EDEN

Глава 23. Теряя невинность

Сказал бы мне кто несколько месяцев назад, что у Пожирателей Смерти бывают званные обеды, я бы рассмеялась этому человеку в лицо.

Но, как оказалось, это правда. Вот такая у них насыщенная жизнь. Они убивают и пытают людей днем, а вечерами они собираются вместе за одним столом и мило ужинают.

Да, это так, хотя я бы ни за что не поверила бы в это. Но теперь я лично прислуживаю на одном из таких вечеров, благодаря проклятой Беллатрикс, которая предложила, чтобы мы с Роном обслуживали их весь вечер. Она даже хотела одеть нас в наволочки, совсем как домовых эльфов, но, к счастью, эта идея была пресечена на корню, как слишком смехотворная, и слава Богу! Не думаю, что смогла бы прислуживать всем этим людям, уже не говоря о Люциусе, в просторной наволочке.

Еду мы, конечно же, готовили не сами. И дело не только в ножах и прочих острых предметах, но вряд ли им по вкусу мысль, что мы могли бы плюнуть в их тарелки. А мы бы точно это сделали, представься случай. Готовили домовые эльфы, а мы лишь накрывали на стол.

— Господи, он адски тяжелый, — шепчет Рон, перекладывая из одной руки в другую огромный кувшин с вином. Он злится, но не вижу в этом ничего необычного. У него всегда был немного буйный характер, но с момента нашего похищения он стал просто неуправляемым. Превратился в грубого, ожесточенного человека, так разительно отличающегося от забавного мальчишки, которого я когда-то знала.

Тогда выходит, что и я уже не та, которую он знал. Я больше не та маленькая девочка, чей боггарт принимал вид профессора МакГонагалл, сообщающей, что я провалила все экзамены. Теперь я не знаю, каков был бы мой боггарт сейчас. И не хочу знать. Я боюсь всего, даже собственной тени.

Мы стоим в темному углу обеденного зала и, затаив дыхание, ждем, пока кто-нибудь не подзовет нас налить вина. Руки оттягивают тяжелые кувшины.

— Убийственно смешно, — шепчет он. — И несправедливо. Эта работа так выматывает. Я начинаю понимать, почему ты развела такую бурную деятельность в Г.А.В.Н.Э. Бедные маленькие создания.

Я тихонько улыбаюсь.

— Я чертовски голоден, — продолжает он. — Когда ты в последний раз ела?

— Не знаю. Кажется, этим утром.

— А я вчера вечером.

— Возможно, нам достанется что-то из остатков, — шепчу я, чувствуя, как желудок крутит от запаха еды.

— Да, — выдыхает он. — Но мы все равно должны быть осторожны. У меня есть карманы, может быть…

— Вина! — Кричит Беллатрикс. — Живей, я не могу ждать весь вечер!

Рон раздраженно вздыхает, и мы направляемся к столу. Руки дрожат под тяжестью кувшинов. Ни минуты передышки. Стоит только налить бокал вина, как волшебная тара вновь наполняется до прежнего уровня.

Мы заходим с разных концов стола, поочередно разливая вино в высокие кубки гостей.

Нескольких Пожирателей Смерти я, кажется, знаю. Внушающий страх Макнейр, слава Богу, не обращает на меня ровным счетом никакого внимания. Прохожу мимо парочки толстых низкорослых Пожирателей, которых я мельком видела в ту ночь, когда убили Дамблдора. А вот эти трое подозрительно похожи на Крэбба, Гойла и Теодора Нота. Они о чем-то разговаривают, да и вообще стараются держаться вместе, прямо как их сыновья.

Кидаю взгляд через стол, замечая как Рон наполняет кубок темноволосого, статного мужчины, сидящего справа от Беллатрикс. Он смотрит на Рона, как на пустое место, и мне кажется, что он и есть Эйвери — немногословный и беспощадный, как сказал Люциус. И его прислали на замену человеку, которого мы убили.

Наверное, это его первый вечер здесь. И даже может быть, этот ужин организован в честь его приезда.

Холодный взгляд Эйвери перемещается на меня. И все с таким же хладнокровным спокойствием он чуть наклоняется и что-то шепчет Беллатрикс на ухо. Она кидает на меня взгляд и противно хихикает над словами своего «коллеги». Чувствую как краска заливает лицо, поспешно опускаю голову и подхожу к следующему кубку, не замечая, чей он, пока…

— Бьюсь об заклад, Грэйнджер, что ты никогда не пробовала такого великолепного вина, — потягивает Драко. Черт! Я и не заметила, что он сидит по эту сторону стола. Вообще-то, я и не обращала на это внимания. — Магглы пьют только дешевые сорта, да?

— Драко, — одергивает его женский голос, — что за ребячество? Ты не должен уделять столько внимания грязнокровке. Оставь ее.

