Дракон с отрезанными крыльями

Глава девятая: Ответственность

У Лила все валилось из рук. С того самого момента, как Ариана, не добившись от него путного объяснения, почему он не прервал пытку Дарре, хотя ясно видел, как тому тяжело, произнесла сакраментальную фразу:

«Это низко, Вилхе!» — и ушла спать к дочери в комнату. Лил даже не пытался остановить: оправдываться было нечем. От него действительно не укрылись страдания Дарре в образе дракона, и он действительно не попытался их остановить. Потому что должен был выяснить, как поведет себя приемыш в критической ситуации, слишком хорошо помня, что такое драконья ненависть. Потому что по-прежнему самой первой своей задачей видел защиту Арианы и детей и смертельно боялся, что из-за решения оставить Дарре в доме подвергает их опасности. И потому что, кажется, не справился с ответственностью, поддавшись самомнению и откусив слишком большой кусок пирога.

Что он мог сказать? Даже бессонная ночь, впервые за почти двенадцать лет проведенная без Арианы, не дала ответа на этот вопрос. Только болью перекатывала в груди навалившиеся одиночество и страх. Больше всего на свете он страшился рано или поздно разочаровать Ариану. И, видимо, накликал беду.

Отчаянно не хотелось верить в то, что Ариана ушла от него всерьез. Нелепая надежда, что она просто уложит дочь, оставшуюся в детской одну, потому что Вилхе пожелал отныне ночевать в комнате Дарре, а тот с радостью принял нового соседа, умерла уже за полночь, хотя тишина за стеной воцарилась на два часа раньше. Лил упорно ждал жену, поминутно разжимая стискивающиеся в кулаки пальцы и заставляя себя не верить в сказанные Арианой слова. Он никогда не думал, что собственное имя может звучать столь отвратительно. Ариана убедила воочию — так, что вряд ли он когда-нибудь захочет услышать его снова. Будто приговор зачитала: «Казнь путем побиения камнями». И каждое фраза потом, каждый взгляд был очередным снарядом, направленным в его беззащитное сердце. Защититься от Арианы Лил не мог. Только терпеть и надеяться каждый вечер, что она оттает, что захочет понять, что придет в их спальню, улыбнется, скажет что-нибудь ласковое.

Но боги не собирались так просто прерывать наказание. Каким бы баловнем судьбы Лил ни был, а, видимо, и их чаша терпения переполнилась. Он же просил Ивон, чтобы Ариана была счастлива. Почему вдруг решил, что это относится и к нему? Ариана вполне может быть счастлива и без него… Не ее вина, если Лил разочаровал жену. Да еще и не знает, что делать, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.

Ариана не выносила их разлад дальше спальни, уверив детей, что перебралась к Ане в комнату, только чтобы той не было страшно одной, а в дневное время честно выполняла все свои обязанности и не давала ни единого повода заподозрить, что происходит на самом деле. А вот Лил даже глаза на нее поднять не мог. Не потому что было стыдно, а потому что до онемения боялся увидеть на ее лице равнодушие. Ариана умела уничтожать одним взглядом, и Лил на собственной шкуре испытал последствия ее немилости. Вот только искренне верил, что тот месячный ужас никогда больше не повторится. Ошибся. Теперь расплачивался за самоуверенность.

Дрова раскалывались наискось, огонь не желал разводиться даже с помощью хвои, а охотиться Лил вообще словно разучился. Всю неделю приходил домой с пустыми руками, лишив домашних мяса, а себя остатков покоя. С каждым днем у Арианы было все больше поводов разочароваться в нем. К чему ей мужчина, от которого в доме никакой пользы? Вилхе и то с отцовскими обязанностями лучше справлялся, а еще чуть подрастет — и вовсе Лила заменит. А пока Дарре подсобит: он на глазах силу и уверенность набирал. Рыбу ловить махом научился, значит, и с охотой проблем не будет. Обеспечит семью пропитанием.

От таких мыслей хотелось удавиться, и Лил гнал их, упорно пытаясь вернуть себе хоть какую-то удачу. Но та, казалось, окончательно отвернулась от него. И, умудрившись во время очередного похода за добычей попасть в капкан, Лил в этом убедился.

Сохраненный богами звериный нюх позволял ему чуять металл за несколько метров и обходить ловушки стороной. Что случилось на этот раз, Лил мог только догадываться. Может, слишком увлекся погоней за зверем, надеясь хоть сегодня принести в дом провиант. Может, опять закопался в самоуничижении и пропустил опасную ловушку. Как бы то ни было, капкан захлопнулся на его ноге, пробив ее вместе с обувью и окрасив кровью свежевыпавший снег.

