Никогда не летала на джетах, а тут целый мини-самолет в распоряжении команды. Ну как команды. На нем полетит только Майк, разумеется, его менеджер, Алекс, главный в «Стрелах» и… Я.
Отдельный гейт, крошечный трап. Улыбчивая стюардесса, которой Марино отвешивает какой-то комплимент, светясь, как сицилийское солнце. Мне кажется, я слышу скрип своих зубов.
– Боишься летать? – спрашивает Алекс и заходит в салон за мной, сразу кладет свои вещи на широкое кресло.
Майк занял место в другом конце самолета.
Наивная сибирская дурочка, которую он бросил полгода назад, кричит, чтобы я села рядом с итальянским пижоном.
А другая, уверенная в себе и независящая от прошлого, что свои вещи нужно поставить рядом с Алексом. Мы хорошо общаемся, у нас много общего. Я чувствую, что нравлюсь австрийцу. Да и он не скрывает этого.
Сама судьба говорит мне, чтобы я села рядом с Эдером.
И я сажусь, упрямо и долго смотря в глаза Майку. Его улыбка из радушной становится пластиковой. Волны его раздражения могут поднять самолет в воздух. Как же быстро меняется настроение итальянца! То обнимал, успокаивал, а теперь взглядом прихлопывает, будто я назойливая муха.
– Ты что-то спросил?
– Ты боишься летать? – повторяет вопрос.
Марино громко фыркает. Позер. Что не так с этим человеком?
– Немного. В моей жизни не так много полетов было.
– С новой работой перелетов прибавилось, да?
Акцент австрийца уже не кажется мне неправильным. Наоборот, придает Алексу изюминку. А особенная отстраненность, даже некая холодность делает из него загадочного парня. Хочется узнать о нем побольше. О нем и его прошлом.
– Ты прав. Перелетов стало чуть больше. Но я научилась расслабляться.
– Таня полна тала-антов, – слышим оба с другого конца самолета. А он не такой большой, чтобы мотор смог заглушить голос итальянца.
Я покрываюсь пятнами.
Даже с расстояния пары метров вижу самодовольную ухмылку Майка. Он еще и подмигивает. Это о нем я заботилась все недели, пока он восстанавливался после аварии? Ему приносила любимый кофе под протяжный недовольный вздох?
Ух, ненавижу!
– Кстати, Алекс, а зачем ты летишь в Рим? Насколько помню, твой дом под Зальцбургом. Мы перед Рождеством там отмечали… Рождество! – с наглым видом смотрит.
– Провожаю Татьяну, – без запинки произносит и словно не чувствует провокации Марино.
Мое имя, сказанное грубо из-за специфики немецкого языка, ласкает слух. Все же гонщики – стойкий народ. Их не пронимает ничего.
– А ты к Сильвии? Девушка твоя?
Лицо Майка меняется. Быстрый взгляд на меня, когда я почти успела отвернуться к иллюминатору, разъедает кожу. Резко перестала дышать. Это все полет, давление, страх высоты.
– К ней… Только она не моя девушка.
– Точно. Твое сердце свободно, – Алекс цитирует Майка и почему-то переводит взгляд на меня, – а мое вот, кажется, нет…
В салоне поднимается температура, и здесь становится как в сауне. Пилоты привычные к таким испытаниям, а я не особо. Кожу печет от взглядов парней, но мне хочется думать, что это из-за австралийского солнца. Говорят, там озоновая дыра над континентом, и без крема от загара выходить на улицу нельзя. А я выходила.
– Ну ты попал, братишка, – отвечает весело. Правда, часто перекладывает ногу с одной на другую и поджимает губы несколько раз в минуту.
Когда в салоне наступает тишина, я пробую прикрыть глаза и отключиться. Столько всего произошло за последние дни, что мне жизненно необходимо перегрузиться.
Слышу шаги стюардессы, дыхание всех сидящих рядом. Боже, с нами же еще летят три человека, а эти двое устроили публичные радиопереговоры, которые будет перемалывать весь мир еще несколько недель подряд.
Только после того, как самолет набрал высоту, Эдер поворачивается ко мне. Чувствую его дыхание, словно он в паре сантиметров от меня.
– Воды? – спрашивает. – Из-за сухого воздуха и перепадов атмосферного давления организм обезвоживается. Врачи рекомендуют пить воду в самолетах, чтобы восстановить ресурсы.
– Спасибо за заботу.
Киваю.
Алекс отстегивает ремень безопасности и идет к стюардессам, хотя больше чем уверена, можно вызвать их сюда.
– Какой он чуткий, – слышу знакомое бурчание и прикусываю внутреннюю сторону щек, чтобы позорно не засмеяться.
Нахмуренный Марино прожигает шторку, за которой скрылся Эдер. Выглядит при этом… Ревниво. Тут же стряхиваю это ощущение. Буквально. Я трясу головой.
Сильвия. У него есть Сильвия. Красивая длинноногая брюнетка. Не его девушка. Лишь та, с которой он… Что-то делает.
– Это что, не чуткость? – с обидой спрашивает.
– Ты не знаешь, что такое чуткость?
