Ариана с удивлением смотрела на гостя. Не сказать, чтобы Тила совсем уж никогда не заглядывал к ним в дом, но после возвращения-то точно. Обычно его визиты сопровождались каким-нибудь важным делом или известием. Как оказалось, и нынешний случай не стал исключением.
— Хотел Дарре за сыновей поблагодарить — так обоих исцелил, что даже шрамов не осталось, — не сходя с крыльца, объявил он. — В госпитале не застал, решил, может, дома уже.
Ариана покачала головой и отошла в сторону, предлагая Тиле зайти.
— Не могу сказать, когда Дар вернется: сам понимаешь, возраст у них сейчас такой, — тепло улыбнулась она. — Но мы с Лилом будем рады скрасить твое ожидание милыми беседами о своей жизни в Армелоне.
Тила хмыкнул, уловив в ее голосе скрытый упрек на его невнимание после возвращения из Окиноса. Тила и сам понимал, что затянул с визитом, но дел вдруг навалилось столько, что он только успевал разгребать. Или не успевал. Как в этот раз.
— Было бы неплохо, если бы вы ответили на пару моих вопросов, — решительно и в то же время несколько растерянно проговорил он. — Для полноты картины.
Ариана скрыла свое любопытство и пригласила Тилу в гостиную.
— Располагайся, — сказала она. — Я сейчас Лила позову и вернусь.
Тила кивнул, уселся за пустой стол и оперся на руки, закрыв лицо. Хорошо, что Ариана ушла и хоть ненадолго оставила его одного собраться с мыслями. Как начать тот разговор, что был необходим, Тила не знал. Вряд ли Ариана и Лил не замечали, что творится в городе. Но вот каким было их отношение к нынешнему градоначальнику и хватит ли крох былой дружбы, чтобы склонить их на свою сторону? Могут ведь решить, что Тила свой пост задумал вернуть, вот и копает под отца Кёна. А у Тилы не было ни единого доказательства их неправоты. Только надежда на благоразумие и доверие.
Лил появился один, пожал Тиле руку и задал пару ничего не значащих вопросов о здоровье и погоде. Тила, услышавший, как на кухне загремела посуда, ответил неспешно и обстоятельно. Ослу было понятно, что Ариана, как гостеприимная хозяйка, не могла оставить Тилу голодным, а Лил, как хороший муж, не хотел начинать важную беседу без нее. Тила иногда нарочито посмеивался над их отношениями, а сам втайне пытался подражать другу, считая именно такое поведение правильным, хотя и не свойственным настоящим воинам. Впрочем, какими воинами почти двадцать лет назад оказались армелонцы, Тила знал не понаслышке, а потому давно перестал стыдиться и своей дружбы с бывшим драконом, и восхищения его поступками. Будь то защита ненавистного города или самые нежные чувства к любимой жене.
Ариана не заставила себя долго ждать, поставив на стол блюдо с пирогами, небольшую тарелку с какими-то причудливыми сладостями и кувшин с яблочным компотом.
— Напиться бы вдрызг, — неожиданно мрачно заявил Тила и исподлобья посмотрел на Ариану. — Так у вас ведь и нечем.
Ариана нахмурила красивые брови, но вовсе не по той причине, о которой подумал Тила.
— Давай ты сначала все нам расскажешь, а потом мы решим, чем это отмечать, — без единой осуждающей нотки предложила она. Тила невесело улыбнулся, хотя от слова «мы» ощутил нежданный прилив сил и даже какое-то воодушевление, словно наконец перестал быть один. Он не решался рассказывать о своих заботах Ильге, боясь за ее все еще слабое здоровье, которое любая серьезная проблема могла подорвать быстрее северных ветров. Сыновья были еще слишком малы: хоть и согласились ему помочь, но на дельный совет уж точно не способны. Тила, в общем-то, и не рассчитывал особенно на поддержку, когда шел сегодня в этот дом, но уж коль скоро Ариана протянула руку помощи…
— Градоначальник выпустил Кёна, — безо всяких предисловий выдал он и с такой ненавистью впечатал кулак в стол, что тот недовольно заскрипел и намекнул на свою неспособность выдерживать подобные нагрузки. Однако столу не повезло: никто из присутствующих не обратил на него ни малейшего внимания.
