Его сбежавшая Принцесса

Глава 16. Меня или его?

— И все равно мы не дадим никого в обиду, — послышался строгий голос на площади.

Высокая фигура. Капюшон на голове. Инквизитор. Инквизитор, ставший старостой деревни. Он стоял на возвышенности. Все слушали. Мы с Эдом остановились позади, вслушиваясь тоже.

— Будьте готовы, — продолжал инквизитор, — дошли дурные слухи из столицы, стража может прийти в деревню. По слухам они разыскивают какую-то девушку в зеленом платье. Король из ума выжил, отправляет рыцарей осматривать наших женщин. Будьте готовы. И не позволяйте им лишнего. Поняли?

Толпа завыла.

— Это Звездочет, — шептал мне Эд, — только о какой девушке в зеленом говорили? Что за бред?

— Тише.

— Чего тише-то. Ищет девушку, так пусть ищет.

— Эд, это я. Меня он ищет.

Недоверчиво поднял бровь. Что-то новенькое. Мой Эд так не делал.

— Да, он разыскивает меня после того бала.

— Какого бала?

— Того, который ты забыл.

Толпа зашевелилась. Нам тоже пора.

— Объясни! — шипел Эд.

— По дороге, сейчас мы уходим.

Инквизитор спустился, направился в нашу сторону. Неужели заметил? Неужели узнал?

— Это же ты, — сказал он.

Кому сказал? Мне или Эду. Пожалуйста, пусть мне. В светленьком стриженном пареньке, смущенно прячущимся за моей спиной, было сложно узнать уверенного Эда. И я надеялась, что Инквизитор не узнал его.

— Ты та девчонка, — сказал Инквизитор мне, все-таки мне, — ты подружка того парня, который выбрал меня старостой.

Скрываться бессмысленно.

— Да, — неловко улыбнулась я, — рада увидеться с Вами снова.

— Не думал, что ты вернешься.

— Вот, навещаем друзей.

— Гнею? Как она? Простила инквизицию?

— Простила, но осадочек остался.

— Осадочек? — усмехнулся Инквизитор, — корова не слизала осадок?

— То, что Вы откупились коровой — это, конечно, хорошо. Но воспоминания не сотрешь.

— Это верно. А где твой друг? Он бы мне пригодился.

Я спиной ощущала, как Эд мысленно кричит: «Что за друг? О ком говорит этот мужчина?!».

— Друг? — хмыкнула я, — к сожалению, я здесь без него.

Нет уж, я не скажу, что Эд, стоящий у меня за спиной — это тот же самый Эд. Не скажу.

— Ой, парень, а ты, — инквизитор обратил внимание на Эда.

Подошел ближе, посмотрел на его шею. Не узнал. На самом деле не узнал. Ну хорошо. Они виделись лишь раз, а значит, лицо инквизитор запомнил плохо. Так что узнать Эда он мог бы только по характерным внешним признакам. Одежде, походке, росте, прическе.

— Поразительно, — пробормотал инквизитор, — кто это тебя?

Голос! Инквизитор может узнать Эда по голосу.

— Он немой! — сориентировалась я быстрее, чем Эд успел ответить.

— Немой?

— Волк прокусил бедняге шею, — сказала я, — вот с тех пор он и не говорит.

Эд смотрел на меня развеселившимся взглядом, но рта не открывал, ждал, что же я сделаю дальше.

— Зато живым остался, — сказал инквизитор.

— Хорошо, хоть так, — покачала я головой, — но натерпелся сильно.

— Лицо у твоего приятеля какое-то… раньше тебя не встречал?

— Лицо тоже раненное, вот посмотрите!

Эд, уж прости, что тебе приходится притворяться музейным экспонатом, но лучше так, чем быть раскрытым. А так инквизитор отвлечется на твои шрамы и не заметит, что лицо знакомое.

— Ладно, если твой лохматый друг объявится, пусть заглянет, его совет не помешает, — сказал инквизитор, удаляясь.

— Что это было? — смутился Эд.

— Не благодари.

— И не собирался.

Мы пробирались через толпу в сторону леса.

— И что за лохматый друг? — не унимался Эд.

— Это ты.

Странно это говорить человеку, который теперь в принципе едва ли может растрепать волосы, но ведь и правда инквизитор искал именно его.

