Побудило Даяна так внезапно изменить свое решение сообщение от Гамаля Абдель Насера сирийскому президенту Нур аль-Дину аль-Атаси, перехваченное израильской разведкой в ночь с 8 на 9 июня. В послании говорилось следующее,
Я считаю, что Израиль собирается сосредоточить все свои силы против Сирии, чтобы уничтожить сирийскую армию, и забота об общем деле обязывает меня посоветовать Вам согласиться на прекращение военных действий и немедленно сообщить об этом У Тану [Генеральному секретарю ООН], чтобы сохранить великую армию Сирии.
Мы проиграли эту битву.
Пусть Бог помогает нам и в дальнейшем.
Ваш брат, Гамаль Абдель Насер.
Даян утверждал, что это сообщение полностью изменило ситуацию и заставило его отдать приказ о штурме Голанских высот и захвате еще большей территории, чем предлагалось накануне. Его приказ звучал так: "Делайте все, что можно сделать". На полях текста послания Насера Даян нацарапал,
Эшколь,
1. На мой взгляд, этот кабель обязывает нас захватить максимальное количество военных линий.
2. Вчера я не думал, что Египет и Сирия (политическое руководство) потерпят такой крах и откажутся от продолжения кампании. Но раз уж ситуация сложилась, ее надо использовать в полной мере.
Великий день.
Моше Даян.
Передумав, Даян с характерной для него энергией продолжил войну на сирийском фронте. Но он сильно недооценил силу и решимость противника. Он сказал Элазару, что сирийские части разваливаются и что их солдаты начали бежать еще до нападения ЦАХАЛа. На самом деле сирийские части сражались упорно и изо всех сил, но к вечеру 10 июня, когда вступило в силу соглашение о прекращении огня, которое Израиль упорно игнорировал, Голанские высоты оказались в руках Израиля.
Хотя Даян получил большую часть славы за победу над Сирией, сам он впоследствии считал решение о начале войны против Сирии ошибкой. В беседах с журналистом Рами Талем в 1976 году Даян признался, что на четвертый день июньской войны он не выполнил свой долг министра обороны, согласившись на войну с Сирией. По его словам, на самом деле не было никаких веских причин для войны с Сирией. Жители кибуцев, которые добивались от правительства захвата Голанских высот, делали это не столько ради безопасности, сколько ради сельскохозяйственных угодий. Даян признал, что эти мирные жители сильно пострадали от рук сирийских солдат. "Но я могу сказать вам с абсолютной уверенностью: делегация, которая приехала убеждать Эшколя взять высоты, думала не об этих вещах. Они думали о земле на высотах". Эта уверенность была необоснованной. Протокол заседания министерского комитета по обороне показывает, что лидеры кибуцев говорили только о кошмарной ситуации с безопасностью и ни словом не обмолвились о земле.
Утверждение о том, что Израиль вступил в войну против Сирии из-за того, что жители кибуцев жаждали сирийской земли, вызвало сильное возмущение в Израиле. Еще больший гнев вызвали утверждения Даяна из могилы о том, что сирийцы не угрожают безопасности Израиля. Ведь среди израильтян стало общепринятым, что Голанские высоты были захвачены в 1967 году для того, чтобы сирийцы не могли обстреливать расположенные внизу поселения. Когда Рами Таль попытался привести этот аргумент, Даян прервал его: "Послушайте, можно говорить в терминах "сирийцы - сволочи, их надо добить, и сейчас самое время" и т.п., но это не политика. Вы наносите удар по каждому врагу не потому, что он сволочь, а потому, что он вам угрожает. А сирийцы на четвертый день войны не представляли для нас угрозы".
Различные версии Даяна о причинах войны против Сирии настолько тревожно непоследовательны, что нужно быть психологом, чтобы понять его поведение. Но из всех его противоречивых рассказов четко вырисовывается одно: у правительства Эшколя не было политического плана ведения войны. Оно было внутренне разделено, бесконечно обсуждало варианты, импровизировало и использовало возможности по мере их появления. Оно надеялось на войну на одном фронте, было втянуто в войну на втором фронте и закончило тем, что начало войну на третьем фронте. Единственное, чего у нее не было, - это генерального плана территориального расширения. Ее территориальные цели определялись не заранее, а в зависимости от развития событий на поле боя. Аппетит приходит во время еды. Процесс принятия решений правительством Эшколя во время войны был сложным, запутанным и запутанным. Он не имел ни малейшего сходства с тем, что политологи любят называть "моделью рационального актора".
В Шестидневной войне потери понесли как победители, так и побежденные. С израильской стороны погибли 983 солдата, 4517 были ранены. Израиль потерял 40 самолетов и 394 танка. Однако не менее половины этих танков впоследствии были отремонтированы и вернулись в строй. Кроме того, израильтяне захватили около 150 танков советского производства и поставили их на послевоенное хранение. Египет, Иордания и Сирия потеряли 4 296 солдат убитыми и 6 121 ранеными. Между собой они потеряли 444 самолета и 965 танков.
Израиль понес и одну крупную потерю на дипломатическом фронте - разрыв отношений с Советским Союзом. Совет Безопасности впервые призвал к прекращению огня 6 июня, а к 9 июня Иордания, Египет и Сирия согласились прекратить военные действия, но израильское наступление продолжалось. 8 июня советское правительство выступило с заявлением, в котором предупредило, что если требование о немедленном прекращении огня не будет выполнено, то СССР пересмотрит свои отношения с Израилем. 10 июня Москва разорвала дипломатические отношения с Израилем и пригрозила военным вмешательством, если Израиль немедленно не прекратит боевые действия. Советские СМИ развернули кампанию против израильтян, обвиняя их в "варварских действиях". Моше Даяна окрестили Моше Адольфовичем (подразумевая, что он является учеником Гитлера), а сионизм осудили как банду гангстеров, как инструмент Уолл-стрит и как преступный заговор, направленный против всех миролюбивых народов. Затягивание войны с целью захвата Голанских высот не только стоило Израилю дипломатических отношений с СССР, но и заставило Москву усилить дипломатическую и военную поддержку арабских врагов Израиля после окончания войны.
Послевоенная дипломатия
Победа в Шестидневной войне ознаменовала начало новой эпохи в истории Израиля - эпохи неопределенности. Победа вновь поставила старый вопрос о территориальных целях сионизма. Этот вопрос был решен соглашениями о перемирии 1949 года, а после Синайского похода линии перемирия были подтверждены. К 1967 году стало ясно, что сионистское движение может реализовать все свои основные цели в границах 1949 года. Теперь, после войны, которая подавляющим большинством израильтян рассматривалась как оборонительная, как война без выбора, под их контролем находились Синай, Голанские высоты и Западный берег реки Иордан. Вопрос заключался в том, что делать с этими территориями, и на него не было простого ответа.
Правительство национального единства, спешно сформированное накануне войны, оказалось не в состоянии ответить на этот вопрос. В его состав входил 21 министр, представлявший семь различных партий и занимавший самые разные идеологические позиции. В некоторых партиях существовали внутренние разногласия по вопросу о том, что делать с территориями. Гахаль возник в результате слияния Херута и Всеобщих сионистов. Члены партии "Херут" придерживались идеологии ревизионистов-сионистов, считавших Западный берег реки Иордан частью Земли Израиля, в то время как "Общие сионисты" этого не делали. Выравнивание возникло в результате слияния Мапай и Ахдут ха-авода. Большинство лидеров Мапай были прагматичными политиками, принимавшими довоенный территориальный статус-кво, в то время как лидеры Ахдут Ха-Авода были сторонниками территориальной экспансии. Таким образом, разногласия возникли не только между партиями, но и внутри них.
Несмотря на эти разногласия, было достигнуто общее согласие не передавать Восточный Иерусалим Иордании. 18 июня правительство приняло решение об аннексии Восточного Иерусалима и прилегающих к нему территорий. 27 июня израильское законодательство и администрация были распространены на Большой Иерусалим, включающий Старый город. Аннексия Восточного Иерусалима стала первым и наиболее драматичным заявлением Израиля о суверенитете над своей древней родиной. Сион, одно из древних названий Иерусалима, лежал в основе сионистской мечты о восстановлении еврейского царства в Палестине. Депутаты Кнессета, голосовавшие за аннексию Восточного Иерусалима, не сомневались в моральных притязаниях Израиля на весь Иерусалим. Что касается мира, то, по их мнению, он может быть достигнут только с позиции силы, продемонстрировав арабам, что Израиль не может быть побежден. Основатель ревизионистского сионизма Зеев Жаботинский еще сорок лет назад обосновал необходимость создания такой железной стены против арабского отторжения. В этом контексте аннексия Иерусалима рассматривалась как акт мира, поскольку демонстрировала арабам непоколебимую решимость и мощь еврейского государства. Но в другом смысле аннексия Восточного Иерусалима представляла собой резкий разворот политики сионистского движения, проводившейся на протяжении трех предыдущих десятилетий. С 1937 по 1967 год сионистское движение смирилось с разделом Иерусалима, а в 1947 году даже приняло план ООН по интернационализации города. Но с 1967 г. широкую двухпартийную поддержку получила политика, утверждавшая весь Иерусалим в качестве вечной столицы государства Израиль.
Консультации о будущем новых территорий начались сразу после того, как смолкли пушки. 13 июня в доме Эшколя состоялась неформальная встреча с участием Аббы Эбана, Моше Даяна, Игаля Аллона и Йисраэля Галили. Основным вопросом для обсуждения стали условия мирного урегулирования Израиля с соседями. Сложился широкий консенсус в пользу мира с Египтом и Сирией на основе установления международной границы и ухода с густонаселенных районов Западного берега реки Иордан. Первое официальное обсуждение будущего новых территорий состоялось на следующий день в министерском комитете по обороне. С 16 по 19 июня весь кабинет министров обсудил предложения комитета по обороне и принял одно из самых значительных решений в истории израильской внешней политики.
Решение от 19 июня гласило: "Израиль предлагает заключить мирное соглашение с Египтом на основе международной границы и с учетом потребностей безопасности Израиля". Международная граница относила сектор Газа к территории Израиля. Израиль выдвинул следующие условия заключения мира: (1) гарантия свободы судоходства в Тиранском проливе и Акабском заливе; (2) гарантия свободы судоходства в Суэцком канале; (3) гарантия права пролета в Тиранском проливе и Акабском заливе; (4) демилитаризация Синайского полуострова. В решении также предлагалось заключить мирный договор с Сирией, опираясь на международную границу и потребности Израиля в безопасности. Условиями мира с Сирией были (1) демилитаризация Голанских высот и (2) абсолютная гарантия невмешательства в поток воды из источников реки Иордан в Израиль. В заключение кабинет решил отложить принятие решения о позиции в отношении Иордании. Решение кабинета было принято единогласно.
