Глава 14: У тебя ужасная борода!

Однажды я спросила у моей милой служанки Илинны:

— Как думаешь, есть на земле что — то, что нельзя простить.

Она подумала, а потом тихо сказала:

— Если любишь человека, ты просишь ему все.

— А предательство?

— Да. Даже предательство.

Но сейчас, сидя на полу собственного шатра и обнимая колени, я думала, что не способна простить предательство. А то, что сделал Эд было именно предательством в его худшем значении. Он предал мои ожидания. Предал мои чувства. Предал мою верность и веру в него. Я закрыла глаза и тихонько загудела. Вчера я была подавлена, а сегодня уже зла. По крайней мере злее, чем вчера. Намного злее.

— Я надумала говорить! — крикнула я.

Нет, Эд не стал заходить ко мне в шатер. Он дернул за цепь, заставляя выйти меня. Негодяй. Предатель. У меня была ночь на то, чтобы все обдумать. И я обдумала. Плакать имеет смысл лишь, когда тебя есть кому пожалеть, а если нет, то и нечего лить слезы.

— Может, сам войдешь? — крикнула я, — или тебе нравится звенеть цепями, чтобы почувствовать больше власти.

— Выходи — выходи, дорогая пленница.

И мне пришлось выйти наружу.

— Интересно, какие же у тебя проблемы, — сказала я, — что же с тобой такого, что тебе бедному приходится самоутверждаться за счет издевательств над хрупкой девушкой? Тебя часто били в детстве?

Эд оскалился, а я так и не поняла, смогла ли его задеть или нет. Вздохнула.

— Ты готова сказать правду? — спросил Эд.

— А если скажу, ты меня отпустишь?

— Если эта правда мне понравится.

Я усмехнулась.

— И часто правда тебе нравится?

— Говори, — и Эд зазвенел цепями.

Меня снова передернуло. Я зажмурилась.

— Говори, — повторил он.

— Ладно! — не выдержала я, — ладно, я скажу.

— Хорошо. Давай.

— Но мне нужны гарантии. Хотя бы, что ты меня покормишь сегодня нормальной едой.

— Я принесу тебе похлебку.

— И не смей в нее плевать!

— Ты за кого меня принимаешь?

— За негодяя, а разве я не права?

Эд снова дернул за цепи.

— Говорю правду. Чистую правду, — заверила я, — готов? Правда может удивить. Ты должен приготовиться.

И я захихикала. Сдавали нервы. Да потому что все до сих пор казалось слишком нереальным. Я представляла, что вот — вот сейчас Эд улыбнется знакомой мне улыбкой и скажет, что все было глупой шуткой, и мы продолжим жить, как раньше. Как большая семья.

— Я готов. Говори, — поторопил он.

— Ты прав, мы должны быть честными друг с другом, — продолжала я, — еще в нашу первую встречу я должна была признаться.

Эд поднял брови. И я призналась.

— У тебя ужасная борода!

— Ч-что?

— Борода! — я даже показала пальцем, — она делает твое и без того не самое приятное лицо старше, злее. Ну ты раз уж такой злой, хоть скрывай это.

Эд заморгал. Не ожидал? Разумеется, не ожидал, гад.

— Ужасная, ужасная, — покачала головой я, — еще лохматая постоянно. Там, наверное, столько крошек накопилось. А может, еще что похуже, может насекомые завелись всякие?

Эд взял меня за грудки.

— Ну и где твоя позавчерашняя нежность, милый? — сказала я и рассмеялась.

Теперь вместо того, чтобы плакать, я смеялась, как безумная, а внутри все болело.

— Что-нибудь еще? — строго спросил Эд.

— Это пока единственная правда, которую я готова раскрыть, — сказала я и подняла вверх указательный палец, — но, поверь, это очень полезная правда. Тебе важно выглядеть презентабельно. А то, что же, всю жизнь девушек будешь привязывать, чтобы не убежали?

Эд ухмыльнулся. Погладил меня по щеке. Противно. Как же противно! Как он мог так мне опротиветь за два дня? Меня затошнило.

— Ты отнимаешь мое время, — строго сказал Эд, — что мне с тобой сделать?

— Ударь меня, — бросила я, — ударь по щеке. Так чтобы остался красный след, — рассмеялась, — ударь слабую связанную девушку и почувствуй себя ва — а — ажным.

Я облизала губы, точно ожидая его удара. Пусть ударит. Пусть мне будет больно. Больнее, чем он уже сделал все равно сделать невозможно.

