Дракон с отрезанными крыльями

Глава одиннадцатая: Пять лет спустя

Айлин с трудом узнавала свой дом. Сколько ее не было в Армелоне? Меньше двух лет. А казалось, что прошла целая жизнь. И Айлин вернулась совсем другой. И все вокруг так сильно изменилось…

Отец пристроил к дому новое крыло. Оно и понятно: семья увеличилась, и места всем дочерям хватать перестало. Пока Айлин отсутствовала, в детской комнате вместе с Беатой поселилась названая сестра Кайя, и отец решил, что старшей дочери по возвращении необходима будет собственная спальня. Все-таки Айлин почти совершеннолетняя, и заставлять ее делить комнату с двумя глупышками было уже невозможно. Но она и подумать не могла, что ради нее отец затеет столь глобальную перестройку.

Айлин ступала по дощатому полу, осторожно дотрагиваясь до знакомых и в то же время почти забытых вещей, не решаясь отправиться в новую часть дома. Вчера вечером, когда дядя Тила выгрузил ее со всем багажом у родной калитки и из дверей посыпали самые дорогие на свете люди и, не давая зайти внутрь, принялись обнимать, целовать, расспрашивать, рассказывать и даже плакать одновременно, Айлин было совсем не до новшеств. Дальняя утомительная дорога, поздний ужин, слишком большое количество впечатлений и выплеснутых эмоций так вымотали ее, что она заснула прямо за столом, уронив голову на руки. Наверное, отец перенес ее в новую спальню на новую постель, где Айлин выспалась на славу, впервые за два года почувствовав себя спокойной и любимой, а когда проснулась, в доме, кроме нее, не было ни души. На столе лежала записка, где мать предупреждала о смене в госпитале и просила не терять сестер: они, мол, в гости сегодня собрались. К кому именно в гости и когда должны были вернуться, мать сообщить не подумала. Впрочем, Айлин тут же простила ей этот недосмотр за возможность немного побыть дома одной и заняться своими делами. В Окиносе, где Айлин провела последние два года вместе с дядей Тилой и его семейством, такой роскоши ей практически не перепадало. Наверное, и здесь все скоро закрутится, и мать опять начнет подбивать ее на работу в госпитале, и сестры освоятся и будут вести себя, как хозяйки, и отец…

Только бы жениха ей не вздумал подобрать! А то вчера уже были какие-то намеки на «совсем взрослая» и «настоящая невеста». А ее мнение узнать, конечно, никто не соизволит. Как не соизволил, отправляя в южные страны с почти чужими людьми. Тетя Ильга тогда серьезно заболела, и спасти ее мог только теплый морской воздух. Дядя Тила ради жены оставил пост градоначальника и со всем семейством отправился в Окинос. Но поскольку оба его ребенка были мальчиками, совершенно не знающими, как ухаживать за больными людьми, на семейном совете было решено, что с тетей Ильгой поедет и Айлин. На ее протесты никто не обратил внимания, а когда те перешли в открытые угрозы, отец впервые в жизни повысил на нее голос и обвинил в неблагодарности. Большего стыда и унижения Айлин не испытывала никогда в жизни. Показалось, что отец разлюбил ее из-за такого поведения, и никогда больше не улыбнется, и не скажет доброго слова. Айлин навзрыд проплакала ночь, сорвавшись в истерику, а наутро дала свое согласие. Что значила какая-то пара лет вдали от дома и родных по сравнению с отцовским разочарованием в ней? Тем более что к тому моменту он оставался единственным, кто еще пытался хоть как-то ее понять и старался вставать на сторону старшей дочери. Всех остальных Айлин вынудила ее просто возненавидеть.