Решение кабинета министров от 19 июня было доведено до сведения Аббы Эбана в Нью-Йорке, куда он отправился, чтобы заручиться американской поддержкой в предстоящих дебатах в ООН. Это решение было очень близко к тем взглядам, которые он высказывал на предыдущих заседаниях до своего отъезда. "Я был удивлен, - пишет Эбан в своей автобиографии, - тем просторным подходом, который Эшколь теперь уполномочил меня передать в США для передачи арабским правительствам". 21 июня Эбан встретился с государственным секретарем Дином Раском и изложил ему предложения Израиля по заключению окончательного мира. По словам Эбана, Раск и его коллеги с трудом могли поверить в то, что он говорит: "Вот Израиль, на следующий день после своей победы, предлагает отказаться от большей части своих завоеваний в обмен на простое условие постоянного мира. Это была самая драматическая инициатива, когда-либо предпринятая израильским правительством до или после 1967 года, и она оказала заметное влияние на Соединенные Штаты". Далее Эбан сообщает: "Через несколько дней из Вашингтона пришли ответы, в которых говорилось, что Египет и Сирия полностью отвергли предложение Израиля. Их аргументы сводились к тому, что уход Израиля должен быть безоговорочным". Американский протокол встречи подтверждает, что Раск счел израильские условия небезболезненными, но в нем нет упоминания о просьбе Эбана передать эти условия Египту и Сирии. Нет также подтверждения из египетских или сирийских источников, что они получили условное предложение Израиля о выводе войск через Госдепартамент в конце июня 1967 г. Создается впечатление, что Эбан был больше заинтересован в использовании решения кабинета министров от 19 июня для того, чтобы произвести впечатление на американцев, чем для того, чтобы вовлечь правительства Египта и Сирии в предметные переговоры.
Многие ученые в Израиле и на Западе пошли по стопам Эбана, утверждая, что израильское правительство попросило Вашингтон передать свое мирное предложение Египту и Сирии и что это щедрое предложение было немедленно отвергнуто ими. Ави Раз в своем интересном и тщательно документированном исследовании послевоенной дипломатии Израиля установил истину. В результате проведенного им исследования были получены неопровержимые доказательства, опровергающие версию Эбана. Он пришел к выводу, что "история Аббы Эбана - не более чем вымысел". Наиболее убедительное архивное свидетельство исходит от самого Эбана. На совещании высокого уровня в кабинете премьер-министра 24 мая 1968 г. министр иностранных дел напомнил о мотивах принятия резолюции от 19 июня. По его словам, кабинет хотел дать американцам нечто, что можно было бы противопоставить советскому требованию о безоговорочном уходе Израиля с оккупированных территорий. Сам он был уполномочен кабинетом передать суть резолюции только американцам. "Короче говоря, - заключает Раз, - резолюция от 19 июня была не щедрым предложением, а дипломатическим маневром с целью привлечь на свою сторону единственного международного игрока, который действительно имел значение для Израиля, - Соединенные Штаты".
Решение кабинета министров от 19 июня оставалось в Израиле тщательно охраняемым секретом. О нем не сообщили даже начальнику генштаба. Ицхак Рабин узнал об этом предложении от своих американских коллег только после того, как снял военную форму и стал послом в Вашингтоне. Более того, министры, принимавшие решение, вскоре передумали. Они быстро пришли к выводу, что предложение об отводе войск до международной границы было слишком поспешным и щедрым и что за агрессию Египта и Сирии следует заплатить более высокую цену. Как в частном порядке, так и публично министры стали говорить о необходимости сохранения части территории, особенно на Голанских высотах. Военные руководители во главе с генерал-майором Элазаром приводили доводы в пользу сохранения значительной части Голанских высот, исходя из соображений безопасности. Мнение военных повлияло на политиков. Но главной причиной изменения политики стало растущее стремление к территориальной экспансии. Уже в середине июля политики начали одобрять планы строительства еврейских поселений на Голанских высотах. Тем самым они отменили собственную политику и встали на путь ползучей аннексии. Решение от 19 июня стало мертвой буквой задолго до его официальной отмены 31 октября 1968 г.
Если консенсус по поводу полного ухода с Синая и Голанских высот был быстро разрушен, то по Западному берегу консенсуса не было вообще. В отношении Западного берега существовали две основные альтернативы: достижение соглашения с королем Хусейном или предоставление жителям Западного берега политической автономии под общим контролем Израиля. Первый вариант был назван иорданским, второй - палестинским. Согласно общепринятой точке зрения, послевоенная политика Израиля основывалась на иорданском варианте, на решении палестинской проблемы путем возвращения королю Хусейну большей части территории Западного берега. Согласно этой точке зрения, израильские лидеры были настолько увлечены иорданским вариантом, что не рассматривали другие политические варианты, пытаясь справиться с послевоенной ситуацией.
Реувен Педацур бросил вызов общепринятому мнению. Он был одним из первых ученых, получивших доступ к соответствующим протоколам политических дебатов правящей партии, кабинета министров и комитета по обороне. Его вывод заключается в том, что палестинский вариант был первым выбором израильских политиков и что они приняли иорданский вариант только после того, как попытки реализовать палестинский вариант потерпели неудачу.
Эшколь, безусловно, хотел изучить палестинский вариант, несмотря на то, что по-прежнему симпатизировал королю Хусейну и Хашимитской династии. Он назначил Моше Сассона, сына Элиаса Сассона, специальным советником по палестинским делам. Моше Сассон провел множество встреч с палестинскими лидерами с Западного берега реки Иордан и из сектора Газа и представил некоторых из них Эшколю. Эти беседы были малопродуктивны. На первом месте у Эшколя стояли два соображения: безопасность и демография. Он считал, что Израиль должен осуществлять военный контроль над большей частью территории до реки Иордан. С другой стороны, он не хотел включать в состав еврейского государства значительную часть палестинского населения. Когда Голда Меир спросила его, что они будут делать с миллионом арабов, он в шутку ответил: "Приданное вас устраивает, а невеста - нет". Проблема заключалась в том, как сохранить Западный берег, не превратив Израиль в двунациональное государство. Его решение заключалось в том, чтобы объявить границей реку Иордан и предоставить жителям этой территории особый статус. Он имел в виду "только полуавтономный регион, поскольку безопасность и земля находятся в руках Израиля. Я не буду возражать, если в конце концов они захотят иметь представительство в ООН. Я начал с автономного региона, но если выяснится, что это невозможно, они получат независимость".
Другие высокопоставленные политики разделяли склонность Эшколя к палестинскому варианту, а некоторые даже говорили о создании палестинского государства. Обсуждения в кабинете министров, приведшие к принятию решения 19 июня, выявили широкий спектр мнений относительно будущего Западного берега. Менахем Бегин представлял один конец спектра. Он выступал за присоединение Западного берега к государству Израиль, утверждая, что границы государства должны соответствовать границам исторической Земли Израиля. На другом конце спектра стоял Абба Эбан, который был готов вернуть Западный берег царству Хусейна. Игаль Аллон предлагал аннексировать Иудею у Израиля и предоставить полуавтономный статус Самарии, северной половине Западного берега. Он выступал против возвращения Западного берега Хусейну и предостерегал от повторения ошибки, совершенной в 1948-49 годах - союза с домом Хашема. Моше Даян, как и Аллон, не видел оснований для соглашения с королем Хусейном о будущем Западного берега. Но он сомневался, что Израиль сможет навязать одностороннее политическое урегулирование на Западном берегу, как это было сделано в отношении Иерусалима, без риска вмешательства великих держав. Поэтому он предложил действовать прагматично, чтобы улучшить отношения с жителями Западного берега без урегулирования его статуса.
Наиболее близким к премьер-министру человеком в его рассуждениях был, пожалуй, начальник штаба. С одной стороны, Рабин считал, что река Иордан является лучшей линией обороны на востоке и что поэтому было бы ошибкой возвращать Западный берег под власть Иордании. С другой стороны, он считал, что прибавление миллиона арабов будет означать катастрофу для государства Израиль. Поэтому он выступал за особый статус Западного берега.
Аллон и Даян сходились в поддержке палестинского варианта, но расходились во взглядах на потребности Израиля в обеспечении безопасности на Западном берегу. Аллон считал, что контроль над Иорданской долиной имеет решающее значение для безопасности Израиля. Даян считал, что контроль над горным хребтом от Дженина на севере до Хеврона на юге имеет гораздо большее значение. Аллон быстрее изложил свои идеи на бумаге. 26 июля он представил кабинету министров план, который стал носить его имя. Он предусматривал включение в состав Израиля следующих территорий: полосы земли шириной 10-15 км вдоль реки Иордан; большей части Иудейской пустыни вдоль Мертвого моря; значительной территории вокруг Большого Иерусалима, включая Латрунский выступ (см. карту 9). План предусматривал строительство на этих территориях постоянных поселений и армейских баз с целью включения в состав Израиля как можно меньшего числа арабов. Наконец, план предусматривал начало переговоров с местными лидерами о превращении оставшихся частей Западного берега в автономный регион, экономически связанный с Израилем. Кабинет министров обсудил план Аллона, но не принял и не отверг его.
Моше Даян представил кабинету министров альтернативу плану Аллона. Даян предложил создать так называемые "четыре кулака" вдоль горного хребта, проходящего по центру Западного берега. Каждый кулак должен был состоять из крупных армейских баз, окруженных гражданскими поселениями, соединенными удобными дорогами с израильской территорией внутри "зеленой линии" (довоенной границы). Каждый кулак должен был располагаться рядом с крупным арабским городом: Дженином, Наблусом, Рамаллой и Хевроном. Одной из наиболее характерных черт плана Даяна была готовность поселить евреев в самом центре густонаселенной арабами территории. Для других политиков это было главным недостатком плана. 20 августа кабинет министров принял военную составляющую плана Даяна, постановив создать на горном хребте пять армейских баз. Гражданская составляющая плана не была принята. Дебаты по вопросу поселений продолжались, и здесь план Аллона стал главной основой правительственной политики.
С 29 августа по 1 сентября в столице Судана Хартуме проходила конференция на высшем уровне арабских стран. Это была первая встреча арабских лидеров после поражения в июньской войне. Израильские лидеры с напряженным ожиданием следили за тем, какие выводы сделают арабские лидеры из своего военного поражения. Конференция завершилась принятием знаменитых хартумских "трех нет": никакого признания, никаких переговоров и никакого мира с Израилем. На первый взгляд, эти заявления не свидетельствовали о готовности к компромиссу, и именно так их интерпретировал Израиль. На самом деле конференция стала победой арабских умеренных, выступавших за то, чтобы добиться вывода израильских войск не военными, а политическими средствами. Арабские представители интерпретировали Хартумские декларации как отказ от официального мирного договора, но не отказ от мирного государства; от прямых переговоров, но не отказ от переговоров через третьи стороны; от признания Израиля де-юре, но признание его существования как государства де-факто. Президент Насер и король Хусейн задали тон на саммите и впоследствии дали понять, что они готовы пойти гораздо дальше, чем когда-либо прежде, в направлении урегулирования отношений с Израилем. В Хартуме Насер и Хусейн достигли подлинного взаимопонимания и сформировали единый фронт против сторонников жесткой линии. Позднее король Хусейн дал представление о том, как проходили закулисные дебаты:
В Хартуме я очень активно боролся против "трех нет". Но там сложилась такая атмосфера, что все люди, которые раньше поддерживали Насера. . ополчились на него и ополчились так злобно, что я оказался морально не в состоянии продолжать занимать какую-либо позицию, кроме как сблизиться с ним, защищать его и обвинять их в ответственности за происходящее. Это было первое столкновение со многими моими друзьями в арабском мире.
Но потом мы заговорили о необходимости разрешения проблемы, о необходимости мирного решения проблемы. И его подход был таков: "Я чувствую себя ответственным. Мы потеряли Западный берег и сектор Газа, и это на первом месте. Я не собираюсь просить о выводе войск из Суэцкого канала. Он может оставаться закрытым до тех пор, пока не будет решен вопрос с Западным берегом и сектором Газа и не будет решен вопрос с палестинским народом. Так что идите и говорите об этом, и говорите о всеобъемлющем решении проблемы и всеобъемлющем мире, и идите и делайте все, что можете, за исключением подписания сепаратного мира". И я сказал, что в любом случае я не рассматриваю возможность подписания сепаратного мира, потому что мы хотим решить эту проблему всеобъемлющим образом.
