Глава девятнадцатая Дорога в Голливуд


Как-то Довлатов позвонил мне в Бостон и сказал, что получил предложение написать сценарий для полнометражного художественного фильма о жизни русских эмигрантов. В его пересказе это предложение выглядело как-то невнятно. Никакого договора, никаких сроков. Но Сергей звучал очень вдохновенно, и я почувствовала, что он загорелся и полон энтузиазма. Довлатов сказал, что хотел бы написать сценарий в соавторстве со мной, и тут же, по телефону, потребовал исходных идей. Я обещала прислать «рыбу» заявки, как только что-нибудь придумаю. И прислала. К сожалению, этот первый вариант не сохранился.


Из Бостона в Нью-Йорк

Сереженька!

Нотки пессимизма и неверие в светлое будущее так понятны и естественны. Они всегда сменяют эйфорию первых месяцев. Я помню, как мне было смешно и грустно читать твои наставления из Ленинграда, что «лучше всего искать себя или работать в области русской культуры». Кому она тут нужна и что мы можем к ней добавить? Дюжину иронических историй, памфлетов, очерков или книгу о нашей неудачной жизни? Или сплетни об оставшихся там друзьях и недругах?

Сережа, единственное, что может принести деньги, славу и независимость, — это кино или телевидение. Сценарий о «Доме» звучит очень мило, но я, к сожалению, не знаю бруклинской атмосферы, не слышу историй и анекдотов, из которых складываются «мафиообразные» сюжеты. Впрочем, и это не безнадежно.

Что же касается моего обруганного тобой варианта заявки, то ты не представляешь, какие в ней таятся возможности. Я уже постепенно добавляю и придаю смысл вещам, которые кажутся тебе бессмысленными и пародийными. Впрочем, «Дом» тоже надо обдумывать. Я скоро буду в Н.-Й. Если тебе удастся не напиться, мы сможем обстоятельно и подробно обо всем поговорить. Только не впадай в уныние! Читал ли ты рассказ Львова «Отель Амбассадор»? По-моему, Перельмаша от сексуальной недостаточности повредился, раз печатает этот маразм. Роман Лимонова «Это я, Эдичка» по сравнению с этим — просто «Бедная Лиза». Хотя бы есть в нем сила и страстность его низковатых чувств.

В общем, как писал Булгаков, я приеду, и все станет на свои места. Не грусти, обнимаю тебя, поцелуй маму.

Люда


Прошло месяца полтора, Довлатов меня не теребил, и я решила, что идея завяла на корню. Но осенью я получила от него письмо.


13 октября 1981 года

Людочка, здравствуй!

Обращаюсь к тебе по литературному делу. У меня есть реальная возможность завязать отношения с Голливудом. Они хотят русский эмигр. фильм (как известно, эмигр. тема в Голливуде очень ходовая. «Крестный отец», «Хлеб и шоколад»…). У меня есть исходная ситуация. По-моему, ничего…

Некий Черняк, в эмиграции лет шесть. Возраст — 50-60. Такой брутальный еврей из Кишинева. Еврейский Зорба. Немного Бендер, немного Крик. Подонок и герой. Многое перепробовал в эмиграции. Имеет трак[20], занимается перевозками. Знакомится с неким, допустим, Аликом. Тот врач, приехал недавно. Для получения медицинской лицензии требуется несколько лет. А у Алика сын — вундеркинд. Новый Буся Гольдштейн[21]. Его надо учить, денег нет. И вот Черняк решает: «Жизнь прожита глупо. Жен бросил. Родину бросил. Детей не завел. Надо раздобыть деньги вундеркинду. Любой ценой».

Алик же знакомится с американкой. Приехала из Теннесси учиться живописи. Живет у богатой тетки. Склеить местную — один из ходовых путей ассимиляции. Чаще в мечтах нежели реально. У Алика смесь корысти и эротического влечения. Девушка еще менее устроена. Черняк решает жениться на богатой тетке (это я уже приблизительно фантазирую. Образы Бендера и Крика можно эксплуатировать нещадно. Американцы их не знают). Тот же Черняк создает пародийную еврейскую мафию. Короче, не знаю, что дальше… Нужна афера, грандиозная и смехотворная. Основанная на трогательном полузнании Америки. Нужен какой-то анекдот… финал, условно и пошло говоря — мальчик, играющий на скрипке. Его концерт… А спаситель Черняк в траффике[22]… Все это условно.

