Железная стена. Израиль и арабский мир

Начальник генштаба Рафаэль Эйтан был еще одним горячим сторонником военных действий против ООП. ЦАХАЛ подготовил планы вторжения, получившего кодовое название "Операция "Сосны"", в двух вариантах - "малом" и "большом". Операция "Малые сосны" предусматривала вытеснение партизан с юга Ливана. Операция "Большие сосны" предусматривала наступление до шоссе Бейрут - Дамаск, высадку морского десанта с целью окружения Бейрута и возможность высадки десанта в Джуние для соединения с христианскими силами на севере. Конечной целью операции было уничтожение командных центров и инфраструктуры ООП по всему Ливану, включая Бейрут. Впервые вопрос об операции "Большие сосны" был вынесен на рассмотрение кабинета министров 20 декабря 1981 г., вскоре после аннексии Голанских высот. Именно на этом заседании Бегин доложил американскому послу о своих язвительных комментариях по поводу приостановки действия соглашения о стратегическом сотрудничестве. Министры еще не успели оправиться от шока, когда Бегин во второй раз удивил их, представив план начала войны в Ливане. Шарон объяснил, что речь идет не о столкновении с сирийцами на Голанских высотах, а о том, чтобы воспользоваться возможностью достичь своих стратегических целей в Ливане. "Если сирийцы что-то начнут, - сказал он, - мы ответим в Ливане и решим проблему там". Затем Эйтан представил с помощью карты оперативный план выхода к Бейруту и далее. Министры были поражены масштабами предлагаемой операции, и некоторые из них высказались против. Бегин резко прекратил обсуждение, не поставив предложение на голосование, когда стало ясно, что оно будет провалено подавляющим большинством голосов.

Поняв, что шансов убедить кабинет министров одобрить широкомасштабную операцию в Ливане нет, Шарон и Эйтан перешли к другой тактике. Они стали представлять кабинету ограниченные предложения по бомбардировкам объектов ООП в Ливане, рассчитывая, что в ответ боевики начнут обстреливать ракетами "катюша" северные поселения Израиля и это заставит кабинет одобрить более жесткие меры. Идея заключалась в поэтапной реализации операции "Большие сосны" путем манипулирования провокациями противника и ответными действиями Израиля. В результате такой тактики в кабинете министров произошел ряд столкновений. Министры, выступавшие против войны в Ливане, выступали против более скромных предложений о бомбардировках Ливана, поскольку понимали, к чему эти предложения могут привести.

Шарона не остановили ни подготовка к войне, ни контакты с маронитами. Марониты не были единой группой. Они были разделены на различные ополчения, возглавляемые соперничающими военачальниками; семейные узы были для них важнее религии. Среди этих военизированных формирований наиболее тесные связи с Израилем имела "Фаланга", созданная в 1936 году Пьером Гемайелем по образцу нацистского молодежного движения. В январе 1982 г. Шарон с согласия премьер-министра тайно посетил Бейрут, где встретился с Баширом Гемайелем, чтобы оценить, чего можно ожидать от "Фаланги" в случае войны. На этой встрече прямо говорилось о захвате Бейрута и обсуждалось разделение труда между Израилем и "Фалангой". 16 февраля Бегин принял в Иерусалиме самого Башира Гемайеля. На этой встрече Бегин заявил, что Израиль войдет в Ливан, если террористическая деятельность будет продолжаться, и что в этом случае его войска будут продвигаться на север, насколько это возможно.

Отношения с Баширом Гемайелем и "Фалангой" всегда носили противоречивый характер. Оперативники "Моссада", которые развивали эти отношения и получали удовольствие от личного контакта, в целом положительно оценивали политическую надежность и военный потенциал "Фаланги". У военной разведки были серьезные сомнения по обоим пунктам. Эксперты ЦАХАЛа с самого начала отнеслись к этим отношениям прохладно и регулярно вскрывали недостатки "Фаланги". В отличие от Моссада, они не рассматривали "Фалангу" как актив и не доверяли ее лидерам. Директор военной разведки генерал-майор Иегошуа Сагуй был убежден, что даже если Гемайель будет избран президентом Ливана, он повернется лицом к арабскому миру. Сагуй неоднократно предупреждал своих начальников, что Гемайель пытается использовать Израиль только в своих целях и что, учитывая тесные связи Ливана с арабским миром, он не сможет заключить мир с Израилем.

На встрече с Бегином в апреле 1982 г. руководители разведки недвусмысленно предостерегли министров от попытки обеспечить избрание Башира Джемайеля на пост президента. В этом случае глава "Моссада" генерал Ицхак Хофи встал на сторону Сагуя. Оба они предостерегали от предположений, что можно организовать избрание Джемайеля с помощью добрых услуг ЦАХАЛа, а через несколько недель развернуться и уйти из Ливана. Но к этому времени личные отношения между Шароном и Джемайелем стали настолько близкими, а их совместные планы настолько далеко продвинулись, что мнение экспертов было отброшено, а их предостережения от вмешательства в ливанский политический процесс не были услышаны. Влияние экспертов стало падать, как только фалангисты нашли дорогу непосредственно к ранчо Шарона в Негеве.

Шарон и Эйтан постоянно находились в поисках повода для начала операции в Ливане. В начале марта Бегин собрал у себя дома совещание с участием нескольких министров и начальника Генштаба. Шарон и Эйтан удивили министров, предложив новый повод для операции в Ливане: обязательство Израиля перед Египтом вывести 26 апреля войска из восточной части Синайского полуострова, включая город Ямит. По их мнению, после завершения вывода войск с Синая египтяне могут аннулировать мирный договор, а операция в Ливане позволит проверить их намерения. Ицхак Шамир, Йосеф Бург и Симха Эрлих отмахнулись от этого предположения. Они заявили, что мир с Египтом является самостоятельным и не должен быть связан с Ливаном. Бегин согласился с ними, и предложение было отклонено.

Заключительный этап вывода войск из Синая проходил в условиях мощной внутренней оппозиции. Оппозицию возглавили профессор Юваль Неэман, лидер небольшой ультранационалистической партии "Техия", и Моше Аренс, видный член "Ликуда", председатель комиссии Кнессета по иностранным делам и безопасности. Неэман, Аренс и некоторые их коллеги хотели аннулировать договор до того, как наступит время вывода израильских войск и эвакуации гражданских поселений между линией Эль-Ариш - Рас-Мухаммад и международной границей. Они пытались убедить израильскую общественность в том, что после ухода Садата египтяне будут ждать, пока весь Синай окажется в их руках, а затем откажутся от мирного договора с Израилем и вернутся в арабский мир. Бегин сопротивлялся этому давлению, тем более что президент Мубарак в письме заверил его, что Египет продолжит соблюдать мирный договор и Кэмп-Дэвидские соглашения после ухода Израиля.

Как министр обороны, Шарон отвечал за реализацию вывода войск. Наиболее болезненной и проблематичной частью этого процесса была эвакуация израильских граждан, построивших свои дома на Синае. Поселенцам была предложена щедрая денежная компенсация, но многие из них отказались уезжать по собственной воле. Политические экстремисты из других районов страны проникли на Синай, чтобы продемонстрировать свою солидарность и саботировать вывод войск. Сопротивление выводу войск продолжалось несколько дней и сопровождалось душераздирающими сценами на телевидении. Но в конце концов ЦАХАЛу удалось эвакуировать всех поселенцев и демонстрантов без кровопролития. Шарон приказал ЦАХАЛу разрушить город Ямит до основания, вместо того чтобы сдать его египтянам в целости и сохранности, как это было предусмотрено мирным договором. Он утверждал, что египтяне сами потребовали разрушить Ямит, но впоследствии оказалось, что это утверждение не соответствует действительности. Истинные мотивы Шарона, побудившие его совершить этот варварский акт, стали предметом спекуляций. Одно из предположений заключалось в том, что Шарон намеренно сделал этот процесс более травматичным, чем это было необходимо, чтобы израильская общественность не согласилась на ликвидацию других поселений даже ради мира. Весь этот эпизод показал, насколько безжалостным может быть Шарон в достижении своих целей и насколько мало его волнует мнение коллег по министерству, не одобривших уничтожение Ямита. Бегин был вполне доволен тем, как энергично и эффективно была проведена эвакуация. Но и он не считал это прецедентом. Более того, он предложил резолюцию, которая получила большинство голосов в Кнессете и была направлена на то, чтобы сделать невозможным для будущих правительств подписание соглашения, предусматривающего уход с Земли Израиля или удаление еврейских поселений с этой земли.

Дорога к войне

После того как синайский вопрос был решен, Шарон еще больше сосредоточился на своем грандиозном замысле в отношении Ливана. Он знал, что кабинет министров не одобрит войну с целью сделать Башира Гемайеля президентом Ливана, что он стремится избежать столкновения с сирийцами, но он был уверен, что получит его согласие на наступление на ООП. Он сказал кабинету то, что тот хотел услышать, сохраняя при этом давление на Генеральный штаб ЦАХАЛа, заставляя его готовиться к большой войне. Большинство офицеров Генерального штаба согласились с прогнозом Иегошуа Сагуя о неизбежности столкновения с сирийцами, пассивности фалангистов и поражении, но не уничтожении ООП. Однако эти сомнения и оговорки не были доведены до сведения кабинета министров.

Одной из причин нежелания кабинета министров вступать в войну в Ливане было опасение вызвать недовольство США. В июле 1981 г. Филиппу Хабибу, высокопоставленному американскому дипломату ливанского происхождения, удалось заключить соглашение о прекращении огня между Израилем и ООП. Однако обе стороны по-разному интерпретировали это соглашение. ООП считала, что соглашение распространяется только на ливано-израильский фронт. Израильтяне утверждали, что оно требует полного прекращения террористических атак на всех израильских фронтах, внутри Израиля и в любой точке мира. Американцы считали, что соглашение означает именно то, что в нем сказано: "Не будет никаких враждебных действий из Ливана, направленных на цели в Израиле [и наоборот]". В соответствии с этой трактовкой американцы неоднократно предупреждали израильтян о недопустимости нарушения режима прекращения огня.

Американцы знали о планах Шарона гораздо больше, чем он сам. Сэмюэл Льюис был одним из немногих иностранных дипломатов, понимавших, что конечная цель Шарона - привести к краху хашимитского режима и заменить его палестинским государством на восточном берегу реки Иордан, и что это связано с его планами в отношении Ливана. Башир Джемайель не скрывал своего желания изгнать палестинцев из Ливана, и Льюис сложил два и два. Льюис также подозревал, что Шарон надеялся, что поражение ООП в Ливане позволит ему диктовать свои условия на переговорах о будущем оккупированных территорий и обеспечит Израилю неоспоримый контроль над Западным берегом.

Сам Шарон в отношениях с администрацией Рейгана проявил ту же изворотливость, что и в отношениях с коллегами по кабинету. Он предоставлял американцам выборочную информацию, которая должна была доказать, что ООП насмехается над соглашением о прекращении огня, и подтвердить право Израиля на ответные действия. Например, 5 декабря 1981 г. Шарон сказал Филипу Хабибу: "Если террористы будут продолжать нарушать перемирие, у нас не останется другого выбора, кроме как полностью уничтожить их в Ливане, разрушить там инфраструктуру ООП. . . . Мы искореним ООП в Ливане". Хабиб был потрясен жестокостью демарша Шарона. "Генерал Шарон, сейчас двадцатый век, и времена изменились", - заявил он. "Нельзя вот так просто вторгаться в страны, сеять разрушения и убивать мирных жителей. В конце концов, ваше вторжение перерастет в войну с Сирией, и весь регион будет охвачен пламенем!"

В конце мая 1982 г., после того как кабинет министров принял принципиальное решение о нанесении массированного ответного удара в случае очередного нарушения ООП режима прекращения огня, Шарон пригласил себя в Вашингтон. Его задача состояла в том, чтобы выяснить возможную реакцию администрации Рейгана на израильское наступление в Ливане. 25 мая Шарон встретился с Александром Хейгом и его советниками в Госдепартаменте. Согласно последующему рассказу Хейга, генерал Шарон шокировал собравшихся в комнате бюрократов Госдепартамента, обрисовав две возможные военные кампании: одну, которая умиротворит южный Ливан, и другую, которая перекроит политическую карту Бейрута в пользу христианской Фаланги. Хейгу было ясно, что Шарон ставит США в известность: еще одна провокация со стороны палестинцев, и Израиль нанесет нокаутирующий удар по ООП. Хейг утверждает, что в присутствии своих советников, а затем и в частной беседе он повторил Шарону то, что уже неоднократно говорил: если не будет международно признанной провокации и если ответные действия Израиля не будут соразмерны любой такой провокации, нападение Израиля на Ливан будет иметь разрушительный эффект в США. "Никто, - возразил Шарон, - не имеет права указывать Израилю, какое решение он должен принять, защищая свой народ"

Шарон признался, что остался доволен результатами своей миссии. По возвращении в Израиль он заявил, что американцы молчаливо согласились на проведение ограниченной военной операции в Ливане. Именно этого Хейг и опасался. Чтобы избежать недоразумений, Хейг 28 мая обратился к Бегину с письмом, в котором подчеркнул свою озабоченность возможными военными действиями Израиля в Ливане. От своего имени и от имени президента Рейгана он призвал Израиль продолжать проявлять полную сдержанность и воздерживаться от любых действий, которые могли бы еще больше подорвать взаимопонимание, лежащее в основе прекращения огня. В ответ Бегин использовал формулировку, которая продемонстрировала всю глубину его чувств: "Вы советуете нам проявлять полную сдержанность и воздерживаться от любых действий... Господин министр, мой дорогой друг, еще не родился тот человек, который когда-нибудь получит от меня согласие на то, чтобы евреи были убиты кровожадным врагом, а те, кто несет ответственность за пролитие этой крови, пользовались иммунитетом"

Хейг и Рейган были, по сути, самыми сильными сторонниками Израиля в администрации. Наименее дружелюбно к Израилю относился министр обороны Каспар Уайнбергер, который очистил меморандум о взаимопонимании по стратегическому сотрудничеству от многих преимуществ, которые он мог бы дать Израилю, и настаивал на приостановке его действия, а также на карательных мерах после аннексии Израилем Голанских высот. Если Уайнбергер считал Израиль обузой для США в отношениях с арабским миром, особенно с нефтедобывающими странами Персидского залива, то Хейг рассматривал Израиль как стратегический актив в борьбе с арабским радикализмом и международным терроризмом.