Несмотря на грубость, кроющуюся в словах, я благодарна этой женщине. Поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее, и… лучше бы я этого не делала!

Нарцисса Малфой.

У меня перехватывает дыхание от ее величественного вида. Она сидит между мужем и сыном. Боковым зрением отмечаю, что Люциус тоже смотрит на меня, но в этот момент все мое внимание приковано к ней.

Она такая… красивая. Алебастровая кожа, светлые платиновые волосы, совсем как у ее мужа, и такой же ледяной взгляд.

— Ты хочешь что-то сказать, грязнокровка? — Ледяным тоном спрашивает она.

Отрицательно качаю головой и наполняю ее кубок, стараясь не смотреть на нее. Чувствую себя не в своей тарелке. Так, словно в каком-то смысле предаю ее. Но ведь это не так.

Разве?

— Глупый мальчишка, ты пролил все вино на меня!

Оборачиваюсь и вижу, как Беллатрикс наотмашь бьет Рона по лицу. На его щеке тут же проступает красный отпечаток ее ладони.

— Ты только взгляни на мое платье! — Вопит Беллатрикс, остальные, затаив дыхание, наблюдают разворачивающуюся сцену. Она показывает ему несуществующее пятно на рукаве ее платья. — Его теперь никогда не вывести!

Повисла звенящая тишина. А потом Рон неожиданно запускает кувшином с вином в стену. Он разлетается на тысячу осколков, вино — так похожее на кровь! — стекает по стене на пол.

— Я не твой раб! — От ярости лицо его раскраснелось, и он выплевывает слова, обращаясь к остолбеневшей Беллатрикс. — Мы не твои рабы, сука! Сама разливай своё грёбаное вино!

Беллатрикс начинает подниматься со стула, но Эйвери осторожно берет ее за руку, успокаивая, и встает сам.

Ярость Рона улетучивается, сменяясь страхом, когда он видит, как Эйвери направляет на него палочку. Эйвери почти такой же высокий, как и Люциус, поэтому Рону приходится чуть задрать голову, чтобы смотреть на него.

— Как ты назвал ее? — Задает вопрос Эйвери.

Рон на мгновение сжимает губы, но все же не рискует игнорировать вопрос.

— Я назвал ее сукой, потому что она и есть самая настоящая сука. И даже вы не можете с этим поспорить.

В отличие от Люциуса, который радовался малейшему поводу наказать Рона, Эйвери не улыбается. Нет, он просто оценивающе смотрит на Рона. Этот человек уж точно никогда ничего не упускает из виду, он подмечает то, на что не обращают внимание другие.

— Пора бы уже знать свое место, мальчишка, — мурлычет он. — Социальная лестница устроена так, что на вершине нее находятся чистокровные ведьмы и колдуны. Затем — предатели крови и прочий сочувствующий сброд. Далее следуют никчемные магглы, и только потом — грязнокровки, такие, как твоя подружка, — он на мгновение переводит взгляд на меня, и вновь обращается к Рону. — Вы оба в любом случае ниже нас, и поэтому обязаны нам прислуживать.

Не отводя взгляда от Рона, Эйвери направляет на меня палочку.

— Я знаю, что тебя запрещено трогать, — тихо произносит он. — А вот твою подружку можно. Неужели твоя уверенность в собственной безнаказанности настолько велика, что затмевает даже твою любовь к ней?

Беллатрикс издает каркающий смешок, лицо Рона приобретает землистый оттенок. Он боится.

— Нет, — заикаясь, говорит он. — Не надо…

— Ну, в таком случае, возвращайся к работе, — заключает Эйвери.

Он взмахивает палочкой, и на столе появляется точно такой же кувшин с вином, которым пару минут назад разбил Рон.

Рон плотно сжимает губы, но все же поднимает кувшин и наполняет кубок Эйвери.

Какое-то время я наблюдаю за Эйвери, как тот садится и продолжает прерванную беседу с Беллатрикс. Он пугает меня. Неудивительно, что Люциус считает его другом — они слишком похожи.

Но все равно, не во всем. По крайней мере, я знаю Люциуса, и знаю, чего от него ждать.

Не поднимая головы, я перехожу к следующему кубку. Люциус.

— Твой дружок, кажется, растерян, грязнокровка, — шепчет Люциус, но я не обращаю на него внимания. — Возможно, он, наконец-то, выучил свое место, так же, как и ты.

Краска заливает лицо, но я все еще отказываюсь смотреть на Люциуса. Чувствую на себе его пронзительный взгляд. Руки дрожат, но мне удается наполнить его кубок, не пролив ни капли. Сердце грохочет так, словно хочет пробить ребра и выскочить из груди.

Не удержавшись, кидаю на него мимолетный взгляд. Холодные серые глаза изучают меня.

