Его пальцы бегали по сенсору телефона, опечатывались, но стремились вперед — он торопился.
Утреннюю усталость Шеннон закинул в топку, забыл про планы и выкинул из головы лишние задачи — он хотел помочь Делле, которая позвонила в слезах и молила подсказать, что делать, через каждое слово вставляя хрупкие извинения.
«Я в том кафе, у которого мы попрощались вчера… Не знаю, что делать…»
Лейла Эллингтон, которая всегда сразу отвечала, если не была с пациентом, не взяла трубку в течение пяти минут, и, наплевав на заведенный у них порядок — не отвлекать ее звонками, если она в операционной, — Шеннон набрал ее номер.
Гудки били по голове тягостным ожиданием, а когда трубку наконец поднял Кайл, Шеннон выдохнул.
— Шеннон… — недовольно начал тот, но договорить не успел.
— Это срочно, — перебил его друг, широкими шагами пересекая кухню и возвращаясь к отправной точке. — На улице сбили бездомного пса, почти щенка. Моя… — он замялся, — подруга решила его подобрать, но…
— Приезжайте, — не дал закончить Кайл. — Я осмотрю, если не успеете раньше, чем Лейла уйдет на операцию.
— Спасибо, — кинул Шеннон в трубку и сбросил вызов, в списке звонков быстро находя другой номер.
Пальцы тряслись от волнения — так бывало каждый раз, когда в воздухе повисала возможность помочь кому-то мохнатому, беспомощному, раненному жизнью или людьми. Его отдушина, его шанс дать миру хоть что-то хорошее: спасти, подарить дом и возможность спокойно засыпать по ночам, без страха и боли.
Через мгновение тяжелое дыхание Деллы в динамик заставило его отвести телефон от уха.
— Мистер Паркс? — Ее голос звучал взволнованно.
— Скиньте мне вашу геолокацию, я за вами заеду, — кратко отозвался Шеннон. — Справимся, — добавил он в конце, услышав ее сдавленные вздохи и содрогнувшись от всхлипа на том конце провода.
Он прибыл на место только через четверть часа — слишком долгая дорога для маленького Реверипорта из-за пробки: отчего-то даже его гневные ругательства не ускорили движение транспорта. Палец нажал на экран, отправляя заготовленное сообщение, и через несколько мгновений из знакомого кафе выскочила Делла, держа в руках завернутого в вафельное полотенце щенка.
Она с трудом открыла дверь такси, осторожно передала Шеннону пса, болезненно поморщилась, когда тот пискнул, и взглянула полными мольбы глазами на юношу. Тому пришлось прищуриться от оранжевого свечения, что фонарем озарило машину, погруженную в тень пасмурного дня.
— Едем в клинику моей подруги, — сообщил он, перекладывая пса посередине, между ними, избегая случайных прикосновений, уверяя себя, что не жаждет их. — Все будет хорошо.
Он был напряжен.
— Я не знала, кому еще позвонить, — проговорила Делла, срывая с головы берет, запуская пальцы в волосы. — Это произошло, а все просто… — Ее глаза наполнились слезами. — Все просто проходили мимо!
Она повернулась к Шеннону, свела брови на переносице, силясь не заплакать, а он в очередной раз проклял все, на чем стоял свет, — потому что не мог даже взять ее за руку, чтобы утешить.
— Никто не захотел взять на себя ответственность, — только и нашелся сказать он. — А еще ты лучше них, — добавил он тихо, не замечая, как перешел на «ты».
Делла сделала вид, что не обратила на это внимания, несколько раз кивнула самой себе и положила дрожащую точно так же, как накрашенные тушью ресницы, руку на загривок пса.
Он свернулся клубочком между своими спасителями, поскуливал, когда колесо такси натыкалось на очередную яму на дороге, смотрел грустно и загнанно. А когда пальцы девушки трепали мягкую, еще детскую шерсть между его ушами, позволял себе с наслаждением закрыть глаза, но спину не расслаблял — словно ждал нового удара.
— Я его возьму, — уверенно сказала Делла, когда такси остановилось у клиники и Шеннон был готов выскочить на улицу. Он замер. — Что бы в клинике ни сказали, оставлю себе все равно.
Он улыбнулся. Широко, заглядывая в погасшие от тревоги серые глаза. Улыбнулся и опустил напряженные плечи, от волнения и опасной близости к девушке ставшие каменными, и вдруг почувствовал то долгожданное счастье общего дела, согревающее тепло ее доброты.