Лил позволил себе закричать в голос от боли, хотя, кажется, больше душевной, чем физической. Гадко, конечно, что испортил почти новые башмаки — и особенно мерзко будет, если это заметит Ариана, — а нога — Энда с ней! — заживет: на драконах все заживает. Даже повода сыграть на Арианиной жалости нет, а Лил уже и на нее был согласен. Докатился!

Перевязав кое-как раны, чтобы остановить кровь, он продолжил охоту. Но вскоре оказалось, что быстро бегать с поврежденной ногой, а уж тем более лазить по деревьям было очень неудобно. Поняв, что и сегодня не получится порадовать родных свежей зайчатинкой, Лил от души помянул Энду и, прихрамывая, отправился домой.

Ариана, как всегда, смолчала, поставив на стол куриный суп. Они уже пару лет разводили на заднем дворе хохлатых, но Ариана никак не могла научиться сворачивать им шеи, всякий раз оставляя эту обязанность Лилу. Он на охоте привык ко всему и был рад избавить жену от неприятных дел. Как какое-то доказательство того, что она не может без него обходиться. Оказывается, может. Даже если эту несчастную курицу прикончила не она, а кто-то из ребят, Лил им все равно оказался не нужен. С курами они и без него проживут.

Лил неожиданно замерз. Сначала сердцем, потом всем телом, ощущая холод физически. Окоченели пальцы рук и здоровая нога. Вторая, напротив, горела и болела все сильнее. Лил заставил себя проглотить Арианин суп, почти не чувствуя вкуса, наскоро поблагодарил и поднялся в спальню. Там размотал ногу и даже присвистнул от изумления.

Ступня опухла и то ли покраснела, то ли посинела. Вокруг ран образовались отвратительного вида нарывы: черные дырки в фиолетовом обрамлении. Лил не видел у себя таких никогда в жизни. А ведь и в капканы попадал, и на эшафоте вон всю прелесть казни прочувствовал, и от кочевников по полной получил. И все заживало само собой. Возможно ли, чтобы зубцы капкана были обработаны каким-то ядом? Лил вспомнил, как освобождал ногу, но запахов посторонних тогда не чуял. Почему же раны так воспалились? Неужели оберег перестал действовать? Он охранял почти тринадцать лет, пока Ариана любила. Значит, больше не любит?..

Сердце окоченело в секунду. Ломота от ран поднялась по телу, вызывая то дрожь, то приливы жара, бросая в липкий пот, вынуждая зубы стучать, заливая необъяснимой слабостью и желанием только упасть в кровать и отрубиться, чтобы не чувствовать ни этих уничтожающих приступов, ни тупой разъедающей боли от того, что он окончательно разочаровал Ариану…

Когда Лил не спустился к завтраку, Ариана не удивилась: он теперь каждый день с самого утра уходил на охоту, словно стремясь вырваться из черной полосы, или, быть может, не желая находиться рядом с женой ни одной лишней минуты. А Ариана, прозлившись первую ночь, искренне надеялась, что сможет исправить ситуацию, едва увидит своего Лила. Их чувства были проверены временем и испытаниями и не могли исчезнуть из-за одной ссоры. И она хотела как можно скорее в этом убедиться.

Ариана, конечно, была с мужем слишком сурова. И откуда только взялся этот тон и это имя, за которые она теперь сама себя ненавидела? Кажется, пережитое за день не слишком благостно отразилось на ее рассудке, и она, повторяя ошибку сына, обидела самого дорогого человека на свете.

Ариана в первую же бессонную ночь поняла, как была не права. Просто взглянула на ситуацию глазами Лила, влезла в его шкуру и обо всем догадалась. Никогда ее муж не был жестоким человеком и не мог упиваться страданиями Дарре, как показалось на мгновение. Он просто снова защищал свою семью — как мог, как умел. Почему же не сказал об этом Ариане? И почему после возвращения с охоты даже не взглянул на нее ни разу, словом не обмолвился, улыбки не подарил? Обиделся из-за ее обвинения? Но это было совсем не в духе Лила: не умел он обижаться, всего себя отдавая Ариане и детям и прощая им любые капризы. Разочаровался в жене из-за ее подозрений? Из-за того, что она ему не доверяла и могла подумать гадости? Вот это уже вернее. Лил всегда был слишком высокого о ней мнения, считая идеалом, и Ариана изо всех сил старалась соответствовать. И вот сорвалась. Но неужели одна ошибка может стать приговором? Ведь все же рано или поздно ссорятся, а потом мирятся и живут дальше. Почему же Лил не хотел сделать даже шагу навстречу, на корню обрывая все Арианины попытки? Чего ей стоило просто, как ни в чем не бывало, вести себя с ним при детях, стараясь угодить, готовя любимые блюда, приберегая лучшие куски. Но Лил только сжимался, когда она подходила слишком близко, отгораживался, как много лет назад, пугая Ариану, вынуждая искать причины такого поведения. И не находить.