Таким образом, саммит в Хартуме стал настоящим поворотным пунктом в отношении Насера к Израилю. В Хартуме Насер посоветовал королю Хусейну изучить возможность мирного урегулирования с Израилем и даже призвал его к этому. Израильские спецслужбы получили стенографический текст хартумских переговоров и проинформировали кабинет министров об изменениях, которые они предвещали в отношении арабских стран. Директор военной разведки генерал-майор Аарон Ярив сообщил комитету Кнессета по иностранным делам и безопасности, что на саммите было принято решение о политическом урегулировании. Но израильские лидеры опасались новых проявлений арабской умеренности и продвижения к миру. Поэтому они намеренно исказили выводы саммита как апогей арабской непримиримости, чтобы оправдать ужесточение собственной позиции. Абба Эбан посоветовал, что поскольку мировая пресса склонна характеризовать хартумские резолюции как умеренные, то правительство Израиля должно выставить их как крайние. Новая линия израильской пропаганды заключалась в том, что Хартумский саммит закрыл все двери и все окна, которые могли бы привести к мирному урегулированию. 17 октября кабинет министров выступил со следующим публичным заявлением: "Правительство с сожалением отмечает тот факт, что арабские государства придерживаются своей позиции непризнания, отказа от переговоров и заключения мирных договоров с Израилем. Перед лицом такой позиции арабских государств Израиль будет поддерживать ситуацию, созданную соглашениями о прекращении огня, и укреплять свои позиции в соответствии со своими жизненно важными потребностями в безопасности и развитии". Это заявление стало серьезным отступлением от решения кабинета министров от 19 июня, в котором якобы ставилась задача установления мира с Египтом и Сирией на основе международной границы. В заявлении ничего не говорилось о международных границах. В нем также не содержится никаких намеков на то, какие альтернативные границы могли бы удовлетворить "жизненно важные потребности Израиля в безопасности и развитии". Кнессет ратифицировал новую политику 13 ноября, после заявления премьер-министра.
Наиболее значимым международным документом по арабо-израильскому спору после Шестидневной войны стала резолюция Совета Безопасности ООН № 242. В преамбуле этой резолюции подчеркивалась недопустимость приобретения территории силой и необходимость добиваться справедливого и прочного мира. Статья 1 гласила, что справедливый и прочный мир должен включать два принципа: (i) "вывод израильских вооруженных сил с территорий, оккупированных в ходе недавнего конфликта" и (ii) уважение права каждого государства в этом регионе "жить в мире в пределах безопасных и признанных границ, свободных от угроз или актов силы". Далее в резолюции подтверждается необходимость обеспечения свободы судоходства и достижения справедливого урегулирования проблемы беженцев. Резолюция поддерживала арабов в вопросе о территории и Израиль в вопросе о мире. По сути, предлагалось соглашение, по которому Израиль получит мир в обмен на возвращение арабским государствам их территорий.
Резолюция была шедевром преднамеренной британской двусмысленности. Именно благодаря этой двусмысленности резолюцию поддержали США, Советский Союз, Иордания и Египет, но не Сирия. На долгом пути, приведшем к принятию резолюции, Израиль добился многих успехов. Он отклонил ряд арабских и советских предложений, призывавших к уходу без мира. Еще одним успехом стало то, что удалось избежать требования ухода с "территорий" или "всех территорий", оккупированных в ходе недавней войны. Окончательная формулировка - "уход с территорий" - давала Израилю определенное пространство для маневра. Решение кабинета министров от 19 июня сыграло важную роль в обеспечении американской поддержки израильской позиции, однако американцы понимали резолюцию ООН как отход Израиля до международной границы на Синае и на Голанских высотах.
Израильская интерпретация резолюции 242 также отличалась от арабской. Египет и Иордания согласились на мир, но настаивали на том, что первым шагом должен стать полный уход Израиля. Израиль заявил, что прежде чем он выведет войска с какой-либо части территорий, необходимо провести прямые переговоры, которые приведут к заключению мирного соглашения, включающего надежные и признанные границы. Фактически Израиль публично принял резолюцию 242 только в августе 1970 года. Но 12 февраля 1968 г. Абба Эбан сообщил посреднику ООН доктору Гуннару Ярингу, что Израиль принял резолюцию.
Яринг, шведский посол в Москве, был назначен Генеральным секретарем ООН для содействия арабо-израильскому урегулированию на основе резолюции 242. Сирия, отвергнув резолюцию 242, отказалась участвовать в его миссии. Другие арабские государства возлагали на его миссию большие надежды, в то время как Израиль не возлагал никаких. В Иерусалиме Джарринга воспринимали как человека, лишенного воображения и неэффективного. Но реальная проблема заключалась в том, что Израиль не верил ни в беспристрастность ООН, ни в ее способность к посредничеству. Израильская тактика заключалась в том, чтобы постоянно снабжать Джарринга предложениями и документами, на которые он должен был получить реакцию арабов. Цель заключалась в том, чтобы сохранить его миссию и не допустить возвращения вопроса в ООН, где на Израиль будет возложена вина за провал. Коллеги Эбана с удовольствием предоставили ему самому вести с Ярингом подробный обмен нотами, лишь бы он не шел на существенные уступки. Эбан лучше, чем кто-либо из них, понимал как пределы, так и возможности миссии Яринга. "Некоторые из моих коллег, - отмечал Эбан, - не понимали, что даже тактические учения заполняют вакуум. Даже дипломатическая активность, которая ни к чему не приводит, лучше, чем полное отсутствие дипломатической активности. Сама по себе активность дает арабским умеренным алиби для того, чтобы избежать военного варианта".
Вкратце это и стало основанием для затянувшегося диалога между израильскими лидерами и королем Иордании Хусейном. Сам Хусейн начал секретные переговоры с израильскими официальными лицами еще в 1963 году. После Шестидневной войны они были возобновлены с новой силой, по крайней мере, со стороны короля. Король встретился с доктором Яаковом Херцогом в Лондоне 2 июля 1967 г., а в ноябре состоялись еще две встречи. Иорданские дипломаты фактически помогли подготовить почву для принятия резолюции ООН 242 от ноября 1967 года и принципа "земля в обмен на мир". Эта резолюция стала краеугольным камнем послевоенной дипломатии Иордании. Однако на более глубоком уровне Хусейн понимал, как важно дать Израилю чувство безопасности, необходимое для того, чтобы пойти на уступки ради мира. Условия Хусейна никогда не менялись. С самого начала он предложил своим израильским собеседникам полный мир на договорной основе в обмен на оккупированные в ходе недавней войны иорданские территории с незначительными изменениями границ. По сути, его предложение сводилось к полному миру в обмен на полный уход. Конечной целью Хусейна был не сепаратный мир с Израилем, а всеобъемлющий мир на Ближнем Востоке. Он также не был одинок в своем стремлении к миру с арабской стороны. Насер знал и одобрял секретные переговоры Хусейна при условии, что они не приведут к сепаратному миру. Несмотря на молчаливую поддержку Насера, Хусейну потребовалось большое мужество, чтобы пойти на эту одиночную дипломатию, поскольку она нарушала величайшее арабское табу. Таким образом, в лице Хусейна израильтяне получили идеального арабского партнера для достижения мира. Однако их поведение раз за разом показывало, что они предпочитают землю миру со своим восточным соседом.
Параллельно со встречами с королем Хусейном проходили переговоры с лидерами Западного берега реки Иордан, на которых рассматривался палестинский вариант послевоенного урегулирования. Эти переговоры тоже ни к чему не привели, причем по той же причине - из-за отказа Израиля уйти с Западного берега. Израиль использовал свои контакты с палестинскими лидерами, чтобы оказать давление на короля и заставить его снизить свои ожидания, точно так же, как он использовал свои контакты с ним, чтобы дать понять палестинцам, что они ему не очень-то и нужны. Традиционные лидеры Западного берега вежливо выслушали предложения Израиля об ограниченной автономии, но они хотели реальной независимости, которую им не предлагали. Кроме того, они боялись, что их сочтут сотрудничающими с Израилем и отвернувшимися от арабского мира. Молодое поколение палестинских националистов смотрело на ООП как на своего лидера. Они включились в борьбу за национальное освобождение и начали организовывать сопротивление израильской оккупации. На внешнем уровне палестинский вариант также не получил значительной поддержки. Резолюция ООН 242 касалась палестинцев лишь косвенно, призывая к решению проблемы беженцев. Джарринг не имел никаких дел с палестинцами, только со странами-членами ООН. США не проявляли интереса к национальным устремлениям палестинцев и призывали Израиль к переговорам с королем Хусейном. Палестинский вариант никогда не был официально принят кабинетом министров, как и не был официально от него отказан, но в первые месяцы 1968 г. он явно пошел на спад.
Внутренним событием, имевшим последствия для внешней политики, стало объединение в январе 1968 г. партии "Альянс" с партией "Рафи" в Партию труда Израиля ("Мифлегет Поалей Эрец Исраэль", или "Мапай"). Голда Меир согласилась занять пост генерального секретаря новой партии. Давид Бен-Гурион выступил против возвращения Рафи в материнскую партию. Объединение 1968 года способствовало иммобилизму во внешнеполитической сфере. В новой Партии труда наблюдался широкий спектр взглядов: Старая гвардия Мапай была прагматична и стремилась к территориальному компромиссу, лидеры Ахдут ха-авода были идеологически настроены на сохранение всей Земли Израиля, а лидеры Рафи выступали за активную оборонную политику и экспансионистскую политику на Западном берегу. Этот союз породил страх перед инициативой, способной расколоть новую партию, и заставил лидеров Мапай не использовать свое большинство в пользу прагматичных внешнеполитических решений.
В апреле 1968 г. новая партия провела консультации по вопросу о будущем Западного берега реки Иордан. Перед встречей Игаль Аллон пересмотрел свой план. Он практически потерял надежду договориться с местными лидерами об автономии Западного берега. В качестве альтернативы он предложил передать Иорданскому Хашимитскому Королевству те части Западного берега, которые Израилю не нужны. Аллон не стал менять карту июля 1967 года, но вместо того, чтобы предложить разделить Западный берег с палестинцами, он предложил разделить его с королем Хусейном. Хотя решение по пересмотренному плану Аллона принято не было, Эбан был уполномочен обсудить его в общих чертах с королем Хусейном во время их запланированной встречи в Лондоне 3 мая 1968 года. По возвращении Эбан сообщил своим коллегам, что король больше не удовлетворен общим изложением их мыслей, а ожидает конкретного предложения, на которое он сможет ответить. Только после этого было принято решение представить Хусейну "план Аллона" в качестве официальной политики Израиля.
Следующая встреча состоялась в Лондоне 27 сентября. Короля Хусейна сопровождал его доверенный советник Зейд аль-Рифаи, Эбана - Игаль Аллон и Яаков Герцог. Эбан открыл встречу, назвав ее историческим событием. Он сказал, что им было поручено обсудить возможность заключения постоянного мира, но намекнул, что если король отвергнет представленные ему принципы, то им придется искать пути урегулирования с палестинцами без привязки к Иордании. Аллон назвал встречу с королем Хусейном самым счастливым моментом в своей жизни. Он говорил об опасности советско-арабского сотрудничества для иорданского режима и предположил, что соглашение с Израилем послужит гарантией от внешнего вмешательства и внутренней нестабильности. Король ответил, что поиск постоянного урегулирования начался задолго до этой встречи и что он стремится посвятить его достижению всю оставшуюся жизнь. Он признал, что в Хартуме были сказаны вещи, которые не следовало говорить, но добавил, что по окончании конференции странам, непосредственно участвовавшим в ней, было поручено работать над политическим урегулированием.
