Ветрено тает
в журчащий гам
окаменелая тишь.
Утро читает
Москву
по губам —
рёбрам угрюмых крыш.
Урбанистично-дырявый рассвет:
поры огнём кровят!
Помнишь другой ли ты город-секрет?
Бредящий полис куртаг и карет —
полустолицу-сад?
Город, мне гордо глядевший вослед,
город, который свят…
Город царей?
То был царь городов!
Осеребрённый плеском подков.
В грозный гранит
Сердцем вгранён,
Всеми рогами корон!..
Помнишь, рассвет,
Вкус его крыш?
Града, над коим давно не кадишь?
Город взывает ко мне —
Но в ответ
Мной ты над ним не горишь.
Нежат Московью — твои уста,
Греет — апрелевый ворс.
Город, что мною оставлен — устал,
Мной не целуем — замёрз…
Ветры как воры там:
ратью во храм —
Граблями грабят гать!
Волны — по доброй традиции драм —
Лупят мой град
по гранитным щекам,
Чтобы не смел роптать.
Алый мучитель, поведай сам:
Долго ль ему страдать?..
Долго ли хмарью —
Холопьей халвой —
Сытить царя ты горазд?
Долго ль, Петровский оставив покой,
Бронзою будешь цвести над Москвой,
Окровавлённо-вихраст?
Небо столицыно скопом зеркал
Смотрит в лицо насквозь.
Ты, океан, издевательски ал,
Только темнеть от волнения стал,
Словно незваный гость!
Тучи текуче чернилью плывут,
Кривью по небу — вкось!
Грудью гранитной с небесных груд —
Воронно-чёрных, червящих груд —
Грудью из туч
Встаёт самосуд:
То Петербурга злость!
Мой Петербург поднимает меч:
Гром-чародей! Вращай!
В палубе мглы разверзается течь,
Хлещет из ранушки бранная речь,
Ливнем — взбурлённый чай!..
Космосом хлещет из порванных врат,
Дробью — столице в грудь…
Гневом царёвым, гневом Петра…
Rex не silentium! Ave, мой град!
Ave, небесная ртуть!..
Властно Петрополис манит назад:
«Странник, окончен путь!»
Гром чародеит,
Морозовый зной
Кружит бурлящею бронзовой хной;
Жерлом вдыхает, чай!..
Ждёт меня город — объятьем-Невой.
Милый рассвет! Полетели со мной!
Друг, до поры — полетели домой!
Сердце, Москва, — прощай!..