Дарре проснулся оттого, что в комнате стало светло. Последние два года солнце он видел только во время выступлений, а в остальное время хозяин держал его клетку под непроницаемым покрывалом: говорил, так вони меньше. Дарре, правда, видел в темноте ничуть не хуже, чем в дневные часы, но на что в его камере было смотреть? Только что сидеть в углу, задрав голову к потолку, и вспоминать те далекие и почти нереальные времена, когда он парил над землей, обнимая небо, подмигивая солнцу и глядя на эндову твердь с ощутимым превосходством. Разве мог кто-то из живущих на ней сравниться с ним в мощи и величии? Даже лучшим из птиц, орлам, было далеко до драконов, а что уж говорить о тех, кто не имел крыльев? Дарре их просто презирал, не понимая, для чего Создатели тратят время на такое отребье.
Наверное, за эту гордыню и наказали его боги. Первый и самый ненавистный им грех. Потом страх, потом отчаяние. Дарре перебрал их все, скатываясь от одного к другому и больше ни во что не веря.
Почему же Создатели приберегли для него чудо? Или решили снова посмеяться?
Дарре думал половину ночи. Почти что одетый, почти что сытый, почти что здоровый — ему ничего не стоило сбежать из этого дома и затеряться в лесу. О том, что его там ждет, Дарре запретил себе вспоминать: сдохнет и сдохнет, никто не заплачет.
Но остаться хотелось невыносимо. Без всякого объяснения, просто возле этого тепла и доверия, что исходили от Лила и его жены. Их никогда не было в жизни Дарре. Свобода — да. Независимость — да. Вседозволенность — да, но все они оказались ненадежными товарищами, изменившими при первой же осечке. Вчера осечек у Дарре было больше в разы — одни только четвереньки чего стоят, — но теплота не исчезла. А ощущение доверия все чаще проникало в сердце. Лил ведь даже не запер на ночь дверь в его комнату — был уверен, что Дарре не станет пользоваться ситуацией. Не мог же он после такого плюнуть в душу этим людям. Быть может, имел такое право, натерпевшись от других их собратьев, но внутри встал запрет, и Дарре отлично понимал его происхождение. Эндов характер, заточенный на честность и благодарность, — и откуда все это у него, брошенного родной матерью и игнорируемого приемной? Может, папаша хорошим парнем был? О нем Дарре не знал ничего. Впрочем, это сейчас не имело значения.
Солнечный луч, нарисовавший на стене искривленное очертание окна, неожиданно вызвал радость. В комнате было тепло и светло, и Ариана обещала с утра снова угостить своей кашей, и Дарре, как щенок, приходил от этого в восторг. Вот только сравнение со щенком даже в мыслях совсем не восхитило. Лил вчера мужчиной его назвал, да еще и не раз, значит, Дарре должен поступать как мужчина, а не как птенец неоперившийся.
Он вытянул руку в сторону, поймав солнечный луч. И совсем уж глупо улыбнулся.
Не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем. Быть может, эти минуты станут самыми счастливыми в его жизни: когда так легко на душе и надежда будто дарит новые крылья. И нужно успеть ими напитаться, чтобы было потом, ради чего существовать.
В доме стояла совершенно невероятная тишина: Дарре не помнил такой ни среди собратьев, ни среди людей. Драконы не слишком разговорчивые существа, но их всегда много, и шум они создают невообразимый. Первые хозяева слишком редко оставляли Дарре в одиночестве, чтобы он успевал понять, что такое покой, а образ жизни второго и вовсе не предполагал таких излишеств: ночные переезды чередовались с дневными выступлениями, и стук колес сменял гул толпы, и Дарре привык, не замечая звуков…
Но не заметить тишины не мог. Все в этом доме было не таким, как раньше. Словно обратная сторона царившей до этого в жизни Дарре ночи. Будет ли продолжение иным — как часть освещенной и обогретой солнцем руки? И зависело ли что-то от Дарре?