Эбан изложил шесть принципов, которые лежат в основе израильского подхода к урегулированию с Иорданией. Затем Аллон представил карту своего плана. По словам Эбана, «первой реакцией Иордании был интерес. Но когда концепция, лежащая в основе нашей политики, нашла свое выражение в карте, приписываемой министру труда Игалю Аллону, иорданская позиция стала непреклонной. Было ясно, что король Хусейн предпочел бы оставить Израиль под международной критикой во владении всем Западным берегом, чем взять на себя ответственность за уступку нам 33% его территории».
Хотя король сразу же отверг этот план, израильские министры предложили провести еще одну встречу в течение ближайших двух недель, чтобы дать ему возможность пересмотреть свою позицию. Королю не понадобилось две недели. Через день Зейд аль-Рифаи позвонил Херцогу и договорился о встрече. Там Рифаи передал Херцогу документ, в котором перечислялись шесть принципов его хозяина в ответ на шесть принципов Эбана. Пятый пункт касался надежных границ. В нем содержался недвусмысленный ответ короля на план Аллона: "Сам по себе этот план совершенно неприемлем, поскольку он нарушает суверенитет Иордании. Единственный выход - обмен территориями на основе взаимности". Этот документ продемонстрировал, насколько велика пропасть между позициями Израиля и Иордании. Несмотря на то, что король отверг израильские условия урегулирования, тайные встречи с ним не прекратились. Они продолжались вплоть до заключения мирного договора между Израилем и Иорданией в октябре 1994 года, после чего необходимость в секретности отпала.
Только после подписания мирного договора король согласился официально рассказать о своих встречах с израильскими лидерами. В отношении плана Аллона, который неоднократно ставился перед ним, он оставался непреклонным:
Это было полностью отвергнуто. И фактически в последующий период переговоров, обсуждений и т.д. мне предлагали вернуть примерно 90 с лишним процентов территории, даже 98 процентов, не считая Иерусалима, но я не мог согласиться. В моем понимании, либо каждый сантиметр, за который я отвечал, либо ничего. И это на фоне того, что произошло в 1948 году, когда был спасен весь Западный берег, включая Старый город Иерусалима. И все же мой дед в конце концов поплатился жизнью за свои попытки установить мир. Если бы это была моя ответственность, то они должны были бы все вернуть, но не лично мне, а передать под международную эгиду, чтобы народ сам определил свое будущее. Нас это вполне устраивало. Но я не мог пойти на компромисс. И так повторялось снова и снова на протяжении многих лет вплоть до 1990 года.
26 февраля 1969 года в Иерусалиме скончался Леви Эшколь. Ему было семьдесят четыре года, и он страдал от рака. Его надежды на то, что территориальные завоевания Израиля в Шестидневной войне воплотятся в постоянное политическое урегулирование с арабским миром, так и не оправдались. Его самого иногда критиковали за то, что в момент победы он не проявил достаточного великодушия. В отношении Египта и Сирии эта критика не совсем оправдана. Первоначально Эшколь демонстрировал некоторые признаки готовности заключить мир с этими странами на основе международной границы, однако его правительство не смогло донести до них никаких конкретных мирных предложений. Проблема с Иорданией была более сложной, поскольку на территории между этими двумя странами проживает большое количество палестинцев. Здесь обычно критикуют то, что Эшколь зациклился на иорданском варианте и поэтому не рассмотрел возможность урегулирования с палестинцами. Реувен Педацур защищает Эшколя от этого обвинения. Он утверждает, что Эшколь изначально склонялся к палестинскому варианту и что после окончания войны он вел серьезные переговоры с местными лидерами Западного берега и Газы. Только придя к выводу, что палестинский вариант невозможен, он начал изучать иорданский вариант. Он быстро обнаружил, что иорданского варианта не существует. Палестинцы требовали полного ухода Израиля и полной политической независимости, а этого Эшколь не смог бы добиться, даже если бы захотел. Король Хусейн потребовал полного ухода Израиля, и этого Эшколь тоже не смог бы сделать, даже если бы захотел. Настоящей ошибкой была оккупация и пребывание на Западном берегу.
В новейшей науке Эшколь предстает в гораздо менее выгодном свете. Ави Раз, тщательно изучив соответствующие факты, отвергает мнение о том, что Эшколь был голубем, попавшим в окружение ястребов. Для Раза все представление об умеренном Эшколе - не более чем выдумка. Дебаты между сторонниками иорданского и палестинского вариантов были в значительной степени академическими, поскольку Израиль не собирался уходить с Западного берега. После победы, утверждает Раз, Эшколь и его коллеги были полны решимости закрепить территориальный статус-кво, поэтому они начали создавать факты на местах в виде еврейских поселений на оккупированных территориях. Чтобы скрыть эту реальность, Израиль применил дипломатию обмана, проводя бесплодные переговоры как с королем Хусейном, так и с лидерами Западного берега. Реальная цель этих переговоров заключалась в том, чтобы обмануть Америку и заставить ее поверить в то, что Израиль активно стремится к дипломатическому урегулированию, и отвести давление международного сообщества, требующего вывода войск с оккупированных территорий.
Леви Эшколь руководил этой дипломатией обмана. Какими бы ни были его собственные предпочтения, после войны его политическое влияние резко снизилось, и он утратил возможность направлять политику. Движение за Великий Израиль быстро завоевало поддержку населения и получило мощное представительство в правящей партии и в правительстве. Вместо того чтобы противостоять этому течению, Эшколь решил плыть по течению. Так, волей-неволей, он оказался во главе превращения маленького Израиля в колониальную империю, в три раза превышающую его первоначальные размеры. Эшколь и сам не осознавал опасностей, которые таила в себе эта трансформация. Сразу после победы он стал носить черкесский знак V. Его жена Мириам, воинствующая умеренная, сказала ему: "Эшколь, что ты делаешь? Ты что, с ума сошел?". Он с присущим ему юмором ответил: "Нет. Это не знак V на английском языке. Это знак V на идише! Ви крихт мен аройс?". В грубом переводе это означает "Как нам выбраться из этого?". Это вопрос, на который соотечественники Эшколя пока не нашли ответа.
Глава 7. Иммобилизм (1969-1974)
Голде Меир было семьдесят один год, когда в марте 1969 г. она была избрана преемником Леви Эшколя на посту лидера Мапай и премьер-министра. В июле предыдущего года она ушла в отставку с поста генерального секретаря Мапай, и это было воспринято как завершение ее политической карьеры. У нее было слабое здоровье, она страдала от серьезного заболевания крови и нуждалась в постоянном медицинском уходе. Осенью 1968 г. ее навестил в своем доме для престарелых в Швейцарии Пинхас Сапир, сменивший ее на посту генерального секретаря Мапай. Сапир сообщил ей, что Эшколь серьезно болен и что после его смерти она должна будет стать его преемницей. Голда согласилась исполнять обязанности временного премьер-министра при условии, что состав правительства не будет изменен. Аббе Эбану Сапир объяснил, что Голда будет временным премьер-министром, поскольку она тоже очень больна, но она нужна партии, чтобы предотвратить соперничество между Моше Даяном и Игалем Аллоном за главный пост. Утонченный, получивший образование в Кембридже Эбан не был поклонником Голды Меир. Одна из его многочисленных шуток в ее адрес заключалась в том, что она предпочитала использовать только двести слов, хотя ее словарный запас достигал пятисот.
Голда Непримиримая
Выйдя на пенсию, Голда в течение пяти лет железным стержнем управляла своей партией и страной. Она обладала исключительно сильным и решительным характером, была властной, повелительной и нетерпимой к оппозиции. Тонкость и двусмысленность были чужды ее характеру, она обладала удивительной способностью упрощать сложные проблемы. Она видела мир черно-белым, без промежуточных оттенков серого. Ее уверенность в том, что в любом споре правы ее партия, ее страна и она сама, была безгранична. И именно эта горячая уверенность в том, что она всегда права, была причиной того, что с ней было так трудно рассуждать.
Нигде самодовольство Голды не проявлялось так ярко, как в отношении к арабскому миру. Ее отношение к арабам основывалось на эмоциях и интуиции, а не на разуме и размышлениях. Как отмечает ее биограф,
Голда боялась арабов, и эти страхи были связаны с ее воспоминаниями о погромах и Холокосте. Возможно, ее также пугало стремление к мести, которое она обнаруживала у арабов. Она не могла примириться с мыслью, что, возможно, арабы считают, что по отношению к ним была совершена несправедливость. Она также полностью отвергала возможность того, что некоторые требования арабов могут быть оправданными. Она отказывалась признать, что арабы чувствуют себя униженными. Она не согласилась с предположением, что палестинские арабы считают себя народом без страны. . . . Ей было очень трудно трезво взглянуть на главную проблему, стоявшую перед сионизмом, - арабский вопрос. Ее позиция была проста: или они, или мы.
Во всем, что касалось безопасности Израиля, Голда Меир была непримирима. После июньской войны 1967 г. она считала корректировку границ необходимым условием безопасности Израиля и решительно отвергала утверждения критиков о том, что это свидетельствует об экспансионизме. В своих мемуарах она отмечала,
И, конечно, слово "непримиримый" должно было стать моим вторым именем. Но ни Эшколь, ни я, ни подавляющее большинство других израильтян не могли скрыть, что нас совершенно не интересует ни прекрасное, либеральное, антимилитаристское, мертвое еврейское государство, ни "урегулирование", которое сделает нам комплимент, что мы разумные и интеллигентные, но поставит под угрозу наши жизни. . . . Израильская демократия настолько живая, что "голубей" было и есть почти столько же, сколько и "ястребов", но я еще не встречал ни одного израильтянина, который бы считал, что мы должны навсегда превратить себя в глиняных голубей - даже не ради лучшего имиджа.
Разница в темпераменте между Голдой Меир и Леви Эшколем была очень разительной. Она была бойцом, он - человеком компромисса. Она была догматичной и властной, он - открытым и часто нерешительным. Она была непримиримой, он - гибким. Но в своих взглядах на будущее Западного берега реки Иордан они были не так уж далеки друг от друга. Оба хотели сохранить еврейский и демократический характер государства Израиль и поэтому выступали против аннексии Западного берега. Оба пришли к мнению, что наиболее перспективным решением палестинской проблемы является территориальный компромисс с Иорданией, который позволит сохранить основную часть палестинского населения вне границ Израиля. Разница была в основном в подаче материала: Эшколь делал акцент на том, что Израиль готов уступить ради урегулирования с арабами, в то время как она - на условиях, связанных с безопасностью Израиля.
Став премьер-министром, Голда Меир приняла два принципа, которые легли в основу политики Израиля после 1967 г.: никакого возвращения к довоенным границам и никакого ухода без прямых переговоров и мирных договоров с арабскими государствами. В своем первом выступлении в Кнессете в качестве премьер-министра 5 мая 1969 г. она подчеркнула преемственность политики, но при этом в типично откровенных выражениях дала понять, что Израиль не согласится ни на что меньшее, чем заключение мирных договоров с соседями. Требования арабов об отступлении от линий прекращения огня без заключения мира неприемлемы. Пока арабы отказываются заключать мир, Израиль будет укреплять свои позиции на линиях прекращения огня. Столь же неприемлемы были и предлагавшиеся в течение двух предыдущих лет заменители мирного договора: демилитаризация, прекращение военных действий, международные гарантии. Мирные договоры должны были заключаться непосредственно между правительствами стран Ближнего Востока, а не с участием внешних сил: "Мирные договоры должны включать соглашение об окончательных, надежных и признанных границах. Мирные договоры должны аннулировать военные претензии, блокады, бойкоты, вмешательство в свободное судоходство, а также существование и деятельность организаций и групп, занимающихся подготовкой или осуществлением диверсионных операций с баз и тренировочных лагерей на территории государств, подписавших мирные договоры". Что именно она подразумевает под безопасными границами, новый премьер-министр не уточнила ни в этом, ни во многих последующих случаях.