Он смотрел на Деллу Хармон, и она казалась ему безграничной.
— Потому что ты лучше них, — повторил Шеннон. Он мог поклясться, что ощутил ее силу — та возросла, Делла вместе с ней утвердилась в своем решении и отступать больше не собиралась.
Он вышел из такси, обогнул машину и открыл дверцу, помогая Делле выбраться с заднего сиденья, принимая у нее дрожащий и повизгивающий сверток. Шеннон протянул было девушке руку, совсем не подумав, почти не вспомнив, а очнулся от секундного забытья в момент, когда ее пальцы ухватились за ручку под самой крышей машины.
Она сдавленно улыбнулась, все равно запнулась, выбираясь на высокий тротуар, а Шеннон поспешил отдернуть раскрытую ладонь, зная, что его лицо тут же исказила хмурая морщина.
— Я помню, — произнесла Делла, и оба поняли, о чем идет речь: хватило лишь беглого взгляда друг на друга.
«Ты спятил?» — спросил Шеннон у себя, открывая перед девушкой дверь клиники, краем глаза замечая мелькнувшую в приемной сине-зеленую ауру Кайла.
Он никогда не тянулся к людям, не стремился подать руку, обнять или поддержать дружеским хлопком по спине, страшась того, что увидит.
Никогда. Но его личное «никогда» на Деллу Хармон, видимо, не распространялось.
— Привет, — смущенно поприветствовала та Кайла и вышедшую из кабинета Лейлу, вытиравшую руки. — Я Делла.
— Здравствуй, — приветливо кивнула врач и сразу же забрала из рук девушки взволнованно озиравшегося пса, которого она заботливо прижимала к груди. — Сильно сбили?
— Только зацепили, кажется, — съежилась Делла, нехотя отдавая животное. — Но он так завизжал, что я… — Она шумно выдохнула.
— Смелый поступок, — улыбнулся Кайл, присоединяясь к Лейле. — В духе Шеннона Паркса.
Тот было улыбнулся, но от непонимающего взгляда серых глаз смутился и поспешил отвернуться.
— Давайте в кабинет, — попросила Лейла, утягивая за собой собравшихся легким движением руки. Она подхватила пса под задние лапы, потрепала его за ушами в ответ на слабый писк и скрылась за дверью.
Делла нервно топталась на месте.
— Пойдем, — ободряюще кивнул Шеннон. — Пойдем с нами.
Нерешительно, боком, скользнула в кабинет и встала у стены, глядя, как аккуратно Лейла разворачивает полотенце, как Кайл берет со стола бланк и начинает быстро его заполнять.
— Кажется, перелом задней, сделаем рентген. Пытался отскочить, да?
— Почти успел, — тихо отозвалась девушка.
— Кончик хвоста тоже сломан, — продолжала Лейла.
— Порода не определена, — вставил Кайл, отрываясь от бланка и рассматривая пса. — Палевый окрас, слабые рыжеватые пятна на боках, шерсть на пузе светлая.
— Будет ходить с лонгеткой, — добавила женщина, короткими нажатиями прощупывая кость, игнорируя повизгивания, от которых Делла морщилась.
— Что это? — спросила девушка устало.
— Что-то вроде бандажа, — объяснил Кайл. — Молодой, кости быстро срастутся, постараемся обойтись без гипса, но противных таблеток поесть придется.
Лейла сняла очки, распрямилась, положила руку на морду пса и большим пальцем погладила его брови. Он устало опустил голову на металлический стол, печально глядя на собравшихся.
— Держишься молодцом, малыш. Отдашь его в приют? — обратилась она к Делле, которая против воли пыталась держаться ближе к Шеннону.
Тот напрягся, но стоял ровно, не шевелясь — сложившая на груди руки статуя, человек в каменной броне, который пытался отгородиться даже от старых друзей, но от ауры цвета охры отстраниться не мог. Он был не в силах с этим справиться, не заставил себя отступить, даже зная о рисках, зная, что обратного пути не будет.
А еще, глядя на стоящую бок о бок с ним Деллу, на сбитого щенка, который жалобно скулил от страха и непонимания, Шеннон вспоминал мечту. Не чужую, свою собственную, что была страшной тайной и все равно грела сердце надеждой.
«Как нам удалось, Делла Хармон, понять друг друга так хорошо? Мы же виделись всего пару раз… Я же о тебе ничего не знаю…»
Знать и не требовалось, и чем больше Шеннон об этом думал, тем больше убеждался.