По отношению к Менахему Бегину Хейг проявил больше терпимости и понимания, чем кто-либо из его коллег. Жесткий и несентиментальный бывший генерал, он чувствовал, что агрессивность Бегина проистекает из чувства уязвимости. "Бегин, конечно, считает, что Израиль осажден, - писал Хейг в своих мемуарах, - но весь его мотив - сохранить жизнь евреям. У него нет никаких "комплексов" - только неизбывная память о Холокосте". Бегин однажды написал Хейгу, что в его поколении миллионы евреев погибли по двум причинам: "(а) потому, что у них не было инструментов для самозащиты, и (б) потому, что никто не пришел им на помощь". Бегин был твердо уверен, что это не должно повториться: "В его письмах, разговорах, выступлениях и, несомненно, в его мыслях, когда он был премьер-министром, доминировало ощущение того, что жизнь его народа и выживание Израиля были доверены лично ему. Однажды на вопрос о том, чем бы он хотел запомниться, он ответил, что хотел бы, чтобы история знала его как человека, установившего границы государства Израиль на все времена". На этом фоне нетрудно понять, почему письмо Хейга Бегину после визита Шарона было таким мягким и почему оно не содержало угрозы наказания. Письмо, конечно, не давало Израилю "зеленого света" для вторжения в Ливан, но и не проецировало однозначно "красный свет". Бегин сделал вывод, что Соединенные Штаты признают право Израиля на ответные действия в ответ на бесспорную провокацию ООП. Он даже не стал доводить письмо Хейга до сведения кабинета министров.

3 июня материализовался тот casus belli, которого так ждали сторонники жесткой линии. Группа палестинских боевиков застрелила и тяжело ранила посла Израиля в Лондоне Шломо Аргова у отеля "Дорчестер". Боевики принадлежали к группировке, возглавляемой Абу Нидалем (Сабри аль-Банна), заклятым врагом Ясира Арафата. В борьбе против "капитулянтского" руководства ООП Арафата Абу Нидаля поддерживал Ирак. Абу Нидаль обычно называл Арафата "сыном еврейки". ООП вынесла Абу Нидалю смертный приговор за убийство некоторых умеренных членов организации, выступавших за диалог с Израилем. По оперативным данным Моссада, покушение на Аргова имело целью спровоцировать нападение Израиля на опорный пункт Арафата в Ливане, чтобы сломить его власть.

Бегина не интересовали подробности того, кто и почему стрелял в Аргова. На утро 4 июня было созвано экстренное заседание кабинета министров. Ариэль Шарон как раз возвращался из секретной поездки в Румынию. Бегин был заметно взволнован. "Мы не потерпим, чтобы они напали на израильского посла!" - заявил он. "Нападение на посла равносильно нападению на государство Израиль, и мы ответим на это!" Глава Службы общей безопасности Авраам Шалом сообщил, что, скорее всего, это дело рук группировки, возглавляемой Абу Нидалем, и предложил советнику премьер-министра по вопросам терроризма Гидеону Мачанаими подробнее рассказать о характере этой организации. Мачанаими едва успел открыть рот, как Бегин прервал его словами: "Они все из ООП". Рафаэль Эйтан отнесся к этой детали с таким же пренебрежением. Незадолго до того, как он вошел в зал заседаний, помощник разведчика сообщил ему, что за покушение, очевидно, ответственны люди Абу Нидаля. "Абу Нидаль, Абу Шмидаль, - усмехнулся он, - мы должны нанести удар по ООП!"

Эйтан рекомендовал направить ВВС для нанесения ударов по девяти объектам ООП в Бейруте и на юге Ливана. Он отметил, что вероятным ответом ООП будет обстрел поселений вдоль северной границы Израиля. Он не раскрыл имеющуюся у него информацию о том, что ООП отдала приказ своим передовым артиллерийским подразделениям автоматически ответить на атаку ВВС на штаб-квартиру в Бейруте обстрелом израильских поселений. В ходе обсуждения были высказаны некоторые оговорки относительно масштабов предполагаемых бомбардировок Бейрута, особенно из-за риска жертв среди гражданского населения и враждебной реакции США. Эйтан заверил членов кабинета, что принимаются меры предосторожности, чтобы избежать жертв среди гражданского населения. Министры одобрили оперативный план с тяжелым сердцем, так как понимали, что авиаудар перерастет в полномасштабную войну в Ливане. Однако в сложившихся обстоятельствах они чувствовали себя не в силах остановить начавший катиться снежный ком.

В начале дня израильские самолеты нанесли удар по объектам ООП в Бейруте и на юге Ливана. Они разбомбили спортивный стадион в Бейруте, взорвав склад боеприпасов, устроенный ООП под трибуной. Через два часа ООП отреагировала именно так, как и ожидалось. Она открыла артиллерийский огонь по всей границе, обстреляв двадцать деревень в Галилее и ранив трех мирных жителей. Президент Рейган направил Бегину послание, в котором призвал его не расширять наступление после взрыва на стадионе. Ясир Арафат находился в Саудовской Аравии, и саудовцы сообщили американцам, что он готов приостановить приграничные обстрелы. Но было уже поздно. Бегин был не в том настроении, чтобы слушать. Его самые глубокие эмоции были разбужены. "Военные объекты... абсолютно неуязвимы", - писал Бегин. "Цель врага - убивать евреев, мужчин, женщин и детей".

Министрам, собравшимся в резиденции Бегина вечером 5 июня, после окончания еврейской субботы, было ясно, что наступил момент расплаты. Бегин открыл заседание кабинета министров, сказав,

Настал час принятия решения. Вы знаете, что я и все мы сделали, чтобы предотвратить войну и тяжелую утрату. Но наша судьба такова, что в Земле Израиля нет спасения от борьбы в духе самопожертвования. Поверьте, альтернатива борьбе - Треблинка, и мы решили, что Треблинки больше не будет. Сейчас наступил момент, когда необходимо сделать мужественный выбор. Преступные террористы и весь мир должны знать, что еврейский народ имеет право на самооборону, как и любой другой народ.

Бегин предложил начать войну, чтобы раз и навсегда устранить угрозу, нависшую над Галилеей, - войну по плану операции "Литл Пайнс". В письме Рейгану на следующий день он заявил, что ЦАХАЛ не будет продвигаться в Ливан более чем на сорок километров. Ариэль Шарон, вернувшийся тем временем из Румынии, был приглашен Бегином для разъяснения оперативного плана кабинету министров. Шарон не упомянул о "большом плане". Напротив, он прямо сказал о пределе в сорок километров и подчеркнул, что столкновения с сирийскими войсками в Ливане не предполагается. Шарон и Эйтан довели до сведения кабинета пять принципов: (1) ЦАХАЛ будет наступать в Ливане по трем основным направлениям; (2) Бейрут и его окрестности не входят в число целей операции; (3) масштаб операции - до сорока километров от международной границы; (4) продолжительность операции - от двадцати четырех до сорока восьми часов; (5) не предполагается столкновение с сирийцами, и, соответственно, ЦАХАЛ будет стараться держаться на расстоянии не менее четырех километров от сирийских рубежей.

Тем не менее, Шарон заявил, что столкновение с сирийцами нельзя полностью исключать, но что он намерен обойти их с фланга и угрожать им, не открывая огня, чтобы заставить их отступить из долины Бекаа вместе с артиллерией ООП. Он не сказал, что, по его собственному мнению и мнению экспертов ЦАХАЛа, столкновение с сирийцами неизбежно. Такого же мнения придерживался и присутствовавший на встрече заместитель Шарона Мордехай Зиппори. Бывший бригадный генерал, Циппори был единственным членом кабинета, кроме Шарона, имевшим высшее воинское звание в ЦАХАЛе. Зиппори открытым текстом заявил кабинету, что предлагаемый план неизбежно приведет к столкновению с сирийцами. Бегин не обратил внимания на предупреждение Зиппори. Симха Эрлих спросил, есть ли намерение дойти до Бейрута. И Шарон, и Бегин заверили его, что Бейрут полностью выходит за рамки предлагаемой операции. Бегин добавил, что в этой войне, в отличие от некоторых предыдущих, не будет никаких отклонений от плана без прямого решения кабинета министров. Четырнадцать министров, включая Циппори, проголосовали за проведение операции, а двое воздержались. Бегин сам подготовил коммюнике кабинета, и именно он изменил кодовое название операции "Сосны" на "Мир Галилее". Кабинет принял следующие решения:

1. Поручить Армии обороны Израиля вывести все гражданское население Галилеи за пределы досягаемости огня террористов из Ливана, где сосредоточены они сами, их базы и штабы.

2. Название операции - "Мир для Галилеи".

3. В ходе операции сирийская армия не будет атакована, если только она не атакует наши силы.

4. Израиль по-прежнему стремится к подписанию мирного договора с независимым Ливаном при сохранении его территориальной целостности.

И Эйтан, и Шарон впоследствии утверждали, что кабинет министров заранее знал, что масштаб операции не ограничится сорока километрами. Эйтан пишет в своих мемуарах, что на встрече 5 июня они представили "большой план" и что кабинет его одобрил. Он также настаивает на том, что решение было принято об уничтожении террористов и что продвижение ЦАХАЛа не было ограничено. На картах, которые он развернул перед кабинетом министров, стрелки указывали на север вплоть до шоссе Бейрут-Дамаск, и не было никакой возможности для непонимания того, что предлагалось. Все эти утверждения противоречат протоколу обсуждения в кабинете министров и тексту решения, который не был обнародован. В нем говорится, что кабинет министров одобрил предложение, внесенное министром обороны и начальником штаба. В этом предложении прямо говорилось о границе в сорок или, в крайнем случае, сорок два километра, простирающейся к югу от Сидона. Но на практике война велась в соответствии с "большим планом", который был представлен на рассмотрение кабинета министров лишь однажды - 20 декабря 1981 года - и был решительно отвергнут. Уловка Эйтана, как он рассказывал некоторым своим коллегам, заключалась в том, чтобы получить разрешение на операцию "Малые сосны" и осуществить операцию "Большие сосны".

В своей лекции, прочитанной через пять лет после этого события, Шарон признал, что в решении кабинета министров от 5 июня 1982 г. лишь в общих чертах говорилось о выводе Галилеи из зоны обстрела противника. Но он утверждал, что политическая цель войны требовала уничтожения не только инфраструктуры ООП на юге Ливана, но и ее командных пунктов и баз в Бейруте и к югу от Бейрута. По словам Шарона, "все вовлеченные в процесс - в правительстве, в широкой общественности и в ЦАХАЛе - точно знали, что подразумевалось под общей формулировкой целей". Однако ни один из министров, принимавших решение, не смог подтвердить это понимание. Сам Шарон специально сказал им, что Бейрут не входит в рамки его плана. Именно он решил интерпретировать решение кабинета министров от 5 июня как одобрение первого этапа операции "Большие сосны", и именно на основании этой сомнительной интерпретации он приказал ЦАХАЛу готовиться к захвату всей территории до Бейрута, перерезать шоссе Бейрут-Дамаск, соединиться с христианскими силами и уничтожить сирийские войска. Шарон знал из своего опыта работы в армии и правительстве, что как только ЦАХАЛ начнет действовать, будет трудно установить политический контроль над его действиями.

Ливанская война

В воскресенье, 6 июня 1982 г., четыре израильские бронетанковые колонны пересекли границу Ливана, а морские десантные силы высадились к югу от Сидона. В первый день войны они захватили Набатию, окружили все прибрежные города Ливана вплоть до Сидона, атаковали силы ООП везде, где только могли их обнаружить, и перекрыли им путь отхода на север. На второй день войны Шарон приказал ЦАХАЛу подготовиться к борьбе с сирийскими войсками на их восточном фланге и выдвинуться к шоссе Бейрут-Дамаск. В ночь на третий день Башир Гемайель прилетел на вертолете на передовой командный пункт ЦАХАЛа, чтобы встретиться с Рафаэлем Эйтаном. Лидеру "Фаланги" было сказано, что ЦАХАЛ соединится с его силами и что он должен готовиться к захвату Бейрута и формированию нового правительства Ливана. Об этом разговоре не было сообщено израильскому кабинету. На этом этапе сложился широкий национальный консенсус, включавший оппозицию лейбористов, в поддержку операции "Мир для Галилеи". 8 июня Бегин заверил Кнессет, что Израиль не хочет войны с Сирией и что все боевые действия будут прекращены, как только ЦАХАЛ очистит зону в сорок километров от северной границы Израиля. "С этой трибуны, - заявил Бегин драматическим тоном, - я обращаюсь к президенту Асаду с просьбой приказать сирийской армии не нападать на израильских солдат, и тогда они не пострадают".

