К концу лета Адалин зачислили в университет. Несмотря на большую нагрузку в учебе, девушка каждые выходные приезжала домой и помогала отцу. Во многом она делала это ещё и потому, что в суете родного дома ей удавалось посвятить куда больше времени учёбе, чем в студенческом общежитии, где комнаты девочек разве что не обкладывали баррикадами, защищаясь от натиска сокурсников.
Память о прожитом так и не вернулась к Бьянке, но физически девушка полностью восстановилась и окрепла, отчего всё чаще подключалась к работе по дому. Она не знала, куда ей идти и каждый раз, когда поднимала этот вопрос, Александр с Адалин в один голос заявляли ей о том, что она может жить у них столько, сколько ей потребуется. Они принимали её помощь с благодарностью, ведь им, бывало, не хватало лишних рук в домашних делах.
За последние месяцы людей в доме врача прибавилось. Всё чаще приходили Вивьен с Маркусом и женщина принимала участие в заготовке хвороста, чистке многочисленной тары для лекарств, уборке и починке одежды. Никто уже ничего не скрывал, но и не заявлял прямо. Тем не менее, в конце августа Александр и Вивьен, без лишнего шума, съездили в город и узаконили свои отношения в столичной ратуше. Доктор согласился на предложение профессора взять себе помощников и теперь Адалин больше отвлекалась от учебы и домашней работы, чтобы показать или рассказать что-то Кайлу и Роберту. Эти толковые парни безумно смущались и краснели в её присутствии в силу природной скромности, присущей школьным отличникам. Они умышленно не стали поступать в университет сразу после школы, решив набраться практического опыта в медицине, как мисс Виндлоу, которую они боготворили. Адалин показала на вступительных экзаменах такую высокую эрудицию, что её приняли сразу на третий курс, минуя общеобразовательные два года. Раньше подобное позволялось только мужчинам, прошедшим многолетнюю врачебную практику. Во многом вопиющему по мнению части преподавательского состава решению комиссии поспособствовала дружба профессора Штильмана с деканом медицинского факультета.
Не все профессора одобряли присутствие женщин на занятиях. Их было двое на курсе и обеим по договорённости с руководством факультета приходилось одеваться по-мужски и занимать места где-нибудь в отдалении, чтобы никого не смущать своим присутствием. Девушки усердно учились, мужественно выдерживали занятия в морге, тогда как не реже раза в неделю кто-нибудь из молодых людей падал в обморок во время вскрытия.
Патриция Шарк — та самая студентка, что стойко выдерживала натиск влюблённых сокурсников и одного профессора, сразу прониклась к Адалин симпатией, везде ходила с ней под руку, будто ожидая, что вдвоём эти хрупкие создания защитят друг друга от многочисленных воздыхателей и столь же многочисленных недоброжелателей. Она познакомила новенькую с местными порядками, а также просветила в теме, кому здесь можно, а кому нельзя доверять. Последних, к сожалению, было предостаточно.
В один из дней Пати осталась в комнате, ссылаясь на головную боль. Адалин предстояло отправиться на занятия в гордом одиночестве, к чему она ещё не привыкла. Поддержка опытной подруги помогала ей не реагировать на шепотки, насмешки и недвусмысленные высказывания в свой адрес от студентов. Сегодня же она нервничала, стоя у зеркала и застёгивая удлинённый форменный жакет на все его многочисленные пуговицы.
— Прости, дорогая, — скорбно проговорила Пати. — Но эта мигрень когда-нибудь сведёт меня в могилу. Ты мне очень поможешь, если поскорее найдёшь от неё лекарство, — девушка попыталась хихикнуть, но тут же сморщилась от боли и ещё глубже утонула в подушке, по которой рассыпались светло-русые пряди.
— Не обещаю, что найду его сегодня, милая, но постараюсь не задерживаться после занятий.
— Иди уже, — махнула она рукой. — Если Брукс снова будет лезть, пни его между ног, как я учила.
— Пати, я не смогу. А как же заповедь — не навреди? — Адалин улыбнулась.
— Не навреди — это только больных касается, а этот дятел здоровее нас всех, хотя голову ему ещё надо проверить. Почему ты ещё здесь? — девушка тяжело вдохнула и выдала продолжительный стон на выдохе.
Адалин быстро взяла с полочки у зеркала сумку, перекинула её через плечо, мельком взглянула на себя, удовлетворилась увиденным и, махнув на прощание подруге, скрылась за дверью. До корпуса с заветной аудиторией ей предстояло пройти несколько коридоров и два лестничных пролёта. Когда большая часть пути была уже преодолена, девушку окликнули. Она рефлекторно остановилась, ощущая в груди неприятное нервозное щекотание.
— Мисс? — раздался слащавый мужской голос. — Вы сегодня одна, а где же ваша подруга?
— Не ваше дело, мистер Брукс…
— Можно просто Питер, — он обошёл её и теперь Адалин лицезрела перед собой ухмыляющееся лицо симпатичного с виду крепкого парня, светлые волосы которого были собраны в хвост чёрной лентой. Питер Брукс, как и все люди подобного сорта, никогда бы не набрался смелости приставать к девушке, если бы рядом с ним не было группы поддержки. Вот и теперь по обе стороны от парня стояли двое ничем не примечательных сокурсников, от которых нельзя было ожидать ничего хорошего. — Не вежливо так разговаривать с джентльменом, — парень подошёл ближе, что заставило девушку попятиться.
— Джентльмен не станет отнимать время у того, кто спешит и не желает с ним разговаривать, — сурово отвечала она.