— Оставлю у себя, — уверенно произнесла девушка.
— Он останется хромым.
— И что? — с легким вызовом и просочившимся негодованием спросила Делла.
Губы Лейлы растянулись в одобрительной улыбке.
— Молодец, — кивнула она, проходя мимо, похлопывая Кайла по плечу. — Поработаем с ним вечером, когда люди разойдутся. Пару дней за ним присмотрим, потом сможешь его забрать, — вновь обернулась она к Делле, поливая ладони жидким мылом над приютившейся в углу раковиной. — Дам рекомендации по уходу, но в первое время его нельзя надолго оставлять. С ним все будет хорошо, — добавила она.
— С ним все будет хорошо, — повторила девушка на выдохе, бросая измученный, но счастливый взгляд на Шеннона. — Спасибо вам. Вам всем.
— Мы привыкли потеряшек выручать, — рассмеялся Кайл, указывая на обклеенную фотографиями животных пробковую доску на противоположной стене. — Кстати, — он вернулся к заполнению бланка и исподлобья взглянул на Шеннона, — твоего рыжего забрали на прошлой неделе. Хороший кот, ласковый.
Шеннон улыбнулся, пытаясь не замечать, как Делла рядом вздрогнула, как расширились серые глаза и как лицо озарилось осознанием и восхищением.
— Ты их всех спас? — тихо спросила она, кивая на доску.
— Их спасли Лейла и Кайл, — помотал головой Шеннон стесненно, — я только подобрал.
И вновь это удручающее желание спрятаться за ширму, забиться поглубже под панцирь, голову спрятать в песок — чтобы не было ожиданий, чтобы в нем не видели героя, чтобы после не разочаровались.
«Я не подхожу тебе, Делла Хармон. Не смотри на меня так…»
— Он себя недооценивает, но ты привыкнешь, — хохотнул Кайл и направился к выходу из кабинета. — Я сделаю вам кофе, ладно? Посидите пока тут — вам нужно выдохнуть, расслабиться.
— Увидимся, красавчик, — успокоившись, улыбнулась Делла псу, махнув ему на прощание. — Я за тобой обязательно вернусь!
Тот поднял голову и тихо гавкнул.
Шеннон остался, долго вглядывался в яркие снимки, пока Лейла не позвала его еле слышно. Он вздрогнул и обернулся.
— Это она, да?
Он замялся, нехотя кивая.
— Мозговой штурм нужен? — Подруга оперлась о стену, засунула руки в карманы и смотрела на Шеннона изучающим прищуром.
— Не сегодня, — вздохнул тот, вспоминая сказанную Лейлой по телефону фразу: «Она не якорь — она живой человек».
Лейла, видимо, подумала о том же и произнесла, поджав губы:
— Нельзя притвориться загнанным в угол животным и надеяться, что Делла тебя спасет.
Шеннона тряхнуло так, словно его собственный самолет попал в зону турбулентности и сейчас ожесточенно сражался с чем-то невидимым.
Подруга была права.
— Я запутался, Лейла, — прошептал он, зачесывая назад кудрявые пряди. Они не мешали, но стоять неподвижно он не мог — цеплялся взглядом за любой предмет, дергался и топтался на месте, закусывая щеки изнутри.
— Не спеши, ладно? — Лейла приблизилась к другу, протянула руки для объятий, но ответа Шеннона дожидаться не стала.
Он знал последовательность с девяти лет, а привыкнуть к ней так и не смог — резкая головная боль, меняющиеся местами пол и потолок, пронзающий зубы резкий холод, обращающийся жаром, и бесконечно тянущаяся пульсация в черепе.
Он сильнее вцепился в подкачанные плечи подруги.
Она и Кайл. Счастливая семья, которая превращается в два разбитых сердца.
Лейла отстранилась, но руки не убрала — вытянула их и сдавила предплечья Шеннона, рассматривая его искаженное от боли лицо, но видя причину страданий в другом, слишком простом и понятном.
А картинки продолжали мелькать, ускорялись, кружили его голову будто в попытке лишить рассудка.
— Ты обязательно разберешься, милый, — тихо произнесла подруга, ободряюще улыбаясь. — Ты пойми — сомневаться в себе можешь сколько угодно, но мою веру в тебя задушить не получится. Не первый день тебя знаю — найдешь выход, даже если кажется, что дверь закрылась навсегда.