Люда, придумай срочно что-нибудь. Напишем вдвоем заявку. Режиссер, очень заинтересованный, есть. Американский гражданин. С американским киноопытом и связями. Зовут Яша Бронштейн[23]. Наведи справки. О нем много писали года два назад. Все это, мне кажется, реально. Жду.


Из Бостона в Нью-Йорк

Серёженька!

Прости, не сразу отвечаю. Когда я получила твое письмо, меня охватил такой энтузиазм, что я ринулась звонить, но никто не отвечал. Потом уехала на три дня и только сегодня вернулась. У нас такая золотая осень, что… Но, прости, ты ненавидишь природу.

Итак, идея писать сценарий для Голливуда, да еще в соавторстве с тобой — идея соблазнительная настолько, что приближается к мечте. И, более того, это осуществимая мечта, мне кажется, у нас бы получилось — мы обладаем схожей системой мышления, юмором и подходом. Но!!! Надо хотя бы приблизительно понять мотивы. На одной странице письма ты допустил две кардинальные (или радикальные, черт их знает) ошибки, основанные на даже приблизительном незнании Америки. А ведь ты что-то на этом строил.

1. Для того, чтобы учить вундеркинда музыке (назовем его условно Буся Гольдштейн), в Америке деньги не нужны. И чем ты беднее, тем лучше: получишь полную стипендию. На ученье, на еду, на жилье, на книги. Еще какой-нибудь маразматический миллиардер подарит Страдивариуса. Плохо middle class'y, который зарабатывает 25–30 тысяч в год. Ниже этой цифры вундеркиндов и очень талантливых детей учат бесплатно.

2. Врач не должен тратить «долгие годы», чтобы получить лицензию. Он должен сдать экзамены. Некоторые умудряются сделать это через пять-шесть месяцев, другие, побездарнее, через один-два года. [Тут я была неправа. У многих врачей действительно ушли «долгие годы» на сдачу экзаменов и прохождение резидентуры. — Л. Ш.]

Мне кажется, смешнее, если просто человек 35-40 лет, мечтавший о красивой жизни там, в СССР, и представляющий ее себе своим кривобоким, искаженным сознанием, приезжает с твердым намерением ни минуты НЕ работать. Он видит, что это возможно, но красоты от вэлфера[24] нет, и он (как Остап, пожалуйста) изыскивает доступные ему способы разбогатеть. Тут и роскошные бабы с Ист-Сайда[25], и Лас-Вегас, и мажордом в богатом доме (как Лимонов), соблазняющий хозяйку… Конечно, он терпит фиаско. (Мой шеф в университете говорил «теряет фиаску».) Кончить это можно курсами программистов, или женитьбой на своей же черновицкой еврейке. (У меня прекрасные есть эпизоды — напомни, расскажу подробнее.)

Он может временно открыть секс-шоп или подъезжать на лодке к советским судам, покупать у советских моряков рыбу и продавать эмигрантам в Бруклине. Примеры имеются.

Если это серьезно, давай напишем вместе вариант заявки. Я приеду, обсудим. Беднягу Остапа можно эксплуатировать нещадно с последующей ссылкой на первоисточники.

Обнимаю, отвечай.

Люда


31 октября 1981 года

Милая Люда!

Твои замечания справедливы. Давай изменим акценты. Вернее — уточним.

Сценарий называется «Дом». Первое — это синоним родины. Второе — реальный эмигрантский дом в Куинсе или Бруклине. Там происходит какая-то жизнь. Психологическая основа всех событий такова. Люди не знают Америки. Набиты информацией «от противного». Жаждут немедленной реализации «возможностей». Такие всплывшие советские камбалы. Есть Зорба, он же Бендер или Крик. Пытающийся жениться на вдове-миллионерше. Привыкший, что быть женихом — высокая должность и милость. Организующий смехотворную русскую мафию. Есть врач (да какой он врач — жалкий зубной техник). Провоцирующий американского дога на укус себя. И получить, как он слышал, большие деньги за это. Пытающийся вызвать автокатастрофу. Умеренно пострадать и тоже нажиться.