— На основании чего? — так же без всяких не относящихся к делу уточнений спросил Лил. Тила погладил стол ладонью, словно прося прощение за предыдущую несдержанность.
— В отсутствие состава преступления, — сквозь зубы процедил он. — У Эдрика после лечения даже шрама от удара не осталось, а значит, и удара никакого не было, и не за что невинного горожанина за решеткой держать.
— А то, что треть Армелона была свидетелями этого изуверства? — вполголоса спросила Ариана, будто знала ответ. Но Тила все же его озвучил.
— Пойди поговори с этой третью, — огрызнулся он. — Оказывается, никто тогда и на площади-то ни был, все по домам сидели, ничего не видели.
— А детские показания вообще в расчет не идут, — закончила Ариана и вздохнула. — Знакомая картина. Кён же сын градоначальника, никто не хочет связываться.
Тила снова стиснул кулаки. Значит, она оправдывала поведение соседей, считая высказанную причину весомой для трусости?
— На месте Эдрика должна была быть твоя дочь, Ариана! — выдавил он, едва сдерживаясь от охватившего гнева. А она кивнула и неожиданно сжала его руку.
— Беанна с Эйнардом пригласили нас провести вечер на берегу реки у собственного костра, — спокойно объяснила она свое отсутствие на площади. — Мы не стали отказываться.
Тила скрипнул зубами, вспомнив, как Ильга намекала на что-то подобное. Но Тиле предстояло поддерживать порядок во время праздничных гуляний, и теперь он только радовался тому, что не отказался от дежурства в угоду отдыха с семьей. Кто бы тогда остановил озверевшего Кёна?
— Неужели совсем никто не согласился помочь? — спросила Ариана. Тила передернул плечами.
— На самом деле, не так уж и много народу видело удар, — признался он. — Все же внутри круга происходило, а там кто? Дети да девчонки несовершеннолетние, которые не имеют права доносы писать. Парни… — Тила поджал губы. — Кто говорит, что по ту сторону костра был и не заметил ничего. Кто считает, что Кён достойно на оскорбление ответил. Один только с радостью согласился мразь эту прижучить, да ведь его слово против слова Кёна… Не хочу подставлять мальца. Буду искать другие пути.
На некоторое время в комнате установилась тишина, потом Тила вздохнул.
— И парни, Энда все подери, так не вовремя срезались! — пробормотал он и тут же заметил заинтересованный взгляд Лила. Фыркнул. — Вы же не думаете, что мне методы Кёна столь по душе пришлись, что я решил им и сыновей обучить? — проворчал он. — Как вернулся, сразу заметил, что в Армелоне не все ладно. Уж не знаю, что сказалось: может, взгляд незамыленный, может, опыт предыдущий, только народ увиделся уж больно запуганным. Попытался выяснить, что к чему, и вдруг наткнулся на стену молчания. На словах все хорошо, а в глазах испуг плещется. Я туда-сюда… Спасибо старым связям, вывели на Кёна этого поганого. У него же полгорода под колпаком: запугивает папашей своим и деньги тем самым вымогает. Да еще ведь и знает, гнида, кто жаловаться не рискнет! Я попытался того-другого к доносу склонить, так ни в какую! Говорят, тебе хорошо, ты дружинников глава, тебя никто не тронет. А мы люди маленькие: прикроют лавочку, на что жить тогда будем? А так какой-никакой, а все-таки доход. Да и спокойно…
Тила не выдержал, выругался, уперев ненавидящий взгляд в угол гостиной. Потом залпом выпил кружку компота и принялся грызть сладкий крендель.