Взгляд из Дамаска был совершенно иным. Сирия и Израиль были вовлечены в долгосрочное соперничество за гегемонию в Леванте. С точки зрения Асада, обращение Бегина должно было выглядеть как вызов. Как пишет биограф Асада,

Асад и Бегин, поборники непримиримых взглядов, столкнулись, как и должно было случиться, в Ливане, что должно было стать самым жестоким столкновением в борьбе за Ближний Восток. Ливан в 1980-е годы стал незадачливой ареной столкновения между доминирующим и расширяющимся Израилем, который Бегин был полон решимости построить, и соперничающим региональным порядком, которому Асад пытался помешать. Каждый из них считал другого главным врагом, способным поставить под угрозу все, что ему дорого. Короче говоря, "Великий Израиль" вступил в войну с "Великой Сирией" - оба противоречивых понятия с неопределенным определением, но, безусловно, исключающие друг друга. Эта борьба, ставшая в некотором смысле кульминацией их политической жизни, едва не погубила их обоих.

В то время, когда Бегин говорил об этом, ЦАХАЛ вел бои с сирийскими войсками в центральном секторе в районе Джеззина. На заседании кабинета министров 8 июня Шарон предложил две альтернативы: фронтальную атаку на сирийские войска или фланговый маневр, направленный на их добровольное отступление. Вариант с отходом от сирийских позиций даже не упоминался. Кабинет одобрил фланговый маневр, который неизбежно повлек за собой серьезное столкновение, поскольку сирийцы устояли на ногах. Чтобы показать, что они не намерены отступать, сирийцы также перебросили в Ливан батареи зенитных ракет. Это был оборонительный шаг, но Шарон представил его кабинету министров как наступательный и получил разрешение на атаку батарей ЗРК. Это решение, принятое утром 9 июня, изменило весь характер конфликта.

Не успели политики дать зеленый свет, как более сотни израильских самолетов пронеслись над долиной Бекаа, что должно было стать одним из крупнейших воздушных сражений в мировой истории. ВВС Израиля атаковали объекты ЗРК SAM-6 по обе стороны границы, уничтожив их все. Они также сбили 23 сирийских МиГа, не потеряв ни одного израильского самолета. В то же время бронетанковые колонны ЦАХАЛа продолжали наносить удары по сирийским войскам на земле. Сирийцы упорно сопротивлялись, подводили подкрепления, и центральный сектор стал основным полем боя между двумя армиями. Израильские войска продвигались вдоль побережья к Дамуру и к озеру Карун в долине Бекаа. Их целью было выйти на шоссе Бейрут-Дамаск и отрезать сирийские войска от ливанской столицы, но они не успели достичь этой цели до того, как 11 июня вступило в силу соглашение о прекращении огня, подписанное американцами. Некоторые командиры ЦАХАЛа винили в неудаче тактику "салями", с помощью которой Шарон стремился превратить маленькую операцию в большую. Каждый раз, когда Шарон хотел выйти за рамки утвержденного кабинетом министров плана, он должен был обращаться за разрешением к Бегину. Говоря Бегину, что каждое дополнительное изменение в военном плане необходимо для спасения жизней израильских солдат, Шарон обычно получал разрешение Бегина, но этот процесс требовал времени. Сам Бегин позже подтвердил, что Шарон информировал его о каждом шаге ЦАХАЛа - иногда до его принятия, иногда после.

К моменту вступления в силу соглашения о прекращении огня ЦАХАЛ достиг южных окраин Бейрута, расстояние до которых значительно превышало сорок километров. Даже после вступления в силу соглашения о прекращении огня ЦАХАЛ продолжал продвигаться к Бейруту. В тот вечер Шарон вылетел в Джунию для встречи с Баширом Гемайелем. Различные представления о характере конфликта быстро вышли на поверхность. Шарон хотел, чтобы фалангисты действовали против палестинцев, запертых в Западном Бейруте и испытывающих сильное давление. Гемайеля устраивало сидеть сложа руки и позволять израильтянам вести все боевые действия. Шарону стало ясно, что ливанские христиане не собираются играть активную роль в войне против ООП, однако он не собирался отказываться от этой войны. По его приказу ЦАХАЛ продолжал скрытно продвигаться вперед, пока не достиг шоссе Бейрут-Дамаск и не соединился с христианскими силами. В рядах ЦАХАЛа было много недовольства методами Шарона, растущими потерями, которые они несли, и лживыми заявлениями официального представителя. Но к 13 июня кольцо вокруг Бейрута было замкнуто, и Шарон достиг нескольких своих целей: ООП оказалась в ловушке в Бейруте, его войска соединились с христианскими силами, а сирийские части в Бейруте были изолированы от основной массы сирийцев в долине Бекаа. Операция "Мир для Галилеи" переросла в израильско-сирийскую войну, а затем в осаду арабской столицы.

Следующей задачей Израиля было уничтожение квазиправительства ООП в Бейруте. Христианские силы не были готовы к выполнению этой задачи, несмотря на предложения поддержки со стороны Израиля. Взятие Бейрута в уличных боях привело бы к неприемлемым потерям для ЦАХАЛа. В качестве метода было выбрано сочетание военного давления и психологической войны с целью убедить ООП в том, что единственной альтернативой для нее является капитуляция и уничтожение. В ходе кампании давления и запугивания использовались авиация, морские орудия и артиллерия, а также громкоговорители и листовки. Кампания была направлена против позиций ООП, но она принесла огромные страдания и тяжелые потери палестинскому населению Бейрута.

В течение последующих двух месяцев осада Бейрута неуклонно усиливалась. 4 июля ЦАХАЛ прекратил подачу воды и электроэнергии в город, но через несколько дней восстановил ее после протеста президента Рейгана. Четыреста израильских танков и тысяча орудий продолжали бомбардировку Бейрута. К концу первой недели июля снарядами и бомбами было разрушено пятьсот зданий. 1 августа израильские войска усилили артиллерийские, авиационные и морские бомбардировки Бейрута. Десантное подразделение заняло международный аэропорт Бейрута, а израильские танки вошли на южную окраину города. Применяемые методы вызвали волнения в армии, политический протест внутри страны и нарастающую международную критику. Президент Рейган потерял терпение и присоединился к критике Израиля. Он потребовал от Бегина немедленно прекратить обстрел Бейрута и пригрозил пересмотреть американо-израильские отношения. Бегин ответил телеграммой на имя Рейгана, которая была в высшей степени странной и наводила на мысль, что он живет в другом мире:

А теперь позвольте мне, уважаемый господин Президент, рассказать Вам о том, что я чувствую в эти дни, обращаясь к творцу моей души с глубокой благодарностью. Я чувствую себя премьер-министром, уполномоченным давать указания доблестной армии, стоящей перед "Берлином", где среди невинных мирных жителей в бункере глубоко под землей прячутся Гитлер и его приспешники. Мое поколение, дорогой Рон, поклялось на алтаре Бога, что тот, кто провозгласит свое намерение уничтожить еврейское государство, или еврейский народ, или и то, и другое, запечатает свою судьбу, так что то, что случилось однажды по указанию из Берлина - с запятыми или без них - никогда больше не повторится.

Текст телеграммы, опубликованный в газете Jerusalem Post, шокировал многих израильтян, считающих, что память о Холокосте не должна использоваться для оправдания ливанской войны или осады Бейрута. Их также тревожили ощутимые признаки того, что премьер-министр потерял связь с реальностью и просто гоняется за призраками прошлого. Чайка Гроссман, левый депутат Кнессета, который действительно воевал в Варшавском гетто, умолял Бегина: "Вернитесь к реальности! Мы не в Варшавском гетто, мы в Государстве Израиль". Писатель Амос Оз, назвавший операцию "Мир Галилее" "типичной жаботинской фантазией", передал премьер-министру аналогичное послание: "Это стремление возродить Гитлера, только для того, чтобы убивать его снова и снова, - результат боли, которую могут позволить себе поэты, но не государственные деятели... Даже ценой больших эмоциональных затрат лично Вы должны напомнить себе и обществу, избравшему Вас своим лидером, что Гитлер мертв и сожжен в прах".

Александр Хейг, один из немногих, кто считал, что Бегин не страдает "комплексом Холокоста", сам стал жертвой войны Израиля в Ливане. Во время осады Бейрута он считал, что настал момент вывести все иностранные силы - сирийские, палестинские и израильские - из Ливана и вернуть страну ливанцам под соответствующую международную защиту и гарантии. Его стратегия заключалась в том, чтобы использовать шок от израильского нападения для вытеснения ООП из Бейрута. Но в конце июня он был вынужден уйти в отставку на фоне обвинений в том, что он поставил свою страну в невыгодное положение, молчаливо одобрив израильское вторжение в Ливан. Его сменил Джордж Шульц, одним из первых действий которого на посту госсекретаря стало направление Филипа Хабиба на переговоры о прекращении боев вокруг Бейрута. Ясир Арафат дал понять, что готов вывести своих людей из города, если будут выработаны соответствующие условия и гарантии.

Выход из ООП теперь был лишь вопросом времени, но проблема заключалась в том, что ее членам некуда было идти. Ариэль Шарон выступил с предложением. Он попросил египетского посредника убедить Арафата вернуть ООП в Иорданию и заявил, что, если Арафат согласится, Израиль заставит короля Хусейна освободить место для организации. "Одна моя речь, - хвастался Шарон, - заставит короля Хусейна понять, что пришло время паковать чемоданы". Это сообщение было передано Арафату, который попросил посредника дать Шарону немедленный ответ: "1. Иордания не является родиной палестинцев. 2. Вы пытаетесь использовать страдания палестинского народа, превращая палестино-ливанский спор в палестино-иорданские противоречия". Арафат также предположил, что Шарон хочет спровоцировать иордано-палестинский конфликт, чтобы дать Израилю повод для оккупации Восточного берега Иордана. Когда Шарон услышал ответ Арафата, он ответил нецензурным ругательством на арабском языке.

Целью Филиппа Хабиба было достижение договоренности, при которой палестинские и сирийские войска будут выведены из Бейрута, Израиль не будет пытаться войти в город, а ливанское правительство восстановит полный контроль над своей столицей. Американское и французское правительства согласились выделить войска в состав многонациональных сил, задача которых заключалась бы в наблюдении за эвакуацией. Бегин и Шарон совершенно по-разному отреагировали на предложение американцев направить в Бейрут морскую пехоту. Бегин хотел достичь политического соглашения и был готов вступить в переговоры с ливанским правительством. Шарон же хотел изменить режим в Ливане в соответствии со своим "большим планом" и опасался, что американские солдаты встанут у него на пути. 10 августа Хабиб представил Израилю проект соглашения. В этот момент Шарон, недовольный вмешательством Америки, отдал приказ о беспрецедентной насыщенной бомбардировке Бейрута, в результате которой погибло не менее трехсот человек. Рейган был возмущен и сделал еще один звонок в Иерусалим. "Менахем, - сказал он, - я думаю, что мы были очень терпеливы. Если бомбардировки не прекратятся немедленно, я опасаюсь серьезных последствий в отношениях между нашими странами". Если доверие Бегина к Шарону было подорвано, то у кабинета не было доверия вообще. На своем заседании 12 августа кабинет лишил министра обороны большинства его полномочий, таких как право отдавать приказы об использовании ВВС, бронетанковых войск и артиллерии, и передал их премьер-министру на случай, если кабинет не сможет собраться.

В итоге Хабибу удалось договориться о выводе ООП в Тунис. Первый контингент боевиков отправился морем 21 августа. Арафат отбыл 30 августа на борту греческого торгового судна под прикрытием Шестого флота США. Всего морским путем в Тунис было эвакуировано 8,5 тыс. человек. Еще 2,5 тыс. человек были эвакуированы по суше в Сирию, Ирак и Йемен. Египет, Саудовская Аравия и шейхства Персидского залива отказались принимать эвакуированных ООП. После семидесяти пяти дней тяжелых боев ООП была изгнана из своего оплота в Ливане на периферию арабского мира, в сорок с лишним километров от границы Израиля. Бегин был доволен результатом и объявил, что операция "Мир для Галилеи" достигла большинства поставленных перед ней целей.