Представь такую сцену. Врач и собака. Собака безнадежно добра. А он готов ее сам укусить. На бумаге это глупо. Как всякая пантомима. Но в кино может быть смешно необычайно.

Мальчик не Буся Гольдштейн. Это дядя Моня так полагает. Мальчик играет в бейсбол. А скрипка ценою в 28 рублей хранится в банковском сейфе.

Короче — показать русскую жизнь в Нью-Йорке. Видя ее смешной и трогательной. С голодовкой возле ООН. И с этой собакой. С приехавшей умирающей старухой. Не безнадежной, и, поэтому, поправившейся. Не хватает ключевого анекдота. Надо бы поговорить три-четыре часа. Потом сесть и написать заявку. В один день.

У меня все хорошо. Все постепенно куда-то движется. <…>


Мы оба считали, что фильм должен быть многоплановым. Главная идея, как я уже сказала, заключалась в показе жизни русских эмигрантов в Америке. Но не «вообще» абстрактной русской эмиграции, а различных ее слоев. Ошибка наша заключалась в том, что мы хотели объять необъятное, то есть затронуть многие наболевшие американские проблемы — экологическое загрязнение, сексуальные аномалии, промышленный шпионаж, активность КГБ (обсуждение сценария происходило в разгар холодной войны, за несколько лет до перестройки).

При этом фильм, разумеется, должен был быть коммерческим, но не позорным…

В течение десяти дней мы увлеченно работали по телефону. Скрипач сменялся пианистом, пианист — баскетболистом, баскетболист — певицей. Включались сцены драк и перестрелок, взрывов и взломов. Но нам все казалось вялым и недостаточно драматичным.

Следующее Сережино письмо было вполне обнадеживающим:


10 ноября 1981 года

Милая Люда!

Яша очень торопит с заявкой. Говорит, что перспективы и возможности укрепились. Что Си-би-эс[26] как-то особо заинтересовано и что мне будет звонить вице-президент, некая Эстер Шапиро (что заведомо приводит меня в ужас). Может, в финале засадить какой-то поджог со страховкой. Пожар — обновление — мудрость?

Он сказал: «Вы будете идиотом, если не попытаете счастья». Я сказал ему о тебе. Он что-то прочел, слышал. Давай твои соображения.

С.


«Некая» Эстер Шапиро нас подстегнула. Мы обсуждали, спорили, соглашались и отметали предложения друг друга, пока весной 1982 года не остановились на варианте, который понравился нам обоим. Наш сценарий Сергей назвал элегантно и загадочно:


Солнечная сторона улицы

Действующие лица:

Главный герой — брутальный одесский еврей, 50-55 лет по имени Моня. По характеру — немного грек Зорба, немного Беня Крик, немного — Остап Бендер. Добрый, широкий подонок, полууголовник, полугерой. У него есть грузовик, и официально он занимается перевозкой мебели. Живет он, естественно, на Брайтон-Бич.

[Часто бывая на Брайтон-Бич, Сережа со многими такими персонажами был знаком, и они боготворили его. Он этим гордился и этого стеснялся. — Л. Ш.]

Героиня — молодая женщина, Рита, 22 года, из Москвы. У нее чудесный голос — колоратурное сопрано, но она из-за еврейства не была принята в Московскую консерваторию и работала воспитательницей в детском саду. Она вышла замуж за молодого инженера, но он бросил ее еще в Вене. Рита оказалась в Нью-Йорке без языка, без профессии, без единой близкой души. При этом она — дама с фанаберией, не желает общаться с эмигрантами, а хочет ассимилироваться и стать настоящей американкой. Для того, чтобы выучить язык, она поступает работать прислугой в богатый дом в фешенебельном пригороде Нью-Йорка. Это может быть Весчестер или Скарсдейл.

Хозяин дома — Джулиан, 55 лет [списан с кузена моей мамы — Л. Ш.]. Импозантный, успешный, энергичный бизнесмен, символ сегодняшнего делового мира. Он ведет торговые дела с советскими — продает буровые трубы, компьютеры и медицинское оборудование. Он немного говорит по-русски, и они наняли Риту для практики в русском языке. Джулиан летает на «Конкорде» то в Европу, то в Сингапур, привозит дорогие подарки жене, водит ее в фешенебельные рестораны. Рита им восхищается и, может быть, немного влюблена.