Он тянется за кубком, и на мгновение его рука касается моей. По телу словно пробегает электрический заряд, и, не осознавая своих действий, я отскакиваю назад, кувшин с вином выскальзывает из рук и падает на пол.

Вновь возникает пауза. Все смотрят на меня. Рон откровенно боится за меня.

Поворачиваюсь к Люциусу, дрожа от страха. Он выглядит безразличным.

— Господи-Боже, к концу вечера у нас не останется ни одного кувшина, — восклицает Беллатрикс. Люциус встает и, подойдя ко мне, хватает меня за руку.

— Ничего страшного, — бросает он. — Как вы видите, маггла не способна даже разлить вино по кубкам без посторонней помощи.

Смешки наполняют комнату, Люциус грубо тащит меня в угол. Силой усаживает на скамейку у стены и молча смотрит на меня, но выражения его лица я не вижу, потому что здесь очень темно.

— Я хочу, чтобы ты сидела здесь, и больше не выставляла себя дурой, — он переводит дыхание. — Ты можешь сделать это для меня?

Я не знаю, что сказать, и в ответ лишь киваю.

Пару секунд он пристально смотрит на меня, но затем поворачивается и возвращается к столу, по пути взмахом палочки убрав осколки кувшина и разлитое вино.

А потом, сев на свое место, возобновляет беседу с женой.

Мне больно смотреть на них. Они так похожи — сдержанные манеры, непроницаемые лица, холодная красота. Как два совершенства. Они очень подходят друг другу.

Я действительно все порчу. Ох, он может и изменял ей с Беллатрикс, но она, кажется, не знает об этом. Они выглядят… счастливыми. В какой-то мере.

Не могу понять. Что же все-таки между Люциусом и мной, если он, похоже, счастлив в браке и ненавидит меня так сильно, что едва переносит наши прикосновения?

Просто не понимаю. И вряд ли когда-нибудь смогу понять. Мне так все осточертело.

Ну, я хотя бы теперь сижу в тени, и меня никто не видит. Я могу наблюдать за ними, сколько влезет, и никому нет дела до моих действий.

Опускаю глаза вниз, на кувшин с вином. Никто даже и не заметит, если я сделаю пару глотков. Вдруг, это поможет унять боль? Не поэтому ли люди начинают пить? Чтобы боль ушла…

Воровато осмотревшись по сторонам и убедившись, что никто на меня не смотрит, я подношу кувшин ко рту и жадно пью насыщенную, терпкую жидкость.

— Еще вина! — Слегка заплетающимся языком кричит Беллатрикс. — Проклятая ленивая грязнокровка, где ты там?

Да, моя очередь. Рона послали в соседнюю комнату за десертом, и кроме меня некому больше им прислуживать. Кажется, мне не стоило пить, ну да ладно, все будет хорошо, и они не заметят, ведь кувшин все еще полон до краёв… Боже, сколько же я выпила?

Поднявшись, я слегка покачиваюсь, проливая немного вина на пол, но все окей, кувшин сам себя наполняет. И они ничего не узнают. Нужно лишь держаться прямо и вести себя, как обычно, и все пройдет на ура. Возможно, мне даже удастся избежать неприятностей.

Черт, признаться, сделать это было бы гораздо проще, если бы комната не вертелась перед глазами.

Так. Шаг за шагом. Левая нога, правая нога, левая… есть! Я сделала это.

Выхожу на свет, медленно, но уверенно направляясь к столу. Беллатрикс громко спорит с Эйвери. Смотрю на Люциуса. Он откровенно скучает и поднимает глаза к потолку, прислушиваясь к тому, о чем говорит Беллатрикс.

Останавливаюсь у стола, оценивая, кому нужно еще вина, а кому нет, но меня никто не замечает.

— Видишь ли, гораздо лучше не заострять внимание на каждом из магглов в отдельности, а просто сосредоточиться на их истреблении в целом, — улыбаясь говорит Беллатрикс. — Только так мы сможем выиграть войну…

— Да, я слушаю тебя, Белла, — тихо прерывает ее Эйвери. — И я полностью солидарен с тобой, все грязнокровки должны быть уничтожены. Но все же это было бы глупо. Если не останется ни одного маггла, то какой смысл тогда в нашем захвате власти? Нам же просто не кем будет управлять!

— Эйвери прав, — добавляет Нарцисса.

На щеках Беллатрикс проступают красные пятна.

— Что ж, думаю, Люциус поддержит меня, — она поворачивается к нему. — Я права или нет?

Люциус смотрит на нее так, будто впервые видит, так, словно она какая-то причудливая вещица, за которую он отвалил кучу денег, и только придя домой, понял, что на самом-то деле она того не стоила.

