Лора открыла глаза. Назвать этот процесс пробуждением было бы неправильно, ведь девушка уже не первую ночь находилась в том состоянии, когда краткая дремота обрывалась очередным стуком за стенкой, скрипом двери, шорохом и даже самым обычным вздохом сокамерницы. Ничто не угрожало ей, помимо собственных страхов и панических атак, которые знакомы тем, кто вынужден проводить ночь вне собственной уютной постели. Лёжа на боку и глядя в дальний угол камеры, девушка сильнее прижала колени к груди. Здесь было холодно и сыро. Воздуха в тесном помещении, до отказа набитом людьми, не хватало, что также не способствовало сну. У Лоры болела голова от усталости и резких запахов, с каждым пробуждением боль усиливалась. Она больше не пыталась найти положение, в котором почувствовала бы себя чуточку лучше, это было просто бессмысленно.
Громкий скрип железной двери пронзил голову новой волной невыносимой боли. В дверях показался грузный человек в военной форме, которая сообщала о его причастности к младшему офицерскому составу. Он несколько секунд вглядывался в темноту, затем громко произнёс:
— Томсон! На выход.
Лоре казалось, что встать с постели самостоятельно она не сможет, как бы ни старалась. Вдобавок ко всему, двухнедельная добровольная голодовка в стенах тюрьмы отобрала последние силы. Девушка тяжело поднялась и села, глядя в пол. Сжав одной рукой воротник на шее, она поёжилась от холода, затем подняла глаза на вошедшего. Лица его она не видела из-за света лампы, располагавшейся позади массивной фигуры и щурясь от неприятной яркости, режущей привыкшие к темноте глаза, поднялась, пошатываясь, после чего нетвёрдой походкой зашагала к выходу.
Длинный коридор был освещён не везде. Редкие лампы предназначались, будто бы лишь для того, чтобы не заблудиться в темноте. Лора шла, стараясь не отставать от своего конвоира и не переставала опираться ладонью о каменную стену. Когда наконец они остановились, девушка тяжело вздохнула, с трудом превозмогая желание сесть прямо здесь на каменный пол. Конвоир отворил черную дверь и молча взглянул на Лору. Грубо махнув рукой по направлению в кабинет, он продолжил недружелюбно всматриваться в измученное и осунувшееся лицо до тех пор, пока девушка не пересекла порог комнаты. Когда дверь за ней с грохотом закрылась, Лора снова зажмурилась от боли. Придя в себя через пару секунд, она огляделась без особого интереса, сразу узнав хорошо знакомый ей кабинет следователя.
— Мисс Томсон, садитесь, — услышала она строгий голос, к которому давно привыкла. — Можете выпить воды, плохо выглядите.
Лора с некоторым усилием сконцентрировала взгляд на человеке, который сидел прямо перед ней за широким столом, покрытым зелёной суконной тканью. Внешность его была ничем не примечательна: тёмные короткие волосы, правильные черты лица, карие глаза. Одет мужчина был в чёрный военный мундир. Хотя, при таком тусклом свете нельзя было заявлять об этом с полной уверенностью.
Лора села, безучастно глядя перед собой в одну точку. Воду она не приняла. Голова болела уже настолько, что боль эта вызывала сильную тошноту, отчего даже смотреть на стакан с водой было противно.
— И вот вы снова здесь, — иронично заключил мужчина, отложив дела и внимательно взглянув на девушку. Он пододвинул к себе её личное дело и принялся листать страницы, коих за эти два года накопилось уже довольно много. — Давайте посмотрим. Вас обвиняют в поджоге здания парламента, в нападении на полицейского, вандализме и порче фасадов дома правительства, проникновении на участок для голосования с целью сорвать выборы. Я ничего не забыл? — он взглянул на неё с деланной жалостью в лице.
Лора перевела на него пустой взгляд:
— Маскарад, — проговорила она с трудом.
— Какой маскарад? — он ещё пролистал. — Ах, вы имеете в виду ту выходку, когда вы с вашими подругами, — это слово он проговорил с особым пренебрежением, — переодевшись мужчинами, пытались проникнуть на заседание парламента? Ну, эту глупость мы не берём в расчёт, — он отложил дело. — Вы осознаёте, какими жалкими и нелепыми выглядят ваши потуги на пресловутое равноправие? Вы изо дня в день творите эту ахинею и ждёте, что вас начнут воспринимать всерьёз? Вы действительно считаете, что чего-то добьётесь?
— Полагаю, всё это не зря, — вяло проговорила девушка. — Если раньше нас откровенно игнорировали, то теперь наконец стали замечать.
— Вы ведёте себя как бандитки, у каждой из вас по несколько приводов в полицию. Кто станет доверять принятие важных политических решений шайке больных на голову баб, которые сходят с ума от безделья?! — следователь не скрывал раздражения, так сильно его допекли разборки с суфражистками.