Щеки запылали, а внутри перекатилась стыдная волна. Как же неуютно и страшно было вспоминать о том, что она творила перед отъездом. Словно с цепи сорвалась. Обидела тетю Ариану, да так, что дядя Лил запретил ей на пороге у них появляться, пока она до извинений не дозреет. Разругалась с матерью, заработав от той пощечину, когда довела Беату до побега из дома. Ну и самое главное, самое мерзкое — то, о чем Айлин даже думать себе запрещала, потому что жить с такой ношей было совершенно невыносимо: хотелось броситься в ближайший колодец и сгнить там. И исправить ничего было нельзя, только надеяться, что со временем впечатления от ее поступка сгладятся или подзабудутся и она сможет поднять глаза и попытаться попросить прощения. Вряд ли, конечно, оно будет ей подарено. Но, быть может, станет чуть легче дышать?

На самом деле эти годы вдали от Армелона пошли Айлин на пользу. Дядя Тила больше всего на свете уважал честность и порядок, а потому в доме у него царила почти военная дисциплина. Айлин какое-то время пыталась бунтовать, но, увидев, сколь расстраивает это тетю Ильгу, усугубляя болезнь, поняла, что пришло время смириться. Быть может, боги таким образом пытались наставить ее на путь истинный? Быть может, они вовсе не отвернулись от нее, как казалось в эгоистическом забвении, а только испытывали? Как дядю Лила, который после девяти лет разлуки и эшафота снова встретился с тетей Арианой и сумел построить свое счастье? Как Дарре, которому после стольких страданий удалось найти настоящую любящую его семью? Даже если Айлин не имела права ставить свои проблемы на одну доску с тем, что довелось пережить им двоим, следовало иначе взглянуть на собственную жизнь и перестать разрушать то, что родные строили с огромным трудом, отворачиваясь от них и отказываясь от божьей милости.

Смирившись, Айлин вдруг поняла, что дядя Тила отнюдь не требовал от нее невыполнимого. Вставала она и так всегда спозаранку. Еду и дома на всех готовила. Трапезы в строго определенное время ее ничуть не смущали: даже проще было распланировать свой день. Тетя Ильга много к себе внимания не требовала, а когда пошла на поправку, и вовсе сняла с племянницы часть домашних забот. Зато по первости эти хлопоты отнимали у Айлин все свободное время, не позволяя ни строить новые козни, ни убиваться из-за того, к чему предыдущие из них привели.

Тетя Ильга была не слишком ласкова, зато справедлива. Всегда разбиралась в любой возникшей проблеме досконально и находила истинных виновных независимо от степени родства с ними. Наказывал дядя Тила, и Айлин была рада тому, что ей ни разу не довелось ни стать свидетельницей такой процедуры, ни попасть под его тяжелую руку. Правда, осуждающий взгляд перенести было ненамного проще, но и его Айлин через пару месяцев житья в Окиносе перестала на себе замечать.

Да и кузены оказались не такими заносчивыми хулиганами, какими казались вначале. Быть может, им не понравилось, что какая-то девица вдруг стала ближе к их матери, чем они сами. А возможно, они просто хотели подурачиться, и в отсутствие друзей тратили свою неуемную энергию на гадости для кузины. То какую-то склизкую мерзость в постель подкинут. То дверь уборной снаружи подопрут. То в рукомойник вместо чистой воды болотную жижу нальют. Доставалось им за такое, конечно, да только Айлин от этого было не легче, потому как дядины методы воспитания мальчишек только раззадоривали, и они придумывали такие каверзы, в которых доказать их вину было неимоверно сложно.

В конце концов, перепробовав все способы от слез до угроз, Айлин нашла идеальный вариант борьбы с этими оболтусами. Она стала готовить еду раздельно для каждого члена семьи и портить порции кузенов, в лучшем случае оставляя их голодными, а в худшем загоняя в уборную на всю ночь. Жаловаться родителям мальчишки были не приучены, к тому же в таком случае им пришлось бы каяться и в собственных шалостях, поэтому, когда Айлин предложила мир, тот был принят благодушно и без всяких промедлений.

