Его сбежавшая Принцесса

Глава 10. И как я мог в тебя влюбиться?

Снова путь. Снова дорога. Снова скачет бравый конь, а мы с Эдом рядом, прижимаемся телами друг к другу. На долю секунды я прикрыла глаза и представила, что все хорошо. Представила, что Эд не терял память, и он прижимает меня к груди не потому, что приходится, а потому что хочет этого. И в то же время все по-другому. Просто Эд другой.

— Не понимаю, как мы могли с ним поладить, — приговаривал Эд, — мы точно можем ему верить?

— Август, — я ударила его по плечу, — хорошо, что Медведь не слышит. Ты бы разбил ему сердце.

— У Медведя, которого помню я, нет сердца.

— И все же его план хорош.

— Хорош, как же…

Эд остановил лошадь, нагнулся, посмотреть мне в лицо.

— Ты понимаешь абсурд ситуации? — спросил он, — мы едем к какому-то таинственному леснику за какими-то особенными семенами, из которых вырастет растение с плодами. И не простыми плодами, а плодами, которые будут шуметь и сотрясать землю, и создадут иллюзию землетрясения, чтобы напугать горожан до полусмерти и снять гипноз. И все это придумал Медведь, пока сидел в медвежьей шкуре. Почему мы должны делать, как он придумал?

— Потому что ты не придумал ничего лучше.

Эд насупился, пришпорил коня.

— И как я мог в тебя влюбиться, — приговаривал он, — ошибка какая-то, точно ошибка.

Он снова обернулся на меня.

— Еще и брюнетка. Не люблю брюнеток.

Вот так новость! Он просто не знал, как меня еще оскорбить!

— Не люблю брюнеток, не люблю, — все приговаривал Эд.

— На себя посмотри, — ухмыльнулась я.

Эд нахмурился, поскакали быстрее.

— Этого я тоже не понимаю. Зачем волосы покрасил. По любому, это чужая идея. Какой-нибудь девчонки.

Наверное, это была идея Аники. Я вздохнула. Что с моей подругой, я не знала. Так же, как не знала, что с Великаном. Ничего, расколдуем город и все наладится. Расколдуем и спасем наших друзей.

— Как шут теперь хожу, — возмущался Эд, — надо отрезать эту крашенную часть, и нормально будет.

Я усмехнулась. Это он еще не видел себя с лохматой черной бородой, такого удара он бы не перенес.

— Хоть на себя буду похож, — продолжал Эд, — что думаешь?

Еще и совет спрашивает? Я посмотрела на его длинные темные кудряшки. Кудряшки Эда, в которого я влюбилась. Кудряшки моего Эда. Да, светлые корни отрастали. Да, уже стало заметно, что волосы крашены. Но я не хотела, чтобы этот семнадцатилетний мальчишка, поселившийся в теле Эда что-то менял.

— Делай, что хочешь, — бросила я.

— Какая ты странная, сначала говоришь, что мы женаты с тобой, а потом начинаешь вести себя так, словно тебе все равно на меня.

— Август, — выдохнула я, — может, мы просто молча будем скакать?

— И разговаривать со мной не хочешь.

Я снова вздохнула. О чем с ним можно разговаривать? Он либо возмущается, либо осуждает кого-нибудь, либо говорит о том, как сильно ненавидит своего отца, как сильно ненавидит Медведя, как сильно ненавидит меня. Уж лучше молчать, чтобы окончательно не портить впечатление о семнадцатилетнем Эде.

— Извини, — неожиданно сказал он.

Я опешила. Извиняется? С чего бы!

— И за что просишь прощение?

— Я попросил, разве этого мало?!

— Ты наговорил мне много гадостей, уточняю, за что именно извиняешься.

Эд закипал. Он ускорил лошадь, и замолчал. Оно и к лучшему. Будем молчать. Я почувствовала, что слезятся глаза. Какое странное ощущение. Эд вроде живой, он вроде рядом, и я ему вроде как даже нравлюсь в самом извращенном понимании этого слова. Вот только он мне уже не нравится. Необычно. Я точно знала, что люблю его. Люблю всей душой. Но вместе с тем, он мне не нравился. Я ненавидела себя, ненавидела его, ненавидела несправедливый мир.

