— Ребят, сыграйте нам что-нибудь веселое, безудержное, такое, чтобы весь город затанцевал! — скомандовал Эд уличным музыкантам.
Уличные мальчишки-музыканты смущенно покосились на нас с Эдом.
— Мы только что еле спаслись от землетрясения, — сказал паренек постарше, — сейчас не до песен.
Эд наклонился к пареньку, прижал его лоб к своему?
— Поверь мне, это будет незабываемо. Мы с моим приятелем устроим такое, что вы потом гордиться будете, что знакомы с вами!
Мальчишки подумали-подумали, и все-таки заиграли.
— Обещай не смеяться, — прошептал мне Эд на ухо.
— Не буду.
Мы понимали, что сейчас будет не романтический вальс. Какая романтика, когда я все еще одета в мужское платье? Мы забрались на крышу какого-то амбара, возможно даже того самого, где Эд впервые прятал меня от стражников. Но сейчас не это было главное. Мы встали друг на против друг друга, готовясь танцевать что угодно, в зависимости от музыки.
— Давайте! — скомандовал Эд мальчишкам, и они начали.
Что-то незнакомое, что-то веселое, что-то безудержное и быстрое. Мы с моим партнером переглянулись и начали. Прыжки, повороты, ловкие движения телом. Я впервые танцевала так, полностью импровизируя, и не известный барный парный танец. Я могла себе позволить не быть грациозной, не быть нежной и чувственной. Мне, одетой в мужскую одежду, наоборот нельзя нести в танце женственность. Так что я просто веселилась и не думала, как выгляжу со стороны. Мы слышали музыку, и тело двигалось само. И когда я увидела на лице Эда широкую улыбку, стало спокойно. Все-таки это мой Эд. Человек, который все еще получает удовольствие от танца, который им живет. По началу он двигался немного неуклюже, стеснялся, но потом все ушло, и Эд утонул в танце вместе со мной.
Стало весело, будто мы летели. И не только мне, Эду тоже стало весело. Мы смеялись, позабыв о деле, позабыв о деле, о Звездочете, о плененных друзьях. В какой-то момент я даже забыла, что Эд потерял память. Мы просто были. Ветер в лицо. Мы вспотели, мы устали, мы танцевали. Наконец музыка остановилась, и мы с Эдом оказались рядом. Раскрасневшиеся и счастливые.
— Я не ожидал, — прошептал Эд.
— И я не ожидала.
Он улыбнулся шире. И тут мы оглянулись на публику. На нас смотрела вся площадь. Никто не шевелился.
— А мы умеем привлекать внимание, — ухмыльнулся Эд.
Я рассмеялась в ответ.
Где-то в толпе послышались одинокие хлопки. И мы с Эдом решили идти дальше. Мы взялись за руки и поклонились.
— Наши поклонники, — шепнула я.
Эд крепче сдал мою руку. Помахал публике.
— Все, слезайте танцоры, — послышалось недовольное ворчание рыцаря.
Нас арестовали в ту же минуту. Мы не возражали. Эд подмигнул потрясенным ребятам-музыкантам, а я просто вдохнула поглубже, надеясь, что этот безумный план сработает. Я заставляла свое тело вести себя серьезно, но тело не слушалось. Каждый раз, когда в поле зрения попадало смеющееся лицо Эда, я начинала смеяться в ответ. Скрипит дверь. Нас запихивают в большую камеру. Пахнет чем-то сыростью. Ужасный запах. Но мы все равно смеемся, и не можем прекратить.
— Ты видел их лица? — хохотала я.
— Они хотели аплодировать, честное слово, я видел, как поднимались их руки, но…
— Но долг не позволил!
— Это потрясающе! Ты так чувствуешь музыку!
— И ты!
— И я!
— Я понял, понял, почему ты так нарисовала свободу!
— А дети? Ты видел этих детей-музыкантов?!
— Они были в восторге!
И мы снова рассмеялись. Дыхания не хватало. Я устала. Заболел бок. Но это была самая приятная боль на свете.
— Так ты? — выдохнул Эд, обнимая меня за плечи.
— Устала. Нельзя так много смеяться.
— Болят щеки?
— Болят, я как будто их накачала.
Эд рассмеялась, приподнимая голову. Мысли прояснились. Веселье весельем, надо искать друзей. У нас есть дело. Важное дело. И нам желательно всем собраться до захода солнца. Но Анику искать не пришлось.
— Никогда не видела, чтобы пленники так радовались тому, что попались! — послышался пренебрежительный голос за спиной.
Я обернулась. Аника. Она стояла в изодранном платье, лохматая, осунувшаяся, уставшая, злая, но не сломленная. Оказалось, что всех заключенных здесь держали в одной большой клетке.
— Аника, — прошептала я.
Она присмотрелась. Здесь было темновато, приходилось рассматривать. Аника подошла ближе, разгребла черные кудри парика.
— Быть того не может, — сказала она.
Присмотрелась ко мне внимательнее, а потом крепко прижала к груди. В тот момент, я понимала, что мы команда. Команда навсегда.
— Данна, ты жива! — выдохнула она мне в ухо, — я так переживала за вас. Такая погоня была.
— Мы убежали.
— Что произошло? Что ты здесь делаешь?
— За вами вот пришли. Спасаем
Ой, сейчас нас всех ждет неловкое знакомство. Подошел Великан. Побитый, обросший.
— Что с вами случилось? — ахнула я.
— Старый добрые пытки, — пояснил Великан, — Звездочет не смог нас загипнотизировать, решил использовать старые методы для выведывания информации.
— Ох, бедные.
Я обняла и Великана.
— Донна, живая! — улыбнулся он, — кто бы мог подумать, малышка, что в тебе окажется так много сил! А что с Эдом?
Ох и встреча сейчас будет.
— Значит, вот они? Наши друзья? — послышался позади нарочито равнодушный голос Эда.
Мы обернулись. Эд стоял напряженный, недовольный, руки в карманах, сам на себя непохожий. Неудивительно, что его не сразу признали.
— Эд?
Великан не стал церемониться. Он подошел ближе и обнял Эда так, что могли бы хрустнуть косточки. Я видела, как неловко хлопают Великана по плечу руки Эда, эти хлопки означали что-то среднее между «Очень хорошо» и «Может, отпустишь?». Велика отступил. Нахмурился.
— А с тобой что случилось? — спросила Аника, — тоже пытали?
Она подошла ближе, посмотрела на шрамы. Ахнула, когда увидела волчий след на шее.
— С таким не живут, — прошептала Аника.
Надо было Эду все-таки прикрывать шрамы на руках и особенно на шее. Выглядит по-настоящему жутковато.
— Волки, — холодно ответил Эд.
— А с прической что? Ьоже волки?
Эд усмехнулся.
— Что? Расстроились, что я на него теперь непохож?
— На кого не похож? — смутилась Аника.
— На него.
Ну конечно, здравствуйте, сложные подростки, настроенные агрессивно по отношению ко всему миру. Здравствуйте, проблемы. Я чувствовала, что надо спасать положение. Срочно! И я заговорила.
— Эд потерял память.