Он вдруг вздрогнул, задышал часто. Покуда видел в последних событиях только божью милость, мог лишь ждать, надолго ли ее хватит. А теперь в голову закралась крамольная мысль о том, что он способен как-то повлиять на свое будущее. Не сбежать, как думал раньше. А попытаться… хоть немного понравиться Лилу и его жене — пока-то они явно к нему одну жалость испытывали. Но он же не больной и не немощный! Он у первых хозяев за десятерых работал — так неужели в этом доме помочь не сможет? Даже если сегодняшний день вдруг отобьет такую охоту — в благодарность за вчерашнее отношение и за подаренную надежду!
Дарре легко соскочил с кровати — все-таки отдых и нормальная еда, помноженные на драконью регенерацию, творили чудеса, и он уже совсем не чувствовал боли после ударов плетью, и только две главные отметины продолжали ныть, напоминая об издевательствах. Лил сказал, что раны напитаны драконьим ядом, но Дарре, хоть убей, не мог понять, как яд в них попал. В детстве он даже в образе ящера умудрялся пару раз рассекать живот и рвать крылья, но все эти повреждения заживали быстро и без единого шрама. Почему же сейчас все было иначе? И существовал ли хоть какой-то способ их залечить?
Нет, Дарре боялся не этой боли — к ней он почти привык. Но плюхаться при малейшем неловком движении в пережитые тогда ужас и отчаяние он бы врагу не пожелал. Хотя нет, были у него такие враги!..
Отогнав кошмарные воспоминания, Дарре натянул рубаху и кое-как застегнул пару крючков, позволяющих ей держаться на сутулых костлявых плечах. Штаны он на ночь не снимал, а вот рубаху побоялся измять или испоганить своей кровью: даже если Ариана вдруг за это не рассердится, вряд ли ей будет приятно брать ее потом в руки.
Обуви у него не было, но Дарре привык к босым ногам. Зимой, правда, мерзли, и тогда он кутал их в служащую постелью подстилку, но все равно отогреть мог только в образе ящера. Драконам морозы не страшны. А быть человеком неимоверно неудобно.
По лестнице Дарре спускался очень осторожно. Хотя он чувствовал себя сегодня на двух ногах гораздо увереннее, однако опасался поднять шум и разбудить Лила с женой. Они вчера до глубокой ночи с ним возились, и причинить им новое неудобство Дарре хотелось в последнюю очередь. Да и пока они спят и не могут опустить его на грешную землю, можно ненадолго довериться родившейся вчера надежде и даже представить себя не купленным на ярмарке уродом, а… например, младшим братом Лила. Если тот был драконом, такое вполне возможно: кровь у их племени давно уже вся перемешалась. Вряд ли, конечно, Лил был бы в восторге от такого родственника, как Дарре, — вон вчера как сурово и только что не презрительно говорил с ним про колени. Интересно, что за история произошла с ним, вынудив ненавидеть такую позу? Она унизительная, конечно, но уж точно не самая унизительная на свете. Дарре, бывало…
Он замотал головой, избавляясь от очередного ножа в израненной душе, оступился, поехав ногой, зашумел. Мысленно помянул Энду: Лил же говорил, что нельзя отвлекаться. Все беды от головы. И Дарре вызубрил этот урок.
Заставив себя не думать больше ни о чем плохом, он благополучно спустился на первый этаж и замер, не зная, что делать дальше. На кухню его никто не приглашал. В другое помещение Ариана и Лил его вчера даже не заводили: возможно, ему туда и вовсе нельзя. Может, во дворе найдется работенка? Хотя Дарре даже представить не мог, чем ему быть полезным в этом доме.
Сразу видно, что Лил — хозяин с руками. Дарре не знал, как выглядят внутри другие жилища, но здесь все казалось таким ладным, и правильным, и на своем месте, что иначе и быть не могло. Дарре до каких-то замираний в сердце нравились сделанные Лилом перила: крепкие, гладкие и очень удобные; стол на кухне — широкий, добротный; даже двери — он ни разу в этом доме скрипа не слышал, в отличие от той хибары, где жили первые хозяева.
Вряд ли Лил нуждался в помощниках, а если и нуждался, то у него сын есть, сам говорил. Но Дарре только упрямо сжал кулаки, не желая отказываться от своего намерения, и вышел на улицу.