— А если закрылась все-таки? — истощенно прошептал он, чувствуя, как боль концентрируется в переносице.
— Найдешь новую дверь. — Убежденность Лейлы колотила сердце как боксерскую грушу. — И не одну, если пожелаешь. Только пожелай уже наконец, — добавила она, а поймав недоуменный взгляд парня, виновато поморщилась. — Я встречала других Шеннонов Парксов на своем пути, милый. И все они, как один, верили, что только в тоске и созерцании скрывается творческий потенциал. Прекращай эти игры, ладно? Расширяйся.
Она убрала руки, поджав губы, тоскливо улыбнулась.
Шеннон замер, пытаясь поймать ту быстро улетевшую мысль, которую подруга пыталась вложить ему в голову.
«Это правда? — спрашивал полный тоски голос внутри. — Правда, что писать можно и без боли, что можно не убиваться и не мучаться?»
Лейла говорила о том, о чем он думал сам не раз, замечая, что только в глубокой печали слова открывались ему, только с ней наедине он писал так, как всегда хотел. Поэтому он не желал выходить на свет, поэтому оставался в тумане — не знал, будет ли открыт вдохновению там, за пеленой тоски.
— У меня операция через десять минут, — кивнула Лейла на настенные часы, и ей не пришлось продолжать. Бросив быстрое «спасибо», Шеннон выскочил в приемную, стараясь как можно тише закрыть за собой дверь.
Мир накренился, когда Делла и Кайл, болтающие сидя на диване, обернулись к нему.
— Шеннон! — взволнованно окликнул друг, вскакивая с места. Его слова проводила обжигающая полоска крови, скользнувшая из носа Шеннона.
Когда крупная красная капля сорвалась с верхней губы и поспешила затечь в рот, окрасив зубы, он набрался сил вскинуть руку.
— Я в порядке, — прохрипел, скользнув по стенке в уборную, подставив лицо и упавшие на него кудри под ледяную воду. — Я в порядке, — продолжал он шептать размытому отражению, видя позади желтые очертания своего неудавшегося спасителя — Деллы.
Решение он принял быстро, за долю секунды в нем утвердился и, давя слезы сожаления, кивнул себе.
— Я отрекаюсь, Делла.
Прибежавшая на помощь девушка почти положила руку ему на плечо, но вовремя ее отдернула, замерев.
— От чего? — вопрос прозвучал испуганно.
— От задуманного, — проговорил Шеннон, наваливаясь на раковину. — Я отрекаюсь от задуманного.
Неправильно и по отношению к ней совсем нечестно — надеяться, что она придет на помощь, смотреть на нее как на мессию, ждать момента, когда выслушает, поймет и даст инструкцию по сборке самого себя.
Ноги Шеннона подкосились, парень шумно втянул воздух носом и сдавленно захрипел.
И тогда стало хуже. Хуже, потому что Делла Хармон попыталась подхватить его, зовя на помощь Кайла и Лейлу. Хуже, потому что три одновременных прикосновения погасили в его сознании свет.
Он сел на кровати, силясь закричать, но голос подвел.
Шеннон замер, тяжело дыша, не сразу понимая, где находится — лазурные шторы и белый письменный стол, укрытый скатертью пыли, увядший цветок на тумбочке и колючий плед, который он от жара стянул на колени.
Музыка из лежащего на соседней подушке смартфона — не его, Камерона — наполняла комнату тихими переливами, еле различимыми, но живительными для привыкшего к ним слуха.
Шеннон упал обратно, задев затылком изголовье, и поморщился от пронзившей голову боли — но не удара, а смазанных воспоминаний.
Он толком не помнил, как сильные руки Кайла вытащили его из уборной, как откачала его почти бездыханное тело Лейла, как всхлипывающая Делла опустилась на диван после того, как смыла остатки крови с его бледного напуганного лица. Он толком не помнил, как кто-то позвонил Камерону, пока его собственные, словно бы оголенные нервы, кости незримо ломались; как они под руки затащили его, уже очнувшегося, но бредящего, в старый дребезжащий «Форд», усадив на заднее сиденье и заботливо пристегнув ремнем безопасности. И не помнил, как Камерон, нарушая все скоростные режимы, гнал по Реверипорту к его дому, чтобы уложить друга на кровать — знал, что в больницу нельзя, что от прикосновений врачей станет хуже.
