Европад

ГЛАВА 2 ТЕМНЕЕ ТЕМНОГО

Бюрократическая телега медленно скрипела. Все посреднические конторы имеют горячий интерес к клиенту лишь до момента, пока он не расстался с деньгами. Заплатил — можешь больше не возникать, твои заботы. Но все-таки ни шатко ни валко дело продолжало раскручиваться. До конца августа берлинская полиция не тревожилась: господин Пивоваров все еще числился в отпуске, затем установила, что по месту жительства и в своей фирме не появился. Это уже повод для беспокойства. Не выйти на работу… И не предупредить? Нет, это дело невозможное в Германии.

Папка с бумагами легла на стол очередному полицейскому чиновнику. Последовал запрос в Испанию, перевод бумаг на немецкий, установили адрес брата в Нью-Йорке: жены за Алексом на данном этапе не числилось, и вот 5 сентября в квартиру на Брайтон-Бич принесли письмо с официальными штемпелями. Такие письма редко вызывают радость. Один вид печатей и наклеек раздражает. Почти всегда это хлопоты, счета, штрафы, потерянные деньги. Сейчас дело и того страшнее.

Еще не дочитав письмо, направленное из Берлина «господину Д. Пивоварову», Дмитрий почувствовал, как его охватывает страх. Он и так уже собирался звонить брату. У них была договоренность, что в отпуске Алекса тревожить не надо, но отдых у моря позади, а тот не объявлялся. Нельзя сказать, что они жить не могли один без другого, сказывалась разница в возрасте — десять лет не шутка, — но старались быть в курсе дел и при случае поддерживали друг друга. И вот такое несчастье.

Попытки разыскать брата по всем известным телефонам ни к чему не привели. Тут еще сон приснился. Какие-то бессвязные обрывки. Брат в руках у русской мафии, оскаленные рожи: «Выдай миллион… брата не увидишь!» Мелькали отрезанные уши, окровавленное тело плавало по синеве моря, акулы хватали его за ногу, кого-то закатывали в асфальт, Алекс протягивал руки… Прикованный в подвале человек… Брр…

Очнувшись, Дмитрий долго не мог прийти в себя. «Надо прекращать смотреть все эти ужастики о России по телевизору. Хотя при чем здесь Россия? Брат уже почти пять лет в спокойной Европе. И наездов на него вроде не было». Правда, как сказать, может, жалел младшего, не обо всем рассказывал? Возможно, и так…

«Похоже, надо лететь в Европу, разбираться на месте. Не ко времени это, дел невпроворот. Лето кончилось, все вернулись, запряглись до Рождества».

В свои двадцать девять Дмитрий неплохо стартовал. После университета с помощью Алекса открыл адвокатскую контору — пришлось все-таки взять кредит в банке — и потихоньку раскручивался. Выручал русский язык. Поболтать по-русски на Брайтоне — пруд пруди, но знающих законы и с дипломом юриста в кармане — вспотеешь искать. Однако на крупные дела никак не удавалось выйти. Все больше мелочевка. Легализация пребывания. Браки — фиктивные и не очень. Разборки с полицией, чаще всего езда в пьяном виде — никак от русских привычек люди не избавятся. А вот какую-нибудь кинодиву с мужем разводить или наследство богатой тетушки между племянниками делить, это не выпадало. «Нет еще имени. Ни одного громкого успеха в суде». Правда, появилось недавно обнадеживающее дело. Новый русский отсуживал ребенка у жены, которая осталась в Америке и ни в какую не соглашалась ни возвращаться, ни ребенка отдавать. Такие истории растягиваются на годы и неплохо кормят адвокатов. Нередко до тех пор, пока ребенок не вырастет и выразительно не пошлет папу-маму на три или пять букв.

Пока же надо собираться в Европу. Заодно удастся в Петербург заскочить, это рядом. Надежда на старые связи немного приободряла. «Недаром говорят: русская мафия все может!»

Жена Дмитрия с двумя погодками сидела дома. Ей помогала приходящая няня. С этой стороны особых проблем не предвиделось. «Алекса, наверно, придется разыскивать через его последнюю пассию». Дмитрий знал ее имя и то, что она работает ведущей на телевидении. На каком-то русском канале. Еще в газете подрабатывает. Или наоборот.

