибудь мероприятие. Что хочешь. О Коржавине. Пожалуйста.

P.P.S. Люда, на днях я напишу тебе. Может, ты захочешь вести у нас один раздел. Изложу все подробно не позднее субботы. Теоретически, возможно ли это?

Твой С.

Первые два номера газеты мне понравились, о чем я поспешила уведомить Довлатова.

Из Бостона в Нью-Йорк

Милый Сережа!

Газету получила, спасибо. По-моему, получилось очень симпатично. Во всяком случае, она написана живым энергичным языком, и я уверена, что будет иметь успех. Прилагаю чек для подписки на шесть месяцев и буду уговаривать других. Хочешь ли ты подобные краткие миниатюры? У меня их вагон. Также есть рассказ на четыре страницы, привезу в начале марта. Вере Набоковой уже написала. Еще раз спасибо. Не пропадай. Рассказ про деда очень милый.

Обнимаю,

Люда

В ответ на просьбу Довлатова написать что-нибудь, показывающее эмигрантам ненавязчиво и недидактично разницу между советским и американским менталитетом и поведением, я сочинила миниатюру об очереди в Америке. Как ни странно, очереди здесь тоже бывают, и мне хотелось продемонстрировать, как ведут себя продавцы и покупатели в подобных ситуациях. Кстати, этот рассказ писался во время тягостных для Америки событий, а именно захвата американских заложников в Иране.

Would you believe it?

Однажды в супермаркете, в отделе деликатесов образовалась очередь. Она возникла не из-за медлительности продавца — он был расторопен, и не из-за появления редкого деликатеса. Причиной очереди явилась сухая, как кузнечик, старушонка.

— Can I help you? (Что для вас?) – любезно спросил продавец.

Старушка просияла, несколько раз прошлась взад-вперед вдоль прилавка, разглядывая яства, и, наконец, решилась:

— Скажите, детка, что вы думаете об этом ростбифе?

— Ростбиф великолепный, первый класс.

— Вы уверены? А то я пригласила на ланч мою приятельницу Мариам. Вы представить себе не можете, какая она разборчивая. Чуть что не так, разнесет по всему городу.

— Ваша подруга Мариам останется довольна, — твердо обещал продавец.

— Ну, ладно, уговорили. На вашу ответственность… четверть фунта.

— Что-нибудь еще, мэм?

— Погодите, не так быстро… Да, вот что… Лососина. Это просто позор, как дорого вы дерете. Но… придется купить… В прошлый вторник у Гофманов было полно лососины.

— Сколько вы желаете, мэм?

— Хм… Надо подумать… Что вы скажете о четверти фунта?

— Прекрасная мысль! — обрадовался продавец, — итак, четверть фунта.

— Минуточку. Лососину покупает каждый, у кого нет воображения. А что, если взять шримпы?

Сзади невозмутимо дожидались девять человек. Меня охватило любопытство: когда начнутся оскорбления в адрес старушки и когда разъярится продавец? Я засекла время. Между тем наша героиня в розовых брюках и фисташковой блузе сконцентрировала свое внимание на ветчине.

— Вот тут у вас шесть сортов ветчины, а по мне все они на один вкус. Почему?

— Не знаю, мэм, я не ем ветчины, это же свинина.

— О, извините, ради бога, я не хотела Вас обидеть. А как насчет рубленой селедки?

Она постучала ручонкой, по стеклянному прилавку зазвенели браслеты, и в глаза мне ударили лучи как бы бриллиантовых колец.

— Многие люди любят рубленую селедку, — в голосе продавца прозвучала первая тоскливая нота.

— Неужели? Очень странно. Я ее в рот не беру. Я как раз подумываю о маслинах. Как вы считаете, какие лучше, черные или зеленые?

Я сделала рейд вдоль прилавка, вглядываясь в лица: люди улыбались.

— Теперь самый важный момент: сыр. Вы убеждены, что бри первоклассный?

— Могу поклясться, — пробормотал продавец.

— А почему же он на сэйле? Это меня настораживает. Ну, да ладно, полфунта… Нет, лучше четверть.

— Что-нибудь еще, мэм?

— Не знаю, право. Может быть, паштету… Совсем чуть-чуть.

Продавец ринулся к паштету, но был остановлен.

— Нет, нет, не беспокойтесь, я передумала. — Она уставилась на халву.

Продавец прикрыл веки, как засыпающий воробей. Мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок. Очередь добродушно улыбалась.

Халва старушку не пленила, и она переключилась на молочные изделия.

— Раньше я у вас творог покупала, а теперь моя подруга, миссис Кэмбл, показала мне одну итальянскую лавку: там потрясающая рикотта! Так что этого я брать не буду.

— Что-нибудь еще, мэм?

— Well… Не знаю… Дайте мне подумать… Я сейчас вернусь.

Я посмотрела на часы. Старушка развлекалась 18 минут, не истратила в магазине ни цента и удалилась в розовом блеске своих панталон.

А что продавец? Запустил в нее колбасорезкой? Метнул в нее нож? Ничего подобного. Он только обвел смирную очередь беспомощным взглядом и тихо пробормотал: «Would you believe it?» (Вы не поверите! Или — Представляете? Или — Подумать только!)

Вот уже сколько месяцев, следя за событиями в Иране, я вспоминаю эту нелепую житейскую сценку. И странные возникают у меня ассоциации.

Когда вижу по телевизору оголтелые толпы с портретами полубезумного аятоллы, терпеливых американцев и кроткого, беспомощного президента, мне кажется, что Джимми Картер вот-вот обведет растерянным взглядом нашу планету и с тихим отчаянием спросит: «Would you believe it?»