Глава 25. Таня

Мы приземлились в Шанхае под шум дождя. Крупные, назойливые капли стучали по борту. Казалось, они так и шептали, чтобы мы и не смели выбираться наружу.

Гонка обещает быть зрелищной и опасной. Ноги слабеют от этого открытия, и картинки аварии Марино перед глазами мелькать начинают. Наверное, я никогда не забуду те жуткие две минуты. Все застыли в ожидании чего-то страшного и необратимого.

Но Майку Марино сейчас весело. Он вообще все последние встречи и Гран-при довольно улыбчивый. Это раздражает, зная, как именно закончилось наше общение в ресторане.

На многочисленных интервью гонщик отсыпал огромную кучу шуток, безбожно флиртовал с журналистами. Одну успел пригласить на ужин, манерно подмигнув той. Бедняжка аж покраснела, я закатила глаза, и мои глазные мышцы готовы были порваться от натяжения.

Итальянец, блин, гонщик «Формулы-1»…

Выскочка! Все нервы вытрепал.

Я съедала себя ревностью, как ненормальная, лишенная рассудка и здравого смысла. Это, оказывается, отнимает столько сил, что я кошмарно устала. Как бы на паузу нажать, перезагрузиться?

– Завтра у тебя интервью «China Sports Daily» в десять утра… – монотонно перечисляю план на этот уикенд.

Майк расслаблен. Мы присели в ресторане при отеле, но я уже хочу в номер.

Мой взгляд то и дело останавливается на гонщике. Он стал больше? Шире в плечах, сильнее? Это невозможно. Парни следят за своим весом пристальней, чем модели на подиуме. Это банальная иллюзия.

– Как у тебя дела? – с особой интонацией спрашивает. Наконец-то Майк обращает на меня свое внимание, поглаживая нахальным взглядом всю меня. Температура за нашим столиком меняется. Дождь и прохлада за стенами отеля не кажется мне проблемой. Проблема сейчас между нами, она в нас.

Я просматриваю меню и ни черта не вижу. Да и не хочу ничего заказывать.

– После интервью у тебя съемки разных роликов для соцсетей с другими пилотами, – монотонно продолжаю, – это займет часа два, не меньше.

Меня разрывает изнутри, но внешне я остаюсь на редкость спокойной.

– Меня просили не говорить, что вас ждет, но если тебе любопытно, я готова уточнить.

– Кажется, я спросил, как у тебя дела, – с неким наездом спрашивает. Чашка с эспрессо со звоном опускается на крошечное блюдце. Китайский фарфор еще никогда не встречал нелюбви к себе.

Поднимаем оба взгляды и встречаемся на полпути. Меня пронзает, как стрелой, его спесь, которая душит тонкой удавкой, сама бью Марино своим наигранным равнодушием.

Мы же и не общались после того, как Майк увидел нас с Алексом обнимающимися. Со стороны могло показаться, что Эдер собрался меня поцеловать, но это не так. Объяснять что-то было глупо. Или Майк думал, я буду оправдываться? Только не я. А сам Марино отвесил злобный кивок и ушел. Улетел.

На этом все. Даже морковь в холодильнике завяла на следующий день. Выкинуть рука не поднялась. Так и лежит, как напоминание, что все в нашей жизни проходит и увядает.

– Может, мне уволиться? – сжимая салфетку в руках под столом, спрашиваю.

– Может.

Его спокойствие бьет под дых без всякой жалости.

– К Эдеру пойдешь? Вы же с ним… – потирает два указательных пальца между собой.

Я краснею. Не от стыда, а от возмущения. Потом вспоминаю, что сама пустила его по неверному следу.

Но неужели он такой слепой, что не видит: между мной и Алексом ничего не было и не будет? Мы разные, мы настолько далеки друг от друга, что нам светит разве только искренние пожелания с Рождеством по почте.

Майк больше не улыбается. Он сверлит меня взглядом и будто бы… Ненавидит. Комната вращаться начинает, стены сужаться. Это самое ужасное чувство, которое можно испытывать рядом с человеком, который так много оставил внутри.

– Хорошо, – хлопаю ладонями по бедрам, поднимаясь с места. – Я увольняюсь. Не могу тебя видеть каждый день.

– Мне казалось, я ничего такой, – ухмыляется, но делает это с ядом. Впрыскивает его в каждый свой выдох, каждое слово и движение. – Девчонки тают. Одну тебя что-то не устраивает, Та-ня.

Из-за прерывистого дыхания начинает покалывать сердце. Мы все ждем дальнейших фраз от другого. Я молчу, вспоминая его губы на своих, Майк… Не знаю, что у него на уме, но явно ничего хорошего.

– Придурок.

Майк тоже встает с удобного дивана. Несколько пар глаз прикованы к нам. И хорошо, что отель закрывают для участников чемпионата и их команд. Иначе наутро были бы очень интересные заголовки.

– Ну давай, – раскрывает руки. Почти объятия. – Нам обещают дождевую гонку. В стену влететь на этот раз будет раз плюнуть. Жги, жемчужинка! Страх как хочется услышать новую порцию проклятий.

– Снова придурок! – выкрикиваю, смятую салфетку в него кидаю. Она, понятное дело, не долетает. Марино смеется озлобленно, а потом резко прекращает и становится серьезным. Замученным и уставшим. Как я.

– Проваливай. Или желай удачи Алексу. А меня, – запинается. Облизывает губы и пятерней волосы назад прочесывает, – а меня оставь в покое.

Я делаю вдох, который раздирает горло от сухости, и ногтями врезаюсь в свою же ладонь.

Так сложно открываться и говорить правду.

– Между мной и Алексом…

– Не интересует! – грубо отшивает и отворачивается спиной.

Скольжу взглядом по нашим свидетелям. Стыд-то какой. Они же все здесь знают и меня, и Эдера. Но до жгучего желания хочется, чтобы меня услышал и понял только один человек.

– Майк, – шепчу, зову.

Руку кладу на его плечо, чувствую огромную силу. Правда, Майка потряхивает. Настоящая лихорадка. Он разворачивается резко, как будто его кто-то укусил. Я вижу его лицо, которое все эти дни было просто маской веселого и открытого парня. Внутри него кровопролитная гражданская война.

– Уходи, жемчужинка. Уходи, прошу. Невыносимо видеть тебя. Ты же под кожу заползаешь без спроса, а я так больше не могу. Не вывожу.

Загрузка...