Эгоист

Глава 28. Таня

Продолжаем смотреть друг на друга в слепом оцепенении. Дышу и боюсь, что со следующим вдохом мир расколется, и я умру.

Майк отходит первым. Поворачивается спиной и несколько раз прочесывает себя по волосам. Я терзаю многострадальную губу.

Потом Марино подхватывается и кидается к шкафчику за салфетками. Подает упаковку, и… Отворачивается.

Молчим.

– Все хорошо? – спрашивает быстро и хрипло. Тут же прочищает горло и бросает взгляд на мои ноги. На голые ступни, если быть точной.

Сквозняк чувствуется, кожа покрывается мурашками.

– Угу, – вытираю следы нашего секса с живота и мечусь в поисках урны. Спросить, куда выкинуть, не могу. Голос пропал.

– Неожиданно как-то, да? – со смешком спрашивает.

Плечи разминает, на меня поглядывает, но как-то сбито, словно по касательным стреляет.

Большей неловкости в моей жизни еще не было.

Сухим полотенцем Майк промакивает лице, шею. Потом быстро надевает брошенную футболку. Наизнанку.

Все у нас выходит несколько коряво.

– Типа с победой, что ль, меня? – кивает, спрашивает.

– Типа ты придурок.

Лицо стянуто надетой маской. Я притворяюсь, что все хорошо, но это далеко не так. Играю. Как и Майк, который на одном метре крутится и не знает, как себя вести и куда деть свои руки.

В носу пощипывает от подступающих слез. Возможно, он уже покраснел, и выгляжу я ужасно. Еще и голая.

Зачем я только пришла к нему? Нужно было уволиться и забыть все.

Глазами скольжу по комнате. Сгребаю рубашку. Надеваю. Расправляю брюки. Потом…

– Где мои трусы? – спрашиваю, зыркнув на Марино.

Он вроде и довольный, но будто бы закрытый. Между нами вырос забор, через который можно увидеть друг друга, но не коснуться, не протиснуться сквозь прутья и уж тем более не обнять.

– Вот, – протягивает их мне.

Все это время они были у него? Сжатые в руке?

Извращенец!

– Кружевные шортики? – спрашивает. Его голос мягкий, сливочный. Он продолжает ласкать между ног, и я с яростью выхватываю крошечную ткань.

Быстро их натягиваю, отвернувшись от Майка. Его наглый взгляд касается спины и кружит по голым ягодицам. Будто шлепает с удовольствием.

В ушах еще стоят наши стоны и мои ахи.

Тело запутано негой, и я не сразу попадаю в штанину. Почти падаю, когда Майк бросается мне помочь. Касание его руки на моем локте отрезвляет. Как током шибанули со всей силы и оставили задыхаться.

Когда я полностью одета, а на Майке лишь футболка с боксерами, решаюсь взглянуть на Марино. Силы откуда-то взялись. Наверное, потому что в одежде я не такая уязвимая и открытая.

А еще за дверью слышны голоса. Надеюсь, они не стали свидетелями нашего… Недоразумения?

– Таня? – окликает.

Первый раз по имени зовет. В его глазах то ли сожаление, то ли отчаяние.

Он же не будет кидать мне очередную тысячу евро? Если так, то в этот раз я засуну их ему в… И пересчитывать не буду.

Марино скользит затуманенным взглядом. Ухмыляется, но очень грустно. Глаза темнеют, а дыхание учащается. Сердце рвется обнять, признаться в чувствах, сказать что-то, что изменит все.

Но нитка на моих брюках занимает пальцы, а язык кажется засохшим рудиментом, от которого можно избавиться без последствий.

Не похоже, что Майк Марино собирается повторить свой смертельный номер. Может, деньги закончились?

Да и я стою. Жду.

– Ничего, – выдыхает. Расслабленным не выглядит. Скорее, выкованная статуя.

Выхожу, коротко кивнув, и тихо закрываю за собой дверь. Руки потряхивает до сих пор, а ноги передвигаются слабо. Готова рухнуть на ближайшую лавочку и уткнуться пусть в жесткую, но подушку.

Было хорошо. Очень хорошо. На вершине блаженства нет и сотой доли тех ощущений, что я испытывала, когда мы целовались, обнимались, трогали друг друга, дышали друг другом.

Внизу живота все это время приятно тлеют угли. Они согревают. А что будет, когда они потухнут? В первобытные времена огонь был важен. Он поддерживал жизнь племени, защищал от диких животных, дарил тепло. Вот сейчас чувствую, что я на грани. Еще минута, и наступит кромешная тьма и холод.

Это страшно. Страшно остаться одной.

Лечу обычным рейсом и дома оказываюсь глубокой ночью. По закону подлости мне достается место у прохода, а рядом – тучный вонючий англичанин. От еды отказываюсь. Меня мутит всю дорогу, в голове выстраиваю диалог за диалогами: что бы я еще сказала Марино, как бы ответила на его вопросы. Да и вообще линия моего поведения подвергается самой строгой критике.

Засыпаю с трудом. Мне снятся кошмары всю ночь, а открываю глаза, когда светит яркое солнце, жарящее прямо по моим векам.

Убираюсь на своих крошечных метрах, выхожу к лавке и покупаю овощей. Мысли крутятся вокруг Марино и его букета моркови. Он же здесь покупал? Продавец то и дело подмигивает и называет меня «bella perla».

Смущаюсь и заталкиваю торчащий баклажан поглубже в тряпичную сумку.

Мы в Сибири не улыбаемся так открыто и радушно. Это вызывает подозрение.

Вечером раздается звонок. Я подпрыгиваю с дивана и несусь к двери. Останавливаюсь на полпути, положа ладонь на сердце. Господи, как же оно колышется у меня в груди. Впору гвозди забивать.

Открываю и застываю в проеме. Пошевелиться боюсь, сделать вдох еще больше, не говоря уже о том, чтобы сказать смазанное «привет».

Марино опирается о косяк, чуть завалившись через порог. Как пьяный. И очень смешной. Волосы взъерошены, глаза… В них хмель и чего-то такое воздушное, отчего в солнечном сплетении шар раздувается. И улыбается Майк хитро.

– Тебе, – протягивает желтую розу, – сам выбирал.

– Ты в курсе, что желтый цвет к расставанию?

– Веришь в эту хрень?

Одна его нога уже на моей территории, другая сделает это вот-вот. А у меня оружия никакого нет против Майка Марино.

Веду плечами, забирая цветок. Опускаю нос в мягкие ароматные лепестки. Пахнет сладостью с кислинкой. Теперь у меня до конца жизни будут именно такие ассоциации с римским апрелем.

– Пройду? – поздно спрашивает.

– Ты уже здесь.

– Ой, правда?

Майк заключает меня в замок своих рук, и улыбка уплывает с его лица. Во взгляде решимость и тяжесть. Дышать забываю. Пульс чувствуется в подушечках пальцев, они даже вибрируют.

– Привет, жемчужинка.

Открываю рот, решаясь на рядовое приветствие, но не успеваю. Марино целовать начинает. Голодный гонщик!