Шарону казалось, что теперь подготовлена почва для реализации второго этапа его "большого плана" - создания нового политического порядка в Ливане. Президентские выборы в Ливане были назначены на 23 августа, и недели осады были использованы для политического давления и закулисных манипуляций. Израильтяне хотели, чтобы депутаты парламента, выбирающие президента, почувствовали, что от выбора приемлемого для Израиля кандидата зависит национальное выживание. Башир Гемайель нуждался в помощи Израиля для получения большинства в две трети голосов, предусмотренного конституцией, поскольку значительная часть депутатов проживала на территориях, находящихся под контролем Израиля. Единый фронт, состоящий из мусульманских и конкурирующих с ними маронитских депутатов, решил бойкотировать выборы, мотивируя это тем, что они проходят под прицелом израильских орудий. Израильтяне располагали списком всех депутатов и делали все возможное, чтобы помочь сторонникам Гемайеля и помешать его противникам прибыть в Бейрут для голосования. Башир Гемайель был избран президентом 57 из 62 депутатов, присутствовавших на заседании. Когда стали известны результаты голосования, в маронитских кварталах Бейрута царило ликование. Израильтяне тоже присоединились к ликованию. Одна группа сотрудников Моссада выпустила в воздух полный ящик боеприпасов, убежденная в том, что их терпение и настойчивость наконец-то оправдались.

В телеграмме из Иерусалима победившему кандидату говорилось: "Самые теплые сердечные пожелания по случаю Вашего избрания. Да пребудет с Вами Бог, дорогой друг, в выполнении Вашей великой исторической миссии, во имя свободы Ливана и его независимости. Ваш друг. Менахем Бегин". Бегин, Шарон и Шамир не скрывали, что рассчитывали на то, что, освободившись от сирийского господства, Ливан подпишет с ними мирный договор. Любые сирийские препятствия на пути реализации этой программы, заявил Шамир, будут "жестокой, наглой угрозой миру". Сам Башир Гемайель призвал к выводу всех иностранных армий из Ливана - сирийской, израильской и палестинской. В глазах сирийцев он совершил чудовищное преступление, поставив Сирию на одну ступень с Израилем. Получив от израильтян преимущество при всадке на президентскую лошадь, Гемайель стремился продемонстрировать свою независимость, расширить внутриполитическую базу, подчеркнуть арабскую, а не израильскую направленность своей внешней политики. Но чем больше он уклонялся, тем настойчивее израильтяне требовали от него скорейшего погашения политического долга. Израильтяне не хотели ничего иного, как заключения мирного договора и установления полных дипломатических отношений с Ливаном, как это было ранее сделано с Египтом. Израильтяне, похоже, не понимали, что Ливан, в отличие от Египта, слишком мал и слаб, чтобы бросить вызов всему арабскому миру.

В ночь на 1 сентября Башир Гемайель был вызван на тайную встречу с Бегином в Нахарию, прибрежный курорт на севере Израиля. Бегин заставил его ждать два часа. Хрупкость взаимопонимания между ними проявилась не сразу. Если Бегин требовал открытой нормализации отношений между Израилем и Ливаном и подписания мирного договора, то Гемайель умолял дать ему время для укрепления своих позиций и лишь упоминал о возможности заключения пакта о ненападении. Еще одним предметом разногласий стало будущее майора Саада Хаддада, лидера христианского ополчения на юге Ливана, финансируемого израильтянами. Бегин заметил, что Хаддад, по крайней мере, знает, с какой стороны ему намазывать хлеб маслом, и привел его в качестве примера для подражания. Гемайель возразил, что собирается отдать Хаддада под суд за дезертирство из ливанской армии. Когда Бегин вклинился с предложением назначить Хаддада начальником штаба, встреча переросла в крики. Самым громким в зале был голос Шарона. Шарон напомнил Гемайелю, что Израиль держит Ливан в своих руках, и сказал, что ему будет лучше сделать то, что от него ожидают. Гемайель протянул обе руки к Шарону. "Наденьте наручники!" - крикнул он. "Я ваш вассал". Встреча закончилась неожиданно и остро, так и не достигнув никакого соглашения.

В день встречи Бегина с Гемайелем президент Рейган обнародовал новый мирный план для Ближнего Востока. Он заявил, что уход палестинцев из Бейрута как никогда ярко продемонстрировал бездомность палестинского народа. Его план предусматривает самоуправление палестинцев на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа совместно с Иорданией. Он исключил как создание палестинского государства, так и аннексию его Израилем. Дополнительные израильские поселения на территориях станут препятствием на пути к миру, заявил Рейган, а вопрос о статусе Иерусалима еще не решен. Посыл был ясен: Соединенные Штаты отвергают претензии Израиля на постоянный контроль над Западным берегом реки Иордан и сектором Газа. Столь же ясным было и другое послание: Соединенные Штаты не считают, что Израиль вправе использовать недавнюю кровавую бойню в Ливане для реализации своего грандиозного замысла создания Великого Израиля. Рейган и его советники поняли конечную территориальную цель большого плана Шарона и решительно отвергли его. Они признали, что Израиль имеет право на безопасность вдоль своей северной границы, но не право на территориальную экспансию за счет палестинцев. Неудивительно, что Бегин отверг рейгановский мирный план со всей яростью, на которую был способен, и что его поддержало в этой вызывающей позиции значительное большинство его коллег-парламентариев.

14 сентября, через три недели после избрания, Башир Гемайель был убит в штаб-квартире своей партии, скорее всего, агентами сирийской разведки. Это убийство выбило центральную опору из-под ног всей политики Израиля в Ливане. После насильственного устранения Гемайеля со сцены план Шарона по созданию нового политического порядка в Ливане - план, изначально рассчитанный на Башира Гемайеля лично, - рухнул как карточный домик. Шарон опасался, что левые военизированные формирования и несколько тысяч бойцов ООП, предположительно все еще находящихся на свободе в Бейруте, разрушат перспективу создания стабильного произраильского режима в Ливане. Убийство было использовано как предлог для того, чтобы на следующий день направить израильские войска в Западный Бейрут для захвата районов, ранее находившихся под контролем ООП. Шарон приказал командирам ЦАХАЛа разрешить фалангистам войти в лагеря палестинских беженцев Сабра и Шатила на южной стороне Бейрута, чтобы "вычистить" террористов, которые, по его словам, скрывались там.

Внутри лагерей жаждущие мести христианские боевики устроили страшную резню, убив сотни мужчин, женщин и детей. Израиль оценивает число погибших в семь-восемьсот человек, а палестинский Красный Полумесяц - более чем в две тысячи. Бойня продолжалась с вечера четверга, 16 сентября, до воскресенья. Уже в четверг вечером, высадив своих христианских союзников за пределами лагерей, израильские солдаты узнали о резне, но ничего не предприняли, чтобы остановить ее. Бегин узнал о резне, слушая Би-би-си в субботу днем. Он позвонил Шарону, который пообещал получить отчет от ЦАХАЛа. Поначалу официальные представители пытались замять тот факт, что христианские боевики вошли в лагеря беженцев с ведома и при помощи командиров ЦАХАЛа. Сам Бегин не без самодовольства заявил: "Гои [неевреи] убивают гоев, а весь мир пытается повесить евреев за это преступление". Тем не менее, как пророчески заметил либеральный американо-еврейский лидер раввин Артур Герцберг, Менахем Бегин не мог оставаться на своем посту, "если он растратил основное достояние Израиля - его уважение к себе и уважение мира" Чувство шока и возмущения в Израиле и международный резонанс заставили правительство назначить комиссию по расследованию под руководством судьи Верховного суда Ицхака Кахана.

В течение нескольких месяцев после этой бойни Израиль продолжал все глубже погружаться в ливанскую трясину. Назначение Амина Гемайеля преемником своего младшего брата на посту президента никак не способствовало восстановлению ослабевших позиций Израиля в Ливане. Ведь если Башир поддерживал тесные связи с Израилем, то Амин всегда считался человеком Сирии в Ливане. Амин Гемайель предсказуемо отказался сотрудничать с Израилем в формировании нового политического порядка в Ливане. Таким образом, баланс отношений Израиля с маронитской общиной оказался крайне неутешительным. В течение нескольких месяцев, во второй половине 1982 года, Израиль на собственном опыте убедился, что "Башир Джумайил не полностью представлял Фалангу, Фаланга не представляла всю маронитскую общину, маронитская община не говорила от имени всех ливанских христиан, и что христиане Ливана больше не были уверены в своем превосходстве" Это был не последний урок.

Комиссия Кахана представила свой отчет 7 февраля 1983 года. Она пришла к выводу, что Израиль несет косвенную ответственность за массовые убийства в Сабре и Шатиле, поскольку "Фаланга" проникла в лагеря беженцев с ведома правительства и при поддержке армии. В нем рекомендовалось снять с должности министра обороны и ряд высших офицеров. Шарон немедленно заявил о своем неприятии выводов и рекомендаций комиссии Кахана. 14 февраля кабинет большинством в шестнадцать голосов против одного голоса Шарона принял решение согласиться с рекомендациями доклада Кахана. Шарон остался в кабинете в качестве министра без портфеля. На посту министра обороны его сменил Моше Аренс, посол в США.

Аренс, бывший профессор аэрокосмической техники в Технионе, был сторонником жесткой линии Херута. Однако он понимал, что ни общественность, ни армия не смирятся с длительным и бесцельным присутствием в Ливане и с ежедневными потерями. Под его руководством Давид Кимче, высокопоставленный сотрудник Моссада и убежденный сторонник христианской концепции, которой руководствовался Израиль в Ливане, провел переговоры с представителями ливанского правительства. Переговоры потребовали более тридцати пяти заседаний и участия американцев высокого уровня, включая десятидневный "шаттл" Джорджа Шульца. 17 мая 1983 года Израиль и Ливан подписали соглашение, которое официально прекращало состояние войны и признавало международную границу между ними нерушимой. Стороны обязались не допускать использования территории одной страны для террористической деятельности против другой страны. Израиль должен был отвести свои войска на расстояние от сорока до сорока пяти километров от международной границы в район, определенный как "зона безопасности". Территория к северу от зоны безопасности должна была находиться под контролем Временных сил ООН в Ливане. Соглашение также подтверждало, что ополчение майора Саада Хаддада будет признано в качестве ливанских "вспомогательных сил" и получит соответствующий статус в соответствии с ливанским законодательством. Соглашение имело один недостаток: его выполнение было обусловлено выводом Сирией своих войск из Ливана, а Сирия этого не сделала.

Летом 1983 г. было принято решение о поэтапном выводе израильских войск из Ливана, не дожидаясь одновременного вывода войск Сирией или выполнения ливанцами соглашения от 17 мая. Как только Израиль начал выводить войска в одностороннем порядке и без всяких условий, дипломатическая концепция, лежащая в основе соглашения, отпала. Моше Леви, новый начальник генштаба, не был заинтересован в политических разборках, которые были неотъемлемой частью войны в Ливане. Он хотел сократить численность армии, развернутой в Ливане, и передислоцировать свои войска так, чтобы уменьшить потери. Он и Аренс убедили кабинет министров согласиться на отвод израильских войск из пригородов Бейрута на более удобную для обороны линию вдоль реки Авали. Отвод войск дважды откладывался по просьбе американцев, которые хотели дать христианам возможность укрепить свои позиции. Но в августе израильские войска начали отвод войск с гор Шуф. Этот шаг не отразился негативно на их безопасности. Но он имел два серьезных последствия для Ливана. Во-первых, он позволил Сирии восстановить контроль над трассой Бейрут-Дамаск и вновь установить контроль над ливанской столицей. Во-вторых, это спровоцировало новый виток в извечной борьбе за гегемонию в Шуфе между друзами и христианскими ополченцами. Друзы легко одержали верх и принялись грабить и уничтожать целые христианские деревни, превращая тысячи их жителей в беженцев. Отступающие израильтяне оказались под перекрестным огнем. Даже шииты, которые сначала приветствовали приход Израиля в Ливан из-за напряженности в отношениях с палестинцами, теперь направили всю свою ярость против израильских оккупационных сил и против христиан. Межобщинная борьба в Ливане не была чем-то новым, но теперь у всех общин появился общий враг - Израиль.

Более того, война в Ливане оказала крайне негативное влияние на восприятие Израиля арабскими странами. Выполнив свое обязательство по выводу войск с Синайского полуострова, Израиль завоевал большой авторитет в Египте и определенное доверие в остальном арабском мире. Египет мог высоко держать голову и показать скептикам, что мир с Израилем приносит ощутимые выгоды. Вторгнувшись в Ливан, Израиль лишился всех этих заслуг и поставил Египет в крайне неудобное положение. Массивные силы, введенные Израилем в Ливан, масштаб причиненных им страданий, осада Бейрута и резня в Сабре и Шатиле ошеломили весь арабский мир, и прежде всего египтян. Египтяне были убеждены, что целью Израиля является силовое навязывание Ливану сепаратного мира. И хотя они были заинтересованы в том, чтобы другие арабские страны пошли по их стопам и заключили мир с Израилем, они категорически отвергали те средства, которые Израиль использовал для достижения этой цели. Египтяне не отказались от мирного договора с Израилем, но отозвали своего посла из Тель-Авива, заморозили процесс нормализации отношений и укрылись в условиях, которые государственный министр Бутрос Бутрос-Гали первым назвал "холодным миром".