Хозяйка дома — Викки, 40-45 лет, очень миловидная дама, от скуки слегка лесбиянка, капризна, взбалмошна, но добрая и отзывчивая. Викки неплохо рисует, играет в теннис, состоит в нескольких благотворительных организациях, но ее ничего не радует. У нее время от времени бывают депрессии (так называемый middle age crisis — кризис середины жизни).

Сын хозяев — Давид, 21 год, студент Колумбийского университета, вегетарианец, «зеленый», то есть борец за экологическую чистоту планеты и то ли сторонник, то ли противник абортов, защитник животных, обливающий красной краской меховые шубы. Постоянно участвует в различных демонстрациях протеста.

Итак, желая развлечь скучающую жену Викки, Джулиан преподносит ей на день рождения новую игрушку — концертный рояль, в надежде, что музицирование развеет ее сплин. Рояль привозит в дом наш главный герой одессит Моня. В процессе установки рояля он знакомится с Ритой, и она поражает его воображение. После всех его корыстных, вульгарных девок, она представляется ему существом из другого мира. Он влюбляется в нее с первого взгляда. При этом умный Моня понимает, что если он не придумает серьезную причину бывать в этом доме, он никогда ее больше не увидит. И он предлагает хозяйке Викки любую помощь по хозяйству, уверяя, что он и садовник, и водопроводчик, и электрик, и столяр, в общем, мастер на все руки. Это звучит соблазнительно, и Викки поручает ему какую-то мелкую работу. Моня ее быстро выполняет за очень умеренное вознаграждение, и, таким образом, начинает часто бывать в доме. Перед Ритой он робеет, не смея объясниться. Она, конечно, замечает его взгляды и вздохи, но не принимает его всерьез. Впрочем, и не отталкивает — все же в ее тотальном одиночестве есть с кем поговорить по-русски.

В Риту также слегка влюблена хозяйка Викки, может быть, от скуки или в поисках острых ощущений, но наивная Рита ничего не подозревает.

В доме устраивается грандиозный прием в честь удачной сделки с советской стороной — так называемое garden party. Среди советских гостей — сотрудники «Внешторга», журналист, много лет аккредитованный в Америке — этакое подобие Мэлора Стуруа — и двое его друзей, сотрудников советского посольства — фактически, агентов КГБ. Возможен честный советский физик, который впоследствии попросит политическое убежище.

Советские понимают, какой находкой для них является Рита (у Джулиана в доме может быть важная документация для их промышленного шпионажа). Но действовать надо осторожно. Для начала их устроит, чтобы у нее завязался роман с сыном хозяев Дэвидом, потому что он — левый, бунтарь, ненавидящий американский капитализм и общество потребления.

Для этого праздника Mоню нанимают развешивать по деревьям лампочки, таскать мебель, парковать автомобили. Моня знакомится с советскими гостями. Хотя он, конечно, не знает об их планах, он их ненавидит, интуитивно чувствуя опасность. Возможно, он боится, что они в курсе его уголовного прошлого.

Риту просят спеть, и американские гости восхищаются ее голосом и советуют участвовать в конкурсе для поступления в «Метрополитен-оперу». Для нее это неосуществимая мечта — нужен педагог, нужен аккомпаниатор, нужно время и условия для подготовки. Моня про себя решает, что это его единственный шанс и тут же, на вечере, объявляет, что no problem, он будет ее крестным отцом. Все считают это шуткой. Все, кроме советских. Они знают этот тип людей: для них нет ничего невозможного. Советские не могут этого допустить. Им важно, чтобы в Америке Ритина жизнь не состоялась, чтобы ее постигло крушение всех надежд — тогда с ней легче будет иметь дело.

Моня понимает: для того, чтобы зацепиться за этот дом, мастером на все руки быть недостаточно. Надо понравиться хозяйке Викки. И он начинает бурно за ней ухаживать с одесско-грузинско-брайтонским размахом. Через день посылает ей корзины роз и клубники, делает потрясающие шашлыки, привозит с Брайтон-Бич черную икру и прочие русские разносолы. Он красит гараж, подстригает деревья и постепенно становится в доме как бы своим человеком. Хозяйка над ним подшучивает, но польщена вниманием этого русско-еврейского медведя.