— Айлин пекла? — неожиданно перевел он разговор на другую тему. — Она нас в Окиносе частенько такими же баловала. Хорошая девчонка выросла. Зря вы тут на нее…
Ариана так вздохнула, что Тила почел за лучше заткнуться и закусить еще одним кренделем. Он, если уж на то пошло, старшим братом Айлин был и вполне мог вмешаться, когда она фортеля начала выкидывать. Но решил, что воспитание девочки должно быть женской привилегией, и отдал все на откуп Ариане и ее сестре. А потом на жену эту обязанность переложил, несмотря на ее болезнь. Спасибо богиням, вразумили Айлин и без Тилиного участия. И спасибо Энде, что дал ему сыновей. Как воспитывать их, Тила знал.
— Короче, я Хеда с Эдом подсунул Кёну этому в оруженосцы, — непонятно почему разозлившись на самого себя, продолжил он. — Рассчитывал, что они дурачков сыграют и улик каких-нибудь накопают мне компрометирующих, чтобы я Кёна мог приструнить. Но, признаюсь, я его недооценил. Месяц псу под хвост, а я даже с места не сдвинулся со своим расследованием. А подонок этот теперь совсем распоясается, уверенный в своей безнаказанности.
— Быть может, это и неплохо? — неожиданно задумчиво проговорил Лил, и сейчас уже Тила посмотрел на него с удивлением. — Если Кён расслабится, то начнет совершать ошибки. И нужно будет лишь их не прозевать.
Тила хмыкнул: это он понимал и без мудрых изречений товарища.
— Предлагаешь слежку устроить? — не слишком благожелательно спросил он. — Так Кён всех моих ребят лучше меня знает — вмиг вычислит. Я потому сыновьями и пожертвовал, что больше некого было просить.
— Боюсь, что твои сыновья Кёну поперек горла изначально встали, — возразил Лил, — ведь не так давно их отец занимал пост его отца, и Кён вполне мог решить, что ты метишь обратно на теплое место, первым делом пытаясь копнуть под сына конкурента.
— Очень теплое! — неожиданно вспылил Тила. — Такое теплое, что у меня волос уже вполовину меньше, чем у любого из вас! Была бы возможность — остался бы в Окиносе их полицию развивать да вечерами на морской закат любоваться! А вместо этого дерьмо за всякой мразью разгребаю! Отчий край, Энда его подери!
Тила выговорился и замолчал, пораженный своей вспышкой уж точно не меньше хозяев. Он вовсе не собирался жаловаться на жизнь и уж тем более на градоначальничьи тяготы. Но Лил высказал ту самую мысль, которой Тила больше всего и опасался, и в попытке оправдаться он не сдержал эмоций. Никто не знал, на самом деле, сколь непроста была ноша главы города. Когда от тебя зависит благополучие нескольких тысяч человек одновременно и любое неверное решение может превратить город из мирного поселения в бушующий океан. Когда приходится выбирать, чьими интересами пожертвовать, чтобы остальным жилось хорошо. Когда не спишь ночами в преддверии визита глав соседних городов, проговаривая в сотый раз свою речь и прикидывая, как лучше всего продавить интересы Армелона. Когда не видишь семью неделями, потому что вынужден совершать ответные поездки и снова договариваться, угрожать, упрашивать…
Тила мог гордиться тем, как поднял город за время своего правления. Улучшение благосостояния граждан невозможно было не заметить. На месте деревянных домов даже бывшей голытьбой возводились каменные; открывались новые лавки; иноземные торговцы считали честью представлять свой товар именно на армелонской ярмарке. Поднималось сельское хозяйство, развивалась медицина: Тила не постеснялся обратиться к Эйнарду с просьбой посоветовать целителей из южных стран, способных помочь в этом деле. Воинское искусство было взято на особый контроль: что бы ни обещал им Энда, а об обороне города как раз в мирное время и стоило позаботиться. Так что, уезжая, Тила не мог ни в чем себя упрекнуть. Он оставлял Армелон преемнику в цветущем состоянии и имел полное право уделить время жене, которую, вероятнее всего, и подкосило вечное отсутствие в ее жизни мужа.