Конец "эпохи начала

28 августа 1983 г. Менахем Бегин объявил своему кабинету о намерении уйти в отставку с поста премьер-министра и оставить политическую жизнь. Кабинет был совершенно не готов к такому заявлению, и некоторые из его коллег пытались отговорить его, но безуспешно. Единственная причина, которую Бегин назвал кабинету в обоснование своего решения, была личной: "Я больше не могу". В течение нескольких недель Бегин выглядел все более исхудавшим, замкнутым и почти вялым. Ходили слухи о его плохом самочувствии и низкой работоспособности. Но его помощники делали все возможное, чтобы скрыть от общественности всю степень его физического и психологического истощения. В тот вечер у резиденции премьер-министра собрались сотни людей. Среди них были и правые, призывавшие его не останавливаться на достигнутом, и сторонники организации Peace Now, поздравлявшие его с мужественным решением.

После отставки Бегин стал затворником. Он удалился в свой дом, сломленный телом и духом. Причина его отставки так и осталась загадкой, поскольку сам он никогда не объяснял, почему не может больше продолжать работу. Психологически он всегда был склонен колебаться от приподнятого настроения до глубокой депрессии, а смерть жены Ализы в сентябре 1982 г. повергла его в глубокую депрессию. В политической плоскости война в Ливане была, пожалуй, главной причиной его разочарования и отчаяния. Война, о которой Бегин говорил, что она продлится два дня, длится уже второй год, и конца ей не видно. Цена войны в человеческих жизнях, к которым Бегин был особенно чувствителен, все время возрастала. Группа демонстрантов у его дома несла табличку, на которой постоянно обновлялось число жертв. К моменту отставки Бегина в Ливане погибло более пятисот израильских солдат. Погибшие родители возлагали на Бегина ответственность за бессмысленную гибель своих близких. Один из отцов отправил Бегину страшное письмо, которое заканчивалось следующими словами: "И если в тебе есть хоть искра совести и человечности, пусть моя великая боль - страдания отца в Израиле, чей мир был разрушен, - преследует тебя вечно, во время сна и бодрствования - пусть это будет знаком Каина на тебе навсегда". В Бегине действительно была искра совести и человечности, по крайней мере, когда речь шла о еврейских жизнях, но груз вины в конце концов одолел его.

Центральный комитет Ликуда избрал Ицхака Шамира преемником Бегина. Контраст темперамента, характера и стиля вряд ли мог быть большим. Один был непостоянен и меркантилен, другой - тверд и надежен. Один был харизматичен и властен, другой - скучен и угрюм. Один был завораживающим оратором, другой с трудом мог связать два предложения. Серость характера и отсутствие харизмы Шамира, возможно, даже помогли ему избраться. Некоторые члены Ликуда видели в нем своего рода израильского Клемента Эттли, надежную пару рук и желанное противоядие от драматизма и страстей, присущих церковному стилю руководства Бегина.

Однако с точки зрения мировоззрения и идеологии разница между Шамиром и Бегином была не так уж велика. Оба были учениками Зеэва Жаботинского. Оба были преданы Земле Израиля. Оба были приверженцами лакримозной версии еврейской истории, рассматривая ее как длинный ряд испытаний и несчастий, завершившихся Холокостом. Оба с подозрением относились к внешним силам, и оба были убежденными сторонниками самостоятельности Израиля. В некоторых отношениях Шамир был более непримиримым, чем Бегин. Для Шамира не могло быть отступления ни с какой территории, а не только с территории Земли Израиля. Именно поэтому он выступал против ухода с Синая и поддерживал аннексию Голанских высот. Он вообще не воспринимал идею торга и компромисса, его природным инстинктом было твердо стоять на своем перед лицом внешнего давления.

К 10 октября Шамир сформировал коалицию, в которую вошли многие из тех же министров и партий, что и раньше, и Кнессет утвердил основные направления ее политики. Главная задача нового правительства состояла в том, чтобы вывести ЦАХАЛ из Ливана на максимально выгодных условиях и с наименьшим риском для Израиля. Вскоре после вступления в должность Шамир получил документ из отдела планирования ЦАХАЛа. Планировщики не видели перспектив вывода сирийских войск из Ливана и, соответственно, рекомендовали односторонний вывод израильских войск. Эта рекомендация шла вразрез с тенденцией к конфронтации с Сирией, которая проявлялась в Вашингтоне под руководством Джорджа Шульца. Шульц пришел к выводу, что Сирия не поддается дипломатическому давлению и уговорам и единственным языком, который она понимает, является военная сила.

Стратегический диалог между США и Израилем был возобновлен во время визита Шамира в Вашингтон в ноябре 1983 года. Шамир согласился не начинать новый односторонний вывод войск до тех пор, пока американские морские пехотинцы остаются в Ливане, и не инициировать крупный военный акт против Сирии без предварительных консультаций с Вашингтоном. Союзники также договорились действовать совместно, оказывая "постоянное тактическое и стратегическое давление на Сирию", чтобы вынудить ее вступить в переговоры с Амином Гемайелем о выводе своих войск из Ливана. Однако эта жесткая политика не достигла своих целей. Сирийцы не собирались выполнять соглашение от 17 мая, которое полностью игнорировало их интересы. Американо-израильская ось не справилась с задачей сдерживания Сирии и удержания на расстоянии внутренних противников президента Гемайеля. В марте 1984 г. он был вызван в Дамаск и получил приказ отказаться от соглашения 17 мая. В результате политика Израиля изменилась: от опоры на ливанское правительство и армию он перешел к поиску механизмов обеспечения безопасности в Южном Ливане в сотрудничестве со своими христианскими сторонниками. Таким образом, под руководством Шамира Израиль остался вовлеченным в затяжной и дорогостоящий, но безрезультатный конфликт в Ливане.

Политические результаты войны вряд ли могли быть более разочаровывающими, особенно если сопоставить их с ожиданиями Ариэля Шарона, главного архитектора войны. Большой план" Шарона был основан на ряде предположений, которые при проверке на прочность рухнули, как ряд домино. Самое большое заблуждение, лежащее в основе всех остальных, заключалось в том, что военное превосходство Израиля может быть трансформировано в долгосрочные политические достижения. На самом деле соотношение между военной мощью и политическими достижениями никогда не было благоприятным в случае Израиля, и Ливанская война не стала исключением. Шарон неверно оценил политическую карту Израиля, не осознав, что национальный консенсус неизбежно будет нарушен, учитывая наступательный и экспансионистский характер этой войны. Планируя уничтожение ООП, Шарон недооценил устойчивость этой организации и невоенные источники ее силы. Шарон также неверно оценил политическую карту Ливана и заблуждался, полагая, что маронитская гегемония может быть утверждена перед лицом всей оппозиции. Шарон рассчитывал, что политические изменения в Ливане запустят цепную реакцию, которая затмит всех врагов Израиля и выведет его на позицию неоспоримого регионального хозяина. Политические изменения, к которым стремился Шарон, могли быть достигнуты в Ливане только через труп Сирии. Шарон понимал, хотя и не признавался в этом своим коллегам по кабинету, что изгнание сирийских войск из Ливана необходимо для того, чтобы Израиль стал доминирующей региональной державой. Но он в очередной раз недооценил упорство и стойкость Сирии. В ходе Ливанской войны Сирия потерпела серьезные военные поражения, но, подобно Гамалю Абдель Насеру в Суэцкой войне, Хафез Асад вырвал политическую победу из челюстей военного поражения.

Если Шарон был главной движущей силой войны в Ливане, то Бегин нес за нее полную политическую ответственность. Хотя его ожидания не были столь грандиозными, как у Шарона, Бегин также стал жертвой принятия желаемого за действительное. Нанеся смертельный удар по ООП в Ливане, Бегин надеялся не только добиться мира в Галилее, но и победить палестинские притязания на государственность на территории, которую он и его партия считали Землей Израиля. После того как ООП будет разгромлена в своем оплоте в Ливане, утверждалось, что всякое эффективное палестинское сопротивление установлению постоянного израильского правления на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа прекратится. Короче говоря, для Бегина не меньше, чем для Шарона и Эйтана, война в Ливане была войной за Землю Израиля. Но предполагать, что палестинская проблема будет решена военными действиями в Ливане, было абсурдно, поскольку корни этой проблемы лежали не в Ливане. Война в Ливане, и особенно резня в Сабре и Шатиле, отнюдь не отодвинули палестинскую проблему на второй план, а привлекли внимание мировой общественности к необходимости поиска решения этой проблемы. Война не только не ослабила международное давление на Израиль с целью заставить его уйти с оккупированных территорий, но и привела к изменению американской политики: от согласия на автономию палестинцев в соответствии с Кэмп-Дэвидскими соглашениями к плану Рейгана, который предусматривал уход Израиля с Западного берега реки Иордан и из сектора Газа для создания палестинской родины совместно с Иорданией. Вторжение в Ливан не только не добавило мирный договор с Ливаном к договору с Египтом, но и обострило отношения с Египтом почти до предела.

Любая претензия на стратегию достижения всеобъемлющего мира с арабским миром, которую Бегин, возможно, вынашивал до июня 1982 г., была окончательно и бесповоротно разрушена вторжением в Ливан. Война в Ливане была призвана закрепить за Израилем контроль над Иудеей и Самарией. Это не было декларированной целью войны, но это была идеологическая концепция, лежащая в ее основе. Все предыдущие войны Израиля, за исключением Суэцкой, были войнами без выбора, войнами, которые были навязаны Израилю арабами. Даже Суэцкая война пользовалась полным национальным консенсусом, поскольку рассматривалась как законный ответ на арабскую провокацию, была короткой и не сопровождалась большими потерями. Война же в Ливане, по собственному признанию Бегина, была "войной по выбору". Война не была навязана Израилю его арабскими врагами. На тропу войны его лидеры встали сознательно, стремясь к власти и получению весьма спорных политических выгод. Таким образом, большая часть заслуг Бегина по заключению мира с Египтом в первый срок его правления была сведена на нет непродуманной и неудачной войной, за которую он отвечал во второй срок.

Премьерство Бегина представляет собой интересную иллюстрацию того, что студенты, изучающие международные отношения, иногда называют дилеммой безопасности. В отсутствие мирового правительства отдельные государства стремятся приобрести все большую власть, чтобы избежать воздействия чужой силы. Однако стремление к абсолютной безопасности приводит к саморазрушению, поскольку порождает неуверенность противников и побуждает их прибегать к контрмерам, которые они рассматривают как самооборону. В результате возникает порочный круг накопления силы и отсутствия безопасности. В случае с Бегиным травма Холокоста породила страстное желание обеспечить абсолютную безопасность еврейского народа, но в то же время ослепила его в отношении тех страхов и тревог, которые его собственные действия породили среди арабских соседей Израиля. Вторгнувшись в Ливан в 1982 г., Бегин думал, что он переломит ситуацию, раз и навсегда победит всех врагов Израиля и добьется полной безопасности для своего народа. Но в замкнутом круге нет углов.

Глава 11. Политический паралич (1984-1988)

На фоне амброзии в ливанской трясине и стремительно усугубляющегося экономического кризиса проходили всеобщие выборы 23 июля 1984 года. В этих условиях, когда инфляция достигала 400%, ожидалось, что победу одержит лейбористский блок, но на деле результат оказался скорее ничейным. Перес под руководством Шимона Переса получил в Кнессете с 47 до 44 мест, а Ликуд под руководством Ицхака Шамира - с 48 до 41 места. Попытки Переса создать узкую коалицию не увенчались успехом, поскольку религиозные партии отдали предпочтение Ликуду. Поэтому он с некоторой неохотой принял альтернативу - создание большой коалиции, включающей Ликуд. Новое правительство было названо правительством национального единства, но это было неверное название, поскольку обе партии разделяла огромная идеологическая пропасть: Ликуд по-прежнему твердо стоял на страже целостности родины, а Блок был намерен искать территориальный компромисс.

Если правительства национального единства существовали и ранее в истории Израиля, то соглашение о ротации, разработанное Пересом и Шамиром, было совершенно новым и даже странным. Первые двадцать пять месяцев существования правительства Перес должен был занимать пост премьер-министра, а Шамир - заместителя премьер-министра и министра иностранных дел; в течение остальных двадцати пяти месяцев они должны были меняться местами. Ицхак Рабин должен был занимать пост министра обороны в течение всех двух половин срока существования правительства. 13 сентября, после длительных переговоров и торга, Перес представил Кнессету новый состав правительства. Помимо "Альянса" и "Ликуда", в правительство вошли Национально-религиозная партия, "Шинуй", ШАС, "Мораша" и "Агудат Исраэль". В состав правительства входили двадцать пять министров, шесть из которых были министрами без портфеля. В состав кабинета входили один бывший президент, три бывших премьер-министра, четыре бывших министра обороны и три бывших начальника штаба.

Силы двух основных партий были примерно равны. Мапам покинула "Согласие" и перешла в оппозицию, а Эзер Вейцман, баллотировавшийся по независимой программе и получивший три места, в итоге решил присоединиться к "Согласию". В целом правительство поддержали 97 депутатов Кнессета. Был сформирован внутренний кабинет, состоящий из пяти членов от "Альянса" и пяти членов от "Ликуда". Малые партии не были представлены. К внутреннему кабинету перешли полномочия, ранее принадлежавшие министерскому комитету обороны, и он должен был принимать все основные решения. Для принятия решения или рекомендации кабинету требовалось большинство голосов. На практике это означало, что каждая партия имела право вето на политические предложения другой партии. А поскольку между двумя партиями существовали глубокие разногласия по поводу отношения к арабам и мирному процессу, это был рецепт политического паралича.