Однажды циничный и наблюдательный Джулиан, выпив несколько порций скотча, говорит Моне, что он зря тратит время и деньги, потому что у его жены Викки теперь новая сексуальная ориентация. Она имеет виды на Риту. Моня в ярости рассказывает это Рите, она отказывается верить, но потом вспоминает все подаренные ей дорогие платья, сумки, духи и призадумывается.

Как-то она плохо себя почувствовала, и Викки принесла ей в комнату сок и лекарства. Она сидит около Ритиной постели, и тут начинается очень легкая квазисексуальная сцена [Сережа, в душе пуританин, настаивал, чтобы в этой сцене не было ничего явного. — Л. Ш.].

После удачной сделки и последующего турне по барам приезжает Джулиан с советскими друзьями. Он хочет позвать Викки и Риту, и находят их в Ритиной спальне в неакадемических позах. От злости и хмеля он докладывает советским гостям, что жена «занята» с домработницей…

Рита в панике убегает из дома. Ночь. Машины у нее нет, адреса, куда бежать — тоже. Ее на машине догоняют советские гости. Они предлагают подвезти куда она скажет. Рита колеблется. К Моне она не хочет, а больше не к кому. Они советуют ехать в Нью-Йорк к сыну хозяев Дэвиду. Он — добрый и честный, он поймет и приютит. Они приезжают в его квартиру. Дэвид смущен, потому что он не один, у него молодой человек (по замыслу авторов он гомосексуал).

Тем не менее он радушно приглашает всех в дом. Начинается спонтанная вечеринка. Дэвид делится с советскими товарищами своей мечтой: улететь завтра в Колорадо на демонстрацию протеста против строительства атомной станции. Не забудем, что холодная война в разгаре. Русские предлагают оплатить поездку и ему, и Рите, и самим лететь с ними.

Моня повсюду ищет Риту, и тоже летит в Боулдер (задача оператора — показать величественную природу Колорадо, на фоне которой разворачиваются демонстрации, аресты, борьба совестливых американцев, защитников окружающей среды и бездушных чиновников Пентагона и правительства, стремящихся к мировому господству). В Колорадо происходят первые столкновения Мони с гэбэшниками.

Моня уговаривает Риту ехать с ним и почти насильно увозит ее в Нью-Йорк. Он снимает ей комнату, находит ей русскую аккомпаниаторшу, смешную и провинциальную женщину, впрочем, хорошую пианистку. Она начинает с Ритой готовиться к конкурсу в «Метрополитен-опере», который должен состояться через месяц.

Советские, не теряя времени, вербуют Дэвида. Они действуют осторожно, играя на его тщеславии. Дэвид хотел бы сам быть организатором какой-нибудь антиправительственной акции и появляться на страницах газет, журналов и экранах телевизоров, но у него нет ни денег, ни команды. Советские обещают ему финансовую помощь и советуют для начала взять в помощники Риту. Моня раскрывает Дэвиду их планы и становится врагом номер один…

Наконец финальная сцена.

Рита допущена к участию в конкурсе в «Метрополитен-опере». Этот день должен стать поворотным в ее судьбе. Для Мони — тоже, потому что совершенно очевидно, что после этого дня решится и его судьба. Он стал Рите самым близким человеком. К тому же он ведет себя очень умно — не пристает и не навязывается. Непонятно, откуда в этом грубияне нашлись такая деликатность и такой такт.

И вот этот день настал. Моня обещал приехать в час дня и отвезти Риту с пианисткой в «Метрополитен». Пора ехать, а его нет. Обе дамы, в парадном облачении, нервничают и каждую минуту подбегают к окну в ожидании его машины. Но Мони нет. В половине второго Рита в панике набирает его номер. Никто не отвечает. Они уверены, что он застрял в траффике, вызывают такси и уезжают.

Флешбек. Час назад. Моня у себя дома бреется (второй раз в этот день), выбирает костюм, пробует разные галстуки. Внезапно, взглянув на часы, он спохватывается, надевает первую попавшуюся рубашку и куртку. И в этот момент раздается звонок в дверь (в этом доме на Брайтон-Бич живут преимущественно русские, у Мони полно друзей, и он без колебаний открывает дверь). В квартиру врываются трое молодчиков. Надрывается телефон (это Рита), но они не подпускают Моню к телефону. Они требуют, чтобы он ехал с ними в советское посольство разговаривать с каким-то гэбэшным чином. Грозят, что у них в руках такой компромат из его одесского прошлого, что если он только пикнет, они передадут его ФБР, и Моню депортируют. Он знает, что его ожидает в Одессе. Моня не хочет в этот день никаких силовых эксцессов и пробует их урезонить. Но начинаются угрозы и голливудская драка.