Разница с кузенами в возрасте исключала настоящую дружбу, однако, перестав считать Айлин своим врагом, Хедин и Эдрик решили стать ее защитниками, оберегая от излишнего внимания горячих южных парней. Кроме того, они оказались отличными спутниками на прогулках, не боясь уходить далеко от дома и с радостью соглашаясь разведывать новые территории.

Айлин, правда, брала их с собой не всегда. Иногда уходила одна — к морю — и брела вдоль берега, насколько хватало сил. А потом садилась на теплый песок и беззвучно плакала, вспоминая всех тех, кого незаслуженно обидела и кто теперь так далеко, и неизвестно, что о ней думает и думает ли вообще. Бесконечная гладь воды почему-то не действовала умиротворяюще, как обещал отец тете Ильге, а, напротив, ворошила воспоминания, вытаскивая на свет самые постыдные и заставляя мучиться ими вновь и вновь.

Почему же Айлин раньше не понимала, сколь мерзко поступала? Думала, что бросает вызов замшелым взрослым, а на самом деле просто бесчинствовала и теперь словно видела себя со стороны и ужасалась содеянному.

Может, потому отец и отослал ее с родственниками в южные страны? Если тетя Ильга была больна телом, то у Айлин явно захворала душа. И ей требовалось срочное лечение. Вдали от подстрекательниц-подруг, от обиженных ею родных людей, от дома и не отпускающего то ли разочарования, то ли чего-то совсем другого…

Как бы то ни было, вернулась Айлин совершенно другим человеком. Ничего не осталось ни от той дебоширки, что уезжала из Армелона два года назад, ни от той наивной мечтательницы, которую жестоко окунули в реальность. Айлин стала сильной, спокойной и, пожалуй, немного жесткой женщиной, имеющей в жизни цель и собирающейся ее достигнуть во что бы то ни стало. Как отец однажды достиг. И расширенный дом подходил для этого как нельзя более кстати.

Беата ворвалась на кухню первой — словно огненный вихрь прошелся, сметая все на своем пути, — схватила самую зажаристую булочку и мигом отъела половину.

— В гости позвали, называется! — пробурчала она. — А покормить — ума не хватило! Чтоб я еще когда туда потащилась — старух развлекать! Матери надо — пусть сама проведывает! А с меня хватит!

Айлин с интересом посмотрела на младшую сестру, но возмущаться ее словами не стала. Во-первых, сама недавно такой же была: может, в крови у них шальное поведение? А во-вторых, не хотела ссориться. Все-таки родная кровь. И все-таки Айлин соскучилась.

— А Кайя где? — только и поинтересовалась она. Беата передернула плечами и схватила вторую булочку.

— Наверное, осталась дослушивать все истории их бурной молодости. Только тогда она и к ночи не вернется: этих болтушек один Энда заткнет. На том свете.

Айлин поджала губы, почувствовав в груди раздражение. Богини милосердные, как страшно, оказывается, воочию увидеть себя со стороны. Одно дело — представлять, и совсем другое — прочувствовать на себе. А ведь Беате только одиннадцать. Что же из нее дальше вырастет?

— Добрый день, — послышался от двери звенящий колокольчиком голосок, и Айлин повернулась к названой сестре. Ровесница Беаты, но полная ее противоположность. Тихая, скромная, молчаливая — это Айлин успела заметить еще вчера за столом, несмотря на усталость. Тонкие русые волосы, зеленовато-карие глаза, совершенно заурядная внешность — даже взгляду зацепиться не за что. Ни родинки над губой, ни горбинки на носу. Пройдешь — и не заметишь. Особенно на фоне яркой и шумной Беаты. Как они умудрялись уживаться вместе, Айлин даже представить себе не могла. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули с дороги? Ваши родители не велели вас беспокоить, и мы с Беатой…

— Ты, — улыбнулась Айлин, желая сразу расставить все точки над i. — Твои, тебя. Я не старушка и не градоначальник, Кайя, я твоя сестра, поэтому давай обойдемся без церемоний.