Основные положения программы правительства состояли из тридцати трех пунктов. На внешнеполитическом фронте основными пунктами были: вывод ЦАХАЛа из Ливана при обеспечении безопасности северных поселений; укрепление мира с Египтом; продолжение Кэмп-Дэвидского мирного процесса; призыв к Иордании начать мирные переговоры; отказ от создания палестинского государства на Западном берегу и от переговоров с ООП; отказ от аннексии Западного берега в период существования правительства; создание пяти-шести новых еврейских поселений на Западном берегу в течение года и большего числа поселений в более поздние сроки; сохранение единого Иерусалима под исключительным израильским суверенитетом со свободным доступом к его святым местам для представителей всех конфессий. Эти базовые принципы представляли собой наименьший общий знаменатель для всех участников коалиции. Две основные партии обладали правом вето в отношении конкретных политических предложений, даже если они соответствовали базовым установкам.

Странная парочка

Перес и Шамир родились в Польше, но по темпераменту, стилю и отношению к арабам они были совершенно разными. Перес был гибким и открытым, Шамир - жестким и догматичным. Перес был технократом, во многом опиравшимся на рекомендации ученых и экспертов, Шамир - идеологом, чья приверженность идее постоянного удержания всей Земли Израиля была непоколебима. Перес чутко реагировал на малейшие признаки изменения отношения арабов к Израилю; Шамир считал, что любое изменение в отношении арабов носит лишь тактический характер и что конечной целью всех арабов является уничтожение государства Израиль и сброс евреев в море. Это убеждение было выражено в часто повторяемом им высказывании "Арабы - те же арабы, а море - то же море". Перес считал, что статус-кво на оккупированных территориях не может сохраняться долго, Шамир же рассматривал сохранение статус-кво как высший национальный интерес. Внешнеполитические стили этих двух людей также заметно различались. Перес был предрасположен к дискуссиям и диалогу с политическими оппонентами, к налаживанию международных контактов, использованию возможностей и заключению сделок. В нем сочетались необыкновенный талант убеждения и примирения с непреклонным упорством. Шамир, напротив, был угрюмым и подозрительным, склонным видеть только опасности и ловушки, презирающим компромиссы и упорно сопротивляющимся международному давлению в вопросе заключения мира. Сформированное ими двухголовое правительство должно было идти наперекосяк и говорить не одним голосом. Выработанная ими схема разделения премьерства была, безусловно, странной, а их самих не без оснований называли "странной парой".

Несмотря на громоздкий характер своего правительства, Перес в течение двухлетнего срока пребывания на посту премьер-министра был на редкость эффективным и успешным министром, особенно на внутреннем фронте. Перед ним стояли три основные задачи: взять под контроль инфляцию, вывести ЦАХАЛ из Ливана и оживить ближневосточный мирный процесс. Перес пришел к премьерству хорошо подготовленным. Группа молодых ученых, известная как "команда 100 дней", разработала подробный набор предложений по действиям во внутренних и внешних делах в расчете на победу "Альянса" на выборах. Возглавил команду доктор Йосси Бейлин, вдумчивый и изобретательный политолог, бывший представитель "Альянса", сочетавший необычайно мягкие взгляды на отношения с арабами с полной личной преданностью Пересу. Бейлин был назначен секретарем кабинета министров и продолжал работать в тесном контакте с Пересом. Д-р Нимрод Новик, еще один член команды, стал политическим советником Переса. Авраам Тамир, бывший генерал, возглавлявший отдел планирования ЦАХАЛа, стал генеральным директором канцелярии премьер-министра. Эта команда профессионалов очень помогла Пересу. Первым его достижением стала победа над гиперинфляцией, стабилизация экономики, снижение безработицы и возобновление экономического роста.

Вторым достижением Переса стал вывод ЦАХАЛа из Ливана. Война в Ливане стоила Израилю 660 погибших, усугубила его экономические трудности, подорвала национальный консенсус по вопросам безопасности и подпортила имидж Израиля за рубежом. Кроме того, война породила новую боевую группировку "Хизбалла" ("Партия Бога"), которая при поддержке Ирана и Сирии вела ожесточенную партизанскую войну с целью вытеснения израильских солдат из Ливана. Все попытки добиться вывода сирийских войск из Ливана в обмен на вывод израильских войск не увенчались успехом. Руководство ЦАХАЛа выступало за упорядоченный односторонний вывод войск, чтобы сократить свои потери в Ливане. Однако большинство министров от партии "Ликуд" по-прежнему не были убеждены в необходимости вывода войск. В борьбе за то, чтобы убедить кабинет министров согласиться на вывод войск из Ливана, Перес нашел в лице Ицхака Рабина сильного союзника. Рабин представил внутреннему кабинету детальный план поэтапного вывода войск, в соответствии с которым ЦАХАЛ будет патрулировать узкую зону безопасности вдоль границы в сотрудничестве со своей марионеточной армией Южного Ливана (ОАС). Министры Ликуда во главе с Шамиром выступили против этого плана, но их ряды сломались, когда за него проголосовал Давид Леви, министр жилищного строительства. Это означало, что план может быть рекомендован кабинету министров в полном составе. 14 января 1985 г. кабинет одобрил план. Почти все министры Ликуда, включая Шамира, Шарона и Аренса, проголосовали против, но решение было принято с учетом голосов Леви, "Альянса" и более мелких партнеров по коалиции. Опрос общественного мнения показал, что более 90% населения поддержали это решение. Вывод войск из Ливана осуществлялся поэтапно в период с февраля по июнь. Основная часть войск вернулась на свои базы на территории Израиля. Небольшие силы оставались в зоне безопасности и координировали свои действия с ОАС под командованием генерала Антуана Лахада. Периодически войска ЦАХАЛа вступали в боестолкновения с партизанскими отрядами, особенно из "Хизбаллы", а ракеты "Катюша" периодически обстреливали северные поселения Израиля. Тем не менее, напряжение спало, и наступило общее чувство облегчения от того, что кошмар закончился.

Занимаясь выводом Израиля из Ливана, Перес прилагал общие усилия по восстановлению репутации Израиля на международной арене. Предыдущее правительство потеряло значительную часть международных симпатий из-за вторжения в Ливан и дипломатической неуступчивости в отношениях с палестинцами и Иорданией. Когда Перес пришел к власти, мирный процесс был практически мертв, и требовались постоянные усилия, чтобы убедить арабов и весь мир в том, что мир на Ближнем Востоке не является гибельным делом. С присущей ему энергией Перес взялся за изменение климата в отношениях Израиля с соседями. Он представлял себя как дальновидного государственного деятеля, а Израиль - как рационального и разумного игрока, искренне заинтересованного в стабильности и мире в регионе.

Отношения с Египтом были сильно осложнены вторжением в Ливан, строительством новых поселений на Западном берегу реки Иордан, а также нерешенным спором о пляжном курорте Таба, расположенном у берегов Акабского залива. Правительство Бегина сохранило за собой этот участок побережья площадью 1,2 кв. км на момент вывода войск с Синая в апреле 1982 г. и впоследствии разрешило построить на нем роскошный отель и курортный поселок, хотя на него претендовал Египет. Некоторые израильские официальные лица были готовы в частном порядке признать, что этот крошечный участок Синая был оставлен не потому, что считалось, что Израиль имеет на него законное право, а чтобы не создавать прецедента полного ухода, на который можно было бы ссылаться в будущих переговорах по Западному берегу. Президент Мубарак, однако, был непреклонен в том, что спор должен быть решен до того, как он встретится с Пересом. Израильско-египетский мирный договор предусматривает, что любой спор, который не может быть разрешен путем переговоров, должен быть урегулирован либо путем примирения, либо передан в арбитраж.

Мубарак настаивал на принятии решения о передаче вопроса в арбитраж и в качестве стимула предложил пакет мер, включающий возвращение постоянного посла Египта в Израиле и возобновление процесса нормализации отношений в таких областях, как торговля, туризм, транспорт и культура. Перес был готов принять этот пакет. Однако в кабинете министров произошел раскол по этому вопросу. Пять министров от партии "Ликуд" не хотели идти на уступки. Их лидер Ицхак Шамир приложил к этому относительно незначительному вопросу весь свой немалый запас упрямства. Вероятно, он хотел лишить Переса дипломатического успеха и сохранить за собой камень преткновения на пути к мирным переговорам. Спор во внутреннем кабинете продолжался до тех пор, пока Давид Леви, как и в случае с выводом войск из Ливана, не склонился к позиции "Альянса". 12 января 1986 г. Перес представил на рассмотрение всего кабинета свое предложение о передаче спора по Табе в арбитраж и пригрозил сместить правительство, если Шамир и его коллеги продолжат сопротивляться. Заседание продолжалось двенадцать часов, и несколько раз его приходилось прерывать, когда оно выходило из-под контроля. Министры "Ликуда" осыпали премьера оскорблениями, а он обвинял их в саботаже мирного процесса. На рассвете было принято решение о передаче вопроса в арбитраж, но министрам "Ликуда" удалось отсрочить выполнение этого решения еще на девять месяцев. В итоге арбитраж принял решение в пользу Египта, и в марте 1989 года пляж был возвращен под египетский суверенитет.

В своих воспоминаниях Шамир писал: "Это не было счастливым моментом для меня; Я оставался в несчастливом убеждении, что если бы мы держались вместе, то могли бы сохранить Табу, ничего не потеряв, и мне казалось ироничным, что меня и тех, кто, как и я, сопротивляется передаче кусков земли врагам Израиля, обвиняют в "фанатизме", в то время как никто не протестовал и даже не обращал внимания (кроме Ликуда), когда египтяне, рискуя самим миром, цеплялись за Табу исключительно из соображений национального престижа. Конечно, после Табы ничего не изменилось, как будто ничего и не было". 3 Эти комментарии заслуживают пристального внимания по ряду причин. Прежде всего, бросается в глаза тот факт, что Шамир назвал Египет врагом, хотя за десять лет до этого он подписал мирный договор с Израилем. Кроме того, Шамир пренебрег международным правом и правами других государств. И последнее, но не менее важное: эти высказывания свидетельствовали о полной неспособности Шамира понять какую-либо точку зрения, кроме своей собственной.

Возвращение иорданского варианта

Главным стремлением Шимона Переса было урегулирование палестинской проблемы в рамках сепаратного соглашения с Иорданией. Это было наиболее последовательным направлением его политики в период существования правительства национального единства, сначала в качестве премьер-министра, а затем министра иностранных дел. В течение предыдущих семи лет правления "Ликуда" между Израилем и Иорданией не было никаких контактов на высоком уровне. Перес считал, что аннексия Западного берега, являющаяся долгосрочной целью Ликуда, была бы катастрофической ошибкой, поскольку она подорвала бы демократический и еврейский характер государства Израиль. Продолжение еврейской военной оккупации также не было удовлетворительным решением, поскольку на Западном берегу и в секторе Газа проживало 1,5 млн. арабов, и, поскольку их рождаемость была выше, чем у евреев, демографический баланс неизбежно должен был измениться в их пользу. Единственной альтернативой был иорданский вариант - территориальный компромисс с королем Хусейном, в результате которого его королевству возвращались густонаселенные районы Западного берега и Газы, а стратегически важные территории оставались в руках Израиля. Этот вариант был предпочтительным для Партии труда с 1967 года.

Ицхак Рабин был полностью согласен с Пересом в этом вопросе. "Иорданский вариант даже важнее, чем восстановление экономики", - говорил он своим коллегам во время предвыборной кампании. "Это главный вопрос, которым должно заниматься рабочее движение, когда оно придет к власти". Перес и Рабин поручили группе экспертов во главе с Йосси Бейлином изучить иорданский вариант и способы его реализации. Они приказали заменить вопросительный знак вокруг иорданского варианта на восклицательный. Рекомендация группы заключалась в том, чтобы следовать кэмп-дэвидской модели, т.е. прямым переговорам между Израилем и Иорданией при участии и помощи США и поддержке Египта. Таким образом, практически с первого дня пребывания в должности Перес начал по частным каналам работать над возобновлением диалога с Иорданией.

Реакция из Аммана была сдержанной, но обнадеживающей. Король Хусейн, похоже, был готов изучить возможности начала переговоров без гарантий их конечного результата. В прошлом он всегда требовал принципиального согласия с конечным результатом, прежде чем дать согласие на официальное начало переговоров. Теперь он был готов рассмотреть возможность начала переговоров без предварительных условий, но столкнулся с двумя проблемами. Во-первых, саммит Лиги арабских государств в Рабате в 1974 г. одобрил ООП как единственного законного представителя палестинского народа. Поэтому он не мог вступить в официальные переговоры с Израилем без одобрения ООП. Во-вторых, саммит Лиги арабских государств в Фесе (Марокко) в 1982 г. одобрил идею переговоров с Израилем, но только в рамках международной конференции. Поэтому он не мог начать самостоятельные переговоры с Израилем без того, чтобы арабский мир не ополчился против него, возможно, с фатальными последствиями. Для преодоления этих проблем Хусейн предложил провести международную конференцию с участием пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН и всех сторон конфликта, включая палестинцев. Международная конференция, как он надеялся, позволит ему остаться в рамках межарабского консенсуса и одновременно послужит прикрытием для прямых переговоров, которых так хотели израильтяне.

