– Ты какая-то неприветливая, – с чмоком отлипает от моих губ и смотрит с претензией, – я тебе розочку подарил.
В стену вдавливает, я пальцами чувствую ее шершавость.
– Спасибо, – опускаю взгляд, но все равно вижу его губы, которые то изгибаются в улыбке, то напрягаются и твердеют.
Майк не отходит от меня и продолжает наседать своей энергией.
Мир сужается до одной точки. Мы больше не говорим ни слова и просто тянемся друг к другу.
Привстаю на носочки, руками теснее обхватывая Майка за шею. Пальцами зарываюсь в русые волосы, чувствуя на них вечернюю прохладу Рима.
Одежда начинает гореть и доставлять дискомфорт. Кожа становится чувствительной к любым касаниям.
Надо прогнать непримиримого гонщика и вернуться в кровать. Но лихорадка настолько овладела телом, что я даю рукам Марино вольность, пока он изучает мои не самые модельные изгибы и шепчет что-то на итальянском.
Через каждую клетку проходит вибрация. А когда их тысячи, десятки тысяч или даже миллионы, я превращаюсь в одну большую мерцающую волну.
Майк подхватывает меня под бедра и несет в комнату на кровать. Хоть бы кроссовки снял!
Фанатично рассматривает мою грудь, которая пока еще в самом обычном спортивном топе. Сквозь ткань проглядывают соски, и он по очереди обводит их большим пальцем.
Часто моргаю, языком увлажняю губы. По венам растекаются ванильные реки, в животе огромный жужжащий обжигающей энергии, улей.
– Вообще-то, я на кофе зашел, – говорит.
Его шепот сотрясает стены.
Интимность момента стачивает неровности и острые углы. Даже память работает против меня же. Вспоминаю только самое хорошее, связанное с нами.
– Ну так пей, и… Уходи.
Я по-прежнему лежу под Майком, его напряженный пах упирается ровно между моих ног. Дыхания, как толстые канаты, сплетаются и душат.
– Прогоняешь? – наклоняется.
На губы его смотрю. Затем смотрю в глаза и снова опускаю взгляд на приоткрытые губы. Взгляд из-под опущенных ресниц будто ласкает мою грудь, ключицу и нежную кожу шеи.
Мои руки покоятся на плечах итальянца. Иногда сжимаю и разжимаю ладони, как массирую окаменевшие мышцы. И чувствую удары его сердца. Пульс колотится с бешеной скоростью.
Мозг вскипает от неперевариваемых мыслей. Они никак не связаны с тем, что творит тело.
– Конечно. И ты никак дорогу ко мне не забудешь. Перестань уже есть морковь.
Майк смеется. Его все это забавляет. А меня закручивает, как нитка на юлу.
Пальцы этого упертого пилота дотрагиваются до моих трусов. Как я только оказалась в них, не представляю. Фрагмент вырезан.
– Это механическая память. Знаешь, что это такое?
Голос застревает в горле. На вдохе молекулы его туалетной воды, запах кожи и стирального порошка, вбиваются в рецепторы. Глаза закатываются под веки.
Марино входит в меня, сильнее разведя ноги в стороны. Трусы… На полу.
– Когда тело делает то, что делало сотни раз. По инерции, не задумываясь и не анализируя.
Он погружается в меня все глубже и глубже. А с каждым толчком наши отчаянные поцелуи стали походить на беспощадные.
Тела трутся друг о друга, стесывая кожу. Нас трясет.
Икрами прижимаю к себе Марино. Каждая чувствительная точка начинает гореть от того, насколько мы слились в одно.
Мы ловим каждую реакцию. То улыбаемся, то злимся и кусаемся. Я, нисколько не щадя спину Майка, расчерчиваю ногтями бороздки на коже. Он стискивает зубы и стонет. Бьется в меня и застывает. Кидается на губы и всасывает каждую по очереди.
Теряюсь в ощущениях. Они то подбрасывают меня ввысь, то обжигают, как в каменной печи.
Накопленное напряжение, обида, боль, недовольство выстреливает острой пулей и пропадает из зоны видимости, растворяется.
Дышать трудно. Взгляд Майка с долей сумасшествия прорастает в меня.
– Сейчас тоже противно? – металлическим тоном спрашивает.