В целом по стране не было единого мнения о политике в отношении арабов. Поляризация общественного мнения после Шестидневной войны наиболее ярко проявилась в возникновении двух идеологических движений: движения "Великий Израиль" и движения за мир. Оба движения были периферийными, в них преобладали интеллектуалы, оба пересекались по партийной линии, оба представляли традиционные течения мысли в сионизме и оба подчеркивали важность идеологии как основы для действий руководства Мапай, которое гордилось своей прагматичностью. Первая выступала за включение всех оккупированных в ходе войны территорий в границы Израиля. Второе выступало за возвращение большей части территорий и проведение примирительной политики, направленной на достижение согласия с арабами. Поскольку казалось, что правительство ни к чему не ведет, каждое движение усиливало давление, требуя принятия своей альтернативной политики. А вызванные этим ожесточенные дебаты привели к дальнейшему размыванию "золотой середины" и обострению раскола внутри Мапай.
В Мапай Голда Меир всегда относилась к активистскому крылу. Она была ученицей Давида Бен-Гуриона и разделяла его взгляды на непримиримую враждебность арабов и необходимость вести себя с ними с позиции силы. После 1967 года, когда термины "активист" и "умеренный" стали заменяться терминами "ястреб" и "голубь", она продолжала отождествляться с ястребиным крылом партии. Эшколь была традиционным умеренным членом Мапай, утратившим способность к лидерству. Голда Меир была "ястребом", который слушал только других "ястребов". По своим взглядам она была гораздо ближе к небольшим фракциям в рабочем движении - "Ахдут ха-авода" и "Рафи", чем к своим коллегам по "Мапай". Особенно близка она была с Йисраэлем Галили, который стал ее главным политическим советником и спичрайтером. С Моше Даяном она никогда не была близка лично, но позволяла ему оказывать гораздо большее влияние на формирование внешней политики, чем Эшколь. Галили была одним из самых бескомпромиссных "ястребов" в объединенном рабочем движении. Даян, сомневавшийся в том, что арабов можно убедить заключить мир с Израилем, стал одним из ведущих сторонников экспансии. Большинство в Мапай оставалось "голубиным", но тон задавала эта "ястребиная" троица.
В правительстве "ястребы" также пользовались влиянием, несоизмеримым с их численностью. Большинство министров от Мапай были "голубями": Абба Эбан, Залман Аран, Пинхас Сапир, Зеэв Шариф, Яаков Шимшон Шапира, Элиаху ("Элиас") Сассон. Однако они не стали создавать коалицию с "голубиными" министрами из Мапама, Национально-религиозной партии и Независимой либеральной партии. Они склонялись к "ястребиной" коалиции, в которую входили Голда Меир, Исраэль Галили, Игаль Аллон, Моше Кармель, Моше Даян, Йосеф Альмоги, Менахем Бегин и Йосеф Сапир. Последние двое представляли Гахаля. Галили и Даян были особенно заинтересованы в сохранении правительства национального единства с этой правой партией. Партнерство с "Гахалем" давало им большинство по многим вопросам, которые были для них действительно важны, - по вопросам внешней политики, безопасности и оккупированных территорий. Это позволило им противостоять предложениям политических инициатив по урегулированию арабо-израильского спора на том основании, что они приведут к расколу нации.
В кабинете министров Голда Меир всеми силами поддерживала политику сохранения статус-кво и избегания политических рисков. Фактически она олицетворяла собой политику иммобилизма, сидя на новых линиях прекращения огня и отказываясь сдвинуться с места до тех пор, пока арабы не согласятся заключить мир на условиях Израиля. Она была не нейтральным председателем на заседаниях кабинета министров, а сильным лидером, способным грубо обойти несогласных с ней министров, даже если они составляли большинство. Как премьер-министр она несла полную ответственность за оборонную политику. Конституционно эта ответственность выражалась в том, что премьер-министр возглавлял комитет по обороне кабинета министров. Однако в период ее премьерства заседания этого комитета не проводились. Его место занял неформальный орган, получивший название "кухня Голды", поскольку заседания проходили в ее доме.
Постоянными участниками "кухни Голды" были Йисраэль Галили, Игаль Аллон, Моше Даян, Абба Эбан и Пинхас Сапир. Время от времени приглашались и другие министры, если на повестке дня стоял вопрос, к которому они имели непосредственное отношение. Заседания "кухонного кабинета" обычно проводились в субботу вечером, перед еженедельным заседанием кабинета в воскресенье утром. Его основная задача заключалась в выработке единой позиции правящей партии и формулировании конкретных предложений для обсуждения и принятия решений кабинетом. Иногда "кухонный кабинет" принимал решения самостоятельно, о чем велась письменная запись. Но большинство важных предложений выносилось на утверждение полного состава кабинета. Время от времени Голда Меир подвергалась критике за то, что не консультировалась со всем кабинетом при решении важных вопросов и действовала неконституционно. Однако на протяжении всего срока ее пребывания на посту премьер-министра "кухонный кабинет" продолжал играть решающую роль в формировании внешней и оборонной политики.
Еще одним органом, который приобрел влияние при Голде Меир, стал Генеральный штаб ЦАХАЛа. Начало этой тенденции было положено впечатляющими успехами ЦАХАЛа в Шестидневной войне. Начальник штаба стал регулярно посещать заседания кабинета министров для докладов и консультаций. Военная разведка получила монополию на представление оценок национальной разведки, оттеснив на второй план Министерство иностранных дел. Поскольку в распоряжении кабинета не было независимого экспертного органа, занимающегося анализом политики и долгосрочным планированием, оценки военных было трудно оспорить, а принятие их рекомендаций, как правило, было предрешено.
Напористость Голды Меир по отношению к своим гражданским коллегам сочеталась с любопытным подобострастием по отношению к своим военным подчиненным. Она всегда считала себя человеком, не разбирающимся в вопросах обороны. Будучи министром иностранных дел, она однажды определила свою основную задачу как закупку оружия для ЦАХАЛа. Будучи премьер-министром, она демонстрировала некритичное отношение к советам, которые давал Генеральный штаб ЦАХАЛа. Абба Эбан считал это одной из ее главных слабостей на посту премьер-министра. По его мнению, Израилю нужен был премьер-министр, способный не соглашаться с мнением оборонного ведомства. Бен-Гурион, Шаретт и Эшколь были способны не принимать точку зрения военных. Но сама г-жа Меир более или менее уверенно заявила, что в вопросах безопасности "я не буду делать ничего, кроме как слепо принимать точку зрения военных". Это не функция премьер-министра".
Рост влияния высших армейских офицеров усилил давнюю тенденцию рассматривать отношения с арабскими государствами в стратегической перспективе и подчинять политические и дипломатические соображения военным при выработке высокой политики. Оборонный истеблишмент всегда исходил из того, что пока Израиль находится на осадном положении, он должен нести основную ответственность за политику во всей сфере безопасности, а это включало в себя большую часть внешних связей страны. После Шестидневной войны переговорная позиция Израиля значительно усилилась в результате захвата арабских территорий, однако с течением времени усилились и внутренние ограничения на использование этой переговорной позиции. Отсутствие консенсуса по национальным целям ограничивало возможности правительства в реализации политических инициатив. Международные инициативы по мирному урегулированию арабо-израильского конфликта неизменно рассматривались Меир и ее советниками как наносящие ущерб безопасности Израиля. Когда арабские государства прибегали к силе, чтобы вытеснить Израиль со своей земли, Израиль отвечал еще большей силой. Под руководством Меир политика Израиля в этом конфликте сводилась, по сути, к военной активности и дипломатической неподвижности. "Непримиримость" была не только ее вторым именем. Это была и отличительная черта политики Израиля в конфликте с арабским миром на протяжении пяти лет ее премьерства.
Война на истощение
Невозможность добиться ухода Израиля с оккупированных территорий дипломатическими методами привела к тому, что Гамаль Абдель Насер выдвинул лозунг: "То, что было взято силой, может быть возвращено только силой". Военные столкновения между Египтом и Израилем периодически происходили с момента окончания Шестидневной войны до весны 1969 года. Однако именно широкомасштабное наступление египетской армии в марте 1969 г., сопровождавшееся отказом Насера от соглашения о прекращении огня, принятого ООН, стало началом войны на истощение. Официальное заявление о намерениях было сделано позднее, 23 июня. Ближайшей целью Насера было предотвратить превращение Суэцкого канала в фактическую границу, а конечной - заставить Израиль отойти к довоенной границе. Военная стратегия, принятая для этой цели, заключалась в интенсивных артиллерийских обстрелах израильских позиций на фронте канала, периодических воздушных атаках и вылазках спецназа. Идея заключалась в том, чтобы, используя огромное превосходство Египта в живой силе и сравнительный недостаток Израиля в статической войне и известную чувствительность к потерям, истощить Израиль в военном, экономическом и психологическом отношении и тем самым подготовить почву для перехода египетской границы с целью вытеснения израильских войск с Синая.
Израиль должен был принять решение о том, как ответить на египетский вызов. Традиционная военная доктрина предусматривала перенос войны на территорию противника. Было предложение захватить западный берег Суэцкого канала, но оно было отклонено, отчасти из-за отсутствия у ЦАХАЛа необходимой амфибийной техники, но в основном по политическим причинам. Израиль остановился на оборонительной стратегии, которая заключается в том, чтобы не допустить переправы египетской армии через канал и захватить территорию на восточном берегу. ЦАХАЛ рассматривал два варианта обороны Синая: постоянное физическое присутствие вдоль водной линии или защита зоны канала с помощью мобильных сил, развернутых в глубине страны. Начальник Генштаба Хаим Бар-Лев принял решение в пользу первого варианта. В результате была возведена линия укреплений вдоль канала, носящая его имя. На принятие решения против гибкой обороны и в пользу статичной обороны повлияли политические соображения. Основной целью Голды Меир было сохранить политический и территориальный статус-кво и не уступать ни одной позиции до тех пор, пока Египет не согласится на мирный договор. Статическая оборона была более эффективным средством достижения этой политической цели, но она также ставила перед ЦАХАЛом целый ряд новых проблем.
В середине июля 1969 г., после четырех месяцев интенсивных, но безрезультатных боевых действий, израильские ВВС были использованы в качестве "летающей артиллерии" в зоне канала. Цель заключалась в том, чтобы овладеть небом, нанести удар по египетским наземным силам и удержать их от планирования новой войны. Бар-Лев охарактеризовал новую стратегию как попытку эскалации с целью деэскалации, но результатом стала дальнейшая эскалация боевых действий.
Всеобщие выборы состоялись 28 октября в условиях войны на истощение. В начале того же года Мапай объединилась с Мапам, образовав партию "Согласие". Даян выступил против слияния с "голубиным" Мапаем и даже пригрозил выйти из партии, если не сможет диктовать ее предвыборную платформу. В платформе не было ни слова о резолюции ООН 242, ни о выходе из партии. Более того, большинство требований Даяна были включены в "устную доктрину", обязательную для всех членов "Выравнивания". В этой доктрине указывалось, что партия подразумевает под "безопасными границами". В ней говорилось, что восточной границей безопасности Израиля будет река Иордан, что Голанские высоты и сектор Газа останутся под контролем Израиля, и что Израиль сохранит за собой полосу земли вплоть до Тиранского пролива. Даян придал свой собственный оттенок предвыборной платформе Альянса, заявив: "Шарм-эль-Шейх без мира лучше, чем мир без Шарм-эль-Шейха".