Его взгляд скользит от Беллатрикс к Нарциссе, а затем ко мне, и он, наконец, отвечает:

— Я согласен, что многие из них должны быть стерты с лица земли, их должно стать в разы меньше. Но истребление всех до единого — чистой воды идиотизм. Их можно использовать в качестве рабов. Общество основано на иерархии правящей касты по отношению к нижним слоям.

Беллатрикс мертвенно бледнеет.

— Замечательно! — Восклицает она. — Просто прекрасно. Не нужно мне ваше одобрение. Я уверена, Темный Лорд поддержит мою идею, потому что знает, что я его самая преданная, самая верная и самая умная…

— Скажи мне, Белла, — прерывает ее Люциус, — ты такая высокомерная с рождения или долгие годы оттачивала мастерство? По мне, так и то, и другое.

Меня разбирает смех. Ничего не могу с собой поделать. Смешки сотрясают меня, и вот уже второй кувшин с вином разбивается у моих ног, выскользнув из ослабевших пальцев. Алая жидкость пропитывает подол моего платья и холодит босые ступни.

Боже, ну, почему я не могу ничего сделать нормально? Это уже второй гребаный кувшин, который я разбиваю за вечер. Или третий?

С ужасом оглядываю присутствующих. Все смотрят на меня в абсолютной тишине. Беллатрикс откровенно в ярости, а остальные просто в ступоре. Губы Люциуса подрагивают, словно он с трудом сдерживает улыбку.

— Как ты смеешь, — шипит Беллатрикс, — мерзкая грязнокровка! Своим поведением ты позоришь нас перед гостями…

— Остынь, Белла, — прерывает ее Нарцисса, покровительственно глядя на меня с улыбкой. — Девочка просто пьяна, это же очевидно. Она не хотела причинить тебе вреда…

— Не хотела?! Не хотела?! — Беллатрикс в ярости вскакивает с места. — Она выпила наше вино, воровка! Да за такую выходку я…

— Ты ничего ей не сделаешь, — четко произносит Люциус. Беллатрикс резко поворачивается к нему, будто хочет что-то сказать, но взгляд Нарциссы заставляет ее замолчать. Она раздраженно садится обратно, надувшись, как ребенок. Люциус кивает и поворачивается к Драко, который широко улыбается моему промаху.

— Драко, отведи грязнокровку в ее комнату. Вряд ли она в состоянии сейчас нам прислуживать.

— Я, отец? — Драко удивленно смотрит на Люциуса.

Люциус поднимает глаза к потолку.

— Да, ты. Вот, — и он протягивает сыну порт-ключ. Драко берет его и, встав из-за стола, подходит ко мне, грубо хватая за руку.

— Западная спальня, — отрывисто бросает он, подняв порт-ключ вверх.

Меня засасывает в эту ужасную воронку трансгрессии, и — ооо, черт! — кажется, меня сейчас стошнит!

Едва мы оказываемся в комнате, стены почему-то начинают плясать перед глазами, и я падаю на колени, не в силах устоять на ногах. Драко усмехается. Поднимаю голову, его лицо расплывается перед глазами, а комната продолжает кружиться.

— Ты такая жалкая, Грэйнджер, — презрительно тянет он. — И совсем, как ребенок.

Сажусь на пятки, все еще глядя на него.

— Но я больше не ребенок, Драко, — шепотом. — Твой отец позаботился об этом.

Несколько напряженных мгновений Драко смотрит на меня расширившимися глазами.

— Что ты имеешь в виду?

Молчу. Наверное, следует сказать ему, что это не то, о чем он подумал, но, если честно, в данный момент мне абсолютно плевать. Пусть думает, что хочет. Это уже не важно. Кроме того, его предположения не так уж и далеки от истины.

— Да он никогда… — он замолкает, черты его лица ожесточаются. — Ты такая жалкая, — повторяет он прежде чем уйти, громко хлопнув дверью.

Какое-то время сижу на полу, подтянув ноги к груди. Вспоминаю маму и папу, и слезы подступают к глазам.

Но внезапно меня отвлекают голоса за дверью.

— Что ты здесь делаешь?

— Сбежал ненадолго передохнуть. Иди вниз и скажи, что я присоединюсь к ним в ближайшее время.

— Да, отец, — судя по голосу, он улыбается. — Тебе тоже скучно?

Люциус не разделяет его веселья.

— Твоя тетушка бывает… утомительной. Иногда. Все никак не может понять, что подобная фанатичность не очень уместна за обеденным столом.

Драко смеется.

— Иди, Драко. я скоро буду. Мне нужно несколько минут побыть в одиночестве.

Шаги Драко удаляются. Вот открылась и закрылась дверь, и наступила тишина.