— Как мы с тобой познакомились? — спросил Эд, — не представляю условия, при которых ты могла бы мне понравиться?

Рассказывать совсем не хотелось. Уж точно не после такого дурацкого тона. Я откашлялась, придвинулась к уху Эда и крикнула ему на это ухо.

— Не люблю, когда меня оскорбляют!

Лошадь ушла в сторону, Эд сам чуть не упал с лошади.

— Совсем полоумная! — крикнул он, хватаясь за ухо, — кричать-то зачем было?

— Чтобы ты услышал.

— Я ж не глухой!

— Правда? Не глухой?!

Внутренний голос шептал мне: «Будь снисходительной, он всего лишь ребенок!», но что я могла поделать с собой, если этот ребенок выглядел, как человек, которого я люблю, но был невыносим?!

В тот миг я осознала, что мы не будем счастливы вместе. Это нереально. Этот Эд совершенно другой человек, это даже не Эд, это Август. Я посмотрела на свой шрам, погладила его большим пальцем. Вздохнула. Казалось, что я бросаю его, предаю. Ведь на самом деле я предавала его. Но, а что оставалось делать? Терпеть выходки несносного паренька? Или ждать, когда он вырастет? Как же хотелось, чтобы вернулся Эд. Мой Эд. Как же хотелось снова обнять его, снова поцеловать, снова быть вместе. Снова ощутить бесконечное спокойствие и восторг. Как же хотелось!

Мы притормозили у маленькой избушки. Эд спрыгнул сам. Отошел. Постоял, постучал ногой, вернулся ко мне.

— Я помогу слезть, — сказал он.

— Не стоит, герой.

— Опять приказываешь мне!

Эд насильно помог мне слезть с коня. Нет, он просто снял меня, и вместо того, чтобы поставить на землю, стоял со мной на руках и рассматривал мое лицо. Сердце замерло. В этот миг он напоминал моего Эда. Тот же внимательный взгляд. Все то же. Не отдавая себе отчета, я протянула к нему ладонь, дотронулась до шрама, проходящего через бровь. Пробежалась пальцами по-другому, поранившему щеку сбоку лица. Ничего, шрамы небольшие. Могло быть и хуже. Пройдет пара месяцев, и вообще не будет заметно. Но вот следы от укусов на шее останутся навсегда.

— Чего делаешь? — спросил Эд, и испортил все.

Ну зачем! Зачем ему понадобилось открывать рот? Зачем понадобилось все портить!

— Зачем рассматриваешь меня?

— Хочу и рассматриваю.

Эд покачал головой, поставил меня на землю. Мы стояли перед маленьким домиком. Домик этот выглядел устрашающе. Стены во мху, деревянная дверь подгнивает. Эд постучал.

Ничего. Он постучал снова. Снова ничего. Тогда мы просто открыли дверь и застыли. Стены, обвитые вьюном или еще какой странной травой. Дымящиеся склянки. Сломанный стол. Разбросанные по полу книги. Но хозяина в домике не было.

— А закрывать двери на ключ он не пробовал? — проворчал Эд.

Снова жаловался. Снова ворчал. Каждый раз, когда Эд открывал рот, я разочаровывалась с нем все больше.

— Что ж ты всем недоволен, — вздохнула я, — ну не хочет человек закрывать двери на ключ, ну и не надо.

— Вообще ничего не боится.

Мы прошли в дом. И как только наши ноги коснулись ковра, послышался щелчок, и ковер в одно моргание сложился. И вместе с ним сложились и мы. Мы упали на пол, завернутые в этот несчастный ковер, прижатые друг к другу вплотную. Слишком близко, так, что я не могла понять, чье сердце так громко колотится. Мое? Или же сердце Эда? Я дернула ногой.

— Больно! — заворчал Эд.

— Надо выпутаться.

Но выпутаться не получалось.