Она возненавидела его охоту. Та отнимала большую часть дня, не позволяя побыть с Лилом наедине хоть сколько-нибудь долго. Чтобы без любопытных детских глаз заглянуть ему в лицо, вынудить посмотреть на нее и прямо спросить: ты меня больше не любишь?

Эта фраза студила февральским морозом, перехватывая дыхание и вынуждая сердце замирать от страха. Если Лил разлюбит, жизнь закончится. Вот просто закончится, и все. Ариана, наверное, не упадет бездыханной — все-таки дети, их нужно поднимать, — но жить точно перестанет. Как тогда радоваться новому утру, слыша спокойное мужнино дыхание, как скучать до тоски, пока он на охоте, как пылать по ночам, когда любимые руки и губы дарят такое волшебное наслаждение? Неужели Лилу все это больше не нужно? Неужели она…

Ариана замерла, потеряв мысль, когда увидела в предбаннике мужнин походный мешок. Лил не мог без него уйти ни на охоту, ни в город. И куртка здесь — а без нее нынче околеть можно. Значит, и Лил дома. Почему же?..

Что-то дзинькнуло в душе Арианы и разбилось на мелкие кусочки. Лил никогда в жизни не пропускал завтрак без причины. Это был их семейный ритуал, и Ариана в ту же самую секунду поняла, что случилось что-то страшное. Не чета ее придуманным глупостям. Как расплата за то, что она снова позволила себе усомниться.

Ариана взбежала вверх по лестнице и, затаив дыхание, открыла дверь спальни. И охнула от жалости.

Ее Лила била крупная дрожь. Лицо бледное, губы пересохли и потрескались. Вцепившись руками в подушку и натянув одеяло до подбородка, он тщетно пытался согреться или хотя бы избавиться от мерзкого озноба, но тот был сильнее, скрючивая, одолевая, пытая полной беспомощностью.

Ариана бросилась к мужу, опустилась на колени, потрогала лоб и едва не одернула руку от обжегшего жара. Лил открыл мутные глаза, скользнул потерянным взглядом по Ариане, но все же узнал, сделал судорожный вдох.

— Я… Ариана, прости…

Но она не слушала, старательно соображая, как ее никогда не болевший муж умудрился за ночь свалиться с жесточайшей лихорадкой, прикидывая, помогут ли ему обычные человеческие средства… и изо всех сил сражаясь с подступающим страхом. Никогда не болел. И вдруг… так сильно… так мучительно…

— Подожди, я сейчас, — наконец выговорила она, намереваясь бежать вниз за водой и хоть какими-то целебными травами, но Лил вцепился ей в руку, не отпуская, словно его жизнь зависела от ее присутствия.

— Прости… — как-то отчаянно пробормотал он. — Я должен знать… пока еще…

— С ума сошел! — забыв о своем намерении быть сильной, разрыдалась Ариана. — Не смей!.. Не думай даже!.. Я сейчас ребят за Эйнардом пошлю!.. Это всего лишь лихорадка! У меня в детстве не раз такая была!..

Лил качнул головой, прижал ее ладонь к воспаленным губам, обжег дыханием.

— Это бесполезно, Ариана… — прошептал он. — Эйнард не поможет… Я в капкан вчера попал… Сглупил… Ноги уже совсем не чувствую… Я не знаю, сколько осталось… Но, пожалуйста…

Ариана откинула одеяло и с ужасом уставилась на разбухшую посиневшую ногу любимого мужа. Заражение крови — кажется, так это называлось. От такого умер ее дед по маминой линии, он кузнецом был, и однажды…

Ариана похолодела, будто в прорубь упала. Не прыгнула, нет, прыгают по своей воле. А падают в панике, с ощущением полной безнадежности, зная, что выбраться невозможно, и сейчас ледяная вода разорвет легкие, присвоит тело и…

Ариана схватила мужа за голову. Слипшиеся пряди светлых волос. Светло-карие глаза. Он попытался выдавить улыбку, а Ариана вдруг совершенно четко осознала, что должна ему сказать. Единственное, на что имела право.

— Я умру без тебя, Лил! — так, чтобы даже сомнения не возникло в обратном. — Без тебя ничего нет! И меня нет!

Он замер, даже дрожать перестал. Взгляд прояснился. Понял? Поверил?

— Ты еще любишь меня? — звенящим от надежды голосом спросил он. Ариана кивнула, не в силах отвести взгляда.

Она не ждала какого-то чуда, но, памятуя от их особенном способе справляться с болезнями, понимала, что Лила не случайно именно сейчас одолела зараза. После их первой крупной ссоры. И после того, как Ариана сделала вид, что отказалась от него.

Лил недавно сказал ей, что они слишком привыкли верить в плохое. И снова наступали на те же грабли. Оба. А боги не забыли своих предупреждений.