Поднимаюсь на ноги, не сводя настороженного взгляда с двери. Я знаю, он там, и могу поспорить на что угодно, он собирается войти…

Но, нет. Проходит еще пара мгновений, и Люциус скрывается в одной из комнат в коридоре.

Мерзавец. Почему он…

Почему он не пришел к тебе?

Заткнись!

Но это ведь то, о чем ты подумала.

Вздрагиваю и пытаюсь убедить себя, что это от холода.

Постойте-ка… а Драко закрыл дверь?

Несколько шагов вперед, и я замираю, не решаясь двигаться дальше.

Он запер дверь? Потому что я ничего не слышала.

Над глупостью хорька хочется громко посмеяться.

Медленно, шаг за шагом, подхожу к двери и берусь за ручку. Поворот — и дверь тихонько открывается.

Затаив дыхание, выхожу в коридор и оглядываюсь.

Неужели… я могу попытаться сбежать?

Нет. Я не справлюсь с таким количеством волшебников, а если даже и справлюсь, то не смогу пересечь озеро.

В таком случае, остается только одно. Мне надоела эта неизвестность, и я не собираюсь закрывать на это глаза. Я должна все выяснить, даже если это окажется просто одним из проявлений садизма с его стороны. Он часто приходит ко мне. Теперь моя очередь.

Я должна знать…

Сворачиваю влево, туда, где в последний раз слышала его шаги.

На цыпочках подхожу к двери в его комнату. Мне страшно, но страх отходит на второй план. Мне необходимо увидеть его, мне нужно знать…

Протягиваю руку, скользнув костяшками пальцев по прохладной деревянной поверхности, и прислоняюсь ухом к двери. В тишине слышу шепот заклинания и не успеваю опомниться, как дверь распахивается и я буквально вваливаюсь в комнату и тут же оказываюсь в крепких тисках чужих рук.

— Какого черта тебе здесь надо? — Спрашивает он. Что ж, по крайней мере, с комнатой я не ошиблась.

Все плывет перед глазами, особенно, когда он отпускает меня, глядя на меня с отвращением. Все вокруг кружится, вертится и — Господи! — меня мутит…

Он очень не доволен. Грубо хватает меня за руку и тащит через всю комнату, а потом заставляет сесть в кресло у камина, где маленькие язычки пламени отчаянно борются за жизнь.

Ух, должна признать, обстановка комнаты несколько… вычурная. Даже в этом треклятом доме, ставшем мне тюрьмой, Люциус старается окружить себя предметами, явно демонстрирующими его превосходство.

Впрочем, нет, я совсем не желаю иметь кровать с бархатным балдахином и гобелены на стенах. В моем списке приоритетов они занимают едва ли не последнюю строчку.

Один из гобеленов притягивает мое внимание — огромная черная змея с жадностью наблюдает за девушкой, поедающей яблоко.

Нервно выдыхаю.

— Что такое? — Отрывисто бросает он.

Качаю головой. Я еще не настолько выжила из ума, чтобы открыто сказать ему, какой же он претенциозный мерзавец.

Он берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Я открыто смотрю ему в глаза, почему-то почти совсем не чувствуя страха.

— Сколько ты выпила? — Презрительно спрашивает он.

— Немного. Да почти нисколько.

Он с сомнением смотрит на меня, будто не верит ни единому моему слову.

Мне нужно объяснить ему, почему я здесь. Он должен это знать.

— Я бы не пришла, но Драко забыл запереть дверь, и я подумала…

Резко замолкаю, потому что забываю, о чем хотела сказать. Люциус хмурится и, молча, направляет палочку на рядом стоящий столик, и подле бокала брэнди появляется еще один бокал, но уже с водой. Малфой протягивает его мне.

— Пей, — приказывает он. — Это освежит голову.

Ненавижу. Терпеть не могу, когда он так обращается со мной, как будто я маленькая глупенькая девочка, но я больше не ребенок! Только не после того, что он сделал со мной. Наивность, чистота и искренность… он забрал всё и обратил в пепел, а теперь ведет себя так, словно ничего не было, и словно не он виноват в том, кем я стала.

Его презрение так же отвратительно, как и его ненависть.

Послушно беру бокал и запускаю его через всю комнату, стекло вдребезги разбивается о пол, вода растекается по желобкам меж каменных плит.

— Оставьте свои насмешки и издевательства при себе, — никогда не думала, что способна шипеть, как кошка.

Он ухмыляется.

— Ты сама дала мне повод посмеяться над тобой, — в его голосе лед. — Если не устраивает мое гостеприимство, тогда уходи. Ты, возможно, не заметила, но я не очень-то рад тебя видеть.

Он отодвигается в сторону, открывая мне путь к двери, но черта с два я сделаю так, как он хочет.

Его бровь взмывает вверх.

— Так ты хочешь по-плохому? Ну, ладно.