Он помнил только внутреннюю битву, сбившееся дыхание над ухом, шум разобщенных голосов и держащие его руки, от которых становилось хуже. И три свечения, лизавших его кожу как языки пламени, слившихся в одно грязное пятно — из желтого, бирюзового и бледно-зеленого.
Шеннон тяжело моргнул, сосредотачиваясь на льющейся из динамика музыке. Побежавшая рябью от самых пяток благодарность замерла у горла и сдавила его, заставляя слезы потечь по щекам — только под эту мелодию он мог безболезненно уснуть и проснуться без кошмаров. И Камерон знал это как никто другой.
Соленые капли обжигали кожу, собирались в ушах, заглушая музыку слева, пока Шеннон старался не завыть от мыслей о его собственной мечте, которая во время глубокого сна на короткий срок стала реальностью.
Дом на берегу, и потрепанный пес, терпеливо ждущий хозяина на высоком крыльце. Сам Шеннон, стоящий посреди озера и с нежностью глядящий на девушку, заправившую широкие поношенные вельветовые брюки в высокие резиновые сапоги, неумело держащую удочку. На ней вместо берета его бейсболка, спадающая на лоб — слишком велика, — а от легкого ветра, гуляющего по водной глади, ее защищает широкая ветровка, в которой она выглядит нелепо. Нелепо и очень мило.
— Я почти научилась! — радостно кричит она, дергаясь, когда поплавок начинает трепетать, а он смеется, зная, что рыба сорвется — у нее всегда так.
Шеннон стиснул зубы, силясь не всхлипывать, не нарушать мелодию, включенную Камероном, своими потонувшими в слезах криками. Он безудержно тосковал по мечте, осуществиться которой, вероятно, не удастся, по мечте, которая рисующимися в воображении кадрами дарила минутный покой и счастье.
Шеннон заставил себя встать, поставив босые ноги на холодный пол, вспомнив, что залитый пивом коврик так и не постирал — если и спал, то все равно на диване в гостиной, так зачем?
Пальцы ног коснулись дерева, холод которого пронзил кожу так же, как пронзила мысль: возвращаясь в сознание, он видел их — размытые пятна-картинки одной мечты, разделенной на двоих, — Кайла и Лейлы — к которой успел привыкнуть за годы. Но не видел еще одной, принадлежавшей девушке, которую во сне учил рыбачить.
Желудок скрутило, осознание сконцентрировалось в нем острой болью: она прикасалась к нему, поддерживала за талию, помогая поднять с пола, и он видел ее лицо совсем рядом — не просто встревоженное, а искренне напуганное. Но мечту ее за калейдоскопом мелькающих видений не разглядел.
— Я не видел твою мечту, — проговорил Шеннон, часто дрожа и обнимая себя за плечи. — Ты прикоснулась ко мне, а я не увидел твою мечту, Делла Хармон.
И он вдруг заметил, что больше не зовет ее Гердой. И внезапно вспомнил сказанное перед падением в пустоту «Я отрекаюсь от задуманного». Он отрекся.
Камерон сидел за кухонным столом; развел бардак, раскидав вокруг смятые листы бумаги, сточенные карандаши с острым, кривым грифелем — точилками он не пользовался, только ножом — и ручки-перья, к которым Шеннон приучил его еще в детстве.
Камерон услышал его шаги на лестнице — ступеньки жалобно скрипели, — но не обернулся.
— Наконец-то проснулся, — пробормотал рыжий парень, склонившись над рисунком и выпуская изо рта облако приторно-сладкого дыма со вкусом дыни, поднимавшегося к потолку. — Как себя чувствуешь?
— Спасибо за музыку, — потирая затылок, которым ударился об изголовье кровати, отозвался Шеннон, бредя к чайнику. Жар сменился на бьющий дробью холод, от которого он попытался спрятаться в свитер.
— Думал, твое пробуждение будет более приятным, — улыбнулся Камерон через плечо и поморщился, столкнувшись с потерянным взглядом друга. — Хреново выглядишь.
Тот через силу улыбнулся — ему хотелось, но мышцы превратились в желе и слушаться не собирались.
— Ты как всегда очень мил, — хмыкнул Шеннон, тыльной стороной ладони осторожно трогая чайник и отдергивая руку — горячий.
— Что там произошло? — Камерон вернулся к наброску. Друг не хотел отвлекаться ни на минуту и продолжал дымить, погружая кухню в кумар. — Хорошо, что ты тощий. Еле тебя дотащил, — добавил он.
За окном было темно: вечер опустился, пока Шеннон спал, а телевизор крутил старый ситком.