На выборах "Согласие" выступило неудачно. Она получила 56 мест, в то время как в 1965 г. ее составные части получили 63 места. Гахал" получил 26 мест, Национально-религиозная партия - 12, Независимая либеральная партия - 4. В целом правое крыло усилило свои позиции, но электорат продолжал доверять "Выравниванию" и его лидеру. После выборов Голда Меир сформировала правительство национального единства, очень похожее по составу на то, которое досталось ей в наследство от Эшколя.
Первым вызовом, с которым столкнулось новое правительство, стал американский мирный план. В январе к власти пришла республиканская администрация, президентом которой стал Ричард Никсон, советником по национальной безопасности - Генри Киссинджер, а государственным секретарем - Уильям Роджерс. Государственный департамент давно выступал за "равноправный" подход к арабо-израильскому конфликту и активную роль Америки в продвижении политического урегулирования на основе принципов, заложенных в Резолюции ООН 242. 9 декабря 1969 года Роджерс представил свой мирный план для Ближнего Востока. В основе плана лежала резолюция 242. Он предусматривал возвращение Израиля к международной границе с соседями, лишь с незначительными изменениями в целях взаимной безопасности, и решение проблемы палестинских беженцев.
План Роджерса застал израильских руководителей врасплох. Они расценили его как свидетельство сотрудничества США и СССР в попытке навязать им мирное урегулирование. 15 декабря Голда Меир представила свое новое правительство в Кнессете и использовала этот повод для первой из многочисленных атак на план Роджерса. Отношения стали еще более напряженными, когда 18 декабря представитель США в ООН Чарльз Йост предложил основные принципы урегулирования между Израилем и Иорданией на основе плана Роджерса. Йост выступал за уход Израиля с большей части Западного берега реки Иордан, установление иорданской администрации в Восточном Иерусалиме и решение проблемы палестинских беженцев. Голда назвала этот план "катастрофой для Израиля", приказала друзьям Израиля в Вашингтоне провести кампанию протеста и отозвала посла Ицхака Рабина для срочных консультаций. Рабин был назначен послом в Вашингтоне после увольнения из ЦАХАЛа и, похоже, рассматривал дипломатию как продолжение войны другими средствами. На своем заседании 22 декабря, заслушав доклад Рабина, кабинет принял официальное решение отвергнуть все американские предложения. "Если бы эти предложения были реализованы, - говорилось в заявлении кабинета, - безопасность и мир Израиля оказались бы под серьезной угрозой. Израиль не будет принесен в жертву никакой силовой политике и отвергнет любые попытки навязать ему насильственное решение".
Отвергнув американские мирные предложения, Израиль вернулся к ведению войны на истощение. В последнюю неделю декабря кабинет министров принял судьбоносное решение - начать стратегические бомбардировки египетских внутренних районов. Идея возникла в Генеральном штабе ЦАХАЛа и была рекомендована кабинету министром обороны. Первоначальным сторонником идеи стратегических бомбардировок был генерал-майор Эзер Вейцман, который после всеобщих выборов вошел в правительство в качестве министра от "Гахаля". В правительстве он продолжал настаивать на использовании ВВС Израиля для прекращения войны на истощение. У него появился влиятельный союзник в лице Ицхака Рабина, солдата, ставшего дипломатом. Рабин доложил кабинету министров, что администрация Никсона приветствовала бы бомбардировки Египта с глубокого проникновения, поскольку это отвечало бы американским интересам в регионе. Абба Эбан оспорил анализ американской позиции, сделанный послом. По его мнению, американцы не могут быть заинтересованы в расширении арабо-израильского конфликта из-за опасности усиления советского участия на арабской стороне. Визит Рабина помог склонить чашу весов в кабинете министров в пользу нанесения массированных военных ударов по Египту.
Еще одним вопросом, по которому кабинету предстояло принять коллективное решение, была возможная реакция СССР на бомбардировку египетских внутренних районов. И снова Эбан оказался в меньшинстве. Он полагал, что бомбардировка приведет к усилению советского военного присутствия в регионе. Большинство же полагало, что Советский Союз выразит протест, но не станет вмешиваться в ситуацию. Обсуждение этого вопроса в кабинете министров было беглым, неосведомленным и поверхностным. В результате была неправильно оценена не только вероятность советского вмешательства, но и его влияние на израильско-египетский военный баланс.
ЦАХАЛ получил разрешение приступить к реализации новой политики 7 января 1970 года. Военные цели этой политики заключались в том, чтобы, во-первых, снизить военное давление Египта в зоне передового канала; во-вторых, удержать египтян от планирования полномасштабной войны; в-третьих, завершить войну на истощение и заставить Египет соблюдать перемирие. Идея заключалась в том, чтобы закончить войну таким образом, чтобы усилить сдерживающую силу ЦАХАЛа. Эта цель не могла быть достигнута путем переговоров, посредничества или условного прекращения огня. Считалось, что для этого необходимо продемонстрировать способность ЦАХАЛа заставить египетскую армию следовать предписанному ей курсу действий.
Помимо военных целей, израильтяне рассчитывали достичь ряда психологических и политических задач. Они не были четко сформулированы и не получили единодушного согласия, но сыграли значительную роль в принятии решения о начале бомбардировок с глубоким проникновением. Необъявленные цели заключались в том, чтобы сломить моральный дух египтян, создать брешь в доверии между Насером и египетским народом, добиться падения режима Насера и замены его прозападным режимом. Здесь прослеживается отголосок Синайской войны. Разговоры о свержении режимов путем внешнего военного давления обычно являются симптомом растерянности, и этот случай не стал исключением. События должны были показать - и логика, и история, и любое знание египетской политики - что бомбардировки не только не подорвут волю египтян к сопротивлению, но и укрепят ее; и не только не свергнут Насера, но и сплотят народ в его поддержку в порыве национальной солидарности.
Первый налет на египетскую глубинку был совершен 7 января 1970 г., последний - 13 апреля. В течение этих четырех месяцев израильские сверхзвуковые истребители Phantom американского производства неоднократно наносили удары по целям в дельте Нила и в пригородах Каира. В общей сложности израильтяне совершили 3300 вылетов и сбросили на территорию Египта около 8000 тонн боеприпасов. Не хватало только последовательной политики. Голда Меир отрицала, что целью налетов было свержение Насера, но добавляла, что если они приведут к смене режима, то она не будет проливать по этому поводу слез. Временами она создавала впечатление, что рейды были частью воспитательной кампании, призванной заставить Насера перестать лгать своему народу, как будто он был непослушным мальчиком, которого она вела за ухо в сарай.
Проведение кампании не сопровождалось никакими признаками политической гибкости. Израильские лидеры просто стремились усилить военное давление до тех пор, пока им не удастся добиться от Насера публичного согласия на соблюдение неограниченного прекращения огня. Эбан был убежден, что целью американцев является прекращение боевых действий. 7 февраля он предложил кабинету политическую инициативу по восстановлению прекращения огня на ограниченный срок в рамках нового "мирного наступления". Его идея заключалась в том, чтобы не только заявить о своей политике, но и резко выразить свою готовность к временному прекращению огня на Суэцком канале в качестве первого шага к военной деэскалации. Он утверждал, что, изучив возможность прекращения "войны на истощение", можно ничего не потерять, и его предложение получило определенную поддержку. Но Голда Меир обрушила на него всю свою ярость. Неужели Эбан не помнит, что Насер сам предложил временное прекращение огня? Если это было в интересах Насера, то как это может быть в интересах Израиля? Не предлагает ли Эбан опасную ловушку для Израиля, противоречащую его заявленной политике?
Отметив, что за его предложение о мирном наступлении не было большинства, Эбан не хотел, чтобы оно было дискредитировано голосованием. Однако Меир настаивала на вынесении этого предложения на голосование. Некоторые министры умоляли ее не принимать официального решения против мирного наступления, но она была настойчива, и руки поднимались за то, чтобы отклонить предложение, которое уже не стояло на столе. Сам Эбан отказался принимать участие в голосовании. "Этот эпизод, - писал он, - проиллюстрировал, как трудно быть министром иностранных дел в кабинете, который имел преувеличенное представление о роли войны в международной политике. Триумф наших войск в 1967 г. породил веру в непобедимость Израиля, которая перестала действовать, как только Шестидневная война закончилась. Это была не лучшая Голда. Этот эпизод подчеркнул центральное место личной неприязни в общей системе ее мыслей и эмоций."
Глубоко проникающие бомбардировки нанесли серьезный урон египетской военной машине, но не поставили Насера на колени. 22 января он вылетел в Москву на секретную встречу с советскими руководителями, чтобы попросить о срочной помощи. В ответ Египет получил зенитные орудия, зенитно-ракетные батареи, радиолокационные системы, истребители МиГ, а также мини-армию техников для эксплуатации новой техники. Никогда ранее Советский Союз не вводил в некоммунистическую страну столь сложную военную технику в столь короткие сроки. В Египет было направлено 15 тыс. человек, в том числе 200 летчиков. Советские военные фактически взяли на себя оборону Египта, за исключением зоны канала.
В результате прежнее абсолютное господство Израиля в воздухе и свобода нанесения ударов по целям во внутренних районах Египта были существенно ограничены. Израиль был вынужден свернуть воздушное наступление, и в середине апреля бомбардировки с глубоким проникновением прекратились. В это время потери Израиля в солдатах и самолетах продолжали расти угрожающими темпами. В Генеральном штабе возникла готовность рассмотреть вопрос об отводе сухопутных войск в сторону от канала, чтобы вывести их из зоны действия египетской артиллерии. По имеющимся данным, Голда Меир выступила против этой идеи, опасаясь, что она подтолкнет арабов к возобновлению требований о полном выводе израильских войск без переговоров и мира. Присутствие вдоль Суэцкого канала должно было обеспечить Израилю безопасность. Но теперь Израиль цеплялся за Суэцкий канал по политическим причинам. Эта ситуация показала несостоятельность аргумента о том, что территория придает Израилю стратегическую глубину, а стратегическая глубина прямолинейно укрепляет его безопасность.
На родине Голда Меир подвергалась критике за то, что оставалась непреклонной даже тогда, когда все больше признаков того, что египтяне заинтересованы в дипломатическом решении "войны на истощение". 28 апреля группа старшеклассников направила письмо премьер-министру. Предвидя свой призыв на национальную службу в ЦАХАЛ, они заявили, что из-за политики ее правительства будет трудно убедить их в том, что война - это эйн брейра, не имеющая альтернативы. Фоном к этому письму послужило приглашение Насера к доктору Нахуму Гольдману, президенту Всемирного еврейского конгресса, посетить его в Каире. Визит не состоялся, поскольку израильское правительство отказалось его санкционировать. Многие в Израиле посчитали, что этот шаг свидетельствует о нежелании их правительства вести мирный диалог с врагом. В письме говорилось: "Мы, нижеподписавшиеся, старшеклассники, которых собираются призвать в ряды ЦАХАЛа. После того как правительство отвергло перспективу мира, отказавшись от поездки доктора Нахума Гольдмана, мы не знаем, сможем ли мы выполнить свой долг в армии под лозунгом ein breira". Это короткое письмо вызвало длительную общественную дискуссию по вопросу о том, кто несет ответственность за продолжающееся состояние войны.