Он больно выкручивает мне руку, поднимая меня на ноги и практически таща к двери. Но мне удается вырваться из его цепких пальцев.

— Нет, я останусь здесь! — Не могу сдержать крика. — Я пришла сюда не для того, чтобы вы вышвырнули меня вон!

Он смотрит на меня с выражением глубочайшего неверия.

Зачем я сказала это? Что за дьявольскую игру я затеяла? Какого черта я делаю?

— Хочешь остаться? — Мурлычет он. — Ты никогда не перестанешь удивлять меня. Я-то думал, что ты многое отдала бы, лишь бы быть от меня как можно дальше. По крайней мере, у меня создавалось такое впечатление, учитывая твое поведение в прошлом.

Он надвигается на меня. Невольно отступаю назад, потому что его глаза полыхают тем опасным огнем, который я теперь ни с чем не спутаю.

Он улыбается, явно забавляясь ситуацией, оттесняя меня вглубь комнаты.

— Итак, — тихо произносит он, — зачем же на самом деле ты пришла?

У меня мгновенно пересыхает в горле. Неизвестно откуда взявшее новообретенное чувство уверенности на какой-то миг покидает меня.

— Просто так, — чуть слышно бормочу в ответ.

— Ты так и не научилась как следует лгать и притворяться, — усмехается он.

И тут уверенность вновь возвращается ко мне, потому что я отчетливо вспоминаю тот раз, когда он сказал мне точно такие же слова.

— Зато у вас это получается превосходно, — голос дрожит, я продолжаю медленно пятиться. Люциус неотрывно смотрит на меня. — Вы превратили ложь в искусство, годами скрывая свою истинную сущность ото всех вокруг. Это помогало вам избегать Азкабана. Много лет вы изображали из себя порядочного и честного человека, по стечению обстоятельств оказывавшегося не в том месте и не в то время, — натыкаюсь спиной на стену, но не прекращаю смотреть в его холодные, бездонные глаза. — О, да, вы просто мастер притворства и обмана.

— И с какой целью ты мне все это говоришь? — Скучающим тоном потягивает он.

— Ну, видите ли, я знаю, как вы это делаете, — со злобой в голосе шепчу я. — Вы выстроили вокруг себя стену, чтобы быть уверенным, что никто не сможет подобраться к вам достаточно близко, чтобы понять, кто вы на самом деле.

В его глазах мелькает опасный огонек, но он пока молчит, ожидая от меня объяснений. И меня несет. Я должна сказать это. Чтобы узнать.

— Вы совершили большую ошибку, позволив мне быть так близко к вам, Люциус, — продолжаю я. — Потому что, стоило мне присмотреться, как я узнала такое, о чем никто не должен знать.

Он подается вперед, становясь в нескольких сантиметрах от меня, и упирается руками в стену по обе стороны от меня. Я в ловушке.

— Да, неужели? — Он сверлит меня взглядом, наклоняясь ко мне. — И что же ты узнала, моя маленькая грязнокровка?

Мгновение я колеблюсь, но — будь он проклят! — я скажу это.

— Я знаю, что вы хотите меня, — едва слышным шепотом. Вот и всё.

Слова, как приговор, повисли в воздухе. Назад пути нет.

От страха дышу очень часто и поверхностно.

Он никак не реагирует, за исключением того, что лицо его слегка бледнеет, а глаза темнеют.

И тогда я продолжаю. Так нужно.

— Я так близко, так доступна, и все же я — единственное, чего вы не можете себе позволить, как бы сильно ни желали.

Глубоко вздыхаю.

— Не думаю, что вам это нравится, — шепот такой тихий, но я надеюсь, он слышит меня. — Поэтому вы обращается со мной, как с животным, вы на всё готовы, лишь бы держать меня подальше.

Довольно продолжительное время он, молча, смотрит на меня, его глаза метают молнии, и только теперь до меня доходит, какой ужасной идеей было приходить сюда и говорить всё это. Чего я пыталась достичь? О чем я думала, когда шла сюда?

Почему я не осталась в комнате?

— Возомнила себя знатоком человеческих душ? — От его зловещего шепота у меня кровь стынет в жилах.

— Простите, — в отчаянии прошу его, но уже слишком поздно.

Он бьет меня наотмашь по лицу так сильно, что я ударяюсь головой о стену и тут же чувствую во рту привкус крови.

А потом он сдавливает пальцами мое горло, и за шею притягивает меня ближе к себе. Охваченная ужасом, я начинаю всхлипывать.

Долгие мучительные мгновения он смотрит на меня с отвращением и ненавистью, пальцы, сжимающие шею, не дают вздохнуть, а затем он со злостью толкает меня на пол, и я больно ударяюсь бедром.