Тила старался об этом не думать, убеждая себя, что у него не было другого выбора. Хотя в глубине души понимал, что выбор есть всегда. Просто он по привычке делал то, что от него ждали. Как когда-то ненавидел дракона, потому что так было положено. Как помогал добивать врагов, когда Ильга замерзала в разрушенном госпитале. Как рискнул сейчас детьми, потому что снова увидел в этом свой долг. Да только этот самый долг едва не отнял у него самых близких и самых лучших людей, которыми одаривали его богини: друга, жену, сына…
Сколько еще Энда должен вынести предупреждений, чтобы Тила наконец осознал милость богов и начал жить по-другому? И возможно ли это вообще?
— Я поговорю с Вилхе, — будто не заметив его срыва, сообщил Лил. — Будут у тебя подходящие ребята. Те, что в любую щель пролезут. На Кёна, поверь, у многих в Армелоне зуб имеется. А мальчишки пока еще не научились так трусить, как их родители.
Тила беззлобно ругнулся, одобряя это предложение.
— Давно надо было к вам прийти, — подвел итог он, и Ариана мило улыбнулась.
— Давно, — согласилась она и пододвинула к Тиле пироги. И он освобожденно принялся за трапезу, рассматривая придумку Лила с разных сторон и все больше убеждаясь в ее дельности. Однако, приняв решение, снова вспомнил о проблемах.
— Это ведь только половина беды, — заметил он и выжидающе посмотрел на хозяев, прикидывая, готовы ли те услышать очередные неприятные новости. И, только убедившись в их неподдельной серьезности, продолжил: — Дошли до меня слухи из Дальних земель: тех самых, что к Драконьей долине ближе всех расположены. Какие-то умельцы умудрились взрослого ящера себе подчинить. Да не для работы его приспособить, а для собственных бесчинств. Два поселения уже выжгли начисто — невеликие, правда, но, боюсь, как бы они силы просто не пробовали. А потом…
— Разве человеку под силу управлять драконом? — не поверила Ариана. — Вспомни, какого размера Лил стал, оборотившись, — полгорода тенью закрывал — и это в двадцать лет. А чем старше…
— Да уж ясно, что не силой действуют! — огрызнулся Тила и снова вдавил кулак в стол. — Опоили чем-то, обкурили, не знаю! На кой ляд надо им все это, тоже понятия не имею! Пахали себе землю спокойно, братцы-кролики, ящеров в плуг запрягая, зерновые культуры выращивая, и вот на тебе! Поговаривают, правда, что они давно уже какие-то опыты на порабощенные драконах ставили, наверное, однажды… — и тут осекся, услышав приглушенный девичий вскрик.
Обернулся к входной двери и увидел там перепуганную Айлин и совершенно белого лицом Дарре, сползающего по косяку на пол…
Дарре скрючивало от боли в спине. Ни вздохнуть, ни пошевелиться: сил хватало только на то, чтобы не заорать в голос, добивая и без того перепуганную Айлин. Дарре, не жалея себя, старался доказать ей, что способен быть настоящим мужчиной, и даже сам почти поверил в это, когда спина перестала изводить. Но первое же испытание показало, что он был слишком лестного о себе мнения. Все тот же звереныш, не умеющий контролировать собственное тело и мысли. И место ему именно там, на полу, у ног Айлин, под ее презрительным и разочарованным взглядом. А когда двое мужчин еще и подхватили его, беспомощного, под руки, перетаскивая на ближайшую лавку…
— Первые хозяева… — кое-как выдавил Дарре, чтобы хоть немного оправдаться. А всего и дел-то, что эти изуверы нашли себе новую игрушку. И измывались над ней, как подсказывало им больное воображение. Дарре и представить себе не мог, сколько перенес несчастный ящер, если позволил себе подчиниться человеку. Дарре даже отрезанные крылья на это не сподобили. Сей факт, наверное, должен был внушать хоть какую-то гордость за собственную силу воли, но Дарре-то знал, что в тот момент он желал только сдохнуть, а повиновение означало продолжение мучений. Так что как ни крути…
Энда, чего бы Дарре только не отдал за то, чтобы пару минут назад Айлин все-таки отказалась зайти вместе с ним в дом. Но он, как выяснилось, умел уговаривать, особенно когда так страстно желал увидеть Айлин в кругу своей семьи. Все равно родители давно догадались об их отношениях, да только молчали, делая вид, что ничего не происходит. Если бы спросили, Дарре бы ответил. А как начать об этом разговор, не знал. Просто чувствовал, что чем дольше скрывает от родителей правду, тем глубже роет между собой и ними яму. Они простят, конечно, — и не такое прощали, — а вот простит ли себя Дарре?