— Хорошо, — столь послушно согласилась та, что Айлин с трудом удержала вздох. Такое поведение ей нравилось еще меньше, чем Беатино. Огонь и вода — вот ведь незадача. Может, разойдется еще девочка, освоится? Сколько она уже в этом доме? Года полтора? Все равно мало после гибели матери. Тут бы просто в себя прийти, а не с сестрами отношения выяснять. Впрочем, наверное, в силах Айлин хоть немного облегчить ей жизнь. После Беатиного-то нрава.

— Значит, договорились, — не расставаясь с улыбкой, сказала она. — Садись за стол: я булочек напекла — надеюсь, понравятся. И не робей, а то не достанется ничего: Беата все стрескает.

— Больно надо: я фигуру берегу! — заявила младшая сестра и потянулась за следующим лакомством. Айлин подавила усмешку, еще раз ласково кивнула Кайе и подхватила стоявшую на лавке корзинку.

— Я в госпиталь — родителей угощу, — предупредила она сестер. — А то, как всегда, голодными до вечера будут.

Беата махнула рукой, а Кайя попыталась оправдаться тем, что пока умеет готовить только кашу, а та к обеду остывает и становится невкусной, но Айлин оборвала ее лепет, пообещав научить стряпухиному делу, поймала робкую ответную улыбку и отправилась к родителям.

Город совсем не изменился, особенно на фоне низко висевших серых туч. Отец просил тетю Ильгу отложить возвращение до летних месяцев, чтобы не было больших перепадов между двумя климатами, но они не дотерпели, собравшись в конце апреля. В Окиносе в это время все уже отцвело и вовсю готовилось к жаркому лету. А в Армелоне, куда они добрались к первым числам мая, местами лежал снег, дул пронизывающий ветер, да и небеса, казалось, знать не знали о том, что на дворе давно весна, и вся природа ждет обновления, и людям хочется солнца, тепла, нежных запахов распустившихся цветов. Пока же они, угрюмые и озабоченные, спешили по своим делам, обеспокоенно поглядывая на тучи: гроза могла начаться в любой момент, а промокнуть никому не хотелось.

Айлин тоже прибавила шаг. Дождя она не боялась, но вот булочки, любовно уложенные в корзинку, приняв порцию воды, могли безоговорочно испортиться, а Айлин так хотелось удивить родителей новым вкусом. Она не писала им о том, что в Окиносе подрабатывала в местной пекарне и освоила множество интересных рецептов. Если родители оценят ее выпечку… Ну, тогда и за осуществление мечты можно будет взяться. Тем более что испытание Беатой булочки уже прошли, а о ее привередливости Айлин знала не понаслышке.

Первые капли упали на землю, когда до госпиталя оставалась всего пара кварталов. Но гроза медлить не любила, и Айлин припустилась бегом, прижав драгоценную корзинку к животу, укрывая от дождя спиной. Вымокшая, взъерошенная, она взбежала на крыльцо госпиталя под козырек, кое-как стряхнула брызги и рванула на себя дверь. И ойкнула от неожиданности, едва не столкнувшись с выходившим из госпиталя парнем. Айлин подняла глаза и невольно залюбовалась.

Высокий, широкоплечий. Глубокий взгляд чуть насмешливых желтовато-серых глаз. Давно не стриженные черные вихры с золотыми прядками на лбу. От него так и веяло мужественностью и необъяснимой притягательностью. Такой, что у Айлин помимо воли вырвались слова:

— Дарре?.. Ты… тебя не узнать совсем…

Он качнул головой и даже не улыбнулся.

— Как был дикарем и уродом, так и остался, — бросил он и, обойдя помертвевшую от нахлынувших воспоминаний Айлин, скрылся за непроглядной стеной дождя…