— Как ты смеешь?! — Шипит он, склоняясь надо мной и разворачивая к себе так, что мне ничего не остается кроме как смотреть в его искаженное яростью лицо. — Как смеешь так разговаривать со мной, заносчивая, нахальная, маленькая сучка!

Он прижимает меня к полу, сдавливая горло, и вынимает палочку из складок мантии, направляя ее прямо мне в сердце. Одного его яростного вида достаточно, чтобы убить меня на месте.

— Ну, всё, — порывисто шепчет он. — С меня хватит. С тех пор, как я похитил тебя, ты была для меня лишь обузой.

— Что вы собираетесь делать? — Шепотом спрашиваю его, захлебываясь ужасом.

— То, что следовало бы сделать еще тогда, когда Темный Лорд дал мне такую возможность, — жестоко бросает он. — Я избавлюсь от тебя.

У меня перехватывает дыхание. Кажется, мир вокруг рушится.

— Пожалуйста… нет, вы не можете, вы бы не…

Он снова бьет меня по лицу. Кровь и слезы смешались… Господи, он действительно сделает это. Его мертвенно бледное лицо искажено ненавистью.

— Не думай, что знаешь, на что я способен, а на что — нет! — Шипит он. — Мне абсолютно все равно, жива ты или нет. Ты — мерзость и ничто боле.

Я до смерти напугана и не могу сдержать слез. Нет, нет, нет, я не хочу умирать, пожалуйста…

— Пожалуйста, — шепчу, но он лишь усиливает давление на палочку. Никогда не думала, что смогу довести его до такого состояния — он почти невменяем.

— Слишком долго ты приносила мне одни неприятности! — Продолжает он. — Слишком долго я терпел твое невыносимое высокомерие и невежество. Все кончено, грязнокровка. Я с тобой покончу.

Слезы катятся из уголков глаз, оставляя мокрые следы на висках и теряясь в волосах. Он не может убить меня, просто не может, только не после того, через что мы прошли. Это несправедливо!

— Почему? — Нужно привести его в чувство. — Почему вы делаете это после всего, что было?

Кончик палочки, кажется, сейчас проткнет меня насквозь. Всхлипываю. Но его взгляд по-прежнему безжалостен.

— После всего, что было, грязнокровка? — Мрачно усмехается он. — Ты еще смеешь предполагать, что у нас есть что-то общее? Какая же ты жалкая. Между нами ничего нет. Ничего!

— Если это правда, тогда почему вы поцеловали меня? — Я в таком отчаянии, что меня уже не волнуют последствия, которые могут повлечь за собой мои слова.

Его глаза широко распахиваются, и, не шелохнувшись, он одними губами шепчет:

— Круцио!

Боль разрывает меня на части, стремительно проходя по всему телу, задевая каждый нерв, перемалывая кости в пыль, заставляя кровь кипеть, и мне плевать, плевать на все на свете, потому что в целой вселенной не найдется ничего хуже этой невыносимой боли, выгрызающей плоть и плавящей разум. Ничего. Ничего!

Заклятие отпускает меня, но я с трудом могу дышать, все еще вздрагивая от недавно пережитой боли. Люциус все так же прижимает меня к полу, держа на прицеле палочки, на его лице — застывшая маска ненависти.

Он внимательно смотрит мне в глаза, и я чувствую, как заклинание легиллименции окутывает мой разум, но не заостряю на этом внимание.

Если я сейчас должна умереть, то, возможно, это к лучшему. Я буду свободна. Не будет больше боли, мучений, ненависти. Я буду свободна от наших с ним непонятных отношений. Разве это не блаженство?

И я вновь увижу родителей.

Смотрю ему в глаза. Они словно замерзшие серые озера, и если присмотреться, то сквозь покрытую льдом поверхность можно увидеть водоворот темных вод, стремительный поток, живущий своей жизнью под слоем льда.

И я не хочу разбивать этот лед, потому что тогда эта мощь затянет меня, и я никогда не выберусь обратно.

Но я ведь все равно умираю.

Подаюсь вперед, медленно протягивая руку.

Он не пытается остановить меня.

Кончиками пальцев касаюсь его бледной щеки. Кожа такая теплая. Тянусь дальше, так, что моя ладонь ложится на его лицо.

Выражение его лица не поддается расшифровке. Это за гранью понимания. Он словно раздевает меня глазами, обнажая не только тело, но и душу.

Я больше не могу. Опускаю руку и молюсь, хотя Бог оставил меня еще в ту минуту, когда Люциус Малфой аппарировал ко мне в комнату в родительском доме.

— Убей меня, Люциус, — шепотом прошу его. — Освободи меня.