Впрочем, это сейчас не имело никакого значения. Потому что, лежа животом на лавке со скрюченными от боли пальцами, со сжатыми до белых пятен челюстями, с плескающимся в глазах ужасом напополам с отвращением, Дарре меньше всего на свете мог рассчитывать на то, что Айлин по-прежнему захочет иметь с ним дело. Зачем ей мужчина, который собой владеть не умеет? Да еще и позорит ее не только перед родными, но и перед гостем?
В позвоночник словно вогнали метровую иглу, и Дарре, не выдержав, застонал сквозь стиснутые зубы. Мать тут же выставила всех из гостиной, да еще и дверь закрыла, а потом присела возле него на пол и прижалась губами к слипшимся от холодного пота волосам.
— Противно же… — ненавидя себя за это, прошептал Дарре и зажмурился от накатившей паники. Осталось еще родителей отпугнуть. Они, конечно, и не в таком состоянии его видели, да только он тогда мальчишкой замученным был, а теперь что? Слабак и тряпка!
— Болтун! — неожиданно отозвалась мать. — Хоть бы подушку попросил принести, раз уж спокойно не лежится. А он все о вечных ценностях.
— О каких ценностях? — не понял Дарре, не замечая, как от ее спокойного и чуть насмешливого голоса боль отступает. Потому что мама не стала лезть под кожу, а со свойственной ей легкостью заговорила на отвлеченную тему. И словно выдернула из пучины отчаяния, показывая, что ничего не изменилось. Просто секундная слабость — с кем не бывает? А все осталось по-прежнему. И гостиная та же: с широким столом посередине, книжным шкафом, где хранились любимые сестрой и матерью сказки, нарисованными Аной картинами, которыми так восхищался отец. И погода за окном такая же, как была весь день: сухая, ясная, жаркая. И взгляд у матери не изменился: она и теперь смотрела с привычной нежностью и заботой.
— О мужских, — улыбнулась она. — И ничего вы, мальчишки, в женских душах не понимаете. Не вздумай Айлин заявить, что между вами теперь все кончено! Если увижу ее в слезах — выгоню из дома и назад не приму!
Дарре от возмущения даже сел, напрочь забыв про спину.
— Я не позволю ей испортить жизнь из-за жалости ко мне! — вспылил он. — Никому от этого добра не будет!
Но мама только вздохнула и, встав, растрепала ему волосы.
— Айлин никогда тебя не жалела, — сказала она. — Она влюбилась с первого взгляда, почувствовав в тебе родную душу. И смеялась только потому, что ты отталкивал, а она не знала, как с болью бороться. Хватит, Дар, пожалуйста, не повторяй прошлых ошибок. Не решай за нее.
Он поднял на мать совершенно потерянные глаза. Что бы Айлин ни говорила о своих давно народившихся чувствах, Дарре был уверен, что она делала это только из желания его поддержать. Слишком хорошо он помнил себя тогдашнего, чтобы хоть на секунду поверить, что Айлин сразу оценила в нем мужчину. Но если мама считала, что все было совсем иначе… Она-то всяко лучше знала любимую племянницу и могла заметить то, что для Дарре было недоступно. И разве стала бы она жертвовать будущим Айлин, если бы хоть раз заподозрила ее в ненавистной Дарре жалости?