Майк отворачивается, ругаясь себе под нос.
Если бы не его эгоизм и те деньги, что он дал мне за проведенное вместе время, мы могли быть еще вместе?
Мне нравятся его шутки, его очарование. Он даже когда делает что-то глупое, все равно выглядит милым. В такого влюбляются все!
Интересно, он когда-нибудь любил? Или смог бы полюбить? Стоп. Его сердце всегда было свободным…
– Тебе не грозит стать чутким, Майк Марино. Ты далек от этого.
– Почему? – спрашивает с долей претензии.
Покашливание с соседнего кресла напоминает, что мы не одни.
– По-че-му? – Марино и не замечает ничего.
Переглядываюсь с Паоло. Понимаю, что тему нужно закрыть. Слишком лично.
Но взгляд Майка уже не прихлопывает. Он выматывает все вены и сухожилия наружу. Я боюсь сделать вдох, не почувствовав покалывающей пустоты внутри.
Нам лететь несколько часов, и я не представляю, как пережить их.
Нельзя было оказываться с Марино в одном закрытом помещении. Вон, ему посторонние люди не помеха.
– Твоя вода, принцесса.
Майк прыскает. Почти смеется. Если бы это был обычный самолет, я бы пожаловалась пилотам на дебош в салоне. Итальянец сводит меня с ума. Во всех смыслах.
Какая женщина сможет вытерпеть этого… Придурка?
– Принцесса… Эй, а принеси мне тоже, Алекс.
– Встань и сам возьми.
– Я не могу… У меня… Руки болят.
Улыбается при этом и вертит ладонями. На них еще видны покраснения, и кожа наверняка и правда болит. Перчатки терли, да и температура внутри кокпита всегда кажется невозможной.
– Говнюк, – слышу ругательство Эдера и прикрываю рот рукой.
Алекс садится, демонстративно посматривая на соседние кресла. Они точно друзья с Майком.
Иногда кажется, что святая троица – Марино, Эдер, Сафин – далеки от дружбы. На трассе они готовы вырывать свои секунды зубами, а потом вот Рождество вместе отмечают.
Странные они, гонщики эти.
– Я принесу, – сдаюсь.
Вдруг у Майка и правда руки болят?
– Я помогу! – итальянец вскакивает как мячик-попрыгунчик. Улыбается при этом хитро. Ноги слабеют. По-любому из-за полета.
Ухожу за ширму, нахожу стюардессу, которая наливает мне воды в стакан. В ее глазах удивление. Конечно, уже второй человек сам подходит за водой. Даже в экономе этого не делают, а зовут стюардесс.
Марино преграждает мне путь. Я чуть не разливаю воду на его дорогущую футболку. Еще заставит стирать. Он может.
В резюме так и напишу: покупала презервативы, подавала кофе, стирала футболки.
Еще больше ненавижу!
– Пойдем в бар? – с ходу спрашивает. Воздухом давлюсь.
Он не только эгоист, но еще и нахал. Беспринципный, напористый, упрямый, строптивый гонщик.
Ставлю стакан с водой на полку и скрещиваю руки. Хочется закусить губу, но не с целью соблазнить, а от бешенства, но боюсь, прокушу и будет больно.
– У меня, вообще-то, парень есть! – вскидываю подбородок.
Майк невысокий, но я совсем коротышка.
И прости меня, Алекс, что я так нагло пользуюсь тобой.
Мы не встречаемся, он не мой парень, а я не его девушка, хотя Эдер оказывает мне все знаки. Так и не скажешь, что австриец. Терпеливый, спокойный, уступчивый… Не то, что этот, у которого сейчас от нашего молчания крышу сорвет.
– А я тебя и не на свидание зову. Так… Работу твою обсудить, – кривит лицо и убирает несуществующую пылинку с моего плеча.
От прикосновения даже через ткань волна дрожи проходит. Но я просто замерзла.
– Она тебя не устраивает?
– Не-а. Жемчужина.
Сложно поверить, что несколько часов назад Марино меня обнимал. Он пах как машина, но я с силой себя оттащила от него.
Мне нельзя. Нам нельзя.
– Что ж, готова встретиться с тобой в рабочей обстановке, скажем, завтра. А в бар иди-ка ты с… Сильвией, Марино.
– Ревнуешь, Эльза?
Открываю рот, но эмоции перехватывают все слова. И вновь предательские слезы готовы выступить из глаз. От одного упоминания этой длинноногой кровь взрывается, будто я бомба с детонатором по имени «Сильвия».
– Вот, не забудь. Вода для твоего парня.
– Это твоя вода, – говорю одними губами. И я бы подсыпала туда яда.
Взгляды режут беспощадно. Мы либо сейчас придушим друг друга, либо… Поцелуемся.
– Mamma mia, из головы вылетело. Ну вот, есть и плюсы в твоей работе.
Майк выпивает воду залпом. Затем отставляет пустой стакан, а я упираюсь взглядом в его губы, на которых осталась вода, и он слизал ее языком.
Мы продолжаем уничтожать друг друга взглядами, часто поглядывая на губы.
– Встретимся в баре, жемчужинка.