Кажется, Создатели решили наградить его за порыв и послали решение трудной задачи. У крыльца стояла большая деревянная бочка с водой, едва прикрывающей дно. А ведь наверняка должна быть полной! Скорее всего, отсюда Ариана брала воду, чтобы сварить на ужин суп и накормить Дарре. А утром хватится — бочка пустая. Чем не дело для него?
Он по запаху определил, где находится колодец. Но ведро было прикручено к вращающемуся бревну цепью, и Дарре не решился отсоединить его силой, чтобы наносить воды.
Пришлось искать какую-нибудь посудину на участке. Но единственная вещь, хоть как-то напоминающая то, что ему нужно, была зачем-то прикручена к дереву. Дарре попробовал осторожно ее снять, но ему это не удалось: явно Лил приделывал. Дарре осмотрел ее со всех сторон, даже крышку приоткрыл, увидел внутри воду и уверился в том, что он на правильном пути. Сунулся посмотреть снизу и случайно задел свисавший из посудины «язычок». За шиворот упала крупная капля. Дарре дернулся, зацепившись за «язычок» спутанными вихрами, и тут же принял на свою дурную голову весь запас воды, хранимый предательским ведром. Зафыркал, запаниковал, едва не выдрав посудину с корнем, — и замер, вспомнив вчерашний осуждающий взгляд Лила. За порчу имущества точно по голове не погладят. А оправдаться Дарре не сможет: говорить не умеет. Да и чего оправдываться, когда виноват?
Вода в посудине закончилась, а вместе с ней выдохся и Дарре, снова истратив силы на ненужные эмоции. Зато потом спокойно и даже с какой-то насмешкой над собой освободил волосы от металлического «язычка» и поплелся обратно в дом. Вот и помог. Сейчас хозяева поблагодарят.
Когда Ариана протянула ему чистую тряпицу утереться, даже не спросив, как он умудрился облиться, а Лил снова поднял с колен, избавляя от накатившего из-за собственной неловкости отчаяния, Дарре окончательно уверился, что они, в отличие от богов, смеяться над ним не будут. Однако день только начинался, и испытаниями утренними ограничиваться не собирался. И, когда со стороны улицы послышались детские голоса, Дарре в этом убедился.
Занявшаяся сразу после завтрака шитьем Ариана вскочила с лавки, радостно всплеснула руками и выбежала из дома. Лил пошел за ней, но почти тут же вернулся вместе с высоким темноволосым мужчиной, несущим в руке какой-то ящик. Гость глянул на Дарре то ли с презрением, то ли со снисходительностью, потом без спроса плюхнул ящик на стол и обернулся к Лилу.
— Вижу, все как будто уже в порядке? — непонятно спросил он, но Лилу не нужно было объяснять.
— У драконьего происхождения есть свои преимущества, — с улыбкой заметил он. — Правда, мазь твою мы все равно перевели.
После этих слов Дарре понял, что незнакомец был доктором. Не удержался от изумленного взгляда в сторону Лила: к чему такие беспокойства? Сам же знает, что на драконах все быстро заживает: по себе наверняка. Что же за жизнь у него была раньше? Почему он отказался от первой ипостаси и решил стать человеком? И как ему это удалось?
Доктор хмыкнул.
— Приятно удивлен, что вы в коем-то веке меня послушали, — заявил он. — А пузырек со снотворным явно полный — тут к ведунье не ходи.
Лил почему-то нахмурился, но доктор только рукой махнул и посмотрел наконец на Дарре.
— Жалобы какие-то есть? — поинтересовался он, и Дарре снова невольно нашел взглядом Лила. Что этот доктор имеет в виду? Что вообще такое — жалобы?
— Эйнард спрашивает, болит ли у тебя что-нибудь, чтобы он мог помочь, — объяснил Лил, и Дарре замотал головой даже до того, как тот закончил. Не хватало еще им с Арианой на него тратиться: и так полутора сотен рольдингов по его милости лишились. Дарре такую суму за всю жизнь не отработать.
Лил понимающе кивнул, но потом сдвинул брови.
— Я хочу, чтобы Эйнард посмотрел твою шею и рану от кольца, — негромко, но настойчиво сказал он. — Понимаю, что это неприятно, но они слишком долго не имели возможности зажить: боюсь, как бы в итоге не стало, как со спиной.