Моня пырнул ножом одного из них, а другой выстрелил в Моню из бесшумного пистолета. Моня падает. Киллеры выбегают, садятся в машину, но их замечают два русских таксиста (в доме, как уже упоминалось, живут преимущественно русские). Они чуют что-то неладное и начинают их преследовать. Гонка по всем американским правилам. Сергею нравился вариант катастрофы на Бруклинском мосту…

Телефонный звонок. Моня, истекая кровью, берет трубку. Это Рита. Она говорит, что ее выход через десять минут, и что конкурс показывают по Пятому каналу телевизора. Моня просит извинения, что не заехал за ними, объясняя, что у него сломалась машина. Он желает ей удачи и говорит, что постарается приехать к концу. Пусть не волнуется и поет. Последним усилием воли он включает телевизор. Рита на экране поет арию мадам Баттерфляй, под которую Моня и умирает.

Было решено, что Сергей пишет все сцены разборок, драки и гонки, а также характеры жителей Брайтон-Бич: Моню и его окружение. Я создаю дом Джулиана и Викки, светские, гейские и лесбийские сцены. Над эпизодами с участием КГБ трудимся мы оба. В процессе работы мы не на шутку размечтались в качестве режиссера-постановщика пригласить Милоша Формана. Его фильм «Пролетая над гнездом кукушки» мы считали шедевром. Да и с выбором актеров никаких разногласий не было. На роль Мони идеален был бы Энтони Куинн, несравненный Грек Зорба и Дзампано из фильма Феллини «Дорога». В 1981 году ему было 66 лет… Всего на 10 лет старше нашего героя.

Русскую эмигрантку Риту прекрасно бы сыграла Джоди Фостер. Она родилась в 1962 году, и к моменту, когда наш сценарий был бы готов, ей было 20 лет. Нам казалось, что из молодых актрис она самая утонченная и талантливая. В роли избалованной и нервной Викки мы видели Мерил Стрип. К моменту съемок ей было бы 32-33 года. Роль хозяина дома Джулиана мы предложили бы Роберту Редфорду — выбор Довлатова — или Ричарду Гиру (мой выбор). И, наконец, на роль их сына Дэвида, совестливого гея-вегетарианца, мы единогласно избрали двадцатишестилетнего Toма Хэнкса.

Как прекрасно все складывалось! Классный режиссер, парад суперзвезд и два очень талантливых, но пока (временно) неизвестных эмигрантских сценариста.

Наш фильм забрал бы всех «Оскаров». И за оригинальный сценарий, и за режиссуру, и за исполнение главных и второстепенных ролей.

Мы отправили заявку заказным письмом и стали ждать. И дождались. Вице-президент Эстер Шапиро позвонила Сергею и сказала в чисто американской манере, что хотя ничего более увлекательного она не читала, но, с другой стороны, заявка как-то не совсем вписывается в их планы.

Она будет в восторге, если мы будем продолжать работу над сценарием, но без определенного заказчика и обязательств с их стороны. Более того, нам предоставлена свобода предлагать наш сценарий любому покупателю по нашему выбору.

К тому времени мы уже знали, что шансы пробиться в Голливуд «без приглашения» практически ничтожны. Мы решили не тратить силы и не подвергать себя унижениям. Каждый из нас был закручен в водовороте повседневной жизни, и дорога в Голливуд показалась нам слишком крутой и тернистой. Мы забросили эту идею, да так, что у Сергея не осталось никаких материалов о сценарии, кроме моих и его писем.

Напомню, что я не оставляла себе копий моих писем, и их прислала мне Лена Довлатова, когда она помогала мне писать эту книгу. За что я ей, конечно, благодарна. Но когда вышло первое издание этой книги, Лена сказала, что историю со сценарием я выдумала. Мне это обидно как свидетельство ее низкой оценки моего писательского мастерства — неужели она думает, что я не могла придумать что-нибудь поинтереснее, чем история о неудавшемся сценарии?


Загрузка...