— Парни, вы слышали? — он обернулся к приспешникам, — мисс Виндлоу не желает со мной разговаривать. — Шестёрки тупо захихикали, — возможно, она желает перейти от разговора к действию. — Он приблизился ещё и Адалин уперлась в стену. Она уже готова была выполнить поручение Патриции и пнуть мерзавца по самому сокровенному, но, на её счастье, делать этого не пришлось.
— Что здесь происходит? — все четверо обернулись на голос. В стороне от них стоял профессор патанатомии — седой коренастый мужчина в строгом чёрном костюме. Он сурово разглядывал компанию, ожидая ответа.
— Ничего, господин Чилтон, профессор, — мы просто беседовали, — Питер спешно отошёл от испуганной девушки, рисуя на лице дружелюбную улыбку.
— Я вижу, — коротко ответил он. — Мисс, забыл вашу фамилию, — надменно проговорил он.
— Виндлоу, сэр…
— Не важно. Поспешите, лекция профессора Джекобсона уже началась. Опаздываете сами и молодых людей отвлекаете. Идите и поживее, — он свёл брови, гневно глядя на неё.
Как бы Адалин ни было обидно, она сдержалась и не высказала профессору всего, что думает о нём, о некоторых из его коллег и о Питере Бруксе. Ведь это вряд ли возымело бы смысл, а лишь истощило бы её морально. Многие здесь были не готовы к переменам, для принятия которых требовалось время и Адалин решила не торопить его.
Происшествие хоть и испортило мисс Виндлоу настроение, но ненадолго. Её внимание совсем скоро переключилось на лекцию о строении дыхательной системы и способах лечения тяжёлых легочных инфекций, на практическое занятие по восстановлению разных вариантов перелома запястного сустава у специального манекена и фиксации его гипсом, а также на лабораторную работу по химии, на которой Джеймс О'Брайан получил ожог кислотой из-за собственной криворукости. Обработка ожога несчастному стала бонусом к лекции под дружные смешки и подначивания бедолаги.
Вечером Адалин вернулась в свою комнату уже без происшествий. Уставшая и голодная она в чём была плюхнулась на свою постель.
— Я не выдержу, — простонала она, вспомнив утреннее недоразумение.
— Да брось, я ж выдерживаю, — Пати уже чувствовала себя более-менее сносно и теперь потягивала чаёк, сидя за столом у окна. — Ты пнула его, как я велела?
— Нет, не успела. Хотелось всех их отпинать. Что за люди? Ну почему так? — она подскочила. — Мы ещё и скрываться должны на лекциях. Я, между прочим, с дальнего ряда ни черта не вижу! — Она уже переходила на крик.
— Чай будешь? — спокойно спросила Пати, которая, как и Адалин, умела не заражаться эмоциями взвинченного собеседника.
— А есть что-нибудь покушать? — она снова обессилено села на застеленную кровать.
— Да, немного варёного мяса и картошка. Правда уже всё остыло. Будешь?
Адалин кивнула и принялась лениво раздеваться.
— В этих брюках у меня всё на виду. Кто вообще решил, что так мы отвлечём от себя внимание? Я как голая хожу.
— Кстати говоря, пиджаки в этом году удлинили. Раньше форма была такая, что я короткими перебежками пробиралась из корпуса в корпус. Слушай, ты привыкнешь. С ними, как с животными, если видят, что боишься, окружат и обглодают. Надо быть сильнее и жёстче. Не верю, что ты сдашься. Я тебя как первый раз увидела, сразу поняла — боец. Так что не разочаруй меня! Иди ешь. Лекции только сначала дай переписать.
Адалин, теперь уже облачённая в любимую рубашку и юбку, села рядом с подругой за стол. Она передала ей конспекты, после чего принялась лениво пережёвывать кусок холодного мяса. Следовало прочитать пару глав учебника по анатомии к завтрашней лекции, но сил и желания на это не оставалось. Чтобы изгнать мысли о неизбежном она спросила.
— Ты слышала о суфражистках?
— Слышала, — хмыкнула Пати. — Я даже ходила посмотреть, что они такое.
— И как тебе?
Девушка отвлеклась от изучения пропущенного материала и воззрилась на сокурсницу серьёзным взглядом.
— Кучка обиженных жизнью девок. Собираются, что-то обсуждают в голос. Друг друга не слушают — лишь бы самой высказаться — пьют чай, иногда что-нибудь покрепче — потом расходятся. Всё. Внимания не стоят хотя бы потому, что их никто не воспринимает всерьёз.
— Я слышала, что они добились того, чтобы женщин стали принимать в университеты.
— Это они так думают. Нам просто с деканом повезло — прогрессивный мужик. Суфражистки считают, что их эти митинги, протесты и петиции что-то решают. Ты смотри, даже не думай к ним прибиваться — по кривой покатишься. Если хочешь знать моё мнение, я считаю, что такой вот общественной деятельностью страдают те, кому некуда время своё девать. Если все начнут в партии вступать и протестовать у дверей правительства, кто работать будет?
— Я и не думала. Без этого дел хватает, просто интересно стало, чего они хотят.
— Главная их цель — пробиться в парламент, но этому не бывать. Во-первых, там деньги нужны немалые для взноса, во-вторых, при голосовании учитывается мнение глав гильдий и министерств — а там одни мужчины, которые, как я уже сказала, ни в грош этих суфражисток не ставят. Замкнутый круг. Ты ешь, — она снова склонилась над записями.
Адалин перевела задумчивый взгляд к окну, которое уже успел окутать вечерний сумрак. «Учебник завтра почитаю» — пронеслось в голове. «А сейчас спать.»