— Значит мы знакомы, понял, — кивнул Эд, — а ты хорошая актриса.

— Знаю.

— Неужели я ошибся, и ты не просто деревенская девчонка? Ты играешь в уличном театре. Может, тебя вырастили цыгане?

Тут я не сдержалась и рассмеялась.

— Чего? — смутился Эд, — в чем дело-то?

Цыгане? Нет-нет. Так надо мной еще никто не подшучивал. Вырастили цыгане! Я продолжала хохотать. Вот значит, как я теперь выгляжу! Вот значит, какое впечатление теперь произвожу! Принцесса-цыганка. Когда все закончится, повешу на дверь своей комнаты такую табличку. Или, когда в старости сяду писать автобиографию, напишу там «Принцесса-цыганка!».

— Я опять ошибся? — спросил Эд.

— Мы можем сыграть в игру, — ответила я, — ты задашь вопрос, а я дам тебе два ответа, но лишь один из них будет правдивым.

— То есть я должен угадать, где правда, а где ложь?

— Именно так.

В эту игру играл со мной Эд, в одну из наших первых встреч. В голове заскрипели воспоминания о том дне, но я улыбнулась и заглушила их, позволяя себе расслабиться. Сегодня этим жарким днем. Живи, пока можешь. Радуйся, пока можешь. Люби… С любовью я поторопилась. Но радоваться буду.

— Расскажи, кто ты, — задал Эд свой вопрос.

И я начала.

— Два ответа, помнишь?

— Помню, давай.

— Первый вариант, я — Колларийская принцесса, выращенная во дворце в лучших королевских традициях.

— Принцесса, ну конечно!

— Второй вариант, — я подняла указательный палец, — я — актриса уличного театра, путешествовала по свету, показывая спектакли. Я выросла на сказочных историях и песнях у костра.

— Какой сложный выбор, — рассмеялся Эд, подошел ближе, заправил мне выбившуюся прядь за ухо, — у тебя была интересная жизнь. И мне плевать, что ты всего лишь актриса.

Как и планировалось, Эд решил, что правдив второй вариант. Как любопытно получается, порой мы принимает правду за ложь. Порой ложь выглядит правдоподобнее правды.

— Мне правда плевать, — сказал Эд.

— А как же твой государственный долг?

— Плевать! Я люблю тебя, Донна. Даже, если ты зачаровала меня, даже, если все мои чувства — это простое помешательство, мне все равно.

Даже Эд так не разбрасывался словами. Он не спешил говорить о любви, он просто любил. Не надо лишнего говорить о своих чувствах, это пустое.

Я отступила от Эда, отвернулась.

— В чем дело? — взмахнул руками Эд, — что я опять сделал не так.

— Все хорошо, не думай.

— Все хорошо, просто ты любишь его!

— Ты понимаешь, как это звучит? — ухмыльнулась я, — ты ревнуешь себя к себе.

— Сам удивляюсь!

Он ускорился. Потом застыл, повернулся на меня обратно.

— А тот, другой Эд был готов выбрать тебя вместо долга?

Я молчала.

— Держу пари, что нет, он выбрал бы долг, королевство, отца, славу, все, что угодно! Он был слишком разумным, слишком трусливым.

Я молчала.

— А я бы выбрал тебя! — сказал Эд сквозь зубы, — всегда бы выбирал тебя!

И он поцеловал меня. Поцеловал агрессивно. Сильно. Он зарылся руками в мои волосы, запрокинул голову. Мир исчез. Я ведь тоже хотела этого. Больно признаться, но хотела… Корзинка с продуктами упала куда-то на тропинку. Но плевать на корзинку. Я обхватила его шею. Кудряшек не было. Короткие волосы. Я понимала, что целую семнадцатилетнего Эда. Другого Эда. Не моего Эда. Я понимала, что предаю. Я понимала. И все же после моего рваного вдоха, мы слились в поцелуе снова. Дул легкий ветерок. Хорошо… как же хорошо… Эд разорвал поцелуй. Отошел.

— Кого ты целовала? — спросил он, — меня или его?

Тебя. Тебя. Но я просто хлопала губами, не в силах произнести ни звука.

— Так я и знал, что его, — вздохнул Эд, и, подняв корзину с продуктами, пошел в сторону домика Гнеи.