Война на истощение продолжалась за Суэцким каналом и после прекращения бомбардировок внутренних районов Египта. Практически все предположения, послужившие основанием для проведения бомбардировок с глубоким проникновением, оказались ошибочными. Режим Насера не рухнул под ударами ВВС Израиля, Советский Союз не только словесно, но и физически парировал удары, а США не проявили того энтузиазма по поводу бомбардировок, который предсказывал посол Рабин. Израиль серьезно просчитался как с советской, так и с американской реакцией. Теперь ему пришлось обратиться к своему сверхдержавному покровителю как к единственному возможному источнику сдерживания другой сверхдержавы. Зависимость Израиля от США в вопросах стратегической поддержки и поставок вооружений резко возросла, а вместе с ней и восприимчивость к американскому политическому давлению. Таким образом, слишком упираясь в свое военное преимущество перед Египтом, Израиль способствовал достижению своей собственной важной послевоенной цели - максимально отстранить сверхдержавы от Ближнего Востока.
Советские войска все отчетливее вырисовывались на горизонте. 18 апреля израильские летчики столкнулись с советскими летчиками, выполнявшими оперативное задание в зоне канала. 30 июня в районе канала произошел бой с собаками, в ходе которого ВВС Израиля сбили пять МиГов, пилотируемых советскими летчиками. Эта победа подняла боевой дух израильтян, но военные эксперты понимали, что советские и египетские ВВС неуклонно продвигают свои зенитно-ракетные комплексы к западной границе Суэцкого канала, и это может подорвать превосходство Израиля в воздухе.
Опасность эскалации заставила госсекретаря Роджерса 19 июня выдвинуть второе предложение, получившее название "Роджерс Б". Предложение состояло из трех частей: во-первых, трехмесячного прекращения огня на египетском фронте; во-вторых, заявления Израиля, Египта и Иордании о том, что они принимают резолюцию ООН 242, в частности, призыв к "уходу с оккупированных территорий"; в-третьих, обязательства Израиля провести переговоры с Египтом и Иорданией под эгидой доктора Джарринга сразу же после вступления в силу прекращения огня. В предложении также содержалось важное положение о "перемирии" на период прекращения огня: ни Египту, ни Израилю не будет позволено приблизить свои ракеты к каналу.
Инстинктивная реакция Голды Меир заключалась в том, чтобы отвергнуть американское предложение. Хотя Роджерс Б ничего не говорил об окончательных границах, она подозревала, что это просто уловка для навязывания Роджерса А. В ЦАХАЛе были опасения, что временное прекращение огня не является достаточной гарантией от возобновления войны на истощение. Однако президент Никсон посоветовал Израилю не отказываться первым от "Роджерса Б", и и Египет, и Иордания приняли это предложение. 24 июля Никсон направил Меир письмо, в котором прямо заявил, что окончательные границы должны быть согласованы между сторонами путем переговоров под эгидой посла Яринга; что США не будут оказывать давление на Израиль, чтобы заставить его принять решение проблемы беженцев, которое в корне изменит его еврейский характер или поставит под угрозу его безопасность; и что ни один израильский солдат не должен быть выведен за линию прекращения огня до тех пор, пока не будет достигнуто удовлетворительное для Израиля мирное соглашение. Это письмо означало фактический отказ от первого плана Роджерса. В некоторых кругах оно было воспринято как вторая Декларация Бальфура.
Заверения Никсона и обещание экономической и военной помощи убедили Голду Меир и ее кухонный кабинет проглотить горькую пилюлю Роджерса Б. Однако они дали понять, что согласны только на прекращение огня и возобновление миссии "Джаринг", но не на положения Роджерса А. 31 июля кабинет большинством голосов 17 против 6 проголосовал за принятие Роджерса Б. Гахал вышел из состава правительства национального единства, поскольку принятие этого плана означало согласие с резолюцией 242. Не все министры "Гахаля" поддержали решение о выходе, но Менахем Бегин был непреклонен. Прекращение огня на египетском фронте вступило в силу 7 августа, положив конец войне на истощение.
В день вступления в силу соглашения о прекращении огня Египет с советской помощью нарушил договоренность о прекращении огня, перебросив свои ракеты на край Суэцкого канала. Израиль решил приостановить свое участие в переговорах, которые должны были начаться под эгидой Яринга. Война закончилась, но политический тупик продолжался. В отличие от трех предшествующих войн, "война на истощение" закончилась, не принеся ничего, что можно было бы назвать победой одной стороны или поражением другой. По сути, семнадцатимесячная война закончилась вничью. Политические и военные лидеры Израиля по-разному оценивали этот исход. Одни, в том числе министр обороны, начальник Генштаба и другие генералы, отмечали, что Египет в ходе войны не добился никаких территориальных успехов. Другие, по разным причинам, считали, что реальным победителем в войне был Египет. Откровенное изучение позиций двух сторон до и после войны привело Аббу Эбана к выводу, что психологический и международный баланс изменился в пользу Египта. Эзера Вейцмана больше интересовал военный баланс. Для него ключевым фактом было то, что война закончилась установкой египетской ракетной системы на краю канала и, как следствие, утратой Израилем ранее неоспоримого господства в воздухе. Такой исход, по мнению Вейцмана, давал египтянам свободу действий в течение последующих трех лет для подготовки к большой войне в октябре 1973 года.
За редким исключением израильские лидеры извлекли из войны на истощение неверные уроки. Они продолжали придерживаться оборонительной военной доктрины и ее следствия - системы статической обороны, хотя война показала ее дороговизну и неэффективность. Мордехай Гур, ставший начальником Генерального штаба в 1974 г., впоследствии утверждал, что не легкая победа в Шестидневной войне убаюкала Израиль ложным чувством безопасности накануне Октябрьской войны, а неверное прочтение итогов Войны на истощение. "Нет сомнений, что наша победа в Войне на истощение была очень важна, - писал Гур в ежемесячнике ЦАХАЛа, - но разве из нее следует только один вывод - сидеть и ничего не делать? Что мы сильны, и если арабы хотят мира, то они должны прийти к нам на коленях и принять наши условия? . . . Это была большая политическая и стратегическая ошибка - опора на силу как на почти исключительный фактор при выработке политики".
В этом, собственно, и заключалась большая ошибка правительства, возглавляемого непримиримой Голдой. Оно было очень жестким в своем подходе к арабам. Его политика после 1969 г. сводилась к тому, чтобы предложить арабам только одну из двух альтернатив: либо полный мир по договору без полного ухода Израиля с оккупированных территорий, либо сохранение статус-кво без каких-либо уступок. Война на истощение, которая велась с огромными экономическими затратами и большими потерями, стала самой продолжительной в истории Израиля. После ее окончания Меир прибегла к дипломатии истощения в защиту статус-кво, что в конечном итоге привело к новой полномасштабной арабо-израильской войне.
Война на истощение повлияла и на ядерную политику Израиля. Дебаты об атомном оружии начала 1960-х годов продолжались до конца десятилетия. Основными сторонниками конвенциональной стратегии были Игаль Аллон и Исраэль Галили. Главными сторонниками ядерного варианта были Моше Даян и Шимон Перес. Власть Даяна значительно возросла после того, как в 1967 году он стал министром обороны. В 1968 году был подписан Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). 140 его участников обещали воздерживаться от приобретения ядерного оружия в обмен на полный доступ к ядерным технологиям для мирных целей. Поскольку Израиль отказался подписать ДНЯО, американские официальные лица хотели знать, намерен ли Израиль производить ядерное оружие. Максимум, что могли сказать израильтяне в ответ, - это то, что они не будут первыми, кто "внедрит" ядерное оружие на Ближний Восток. В ответ на уточнение посол Рабин пояснил, что Израиль не будет первым, кто "испытает" такое оружие или публично раскроет его существование. Эта формула удовлетворила американцев. Они перестали добиваться от Израиля подписания ДНЯО, а визиты американских инспекторов в Димону прекратились в 1969 году.
Моше Даян был главным ответственным за принятие решения о переходе от ядерного потенциала к производству небольшого количества ядерного оружия. Он пошел на этот шаг отчасти из-за опасений, что Израиль не сможет долго сохранять свое превосходство над арабами в обычных вооружениях, а отчасти для того, чтобы уменьшить зависимость Израиля от внешних держав. Эмбарго на поставки оружия, введенное Францией в 1967 году, подчеркнуло зависимость Израиля от поставщиков оружия. Война на истощение стала тяжелым экономическим бременем для Израиля и привела к усилению его зависимости от американских поставок оружия. Это также привело к усилению советского участия на стороне противников Израиля. Поэтому Даян разработал новую формулу, которой он дал зловещее название - "бомба в подвале". Она предполагала создание бомбы, но без ее испытаний и публичного объявления о ее существовании. Вероятно, разногласия с другими министрами привели к созданию этой компромиссной формулы, преимущество которой заключалось в том, что она не требовала от Израиля открытой ядерной стратегии и в то же время сигнализировала арабам и остальному миру о наличии ядерного арсенала в подвале Израиля.
Ответ доктору Ярингу
В сентябре 1970 года два события отвлекли внимание от кризиса, связанного с возобновлением деятельности миссии доктора Джарринга: гражданская война в Иордании и смерть Гамаля Абдель Насера. В Иордании палестинские партизанские организации создали государство в государстве, бросив вызов правлению короля Хусейна. Король приказал своей армии разоружить и сломить власть этих организаций. В ходе начавшейся гражданской войны тысячи палестинцев были убиты, а многие покинули страну. В самый разгар кризиса сирийские войска вторглись в Иорданию, что выглядело как попытка помочь палестинцам свергнуть монархию. Король Хусейн направил в Вашингтон срочный призыв о помощи. Д-р Киссинджер, советник по национальной безопасности, передал Голде Меир то, что он интерпретировал как просьбу короля об израильской воздушной атаке против сирийских бронетанковых сил на севере страны. Киссинджер пообещал, что если египтяне возобновят боевые действия на юге, то США окажут Израилю всю необходимую военную помощь. Израиль привел в боевую готовность свои военно-воздушные силы, а также мобилизовал наземные войска на границе с Иорданией в готовности выступить против сирийцев. Но необходимости во вмешательстве не возникло, так как армия Иордании сама выступила против сирийских захватчиков. Кризис закончился поражением палестинцев, отступлением сирийцев, и король Хусейн прочно занял свой трон в Аммане. На протяжении всего кризиса Израиль очень тесно координировал свои действия с Вашингтоном. Своей реакцией на призыв о помощи Израиль заслужил благодарность как американского президента, так и иорданского монарха.
Другим событием стала смерть президента Насера 28 сентября. Пятидесятидвухлетний президент умер от сердечного приступа. Он выбился из сил, пытаясь стать посредником между королем Хусейном и его палестинскими оппонентами. Насера сменил его заместитель Анвар ас-Садат. Садат был одним из "свободных офицеров", устроивших революцию в 1952 году. Его считали политическим легковесом, который вряд ли долго продержался бы у власти. К концу жизни Насер, похоже, пришел к выводу, что арабо-израильский конфликт не может быть решен военным путем. Садат в основном держал свои взгляды при себе, поэтому трудно было предсказать, какую линию он займет в отношении конфликта.
В конце декабря, после длительных переговоров с администрацией Никсона, Израиль согласился начать мирные переговоры под эгидой доктора Яринга. Американцы рекомендовали Ярингу играть более активную роль посредника, чем он делал это в прошлом, и не ограничиваться функцией почтового ящика. Однако предварительные контакты с Израилем и Египтом убедили его в том, что обе стороны очень крепко держатся за свои уже устоявшиеся позиции. Поэтому он взял на себя труд попытаться выйти из дипломатического тупика, заявив о том, что необходимо для продвижения к урегулированию. 8 февраля 1971 г. он обратился к Египту и Израилю с идентичными меморандумами, в которых изложил свои предложения по урегулированию спора между ними. От Египта он потребовал обязательство заключить мирное соглашение с Израилем, от Израиля - отступить к бывшей египетско-палестинской международной границе.