Мать никогда не обманывала. Но, что бы она ни сказала, последнее слово все равно оставалось за Айлин.
— Успокаивайся, — мама снова поцеловала его в лоб и покачала головой. — Что у вас, у драконов, за манера такая: себя изводить, ничего до конца не выяснив?
— Это трусость, — не глядя на нее, пробормотал Дарре и почувствовал, как шрамы снова закололо.
— Тогда не будь трусом, — попросила мать. — Весь страх лишь от того, что мы разучились доверять богам. Мне ведунья в день совершеннолетия сказала, а я тебе сейчас скажу. Надо избавиться от сомнений в их милости, Дар, и тогда, поверь, мир заиграет совсем иными красками. Я в свое время едва не разрушила жизнь, поддавшись слабости, и все равно боги вспомнили обо мне и дали еще один шанс. Все, что у меня сейчас есть, — и ты тоже, мой бескорыстный сын, — плод того, что я научилась верить. Это непросто и безумно страшно. Но оно того стоит.
С этими словами она вышла из гостиной, оставив Дарре наедине с собой. Спину продолжало ломить, а ведь уже почти месяц он о ней и не вспоминал, — и разве можно было назвать это чем-то иным, кроме как божьей милостью? Он отпустил себя, забыв о глупых сомнениях и придуманных препятствиях, и получил в ответ такой невероятный подарок, как ответные чувства Айлин. И что же — собрался все разрушить из-за собственных глупостей? А если Айлин на самом деле любит его, каково ей придется из-за такого решения? Дарре на секунду представил, как Айлин предлагает ему остаться только друзьями, и с трудом удержал стон от прострелившей спину боли. Кажется, боги сейчас самым прямым текстом говорили, как Дарре должен поступить. И какими качествами в их представлении должен обладать настоящий мужчина. И преодоление себя было среди них на первом месте.
Дверь едва слышно приоткрылась, и в гостиную вошла бледная, испуганная Айлин со следами непросохших слез на щеках. Дарре, забыв обо всем, поднялся с лавки, желая только утешить ее, но Айлин тут же бросилась к нему, вцепилась руками в рубаху чуть выше пояса, вжала лицо в плечо и замотала головой.
— Ни за что, ни за что, ни за что от тебя не откажусь! — сквозь снова накатывающие рыдания воскликнула она. — Что бы ты ни сказал, Дарре, я не хочу снова… Я не смогу больше…
Он сомкнул руки вокруг нее с такой силой, что, показалось, в Айлин что-то хрустнуло. Вот же мужчина, Энда, опять напугал свою рыжую девчонку до полусмерти! Она же в нем нуждается: каким бы он ни был, что бы о себе ни думал! Ей защита его нужна и поддержка — и всегда нужны были, все шесть лет. А еще способность выбрать сложный путь, но такой, где Дарре будет рядом с ней. Мать правильно сказала: оно того стоит.
— Прости, — пробормотал он, прижимаясь губами к ее виску. — Спина отреагировала быстрее, чем я успел что-то сообразить. Никак не забудет, будь она неладна!
Айлин осторожно, почти невесомо, провела ладонями вдоль рубцов, как по божественному велению снимая боль. Дарре не сдержался, выдохнул облегченно: он что, всерьез думал Айлин отпустить? И как тогда жить собирался, когда от одной мысли чуть не сдох со своей спиной?
— Дарре… — прошептала Айлин, продолжая его гладить. — Даже если никогда не забудет… Пожалуйста… позволь мне помочь. Не отталкивай, не думай, что мне это в тягость. Мне просто… Так плохо, когда тебе больно… И только в твоих объятиях… — тут она вздрогнула, словно опомнилась. Снова испуганно подняла голову. — Я говорю, как эгоистка, да?
Но Дарре качнул головой.