— Насколько я знаю, — отвечала Лора, выждав минуту, — ваша матушка, господин Эрде, недавно вступила в нашу партию. Вы что же и её считаете больной на голову бабой, страдающей от безделья?
— Замолчите! — он подскочил на месте. — Моя мать — почтенная вдова и никогда не опозорит имя семьи связями с таким сбродом! — мужчина гневно смотрела прямо в глаза девушке, которая за время их разговора совсем не изменилась в лице. Её спокойствие одновременно злило мужчину и заставляло держать себя в руках. Он не мог позволить себе избить её, ведь тогда весть о его действиях моментально разнеслась бы по всем светским салонам, а главное — её непременно напечатали бы на первых полосах феминистских газет, которые за последнее время набирали популярность среди всех слоёв населения. Он несколько раз тяжело вздохнул, нависая над своим столом в позе быка, готового кинуться на тореадора, затем произнёс. — За вас внесли залог, Томсон. Снова. Радуйтесь. Я могу надеяться на то, что мы с вами больше не встретимся?
Лора отвела взгляд, уставившись в узкое окно, за которым сияло солнце.
— Это не от меня зависит, господин следователь. Пока всё будет оставаться таким, как оно есть, наши свидания не прекратятся. К несчастью для нас обоих.
— Уходите, — кинул он, резко приземляясь на свой стул. — Вещи свои заберёте у вахтёра. Куда идти, знаете.
Со времени, когда Маргарет Стэнфорд созвала нескольких из своих коллег по прачечной на важный разговор после очередного рабочего дня и общим советом они порешили создать объединение «Женщины за равноправие», произошло немало событий. Изначально девушки и женщины из числа рабочих фабрик выказывали недовольства, касавшиеся неравной по сравнению с рабочими-мужчинами оплаты труда и нагрузки. Они выдвигали требования, заявляли протесты, но, осознав, что их протест даже не пытаются услышать, начали устраивать забастовки. За нарушение дисциплины некоторых из участниц стали показательно наказывать — лишать работы и даже избивать. Тогда объединение поспешило воспользоваться вопиющей наглостью и своими силами девушки принялись издавать листовки, в которых описывали зверства со стороны властей и руководства фабрик по отношению к рабочим-женщинам, которые просто боролись за свои права. Со временем объединение стало пополняться женщинами и девушками разных сословий и положения. Каждая из них рассказывала свою историю, что давало почву для выдвижения новых обвинений и требований. Группа разрасталась, а её участницы теперь не устраивали забастовок, они размахнулись на предложение законопроектов. В списках значился закон о предоставлении женщине права распоряжаться своим имуществом после замужества, о принятии во внимание инициативы женщины при бракоразводном процессе, о домашнем насилии, а также о праве женщин голосовать на выборах. Их не пускали на заседание парламента, а в один из дней, когда группа передала на рассмотрение очередной список проектов законов, председатель с командой парламентариев демонстративно разорвал их документ и выбросил из окна. После этого события начались беспорядки. Женщины всеми силами пытались привлечь внимание к себе и к тем проблемам, которые они транслировали. Они писали свои лозунги на фасадах правительственных зданий, срывали заседания парламента и гильдий, устраивали митинги и пикеты против новых законов, которые противоречили их требованиям и просто ввязывались в драки с полицией, когда сил и терпения не оставалось. Одна из женщин даже осмелилась порезать ножом картину с обнажённой Венерой в Национальной галерее. Свой поступок она объяснила нежеланием мириться с ролью женщин в общественной жизни, которую им навязывали веками. Многие становились завсегдатаями городской тюрьмы в основном по обвинению в хулиганстве, реже — в чём-то более серьёзном. Тогда же в голову Маргарет пришла утопическая по мнению большинства идея — попытаться пройти в парламент, чтобы возыметь реальную силу для решения накопившихся проблем.
Помимо Бесс самопровозглашённая партия обзавелась за эти два года ещё несколькими состоятельными членами, в основном из числа богатых вдов или старых дев, коим посчастливилось не иметь братьев. Эти женщины, если не страдали от несправедливого отношения, то просто сочувствовали подругам. Они совершенно искренне жертвовали огромные суммы на внесения залога за заключенных, на организацию печати регулярных тематических газет, на проведение торжественных встреч с целью привлечения внимания к проблеме среди всех слоёв общества. Эти женщины не всегда вступали в объединение официально и не принимали участие в митингах, которые чаще всего заканчивались разгоном полицией, но как верный и несокрушимый тыл, они раз за разом вытаскивали подруг из передряг для того, чтобы те, передохнув малость, снова бросались в бой.
По направлению к выходу из городской тюрьмы Лора шла в сопровождении дежурного. Он безмолвно повернул ключ в замке, отворил калитку и, дождавшись, когда девушка окажется на другой стороне, также, не проронив ни слова, запер железную дверь. Лора вдыхала свежий воздух и ощущала, как в каждую клеточку её тела возвращается жизнь. Приглядевшись, она заметила вдали экипаж, возле которого активно жестикулируя спорили две женщины. Рядом с ними, прижавшись спиной к облучку, стоял парень и что-то быстро записывал в толстый блокнот. На козлах скучал кучер.