Но Эд не ударил. Он отпустил меня и удалился.

— Про бороду, я сказала правду, — крикнула я ему вслед, — задумайся!

Я вернулась в шатер и села на пол. Надо думать над побегом. Теперь серьезно. Дорогу я знаю, где лошадей достать тоже знаю, оставалось лишь снять оковы. Задумалась над тем, что делать дальше. Во дворец возвращаться нельзя. Там меня ждет, если верить Эду и тому, что я узнала о Звездочете, сначала свадьба с Августом, потом становление вдовой, свадьба со Звездочетом и скорая смерть. Но в замке же мой несчастный отец под гипнозом, я не могу его бросить.

Закрыла лицо руками, глубоко вдохнула. Я придумаю. Должна придумать. Может, вернуться домой и попытаться расколдовать отца? Что там говорил Эд, нужны сильные эмоции? От мыслей о нем снова затошнило. Как человек может так быстро перемениться? Как может быть таким лицемером? Вдохнула снова. Эмоции оставим на потом. Сейчас дело. Отец. Надо вернуться во дворец и расколдовать короля раньше, чем приедет мой жених. Надо вызвать у отца сильные эмоции, да и самой важно не попасться на глаза Звездочету. Снова быть загипнотизированной совсем не хотелось.

Эд говорил, что гипнозу не подчиняется тот, кто был сломан. Опять Эд. Он никак не покидал мысли. И словно там, в моей голове жило два Эда. Человек, который мне нравился, и человек, ставший моим кошмаром. И никак эти двое не соединялись в моем понимании в одну личность. Мысли вернулись к отцу и гипнозу. Если Эд прав, и сломленный не может быть жертвой, то у меня есть шанс устоять. Если какое — то состояние и можно назвать сломленным, то мое после предательства Эда. Да ладно он, но остальные даже не заговорили со мной за эти дни. Аника даже не смотрела на меня. Предатели. Вход зашуршал. Внутрь заглянула лохматая голова Медведя.

— Убирайся! — крикнула ему я.

Медведь тихонько зарычал, пролез глубже, задел мою цепь, заставив тело вздрогнуть.

— Когда же ты уже расколдуешься! — возмутилась я, вытаскивая цепь из — под его лап.

Медведь положил голову, посмотрел на меня с жалостью. Докатились. Единственное существо, которое меня жалеет — это бурый мишка. В зверином теле Медведь не разговаривал, и это меня радовало.

— Признавайся, тебя Эд подослал? — спросила я, — или ты сам захотел?

Медведь моргнул. И что это значит? «Да, Эд подослал?» или «Да, сам захотел?». Я вздохнула. Запустила руку в медвежью шерсть. Погладила. Хоть какое — то внимание. Может, я ошибалась на его счет? Все — таки Медведь спас нам жизни однажды.

— Помоги мне, а, — попросила я, — сломай эти несчастные цепи…

Тут пришла идея. Медведь на самом деле должен сломать мою цепь. Вот только как его заставить? Чьи мозги в его голове? Мозги человека или зверя?

— Пожалуйста, Медведь, — сказала я, — ты же помнишь, это я пришла вам на помощь, я спасла тебя от гипноза. Ты должен мне помочь. Чего тебе стоит? Берешь, разрываешь. Ты же сильный? Очень сильный!

Медведь повернул головой. Все — таки понимает меня. Хорошо.

— Ты сделаешь доброе дело, — продолжала я.

Медведь провел лапой по морде. Поднял на меня глаза снова. Безумие. Рядом со мной лежит медведь. Лежит спокойный и не собирается меня есть. Безумие.

— Я дам тебе меда, — наконец сказала я и улыбнулась, — дам много меда.

Медведь замер.

— Мед, — повторила я.

И это сработало. Медведь разорвал цепь. Да, мои руки все еще были прикованы друг к другу, но зато от общей цепи я была отделена. Сердце ликовало.

— Спасибо, ты лучший мужчина в моей жизни, — сказала я Медведю и погладила по морде, — спасибо тебе.

Медведь мотнул головой, убирая мою руку. Он ждал меда. Ждал награды.

— Я отплачу тебе, — заверила я, — подожди немного и будет мед.

Однажды я правда ему отплачу. Однажды, когда вернусь во дворец и получу доступ к королевской кухне. После недолгих минут ожидания Медведь понял, что меда не будет и начал вылезать. Скоро я осталась одна и стала ждать, когда же все улягутся спать.

Загрузка...