— Лейла обняла меня, — тяжело выдохнул парень, садясь напротив друга, который отложил электронную сигарету и, кинув быстрое «не смотри», загородил альбом рукой. — А потом долго держала за плечи.
— Ты им так и не рассказал?
— Только ты знаешь, — покачал головой Шеннон, возвращая другу смартфон. — Почему не мой?
— Потому что они названивали тебе наперебой. Особенно та девчонка, — Камерон вскинул голову, — Делла вроде?
Шеннон стиснул зубы, по привычке напряг спину и свел лопатки так, словно кто-то мог наброситься на него сзади.
— Ага, — кинул он безрадостно, обжег губы чаем и тут же взбодрился. — Делла Хармон.
Камерон отложил карандаш в сторону и перевернул альбом, вальяжно откинувшись на спинку стула и возвращаясь к электронной сигарете. Шеннона окутал аромат дыни.
— Перестань выпускать дым мне в лицо, — совсем не зло проговорил он, состроив недовольную гримасу.
— Пахнет-то вкусно, — пожал плечами Камерон и попытался улыбнуться. — Мечту ее увидел, да? — Улыбка сменилась сочувственным прищуром.
— Не увидел.
Друг несколько раз быстро моргнул.
— Не понял? — переспросил он.
— Не увидел, Камерон. Не увидел.
Мурашки побежали по коже, парализовали колени и сжали тисками горло.
— Приехали, — протянул Камерон и резко подался вперед, хватая друга за плечо.
— Твою ж! — прошипел Шеннон сквозь зубы, хватаясь за голову. — Что творишь?!
Эту историю он видел сотни раз: картинная галерея, уверенная рука, оставляющая на репродукции автограф, и сдавленные крики под панорамным окном, в которое рыжеволосый парень упирается лбом; зажатый в руке телефон и шепот в трубку.
«Я не знаю, что мне теперь делать, Шеннон. Я потерялся. Я так больше не могу…»
И выстрел.
Шеннон вскочил со стула, ударившись коленом, подался вперед и хотел дать другу затрещину, но тот увернулся.
— Не делай так больше!
— Я думал, все закончилось! — начал оправдываться тот, примирительно вскидывая руки. — Извини, ладно? Ну извини, — жалобно протянул он, когда Шеннон снова сел и сполз по спинке стула, вытягивая ноющие ноги.
— Умоляю, не делай этого, — застонал он, но думая не о прикосновениях, а о большой ванне, в которой его лучший друг пустил себе пулю в лоб.
— Все-все, — тяжело выдыхая, отозвался Камерон. — Не буду больше, честно. Мне просто подумалось, — он помедлил, — раз ты ее мечту не увидел…
— Она попыталась меня подхватить, и я испугался. Испугался, потому что больше всего на свете ее мечту видеть не хочу, понимаешь? — Страдание и тоска исказили лицо Шеннона, тенями перепрыгнули под полуприкрытые от тяжести веки. — А потом все закрутилось, она позвала Кайла и Лайлу и…
— …три одновременных прикосновения тебя вырубили, — закончил друг.
— Вырубили. А ее мечту я так и не увидел. Их увидел, ее — нет. Так не должно быть.
— Твой компьютер сбоит, — попытался пошутить Камерон. — Сдадим тебя в ремонт?
— Лучше в химчистку, — невесело ответил Шеннон, тяжело вздыхая и прижимая ладони к горячей кружке. Холод сверлил кости, заливался в них, превращался в лед.
Рыжий парень ушел, оставив его в тишине, прерываемой закадровым смехом кажущегося бесконечным ситкома. Забрал все со стола, распихал по карманам брюк и толстовки, оставив лишь лист с карандашным наброском. На прощание Камерон махнул рукой и бросил ленивое «Позвони всем, а то будут мне телефон разрывать».
Шеннон, оставшись в одиночестве, перевернул вырванный из альбома рисунок. Сердце забилось чаще, закричало, а сам он шевелиться не смел — смотрел только на нарисованную темную фигуру с размытым лицом, которая стояла в оплетающих ее лодыжки колючих лозах, а рукой опиралась о скрюченные, завернутые полукольцами корни деревьев, обступивших ее со всех сторон.
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины…
— Ох, Камерон, — сдавленно прошептал Шеннон, тяжело сглотнул и аккуратно отложил в сторону рисунок.
Художник назвал свою картину «Герой туманной долины».