Однако в Израиле идея проведения международной конференции была крайне непопулярна. Международная конференция приравнивалась к навязанному извне решению, и это отвергалось всеми основными партиями. Партия труда всегда сопротивлялась этой идее, предпочитая прямые переговоры с отдельными арабскими государствами. Перес не был готов допустить, чтобы внешние силы имели право голоса при определении границ Израиля, и опасался, что на международной конференции тон будут задавать наиболее экстремистские арабские партии. Ликуд рассматривал международную конференцию не как форум для переговоров, а как код для принуждения Израиля к отказу от оккупированных территорий. Шамир особенно решительно и настойчиво выступал против международной конференции в любом ее виде. Он утверждал, что международная конференция поставит под угрозу само существование Израиля. Причины этого он изложил в своих мемуарах: "Я думал, что мы слишком скоро окажемся все более и более изолированными, под таким интенсивным международным давлением, которое мы, возможно, не сможем выдержать, и будем вынуждены уступить арабским требованиям (поддержанным почти всеми остальными), которые вернут Израиль к несостоятельной территориальной ситуации, в которой мы жили до 1967 г." Перед Пересом стояла задача найти формулу, позволяющую королю Хусейну начать переговоры с Израилем под международным эгидой и создать иордано-палестинскую команду для переговоров, минуя ООП.

Король Хусейн должен был поддерживать сложное равновесие и, соответственно, действовать с осторожностью ходока по канату. Прежде всего, ему необходимо было добиться легитимности переговоров о будущем Западного берега реки Иордан от своего заклятого врага - Ясира Арафата. 11 февраля 1985 г. он и Арафат заключили соглашение об общем подходе к мирному процессу с участием Израиля. Целью было самоопределение палестинцев через иордано-палестинскую конфедерацию, а методом - формирование иордано-палестинской делегации для переговоров с Израилем на международной конференции и формула участия ООП по принципу "вышел в начале, вошел в конце". Три условия, которые должна была выполнить ООП, чтобы получить право на участие в конференции на более позднем этапе, заключались в принятии резолюции 242, признании права Израиля на существование и отказе от насилия. Именно эти условия были выдвинуты Генри Киссинджером в 1975 году для переговоров между США и ООП. Администрация Рейгана продолжала настаивать на том, чтобы ООП сдала этот вступительный экзамен для допуска к дипломатическому процессу. Администрация без энтузиазма отнеслась к идее проведения международной конференции, поскольку она предполагала участие СССР наравне с США, но она была готова попытаться придумать некое международное прикрытие для иордано-израильских переговоров.

Усилия Израиля по подготовке переговоров с Иорданией активизировались после вывода войск из Ливана. В июле 1985 г. Авраам Тамир представил Пересу длинный меморандум, в котором утверждал, что за прошедший год созрели условия для возобновления мирного процесса. Он перечислил четыре причины. Первая из них связана с ирано-иракской войной. В результате Ирак сосредоточился на сдерживании ирано-шиитской угрозы в арабском мире, и, как следствие, Багдад принял стратегию Египта, направленную на уступки Израилю. Во-вторых, изменилась позиция ООП в связи с потерей ее военной инфраструктуры в Ливане. Этими изменениями объясняются пакт Хусейна-Арафата, раскол в ООП на радикалов и умеренных, решение умеренных искать решение палестинской проблемы в партнерстве с Иорданией, а также готовность рассмотреть вопрос о принятии резолюции 242. В-третьих, возвращение Египту его традиционного первенства в арабском мире усилило тенденцию в пользу мирного урегулирования международных споров. В-четвертых, политика израильского правительства способствовала созданию более благоприятного климата для переговоров. Это и вывод войск ЦАХАЛа из Ливана, и замораживание строительства поселений на Западном берегу, и улучшение условий жизни арабского населения Западного берега, и прогресс в арбитражном урегулировании спора в Табе, и готовность вступить в переговоры с Иорданией без предварительных условий относительно конечного результата. Перес, Рабин и их помощники согласились с этим анализом. Стратегия Переса заключалась в том, чтобы сосредоточиться на создании основы для переговоров, а все вопросы существа оставить на более поздний срок.

Перес встретился с королем Хусейном в Лондоне 19 июля 1985 г. - это была их первая личная встреча за последние десять лет. Встреча состоялась в доме короля в Палас Грин, Кенсингтон, который был удобно расположен в нескольких шагах от израильского посольства. Король и премьер-министр договорились о поэтапном продвижении вперед. На первом этапе совместная иордано-палестинская делегация встретится с Ричардом Мерфи, помощником госсекретаря США по делам Ближнего Востока и Восточной Азии, на втором - ООП выполнит американские условия для диалога, а на третьем - начнутся мирные переговоры. Однако по одному вопросу договориться не удалось. Король хотел, чтобы в состав совместной делегации вошли сторонники ООП, что было неприемлемо для премьер-министра.

Однако Перес был достаточно заинтересован королевским сценарием, чтобы попросить американцев попробовать его реализовать. Как пишет в своих мемуарах Джордж Шульц, 5 августа Симха Диниц, бывший посол Израиля в Вашингтоне, пришел к нему домой с поразительной новостью. Он был послан Пересом без ведома кабинета министров, чтобы сообщить о его встрече с королем Хусейном. Но помимо отчета о прогрессе, достигнутом на этой встрече, Диниц сообщил Шульцу то, что Перес, по-видимому, не сказал королю: если в состав делегации на предварительных переговорах с Ричардом Мерфи будут включены некоторые сторонники ООП, Израилю придется смириться с этим, хотя и заявить о своих возражениях публично. Через вашингтонского адвоката Лена Гармента Шульц получил от Шамира совсем другое сообщение. Гармент сообщил, что министр иностранных дел Шамир не хочет, чтобы Ричард Мерфи встречался с палестинцами. По его мнению, Шамир ставит под сомнение целесообразность такой встречи, которая нарушит букву и дух принятого в 1975 г. обязательства не встречаться с членами ООП до тех пор, пока ООП не примет их условия, расколет израильское правительство и поставит под угрозу американо-израильские отношения. Это был еще один пример того, как правительство национального единства говорило на два голоса, но весьма показательный. Шульц проконсультировался с Рональдом Рейганом, который постановил, что не должно быть никакой двусмысленности в их отказе иметь дело с кем-либо, даже смутно связанным с ООП.

Позиция Израиля в отношении ООП была гораздо ближе к позиции США, чем к позиции Иордании. Иордания утверждала, что ООП относительно слаба и поэтому на нее можно оказать давление, чтобы заставить пойти на уступки. Израиль, как и Америка, отвечал, что если ООП слаба, то она должна быть полностью исключена из дипломатического процесса. Эти разногласия в отношении ООП стали одним из основных факторов, не позволивших начать мирные переговоры. Как заметил один из исследователей израильско-иорданских отношений, "для Переса и Партии труда, чем выше роль ООП в любых переговорах, тем труднее создать политическое большинство для этого процесса в Израиле. Для Хусейна и Хашимитов, чем выше авторитет ООП, тем меньше рисков в любых переговорах, как в региональном, так и во внутреннем плане Иордании. Хусейн считал, что не может вести переговоры без ООП; Перес не мог вести переговоры с ней."

Летом 1985 г. ООП активизировала свои атаки на израильские объекты из Иордании. В восточном Средиземноморье действовала "Сила 17", входящая в основную группировку ФАТХ и известная также как телохранители Арафата. В сентябре "Силы 17" убили трех израильтян, которых считали агентами Моссада, на борту яхты в порту Ларнаки (Кипр). Ариэль Шарон публично потребовал от Израиля нанести ответный удар по "штаб-квартире террористов в Аммане". Шарон не проявил никакого интереса к возобновлению диалога с Иорданией. Он всегда выступал против иорданского варианта и указывал на пакт между Хусейном и Арафатом как на доказательство того, что Хусейн не является подходящим партнером для мирных переговоров. Перес и Рабин не собирались удовлетворять требование Шарона о проведении операции на территории Иордании, но они не могли позволить себе показаться "мягкими" по сравнению с ликудовской половиной администрации. Поэтому они предложили внутреннему кабинету нанести удар ВВС США по штаб-квартире ООП в Тунисе. Все члены внутреннего кабинета, кроме Эзера Вейцмана, поддержали это предложение. Основной причиной, по которой Вейцман выступил против налета, был ущерб, который он мог нанести отношениям Израиля с Египтом.

1 октября восемь израильских самолетов F-16 совершили налет на Хамам эль-Шаат, военный комплекс штаб-квартиры ООП в Тунисе, убив пятьдесят шесть палестинцев и пятнадцать тунисцев и ранив около ста человек. Арафат едва избежал взрыва. Это стало еще одной демонстрацией дальнобойности Израиля. Тунис находился в 2460 километрах от Израиля. Полет продолжался пять с половиной часов, и самолеты пришлось дозаправлять в воздухе. Совет Безопасности и многие страны осудили этот полет, но США поддержали его как законный ответ на терроризм. Рейган направил Пересу послание, в котором выразил свое удовлетворение проведенной операцией. В следующем году Рейган сам отдал приказ о нанесении авиаудара по Ливии, опять же в рамках борьбы с международным терроризмом.

5 октября, через четыре дня после налета на Тунис, состоялась очередная встреча Переса с королем Хусейном в Лондоне. Король все больше склонялся к американской точке зрения, согласно которой ООП должна изменить свою политику, прежде чем ее можно будет допустить к участию в мирных переговорах. Премьер-министр все больше верил в свою способность убедить израильскую общественность в необходимости проведения некой международной встречи, если ООП удастся исключить. Король проанализировал свои контакты с ООП и усилия по созданию совместной иордано-палестинской делегации для мирных переговоров с Израилем. Он подчеркнул, что переговоры должны проходить в рамках международной конференции. Премьер-министр проанализировал сложную внутриполитическую ситуацию в своей стране, чтобы подчеркнуть важность оперативности. По его словам, через год ему придется поменяться местами с Шамиром, и тогда двигаться к миру будет сложнее из-за националистической идеологии Шамира и его партии. Король выразил обеспокоенность тем, что правительство Израиля в силу своей необычной структуры парализовано и не способно принимать сложные решения. В ответ премьер-министр заявил, что если и когда наступит момент принятия решения и министры "Ликуда" будут рассматриваться как последнее препятствие на пути к мирным переговорам с Иорданией, он без колебаний распустит коалицию. Лидеры двух стран обменялись мнениями по поводу выступлений, которые им предстояло произнести в конце того же месяца на ежегодной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Встреча, продолжавшаяся два часа, завершилась рукопожатием и договоренностью о новой встрече "для продвижения мирного процесса".

Перес выступил с речью на Генеральной Ассамблее 21 октября. Он объявил всему миру, что Израиль намерен вести мирные переговоры со своим восточным соседом - Иорданским Хашимитским Королевством. Целью этих переговоров было заключение мирных договоров между Израилем и арабскими государствами, а также решение палестинской проблемы. Переговоры должны были основываться на резолюциях ООН 242 и 338, а также на готовности рассматривать предложения других участников. Переговоры между Израилем и Иорданией должны были вестись непосредственно между израильской делегацией, с одной стороны, и иорданской - или иордано-палестинской - делегацией, с другой. Ни разу в своей речи Перес не употребил магических слов "международная конференция", но он допустил поддержку международного форума в инициировании двусторонних переговоров, и это означало изменение во внешней политике Израиля.

Международная реакция на дипломатическую инициативу Переса была в целом благоприятной, хотя внутри страны раздавалась приглушенная критика со стороны правых сил. Неделю спустя он повторил основные положения, в том числе о приемлемости международного форума, в своем выступлении в Кнессете. И снова возникли протесты со стороны членов Ликуда и более правых партий, но Кнессет одобрил план. Перес был доволен результатом, но он недооценил реальную силу оппозиции. Хотя Шамир и его коллеги были глубоко против этого плана, они опасались, что если они сделают из этого проблему, то Перес откажется выполнять соглашение о ротации. Шамир понимал, что политический кризис по этому вопросу приведет либо к формированию узкого правительства во главе с Пересом, либо к новым выборам, на которых Перес должен был победить. Поэтому Шамир решил повременить как с возвращением власти, так и с возможностью сорвать план своего политического оппонента.

За кулисами Ричард Мерфи активно готовил почву для мирных переговоров. Мерфи хорошо знал арабский мир, будучи послом США в Сирии и Саудовской Аравии. Он также завоевал доверие израильтян. Джордж Шульц считал, что он обладает идеальной квалификацией для выполнения этой сложной дипломатической миссии: "Мерфи мог сидеть с немигающим вниманием, когда арабские представители изощренно использовали часы, чтобы перейти к сути дела. И у него были крепкие нервы, которые успокаивали его, когда израильские представители мгновенно переходили к делу и пытались его уколоть". Мерфи несколько недель подряд курсировал между Иерусалимом и Амманом, и в январе 1986 года его усилия увенчались успехом. Он добился от короля Хусейна согласия на документ из десяти пунктов о порядке ведения переговоров. Международная конференция должна была состояться, но она должна была быть формальной, без реальных полномочий. Переговоры должны были вестись в двусторонних комитетах, которые должны были быть независимы друг от друга. И ни одна из сторон не могла участвовать в конференции, если она не принимала резолюции 242 и 338 и не отказывалась от насилия.