— Боги еще шесть лет назад глаза мне открыть пытались, тебя к клетке подпустив, — как в каком-то полусне проговорил он. — А я не понял ничего, решил, что они в очередной раз посмеялись. Айлин, я… — он вдруг взял ее за голову, примяв пышные огненные локоны, и заглянул в глаза. — Я на самом деле урод и дикарь. Я всю жизнь, наверное, буду от кошмаров по ночам просыпаться и от прострелов в спине корчиться. Но я обещаю!.. Если только ты захочешь… Если пойдешь за меня такого замуж…
— Я за тебя любого пойду, — так же завороженно отозвалась она и накрыла его руки своими. — Я восхищаюсь тобой всю жизнь, Дарре: ты столько всего вынес и не сломался, и остался таким… удивительно светлым и добрым… Я даже не предполагала, что на свете такие люди сильные бывают…
— Может, потому что я дракон? — усмехнулся Дарре, краснея одновременно и от смущения, и от удовольствия. Вот уж не думал, что им восхищаться можно и в заслугу ему ставить претерпленные унижения. И что Айлин согласится предложение его принять, тоже не думал. Серьезно? Согласилась?!..
— Это поправимо, — пробормотала она и тоже залилась краской, словно сказала что-то неприличное. Дарре удивленно посмотрел на нее, но, едва тонкие девичьи пальчики перекочевали ему на грудь и принялись вырисовывать на ней какие-то узоры, догадался, что она имеет в виду. Жаром опалило так, что даже уши загорелись. Ночной всполох, ага! Свихнуться можно!
— А я решил… — и стоит ли говорить? Айлин, кажется, нисколько не хуже понимала все его заморочки. И если согласилась с ними мириться… — Как ты мне тогда грозила? По лбу за гордыню дать? Сейчас самое время.
Она замотала головой и счастливо заулыбалась.
— Нам еще у родителей благословения просить, — напомнила она. — И, если у тебя будут следы побоев на лице, кто-нибудь может подумать, что я силой тащу тебя под венец.
Дарре хмыкнул.
— Хотел бы я посмотреть на того, кто способен до такого додуматься, — сообщил он и внутренне поежился: а просить руки Айлин у ее родителей будет, пожалуй, пострашнее, чем ждать ее ответа. Тем более что Айлин его терпение не испытывала ни одной лишней секунды. И согласилась! Согласилась, Энда все подери!
— Например, дядя с тетей, — отозвалась Айлин и неожиданно вздрогнула, снова вцепившись Дарре в рубашку. — Боюсь, — призналась она. — Как припомнят, что я творила…
Он сомкнул объятия и прижался губами к ее лбу.
— Мама сказала, что выгонит меня из дома, если я тебя обижу, — улыбнулся он с гордостью за родителей. Айлин чуть слышно выдохнула. Потом подняла голову и, глядя ему в глаза, захлопала ресницами.
— Все равно боюсь! — лукаво заявила она и, не сдержавшись, хихикнула. Дарре качнул головой, принимая ее игру.
— Подозреваю, что только я один способен вернуть тебе храбрость? — вкрадчиво спросил он — вот же чудо: он-то точно в этот момент избавился от всех своих страхов. Айлин закинула руки ему на шею.
— Именно так, — чуть севшим голосом подтвердила она, и Дарре накрыл ее губы своими.
С ума сойти!
Он целовал рыжую девчонку, пообещавшую стать его женой! Разделить с ним жизнь, лечь в его постель, любить его вопреки всему, что было! И сейчас так сладко ему отвечающую, что у Дарре напрочь вылетело из головы, где они находятся и кто может застать их в любую минуту в столь недвусмысленном положении. И опомнился, только когда звонкий голос Аны поинтересовался, будут ли они сегодня ужинать или вполне сыты друг другом.
Айлин охнула, отскочила, закрывая заалевшие щеки ладонями. Дарре подхватил Ану на руки, перекинул через плечо и, несмотря на возмущенные приказы поставить ее на место, поднял на второй этаж. Весело впихнул в детскую. Потом опустился на одно колено, сжал маленькие пальчики и заглянул в глаза.