Его голос опускается на мою грудь горящей лавой. Мне дурно, глоток воздуха врезается в легкие, как мелкие гвозди на скорости.
– … Нет.
Из уголков глаз скатываются слезы. По одной. Они стекают и смешиваются с испариной на висках.
– Никогда не было, – договариваю, крушимая терзающими всхлипами. Не понимаю уже, они от наслаждения, страха, желания оправдаться или вовсе.... Чувств к Майку Марино.
– М-м-м, – болезненно впивается ладонями в шею и затылок, оттягивает волосы, – ты не жемчужинка, ты – сука, Таня.
Майк толкается быстро, резко, С ненавистью, отчаянием, даже едкой злобой.
Хочется смягчить его, приласкать, но вместо этого я выгибаюсь в груди, позволяя ему проникнуть в меня еще глубже. Майк целует шею, втягивает тонкую кожу, оставляя отметины.
Если сейчас вокруг будут взрываться бомбы, или земля растрескается на глубину ада, я буду умолять Майка не останавливаться. Пусть это всего лишь физиология, желание «укусить», а потом получить порцию искрометного удовольствия, я хочу, чтобы Майк Марино был здесь, со мной, рядом.
Оргазм сдавливает все вены и артерии в теле, пока энергия хлещет внутри, как гейзеры. Мне больно, приятно, горячо. Хрипло стонем в унисон.
Пресс Майка напрягается, грудная клетка покрыта потом и блестит. На последних толчках мое тело дрожит и бьется в редких судорогах. Он снова кончает мне на живот и затягивается длинным вдохом. Смотрит на капли на моей коже, пока я втягиваю живот, потом бросает взгляд на меня.
В ушах гул, во рту пустыня, горло исполосовано наждачкой.
– Уйдешь сейчас?… – подрываясь на собственном всхлипе, спрашиваю.
– А как же кофе? – Майк облизывается и продолжает выравнивать сбитое дыхание.
Пытаюсь приподняться, позабыв, что нужно бы стереть следы спермы с живота.
– У меня только капучино, забыл? – снимая свой взгляд с накачанного тела Марино, отвечаю.
Черт возьми, где полотенце? Или хоть что-нибудь, чем можно воспользоваться?
Майк видит все, но не делает никаких движений, чтобы помочь. Наблюдает.
– Здесь недалеко ресторан есть. Там подают эспрессо.
Зыркаю на голого гонщика и тут же отворачиваюсь. Все это так странно. Роза, секс, приглашение в ресторан… Между ними была еще «сука», на которую следовало бы обидеться, но я до сих пор в раздрае. Да и вполне возможно, Майк прав.
– Пойдешь? – бросает в спину. Я мелкими шажками к ванной двигаюсь.
– Возможно, – отвечаю из-за закрытой двери, чтобы Марино не видел, как я зажмуриваюсь сильно-сильно.
Тишина в комнате учащает пульс.
– Мы вообще можем сходить поужинать, – голос звучит ближе. Будто бы за дверью. И в тоне полно мягких, пушистых нот.
– Это уже слишком, – прикусываю язык. Он мой настоящий враг.
Нормально, что мы общаемся за закрытой дверью? Как чужие.
– Я подарю тебе еще розу. Хочешь?
Прикрыв глаза, я вижу, как Майк втягивает губы, сжимает и разжимает кулак и тихо стучит по бедру.
– Чтобы у меня их стало две? Спасибо, не нужно.
– Я подарю красную.
За грудиной защемило, словно застряло что-то. Дышу в полсилы.
– Я не люблю красные розы.
Раскрываю дверь, чуть не задев нос Майка. У него реакция отменная, гонщик успел увернуться. В глазах варится непонимание.
– Что тогда подарить? – напирает, в тупик загоняет. – Ну не кактусы же ты любишь?! Я могу. Но ты же в меня его запустишь, да?
Усмехаюсь и затем посмеиваюсь. Представила картину.
– Вот еще. Растение об тебя губить.
– Тогда что подарить? – чуть осмелев, опирается одной рукой о стену. Он голый, я тоже. Безумие…
– Не знаю. Подумаю и скажу.
– Хорошо. Скажи.
– Скажу, – наседаю голосом.
– Не забудь только. Морковь для памяти ты вряд ли ешь.
– Не забуду! – заладил со своим подарком.
– Вот и не забудь.