Вероятно, достаточно, чтобы найти человека. Для начала Дмитрий попытался сделать это из Нью-Йорка. Удалось. Элеонора сама была очень встревожена. Ближе к лету они с Алексом повздорили.

— С кем не бывает… ты же понимаешь. Он в отпуск решил без меня ехать. Я обиделась. Как в постель, так Эля. Как на море, то один. Я начала права качать. Или в загс, или катись куда подальше. На том и расстались. Ты прилетай, по телефону все не расскажешь. Надо на месте разбираться…

Голос Эли дрожал. Казалось, она сейчас расплачется.

Дмитрий подогнал самые неотложные дела, разослал бумаги и 8 сентября через Лондон — так было дешевле — отбыл в Берлин.

Друзья и клиенты неведомо как разузнали, что он собирается в Европу. Начались заказы. Привези то, достань это. «Не Америка, филиал Союза». Пытался объяснить:

— Ведь в магазинах все есть. Пусть на доллар дороже.

Начинались обиды:

— Дело не в долларе, как ты не понимаешь? Такого шоколада, как в России, просто нет. И янтарных бус. И водка совсем не та.

— Не хватало мне такую тяжесть через океан на горбу тащить!

Особенно достал один клиент. Пришел, с таинственным видом вытащил из портфеля толстую исписанную тетрадь, сказал, что скоро умрет и хочет оставить потомкам духовное завещание. Пусть Дмитрий, когда окажется в Петербурге, зайдет в толстые ленинградские журналы и предложит. Ему все равно: «Звезда», «Нева», «Аврора», а может, и новые появились. Его труд, конечно, оценят, тем более что на гонорар он не претендует.

Дмитрий попытался отбиться:

— Сейчас принимают тексты только на дискетах!

— Дискета есть, не волнуйтесь, все предусмотрено. Тетрадь — на всякий случай. Вдруг захотят приобрести рукопись, оригинал, так сказать.

Перед Дмитрием сидел одессит, вполне уверенный, что если он жил на соседней улице со Жванецким, а за его женой неудачно пытался ухаживать Роман Карцев, то о наличии или отсутствии литературного таланта говорить не приходится. Только о его размере. Как говорят англичане, among the blind a one-eyed man is king (cреди слепых одноглазый уже король). Пришлось раскрыть тетрадь:

Три увесистых восклицательных знака заканчивали строфу. Дальше они тоже были рассыпаны щедрой рукой.

Старик увидел, что Дмитрий начал меняться в лице.

— Ну и как? Впечатляет?

— Еще как впечатляет! Чувства много. Рифма, правда, хромает…

— Вот и моя Фира так считает. Вы как сговорились. Она у меня умнейший человек, даже когда-то учительский институт закончила.

— В смысле педагогический?

— Нет, я правильно сказал: учительский. Там учили меньше, но знаний давали больше.

— Ну, это только в Одессе, — усмехнулся Дмитрий.

— Может быть, может быть… — согласился старикан. От напряжения испарина выступила на его обширной лысине. — Фира мне тоже сказала, что над рифмой надо еще работать. Но ведь есть в журналах литературные сотрудники, или как их там называют? Пусть и поработают. Тем более что на гонорар я не претендую.

Дмитрию вовсе не хотелось терять постоянного клиента, но и обещать что-либо было выше сил. Возникла пауза.

— Вы знаете, им, может, придется посидеть над моей поэмой, кое-что пригладить и припудрить, может быть, я это допускаю. Я готов… — тут он несколько секунд поводил пальцами в воздухе, выполняя в уме сложные расчеты, — выдать сотню долларов. В России ведь это большие деньги?

— Были когда-то. Сейчас вдвоем можно в приличный ресторан сходить. Довольно скромно. Не более того.

— Надо же! Кто бы мог подумать?

— Тот бы не поехал, — не удержался Дмитрий от избитой шутки.

Все-таки он пообещал что-то невнятное и выпроводил визитера.

…Полет свелся к дремоте и разглядыванию костюмных фильмов — благо хоть в воздухе не донимают взрывами и пожарами — да еще к пережевыванию завтраков и обедов.