Дарре не совладал с собой, вздрогнул: воспоминания по-прежнему не давали покоя. И безумно не хотелось позволять хоть одним человеческим рукам к себе прикасаться. Ну, разве что Арианиным. Погладившим вчера во сне по голове.
Дарре сжал зубы так, что те заскрежетали, но все же заставил себя кивнуть. Не мог он ответить отказом на просьбу Лила. Не имел права.
— Больно не будет, — заверил доктор. — Посвечу, аккуратно потрогаю. Главное не дергайся. Парень я хороший и зла тебе не желаю. Да еще и Лилу по гроб жизни обязан, так что опасаться меня точно не стоит. Он, если что, про должок-то напомнит. Не постесняется.
Болтая почти без умолку, доктор между тем и о деле своем не забывал. Дарре, несмотря на его слова, во время процедуры осмотра сидел в крайнем напряжении. Больно и правда не было. Но все время казалось, что человек накинет сейчас ему на шею удавку, как не раз делали предыдущие хозяева, чтобы его утихомирить; или даст по зубам, разбивая губы в кровь, что тоже было одним из любимых ими развлечений; или ткнет свечой в волосы: до такого еще никто не додумывался, но кто знает этого Эйнарда…
— Нормально все, — заключил доктор, задул свечу, с помощью которой проводил осмотр, и направился к своему ящику. — Подживает. Шея скоро будет, как новая. Дыра в губе, конечно, вряд ли исчезнет полностью, но тоже затянется. Так что, думаю, я вам здесь больше не нужен. Пойду по другим пациентам: что-то много их стало в последнее время. Пора, наверное, еще одного помощника заводить.
Он еще что-то говорил, а Дарре так и сидел в оцепенении. Не ударил, не унизил, даже «эндовым отродьем» не назвал. Пожал руку Лилу, хлопнул его по плечу и исчез за дверями. Вот это и называется настоящей человеческой жизнью? Когда есть дом, есть семья, есть друзья? Есть такие вот легкие и очень добрые отношения; несмотря на свой страх, Дарре очень четко уловил испытываемое Эйнардом к Лилу уважение. Как бы тот не балагурил на его счет, а в словах то и дело проскакивало восхищение. Как же все это понять?
— Пойдем, — неожиданно сказал Лил, — познакомлю с детьми. Только не пугайся сильно: они у меня ребята шустрые, но добрые. Зря не обидят.
Дарре вскочил, изображая немедленную готовность выполнить и это указание, но внутри у него все захолодело. Не столько волновало отношение к себе неизвестных детей, сколько обратившаяся новой стороной ненужность. Лил, его жена, их дети — они семья. Настоящая, цельная. А кто для них Дарре? В лучшем случае, приемыш. Про худший не хотелось и думать, но даже так Дарре это проходил. Неродной, вечно все делающий не так, виноватый уже в том, что появился на свет. Однажды Дарре просто сбежал от всего этого. Из огня да в полымя…
Рядом с Арианой стояли двое. Мальчишка чуть ниже Дарре со сжатыми кулаками и суровым, как у Лила, взглядом. И невероятной красоты девочка с белыми, как снег, волосами и серьезно-лукавым, как у Арианы, личиком.
— Это Вилхе. Это Ана, — представила Ариана детей, счастливо улыбаясь при каждом имени, а Дарре эта улыбка резала не хуже пилы, лишившей его крыльев. Чужой. Лишний. Ненужный. — Дарре, — назвала Ариана и его, не меняя выражение лица. Сердце стукнуло — гулко, обнадеженно.
— Он теперь мне старшим братом будет? — хмуро спросил Вилхе, и Дарре едва удержал горькую усмешку. Угомонись, парень, какой я тебе брат, да еще и старший? Говорить не умею. Воды принести не могу. Ходить — и то вчера только научился. Пригрели твои родители зверька дикого по доброте душевной, так он и тому рад. И ни на что не претендует. Урод бескрылый.
— А это уж как вы с Дарре захотите, — перестав улыбаться, но не сменив доброго тона, ответила Ариана. — Я за вас решать не могу.