— Дай мне пять минут, ладно? — попросил он, и Ана, явно ошеломленная поведением названого брата, кивнула. И вдруг обхватила его за шею и, совсем как мать, поцеловала в лоб.
— Одобряю, — заявила она и подтолкнула его обратно к лестнице. Дарре улыбнулся и поспешил к Айлин.
— Сердится? — расстроенно спросила та. Дарре качнул головой и крепко взял ее за руку.
— Благословляет. Пошли, я выторговал не так много времени, чтобы тратить его не по назначению. Потом Ана попросту сделает все за нас.
— Упаси Ивон! — рассмеялась Айлин, но тут же посерьезнела и на секунду прижалась щекой к его плечу. — Как хорошо... Я почти спокойна и почти готова услышать свой приговор. Но, если что, утешать меня придется долго.
— Я предпочту долго праздновать, — отозвался Дарре и решительно потянул Айлин на кухню, куда и ретировались родители вместе с гостем после запоминающегося появления сына. И сейчас они, пожалуй, в последнюю очередь рассчитывали на объявления о свадьбе. Впрочем, возможно, оно и к лучшему.
Три пар глаз посмотрели на них с Айлин в ожидании: во взгляде матери светилось понимание, во взгляде отца — интерес, во взгляде бывшего градоначальника — озабоченность. Дарре набрал в грудь побольше воздуха, подбирая нужные слова, да так и замер на вдохе.
— Мы пожениться решили! — с ходу выпалила Айлин и тут же спряталась за его спину. Дарре вызывающе посмотрел на родителей, как будто не они ему новую жизнь подарили и радели за него всей душой. Но отец умел быть жестким, когда хотел, а мама всегда вставала на его сторону, даже если дело касалось любимой племянницы. А Айлин обидеть — многого не надо.
Дарре сжал ее руку, обещая защиту.
— Ох и обрадуется Беанна, — первым нарушил повисшее было молчание отец. — Сначала сестра дракона в дом привела, теперь дочь по ее стопам пошла. Готовься, Ариана, будет нам с тобой головомойка.
Мать рассмеялась, а у Дарре засосало под ложечкой. Он ничего не понимал и не знал, как на все это реагировать. Начать заступаться за Айлин? Заявить, что он вполне дорос до самостоятельных решений? Прямо спросить, довольны ли родители его выбором?
— Я уже почти шесть лет этого жду, — ответила мать и, посмотрев на Айлин, раскрыла объятия. — Наконец-то будешь мне родной дочерью. Вот тогда я и возьмусь за твое воспитание!
Айлин, всхлипнув, бросилась ей на шею. А Дарре оставалось только ошеломленно отвечать на поздравительные рукопожатия отца и его гостя.
— Лет-то тебе сколько? — неожиданно поинтересовался последний. — Если я правильно документы твои помню, двадцать только будет? Год до совершеннолетия. Готовы ждать?
Айлин ойкнула и растерянно посмотрела на Дарре: на такой испытательный срок ни он, ни она точно не рассчитывали. Но, если по-другому нельзя…
— Ладно, не пугай, — сказал отец, тоже обняв Айлин. — У Дарре в детстве год за десять был: если сложить все, он совершеннолетнее нас с тобой будет. Что там надо: согласие родителей да разрешение градоначальника? За нами дело не станет, а о втором тебе позаботиться придется. Все лазейки знаешь, отыщешь нужную.
Бывший градоначальник хмыкнул, но возражать не стал. Только как-то изучающе посмотрел на Айлин, а потом вздохнул и кивнул.
— Любит ваша семейка законы переписывать, — забавно пробурчал он, однако тут же посерьезнел и перевел взгляд на Дарре. — Свадьба свадьбой, ребята, а сначала о неприятном. Придется тебе, парень, рассказать мне все, что знаешь про бывших хозяев. Сам понимаешь: кто предупрежден, тот вооружен. А меня терзает смутное предчувствие, что мы с ними обязательно столкнемся…