— Вон она! — крикнула одна из девушек, завидев приближающуюся к ним Лору.
— Лора! Какое счастье! — прокричала другая. Обе уже бежали в её сторону.
— Мы тут уже третий день дежурим. Нам лапшу на уши вешали, что отпустят, залог Бесс неделю назад внесла, ты представляешь?! — сбивчиво говорила одна.
— И пока я не припугнула их связями, они даже не чесались! — возмутилась другая.
— Девочки, — облегченно выдавила из себя Лора, оказавшись с двух сторон в крепких дружеских объятиях. — Я так рада вас видеть! Кого ещё удалось освободить? — спросила она, когда поддерживаемая под руки с двух сторон, зашагала по направлению повозки.
— Джейн и Салли отпустили вчера, Мери Ди и Мэри Джей — ещё раньше. С Марго сложнее — она сильно избила того полицейского, скорее всего дадут срок, — все поникли.
В этот момент троицу остановил тот самый парень, скучавший у облучка:
— Дамы, — вежливо, но настойчиво проговорил он, — замрите. — Вспышка фотоаппарата почти ослепила их. Лора даже ощутила, как к ней предательски возвращается надоевшая головная боль. Она недовольно потёрла пальцами глаза.
— Никогда к этому не привыкну, — буркнула она.
— Отлично, Джим, — похвалила его Бесс. — Поспеши опубликовать новость об освобождении заместителя главы партии в ближайшем номере и уточни, что её незаконно держали взаперти неделю после внесения залога, — парень кивнул. — А теперь, дорогая Лора, ты поедешь ко мне, будешь спать и есть до тех пор, пока к тебе не вернётся человеческий вид. И даже не спорь.
Лора не думала спорить. Она действительно очень устала и готова была уснуть прямо в экипаже на плече у подруги.
— Что было? — спросила она, когда их транспорт затрясло по каменистой дороге, не в силах формулировать более сложносочинённые вопросы.
— Наши снова пробились к секретарю Коула, — отчиталась Агнесс — третья из компании девушек. — Он обещал, что передаст наше требование об уравнении заработной платы для женщин и мужчин.
— Серьёзно? Обещал?
— Да, мы приложили отчёт о выработке на галантерейной фабрике. Отдел, в котором заняты женщины, уже не первый месяц показывает лучшие результаты, при этом получают они в полтора, а то и в два раза меньше, чем мужчины. Не мне тебе рассказывать. Цифры говорят сами за себя. Думаю, Коул сможет что-то сделать.
— Ему можно доверять, — задумчиво проговорила Лора. — Что ещё?
Бесс и Агнесс коротко переглянулись в немом согласии говорить всё как есть, какой бы горькой ни была правда. Бесс осмелилась начать.
— Кристофа повесили.
Лицо Лоры, до того почти не выражавшее никаких эмоций, после этих слов, казалось, удлинилось и осунулось ещё больше, в глазах зажегся яростный огонь.
— За что? — прохрипела она.
— Не рассчитал силы, забил до смерти постового на митинге. Полицейский заломил руку Мери Ди и Кристофа понесло. Коула не было в стране и в этот раз защитить нас было некому.
Лора закрыла глаза и упала лицом на ладони. Все любили Кристофа, особенно безутешная Мери Ди. Он многим напоминал Дугласа — такой же пылкий и готовый на всё ради того, чтобы защитить идею, в которую верил и друзей, которыми дорожил. Наивный романтик от революции, не видящий перед собой препятствий. Она вспомнила Дугласа и тот день, когда они прощались на вокзале, как она порывалась забраться в вагон и уехать вместе с ним, как конвойный оттолкнул её и она упала на землю, не замечая боли, как слёзы застилали глаза и сквозь них удаляющийся образ её бесстрашного защитника становился неясным и размытым. Она скорбно взвыла, не желая больше скрывать свои чувства. Лучшие из мужчин, окружавших её, исчезали один за одним, а многочисленные Эрде и иже с ними продолжали вставлять палки в колёса борцам за равноправие и цепляться за своё ничтожное самолюбие, позволявшее этим мелочным и наглым паразитам на теле общества существовать в иллюзии правового государства. Но как бы они ни старались, им придётся подвинуться и расплатиться за всё.
Карета остановилась у дома генерала Леграна и его вдовствующей сестры. Бесс выскочила из двери и подала руку Лоре, которая уже немного успокоилась после пережитого волнения. Кучеру велено было отвезти Агнесс домой, после чего поддерживая обессиленную подругу за локоть, Бесс проводила её к себе в дом и устроила в комнате для гостей. Впереди её ждало ещё много акций протеста и неприятностей с законом, перед которыми следовало хорошенько подкрепиться и выспаться.