Он рычит в бешенстве. Никогда еще он не выглядел так устрашающе. Дыхание тяжелое, ноздри трепещут от гнева. Боже, он на грани, он действительно собирается убить меня, прямо здесь, прямо сейчас…

Но вместо этого он встает и рывком заставляет меня подняться, а потом, схватив за волосы, тащит через всю комнату. Я кричу от боли, стараясь поспевать за ним, чтобы было не так больно.

— Антонин был прав, ты — шлюха, — жестоко и беспощадно бросает он. — Только посмей еще хоть раз вести себя подобным образом, и я, не колеблясь, убью тебя.

Мы останавливаемся у двери, и он притягивает меня почти вплотную к себе. Я могу разглядеть каждую морщинку, каждую складочку, исказившую яростью его лицо. Он очень бледен, и смотрит на меня с лютой ненавистью во взгляде.

— Мне это ничего не будет стоить, — неистово шепчет он. — Ты для меня ровным счетом ничего не значишь.

Открыв дверь, он вышвыривает меня за порог. Падаю на пол лицом вперед, поэтому не вижу его прощального взгляда, но слышу, как он с грохотом захлопывает за мной дверь.

Лежу на полу не в силах даже голову поднять. От боли, шока и безграничного унижения начинаю плакать. Хочется исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь землю. Не хочу его больше видеть. Никогда.

Как я могла… как могла наговорить ему столько всего? На что я рассчитывала?

Не хочу даже отвечать на этот вопрос.

Я такая глупая. Безмозглая, наивная дура. Вся эта его чистокровная чушь просто не оставляет мне шансов. Он ненавидит меня, ненавидит больше, чем что-либо или кого-либо…

— Грэйнджер?

Сердце екает и замирает в груди.

О, нет.

Поднимаю голову.

Передо мной стоит Драко и смотрит на меня с отвращением.

И еще… он напуган.

Подходит ближе, но я не двигаюсь.

Я никогда не видела его таким. Сейчас он кажется моложе своих лет, хотя еще в школе всегда выглядел гораздо старше сверстников, например, на шестом курсе он выглядел на все двадцать. Но в данный момент он напоминает мне того маленького мальчика, которого я встретила в Хогвартс-экспрессе, когда ехала на свой первый год обучения в Школе Чародейства и Волшебства.

— Что… что происходит? — Спрашивает он, и я точно уверена, что он совсем не хочет знать ответ.

— Драко, это не… — выдавливаю я, но в следующий миг ситуация становится в сто раз хуже.

— Драко, надеюсь, ты не собираешься идти спать? — Голос Беллатрикс раздается откуда-то из-за спины Драко. — Это было бы крайне невежливо по отношению к нашим гостям. Не будь, как отец…

Она замолкает на полуслове, выйдя из тени. Ее взгляд прикован ко мне. Она не просто удивлена, а в ступоре, и вот тогда меня начинает потряхивать.

Она переводит взгляд с меня на дверь комнаты Люциуса и обратно.

— Как ты выбралась, грязнокровка? — Шипит она.

Молча, смотрю на нее, потому что не знаю, что сказать.

В ее глазах плещется ненависть. Она кладет руку Драко на плечо.

— Спускайся вниз, — шепотом. — Займи гостей, а я разберусь с этим… этим…

Она не может подобрать слов. Какое-то время Драко смотрит на меня, а затем разворачивается и растворяется в глубине темного коридора.

Не смею пошевелиться. Взгляд Беллатрикс все еще мечется между мной и дверью Люциуса. Глядя в ее глаза, я почти ощущаю, как ее мысли лихорадочно работают. Я. Пол. Комната Люциуса. Люциус Люциус Люциус…

Внезапно она срывается с места и, подлетев ко мне, хватает меня за волосы, притягивая к себе. Вскрикиваю от боли, но она зажимает мне рот ладонью и яростно шепчет на ухо.

— Заткнись, грязнокровка, иначе, клянусь, я вырву твой поганый язык, — она брызжет слюной. — Интересно, он будет так же хотеть тебя, если у тебя не будет языка?

Она тянет меня к моей комнате, открывает дверь и бесцеремонно пихает меня через порог. Не удержавшись на ногах, я падаю. Она не входит следом, как я ожидала, а просто стоит в дверном проеме и смотрит на меня.

— Ты заплатишь за то, что увела его у меня, — шепчет она, ее глаза горят бешенством. — Да, грязнокровка, обещаю тебе, ты будешь невыносимо страдать за то, что перешла мне дорогу.

С этими словами она уходит, не забыв запереть дверь.

Поднимаюсь на ноги, и живот скручивает так, словно я только что сошла с особо крутых американских горок, кислота разъедает все внутри и ооо, нет…

Я едва успеваю добежать до туалета, как меня выворачивает наизнанку.

Когда рвотные позывы стихают, я сворачиваюсь клубочком прямо на холодном полу. Слишком устала. Не успеваю заметить, как засыпаю.