Вилхе взглянул на мать и устремил взгляд в землю. Дарре сделал то же самое. Что тут сказать? Нажил врага на ровном месте. Сейчас еще сестрица его пару ласковых подберет — и можно откланяться, даже в дом не заходя. На кой ляд хозяевам с детьми отношения портить из-за такого, как Дарре? Одежку выделили, кашей накормили, документы вернули. И скатертью дорога — лес рядом. Захочет — выживет.
— А почему у Дайе ножки босые? — звонко, чуть изменив его имя, спросила Ана и недовольно посмотрела на мать. — Ты говорила, земля уже холодная, легко заболеть. А если Дайе заболеет? Разве так можно?
Дарре вздрогнул. Явление Божественной Триады не поразило бы его сильнее, чем забота о нем маленькой девочки. Она же знать его не знает, разве что дракона вчера на ярмарке видела! А вдруг он обернется и набросится на нее и ее родных? Или Ана слишком мала, чтобы понимать это и бояться?
А вот для милосердия не мала.
— Ты права, заинька, — ответила Ариана, вынудив Дарре вздрогнуть во второй раз. Она что, башмаки для него не пожалеет? Но они же стоят, как два Дарре! Зачем дракону?.. — Но я вчера не успела вернуться на ярмарку, а папина обувь Дарре чересчур велика. Как ты смотришь на то, чтобы мы сейчас вместе с тобой прогулялись до Главной площади, выбрали подходящие башмаки, а заодно накупили каких-нибудь вкусностей?
Дарре подался вперед, пытаясь объяснить, что не нужно из-за него тратить деньги и вообще беспокоиться. Но Ана сурово сдвинула брови и опередила мать с ответом.
— Ты с нами не пойдешь, — отрезала она, по-своему истолковав его порыв. — Будешь сидеть дома, пока мы не купим тебе башмаки. Папа, обещай, пожалуйста, что не позволишь Дайе выходить на улицу без обуви. Я бы Вилхе попросила, но он сам вечно босой. Мальчишки!
Она так забавно это сказала, что даже Дарре пробило на смех. Он фыркнул и тут же напоролся на прищуренный взгляд ее брата.
— Не смей над ней потешаться! — жестко потребовал он, и Дарре невольно сжал кулаки, не в силах объяснить, что его не так поняли и что у него и в мыслях не было обижать эту необыкновенную кроху. Но стыд все равно залил щеки, подставляя.
— Не думаю, что Дарре хотел задеть Ану, — заметила Ариана. И та согласно кивнула, а потом показала брату язык. Но тот только перевел взгляд в землю и застыл в такой позе, не собираясь спорить, однако оставшись при своем мнении. — Он, к сожалению, пока что не может разговаривать, поэтому, Вилхе, я прошу тебя быть чуть терпимее и не делать поспешных выводов. Дарре же, надеюсь, в ответ прислушается к просьбе Аны. А мы с ней постараемся не задерживаться на ярмарке и к обеду обернуться.
— Ты всегда брала меня с собой, чтобы помочь с тяжелыми покупками, — угрюмо заметил Вилхе, не поднимая головы. А Ариана вдруг улыбнулась и поцеловала его во взъерошенную макушку.
— Я брала тебя не для этого, — сообщила она и, взяв дочь за руку, направилась к дороге. Дарре остался стоять на своем месте, отчаянно стараясь сообразить, что ему теперь делать. Ариана ушла. Лил молчал. А Вилхе, кажется, вспоминал, есть ли у драконов уязвимые места. Есть, парень. Больше, чем ты можешь себе представить.
— Мне понадобится ваша помощь, — раздался наконец голос Лила, снова пробудивший надежду. — Давно собирался чердак разобрать, да все руки не доходили. А теперь втроем как раз к возвращению девочек управимся. То-то Ариана обрадуется.
Вилхе кивнул, хотя было понятно, что он не оценил отцовской подачки. В отличие от Дарре. Пусть себе злится, сопляк малолетний. Не знает, какое счастье ему досталось с такими родителями. Но пока хоть осколок этого счастья перепал и Дарре, он собирался им воспользоваться. А там — хоть трава не расти!..