— Больше жизни люблю! — выдохнула она. — И всегда буду любить! Счастье мое!..

Лил завороженно коснулся рукой ее щеки. Ариана прижалась к его ладони губами и умыла слезами, которые невозможно было сдержать.

— Я последний болван, — только и выговорил он. — Ариана, я решил…

Но она скользнула пальцами ему под волосы, не желая терять времени на разговоры. Кто знает, сколько его отмеряно. Ивон обещала им счастье, и Ариана была счастлива все это время. И хотела доказать, что достойна этого счастья. Отвоевать Лила у его глупой уверенности в ее равнодушии. Никогда она не была к нему равнодушна. И не будет никогда.

Как они начали целоваться, Ариана не поняла и сама. Только почувствовала себя снова любимой, снова желанной, снова самым главным человеком в жизни Лила. Им не привыкать вытаскивать друг друга из лап смерти. Лишь бы Лил не сомневался, что это возможно. И помог ей… отвести беду…

Его руки скользили по волосам, шее, плечам, гладя, стискивая, прижимая к себе, лишая последних связных мыслей. Впрочем, тех и так было слишком много за последние дни. В отличие от мужниных ласк. Нежных, как первые весенние цветы. Необходимых, как воздух. Волшебных, как и все их отношения.

— Люблю, — кое-как выговорила Ариана, глядя в шалые от счастья любимые глаза. — Пообещай, что больше никогда не будешь в этом сомневаться. И так меня пугать.

Лил смущенно сжал прядь ее волос. С ума можно было сойти от происходящего. От нежности и признаний Арианы жар спадал и боль отступала. Не зря он когда-то ее колдуньей назвал.

— Колдунья и есть, — пробормотал он. Ариана покрылась прелестным румянцем, безмерно порадовав Лила. Болван еще чересчур мягкое определение для него. И как только Ариана все время его прощает? — Я объяснить хочу, — решился наконец он, — даже если после этого ты поймешь, что зря меня спасала…

— Ох, — Ариана не удержалась и дернула его за ухо, выражая свое возмущение. — Я завяжу тебе рот и буду освобождать его только для поцелуев.

Лил усмехнулся: его бы, пожалуй, это устроило. Но тут же посерьезнел.

— Так и будешь считать, что мне нравилось наблюдать за страданиями Дарре? — напряженно спросил он. Ариана покачала головой и ткнулась лбом ему в лоб.

— Прости, — неожиданно прошептала она. — Я же лучше всех знаю, что нет в тебе жестокости и не было никогда. И как ты любишь заботиться обо мне, знаю. И что ты жизнь свою готов отдать ради нашей семьи. Просто… Снова позволила страху затмить разум. И едва не накликала беду.

— Теперь придется меня лечить, — лукаво заметил Лил, чувствуя, как отпускают надуманные проблемы. Надо же, как просто все разрешилось. Как Ариана все разложила по полочкам, убедив его самого в том, что не было у нее поводов для разочарования. Почему же он не смог? И позволил себе зайти так далеко?

Все же страх потерять Ариану был самым большим кошмаром его жизни.

— Именно этим и займусь, как только приведу твою ногу в порядок, — точно таким же тоном ответила Ариана. Прижалась к его губам долгим сладким поцелуем с обещанием продолжения. Лил влюбленно выдохнул ее имя, и она, рассмеявшись, направилась к окну. Окликнула Вилхе, попросив подняться к ним в спальню.

— Хочешь рассказать детям? — озабоченно спросил Лил, прикрывая изувеченную ногу, чтобы не шокировать ее видом сына. Ариана кивнула и присела на кровать рядом с мужем.

— Думаю, им будет полезно знать, что ты тоже не железный, — заметила она. — Почему-то мне кажется, что ты это оценишь.

Лил понял истинное значение ее слов, только когда Вилхе вызвался немедленно отправиться в госпиталь за доктором или как минимум лекарствами; Дарре пообещал, что все дела в доме будут выполнены в лучшем виде; а Ана принесла ему в постель тарелку каши и принялась кормить с ложечки.

— Ты у нас один, папочка, — заботливо заявила она. — Пожалуйста, отдыхай и поправляйся поскорее. Чтобы мама больше не плакала по ночам.

Ариана снова вспыхнула и отвернулась, смущенная невольно выданной дочкой тайной. Не хотела она, чтобы Лил об этом знал и чтобы снова поставил себе это в вину. Но слово не воробей, теперь придется расхлебывать.

Лил незаметно сжал ее руку, вынудив посмотреть ему в глаза. И сказал, глядя на Ариану, хотя вроде бы отвечал дочери:

— Обещаю, что маме не придется больше плакать.

— Разве что от счастья, — утерла непослушную слезинку Ариана. И Лил ей улыбнулся. Самой светлой улыбкой на свете…