Этот документ стал большим достижением для Переса. Он добился согласия Хусейна на проведение международной конференции, которая будет носить в основном церемониальный характер, "кастрированной", как в частном порядке называли ее его помощники. Но они по-прежнему расходились во мнениях по трем ключевым вопросам. Первый вопрос заключался в том, что произойдет, если ООП примет условия участия в международной конференции. Израиль по-прежнему выступал против переговоров с ООП, в то время как Хусейн был связан договором с Арафатом о привлечении ООП к участию в конференции. Второй вопрос касался Советского Союза. Перес хотел, чтобы участие СССР в переговорах было обусловлено восстановлением дипломатических отношений с Израилем (которые были разорваны в июне 1967 г.) и открытием ворот для эмиграции советских евреев в Израиль. Хусейн не видел причин, по которым он должен быть связан этими условиями, особенно вторым. Третий вопрос касался права возвращения на конференцию в случае тупиковой ситуации в двусторонних комитетах. Хусейн настаивал на сохранении этого права, в то время как Перес считал, что внешние силы не должны иметь права вмешиваться в решение вопросов существа. По его мнению, внешние силы должны присутствовать на открытии конференции, а затем разойтись, оставив стороны конфликта вести параллельные двусторонние переговоры. Эти разногласия так и не были разрешены.

Тем временем отношения Иордании с ООП продолжали ухудшаться. 19 февраля 1986 г. король Хусейн в своей речи, продолжавшейся три с половиной часа, объявил о прекращении попыток выработать совместную мирную стратегию с Арафатом и ООП. Он охарактеризовал Арафата как не заслуживающего доверия и заявил, что проблема заключается в нежелании Арафата безоговорочно принять резолюции 242 и 338. Тронная речь подвела черту под этим актом мирного процесса, и ответственность за его преждевременное завершение была справедливо и прямо возложена на Арафата. Разрыв между Хусейном и Арафатом возродил в лагере Переса надежду на то, что иорданский вариант все-таки может быть реализован путем переговоров с делегацией иорданских и проиорданских палестинцев с Западного берега. Хусейн приступил к реализации амбициозного пятилетнего плана по улучшению экономических условий на Западном берегу. Израильское правительство поддерживало Хусейна как в его попытках получить американское финансирование для реализации своего плана, так и в его усилиях по восстановлению своего политического влияния на Западном берегу. Однако убийство ООП 3 марта 1986 г. проиорданского мэра Наблуса Зафира аль-Масри дало понять, что ООП намерена бороться за свое положение единственного представителя палестинского народа.

Ицхак Рабин встретился с королем Хусейном в марте 1986 года под Страсбургом (Франция). Последний раз они встречались в 1977 году, когда Рабин был премьер-министром. Теперь он занимал пост министра обороны и отвечал за оккупированные территории. Рабин выразил свою озабоченность ростом партизанской активности ООП и попросил Хусейна обуздать лидеров ООП, проживающих в Иордании. Хусейн ответил, что не намерен позволять ООП активизировать нападения на Израиль. Со своей стороны, он попросил помощи Израиля в укреплении экономических и институциональных связей между палестинским населением Западного берега реки Иордан и иорданским правительством. Страсбургская встреча имела большой успех с точки зрения Израиля. Вскоре после возвращения на родину Хусейн распорядился закрыть офисы ООП в Аммане и выслать из страны Халиля аль-Вазира (Абу Джихада), руководителя операций ООП и заместителя Арафата. В результате этих мер напряженность в отношениях между Иорданией и ООП достигла новых высот.

В июле Рабин и Перес тайно посетили Хусейна в его доме отдыха в Акабе. От Эйлата до частной пристани Хусейна на иорданской стороне Акабского залива было небольшое расстояние на скоростном катере. Их сопровождал начальник генштаба Моше Леви, поскольку борьба с палестинским терроризмом была одной из тем повестки дня. Присутствовал также премьер-министр Зейд аль-Рифаи. Переговоры продолжались более четырех часов, и уже далеко за полночь израильтяне отправились на родину. Неизбежно встал вопрос о международной мирной конференции. Перес заявил, что продолжит работу над этим вопросом после того, как уйдет с поста министра иностранных дел, и что Рабин также будет представлять элемент преемственности в израильской команде. Хусейн согласился с израильтянами в том, что нет смысла ждать, пока ООП займет единую, солидарную и реалистичную позицию. Он заявил, что постарается привлечь умеренных лидеров с оккупированных территорий в качестве альтернативы ООП. Затем речь зашла о пятилетнем плане Иордании по экономическому развитию Западного берега. Израильтяне пообещали использовать свои добрые услуги в Вашингтоне, но ответ американцев разочаровал. Иордания рассчитывала получить 1,5 млрд. долл. на пять лет, но Конгресс выделил только 90 млн. долл. Что касается Западного берега реки Иордан, то израильтяне подтвердили свою политику экономического стимулирования и поощрения проиорданских элементов. Об этом Рабин публично заявил в интервью одной из газет в сентябре: "Политика Израиля заключается в том, чтобы укрепить позиции Иордании в Иудее и Самарии и нанести удар по ООП".

В последние месяцы премьерства Переса наблюдался шквал дипломатической активности. 22 июля Перес прибыл в Марокко с официальным визитом в качестве гостя короля Хасана II. Визит сопровождался большим общественным резонансом. Перес уже дважды бывал в Марокко в качестве лидера оппозиции, но этот визит отличался от других: это был публичный визит израильского премьер-министра к арабскому королю, известному не только своим гостеприимством, но и заинтересованностью в укреплении мира на Ближнем Востоке. Поскольку точная цель визита не была названа, в израильских СМИ появилось множество предположений. Некоторые комментаторы полагали, что Перес стремится любой ценой добиться дипломатического прорыва, чтобы избежать отставки в пользу Шамира. Некоторые сторонники Переса, конечно, призывали его отказаться от Ликуда и попытаться создать узкую коалицию, в которой "Альянс" будет правящей партией. Но если таков был план Переса, то визит в Марокко мало способствовал его осуществлению. Король Хасан и его гость провели три раунда переговоров, но так и не пришли к каким-либо значимым выводам.

После этого Перес встретился с президентом Мубараком в Александрии 11 сентября, вскоре после подписания документа, разрешающего передачу спора по Табе в арбитраж. Перес провел в Александрии два дня и провел с Мубараком трехчасовые переговоры. В совместном коммюнике было отмечено соглашение по Табе, подтверждена приверженность Израиля и Египта всеобъемлющему миру на Ближнем Востоке, а 1987 год был объявлен "годом переговоров о мире". Оба лидера высказались за проведение международной конференции, но разошлись во мнениях относительно роли ООП и решения палестинской проблемы.

В итоге Перес выполнил соглашение с Шамиром о ротации. Хотя он не доверял Шамиру, он чувствовал, что его собственный авторитет пострадает, если он откажется от соглашения. В своем выступлении в Кнессете 7 октября 1986 г. он справедливо гордился достижениями своей двадцатипятимесячной администрации: снижением внутренней напряженности, восстановлением экономики, уходом из Ливана, новым сосуществованием на территориях, улучшением отношений с Египтом и прогрессом в мирном процессе. По словам Переса, выбор стоял между переговорами без предварительных условий и предварительными условиями без переговоров. Он отдает предпочтение первому варианту. Он намекнул, что в настоящее время ведутся переговоры с Иорданией через США о подготовке мирных переговоров:

На данном этапе для начала переговоров, с точки зрения арабских стран, не хватает, с одной стороны, международного форума, а с другой - договоренности о составе палестинской делегации. Израилю международный форум не нужен. Но Иордания заявила, что без такого сопровождения она не сможет участвовать в переговорах. Египет поддерживает позицию Иордании. Мы можем ... вести переговоры без международного форума, но мы не можем вести переговоры без Иордании и без палестинского элемента в ее делегации. По этой причине мы согласились на международный форум, который позволит начать переговоры.

Это было справедливое резюме тех договоренностей, которые были достигнуты с Иорданией к этому моменту. Однако в нем не были упомянуты остававшиеся разногласия по поводу права на референдум и советского участия. Очевидно, что Перес намеревался продолжить свои усилия по решению этих проблем. 20 октября 1986 г. он передал пост премьера Ицхаку Шамиру и перешел в Министерство иностранных дел. Рукопожатие нового и уходящего премьер-министров предопределило судьбу мирного процесса, но это стало ясно только через полгода.

Тайные сделки с Ираном

От целенаправленной реализации иорданского варианта Израиль отвлекли как перемены в верхах, так и скандал "Ирангейт". В ноябре 1986 года, через несколько недель после того, как Ицхак Шамир стал премьер-министром, американские СМИ опубликовали серию поразительных материалов о тайных поставках оружия режиму аятоллы Хомейни в Иране в обмен на освобождение американских заложников, удерживаемых в Ливане. Утверждалось, что весной 1985 года Израиль взял на себя инициативу по тайной продаже Ирану оружия американского производства и последующему вовлечению Америки в гнусный обмен оружия на заложников. Джордж Шульц и Каспар Уайнбергер категорически отвергли идею обмена оружия на заложников, когда она была впервые выдвинута. Они также отвергли надуманное стратегическое прикрытие этой идеи, заключавшееся в том, что, поставив небольшое количество оружия, Америка поможет умеренным одержать победу над радикалами режима Хомейни и тем самым вернуть Иран Западу.

Как выяснилось, израильтяне, несмотря на противодействие Шульца и Уайнбергера, вступили в сговор с сотрудниками ЦРУ и Совета национальной безопасности (СНБ). Роберт Макфарлейн, советник Рейгана по национальной безопасности, и Оливер Норт, сотрудник СНБ, тайно поставляли оружие в Иран и использовали полученные средства для финансирования одного из любимых проектов президента - помощи никарагуанской группировке "Контрас", запрещенной Конгрессом. В итоге администрация Рейгана стала участником этой сделки, пусть и несколько запутавшимся, а Израиль получил политическое прикрытие для продолжения поставок оружия в Иран. Израиль был немедленно брошен в оборону в результате разоблачения его торговли оружием, тайной поддержки самой антизападной страны на Ближнем Востоке и манипулирования американским правительством. Израиль предпочел не опровергать конкретные обвинения, а сосредоточиться на ограничении ущерба для администрации, Конгресса и общественности.

Разоблачение тайной поддержки Ирана со стороны Израиля стало большой неожиданностью, поскольку Исламская Республика Иран является самым крайним идеологическим противником еврейского государства. Причин для такой поддержки было несколько. Прежде всего, Израиль был заинтересован в сохранении хотя бы подземных отношений с Ираном после исламской революции, чтобы помочь иранским евреям. Но были и более серьезные геостратегические соображения. Ирано-иракская война продолжалась с 1980 года. В идеале израильтяне хотели бы, чтобы обе стороны проиграли эту войну. Вторым лучшим сценарием было бы уничтожение Ирана и Ирака друг другом в длительной и затяжной войне на истощение. Одним из способов разжигания войны и поддержания патовой ситуации были поставки оружия в Иран, который со времен революции находился под жестким американским эмбарго. Пока Ирак оставался втянутым в этот конфликт, он не мог объединить свои силы с Сирией или Иорданией для создания восточного фронта против Израиля. Однако политика Израиля в Персидском заливе расходилась с его политикой на Ближнем Востоке. На Ближнем Востоке Израиль находился в негласном сотрудничестве с Иорданией и в открытом конфликте с Сирией. При этом Иордания имела тесные отношения с Ираком, а Сирия поддерживала Иран. Таким образом, в конфликте в Персидском заливе Израиль косвенно оказался на одной стороне с Сирией и на противоположной стороне с Иорданией.

Еще большее противоречие лежит в основе израильской политики, и связано оно с такой непростой темой, как терроризм. Израиль получил широкое признание, причем не только в США, за свою версию арабо-израильского спора: насилие его противников - это "террор", а его собственное - "законная самооборона". Более того, Израиль оказался в авангарде крестового похода против международного терроризма. Биньямин Нетаньяху, посол Израиля в ООН, стал убедительным выразителем жесткой антитеррористической политики Запада. В 1986 году Нетаньяху опубликовал материалы конференции, проведенной в Вашингтоне израильским Институтом Джонатана, под названием "Терроризм: как Запад может победить". Эта книга, содержащая язвительные нападки на ООП, Ливию и Сирию, способствовала созданию впечатления, что враги Израиля - это и враги Америки, что арабы, применяющие насилие против Израиля, - террористы, что страны, спонсирующие насилие против Израиля, - террористические государства, и что грубая сила против них не только законна, но и желательна. "Если правительство укрывает, обучает и запускает террористов, - писал Нетаньяху, - оно становится законным объектом военного ответа". Книга оказала большое влияние на отношение американцев во время второго срока пребывания Рейгана в Белом доме. На самого Рейгана книга произвела большое впечатление, и он рекомендовал ее своим старшим сотрудникам.