Египет ответил на анкету Яринга 15 февраля. В ответе говорилось: "Египет будет готов заключить мирное соглашение с Израилем, содержащее все вышеупомянутые обязательства, предусмотренные резолюцией Совета Безопасности 242". Египет выдвинул ряд дополнительных требований: обязательство Израиля вывести войска не только с Синая, но и из сектора Газа, обязательство решить проблему беженцев в соответствии с резолюциями ООН, а также создание сил ООН для поддержания мира. Ответ ознаменовал собой прорыв. Впервые египетское правительство публично заявило о готовности подписать мирный договор с Израилем. Ответ Египта был воспринят как позитивное и далеко идущее событие как Ярингом, так и Роджерсом.
Израильское правительство было впечатлено публичным обязательством Египта заключить мир, но обеспокоено условиями и оговорками, которыми Египет подстраховывал свою позицию. Собственно говоря, территориальные условия Египта для заключения мира не должны были стать неожиданностью. Они были очень похожи на решение, принятое правительством Эшколя 19 июня 1967 г. в пользу отхода к международной границе с Египтом и Сирией в обмен на мир. Однако это решение было отменено правительством Эшколя, и за прошедшее время позиция Израиля еще более ужесточилась.
Ответ Израиля, переданный Ярингу 26 февраля, стал результатом сумбурных обсуждений в кабинете министров. Израиль с удовлетворением отметил готовность Египта подписать мирное соглашение и вновь выразил желание вести прямые переговоры по всем вопросам, связанным с мирным соглашением. Проблема возникла в связи с требованием Яринга о полном территориальном отступлении. Первоначально кабинет склонялся к тому, чтобы принять неконкретную формулировку Эбана: "Отвод израильских вооруженных сил от линии прекращения огня с Египтом до безопасных, признанных и согласованных границ, которые будут установлены в мирном соглашении". Однако Йисраэль Галили с помощью Моше Даяна сумел убедить кабинет не оставлять никаких сомнений в вопросе о границах. Кабинет выбрал категорический отказ от восстановления прежней границы, и это придало его ответу императивный и негативный тон. К предложенному Эбаном положению о выводе войск было добавлено короткое, но очень важное предложение: "Израиль не отойдет к границам, существовавшим до 5 июня 1967 года".
Критики правительства Голды Меир утверждали, что это предложение означало провал миссии "Джарринг" и потерю возможности установления мира с Египтом. Некоторые комментаторы утверждают, что если бы к совету Эбана прислушались и опустили это предложение, то мир мог бы быть достигнут без трагедии войны Йом-Киппур. Сам Эбан продолжал сожалеть о том, что его формула не была одобрена, поскольку она в достаточной мере обеспечивала право Израиля на территориальный пересмотр. Но ему трудно согласиться с тем, что если бы Садат действительно был готов к урегулированию на том этапе, то он отказался бы от этой попытки только из-за формулировки израильского ответа Ярингу. Комментарий Эбана свидетельствует о том, что даже он, самый умеренный из министров Меир, не смог оценить все значение заявления Садата.
Ицхак Рабин, посол в Вашингтоне, был еще более критичен, чем Эбан, в отношении того, как Израиль отнесся к инициативе Яринга. Отношения между послом и министром были довольно напряженными, поскольку посол часто подчинялся непосредственно премьер-министру, минуя министра иностранных дел. Однако в данном случае посол и министр были едины в своем желании добиться положительного ответа. Рабин вернулся на родину для консультаций после того, как Египет ответил Ярингу. Рабин считал этот ответ важной вехой: "Впервые в летописи ближневосточного конфликта арабская страна - более того, крупнейшая арабская страна и лидер арабского мира - опубликовала официальный документ, выражающий ее готовность заключить мирное соглашение с Израилем!". Он рекомендовал кабинету министров аналогичный ответ: выражение готовности подписать мирный договор с последующим подробным изложением позиции Израиля по вопросам границ и беженцев. Ответ кабинета разочаровал его не меньше, чем его американских коллег. Он "оказался бессвязным документом, длинноты которого превышали только его расплывчатость. Хуже всего, что он не справился со своей главной задачей - изложением требований Израиля в обмен на мир".
Джарринг счел ответ Израиля на свою анкету неудовлетворительным. Он добивался от Египта обязательства заключить мир с Израилем и от Израиля обязательства вывести войска с территории Египта; он получил египетское, но не израильское обязательство. Независимо от того, упустило ли правительство Голды Меир реальную возможность заключить мир с Египтом, оно предопределило судьбу миссии Яринга. Некоторые израильские официальные лица возложили ответственность за неудачу на посредника ООН. Гидеон Рафаэль писал: "Инициатива Яринга, вместо того чтобы стимулировать прогресс, углубила тупик". То же самое можно сказать и об израильском ответе. Миссия Яринга не была официально прекращена, но на смену ей пришла более драматичная инициатива.
Промежуточное соглашение
Затмение миссии Джарринга совпало с инициативой нового президента Египта Анвара ас-Садата. Целью Джарринга было заключение общего мирного соглашения между Египтом и Израилем. Целью Садата было в первую очередь временное урегулирование. 4 февраля 1971 г., выступая перед Национальным собранием Египта, Садат предложил в качестве первого шага по выполнению резолюции 242 вновь открыть Суэцкий канал и частично вывести израильские войска на восточный берег канала. В этом предложении содержался намек на то, что он планирует перенести акцент с посредничества ООН на посредничество США и с общего урегулирования на промежуточное. В своей анкете от 8 февраля Яринг не упомянул о предложении Садата. Некоторое время эти два плана одновременно фигурировали в международной повестке дня, но по мере того, как миссия Джарринга угасала, главной основой для дальнейших дискуссий стал план Садата.
Предложение Садата не застало Израиль врасплох. После начала перемирия в августе 1970 г. Моше Даян говорил в израильской прессе о необходимости нового соглашения с Египтом. Его главной задачей было снизить мотивацию Египта к возобновлению войны, и для этого он был готов рассмотреть возможность частичного урегулирования. В качестве одной из конкретных идей он выдвинул отвод израильских войск от Суэцкого канала, чтобы дать Египту возможность вновь открыть канал и восстановить города, сильно пострадавшие в ходе войны на истощение. 15 января 1971 г. Джозеф Сиско, помощник госсекретаря США по делам Ближнего Востока, сообщил Рабину, что к Дональду Бергусу, американскому поверенному в делах в Каире, обратился египетский генерал, близкий к президенту Садату, с предложением изучить возможность достижения соглашения о возобновлении работы Суэцкого канала. Предложение заключалось в отводе израильских войск на расстояние около сорока километров от канала, ограниченном сокращении сил на египетской стороне и возобновлении работы канала. Рабин считал, что это "освежающее изменение по сравнению с атмосферой высоких ставок, атмосферой "все или ничего", которая окружала все предложения по "окончательному урегулированию", связанные с резолюцией 242. Уже по одной этой причине оно заслуживает серьезного рассмотрения".
Рабин рекомендовал дать положительный ответ. Однако Голда Меир была далеко не в восторге от египетского предложения. Она опасалась, что оно приведет к отходу Израиля к старой международной границе без заключения мирного договора. На публичное объявление Садатом своего предложения она отреагировала гневными и негативными комментариями на американском телевидении. Не успокоившись, Садат направил в Госдепартамент послание, которое было передано в Иерусалим. Он объяснил, что его цель - разрядить сложившуюся обстановку и что его предложение не является ни тактическим, ни академическим упражнением. Он хотел, чтобы серьезная дискуссия с Израилем велась через добрые услуги США, а не ООН. Сиско рекомендовал Голде Меир отреагировать на инициативу Садата позитивно и конструктивно, как это сделал Абба Эбан. В своем выступлении в Кнессете 9 февраля Меир осторожно намекнула, что правительство готово обсудить египетское предложение при соблюдении ряда жестких условий. По словам Гидеона Рафаэля, "она приняла эту линию наполовину, скорее как тактическую уступку, чем как желательную цель".
Нерешительная и скептическая реакция Меир на инициативу Садата стала поводом для выяснения отношений и давления со стороны американцев. Хотя возобновление работы канала сулило больше выгод СССР, чем им самим, эта идея привлекала американцев как средство предотвращения возобновления военных действий. В начале марта Сиско представил Израилю документ с предварительными идеями, которые обсуждались с Садатом. Израиль должен отвести свои войска на расстояние сорока километров от канала; эвакуированная территория будет демилитаризована; египетские техники и до семисот полицейских будут допущены в десятикилометровую полосу вдоль восточного берега канала. Через шесть месяцев после подписания соглашения канал будет открыт для судоходства, в том числе и израильского. Соглашение станет первым шагом на пути к полному выполнению резолюции 242, и обе стороны будут вправе пересмотреть режим прекращения огня через год.
Голде Меир не понравились новые предложения Садата. Идея вывода войск без заключения мирного договора была для нее неприемлема. Она оставалась приверженцем официальной линии, согласно которой ни один израильский солдат не должен быть выведен с линии прекращения огня до заключения мирного договора. Во-вторых, она возражала против предлагаемой увязки соглашения о канале с полным выполнением резолюции 242, что в глазах арабов означало эвакуацию всех территорий, оккупированных в ходе Шестидневной войны. В-третьих, она категорически возражала против размещения на восточном берегу канала египетских военных или даже семисот полицейских.
Новые предложения Садата были обсуждены кабинетом министров 22 марта. Ведущую роль в обсуждении сыграл Моше Даян, который высказался за ограниченный отвод войск от канала в обмен на нечто меньшее, чем мир. Он предложил, чтобы в обмен на ограниченный отход, позволяющий Египту вновь открыть канал, от Египта потребовали прекращения военных действий, демилитаризации эвакуированной территории и восстановления нормальной гражданской жизни на западной стороне канала. Другим условием было обязательство Америки оказать долгосрочную военную помощь Израилю и обеспечить сохранение демилитаризации эвакуированной Израилем территории. Даян был готов к отводу войск на тридцать километров от канала, вплоть до западного края стратегически важных перевалов Гиди и Митла. Кабинет принял принцип ограниченного отвода войск в рамках временного соглашения, даже без заключения мира.
С этого решения кабинета министров, - пишет Абба Эбан, - началась новая эра в ближневосточной дипломатии. Концепция частичного промежуточного урегулирования заменила прежний подход к миру по принципу "все или ничего". А идея американских "добрых услуг" заменила прежнюю концепцию посредничества ООН". Однако не было согласия по поводу применения этой концепции. Эбан отмечает, что тот факт, что Даян был инициатором этой идеи, сыграл определенную роль в том, что его политические оппоненты выступили против нее. Против существенного отхода от канала выступили Йисраэль Галили и Игаль Аллон, а также, что более удивительно, умеренный Пинхас Сапир. Начальник Генштаба Хаим Бар-Лев считал, что израильский отход не должен превышать десяти километров от канала. Ограниченный отход, по его мнению, затруднил бы Египту силовую переправу через канал для начала атаки. Кроме того, это позволило бы Израилю "простреливать себе путь назад" к каналу в случае нарушения египтянами соглашения.
Внутренние разногласия затянули разработку израильского контрпредложения. Это контрпредложение было передано американцам 19 апреля, через шесть недель после того, как они представили Израилю предварительные идеи Садата. Основная проблема израильского контрпредложения заключалась в требовании отказа Египта от военного положения в обмен на очень ограниченный отвод израильских войск от канала. Рабин считал это нереальным, но кабинет министров был непреклонен и поручил ему уведомить американцев, что прекращение военного положения является непременным условием частичного соглашения. На вопрос о том, как далеко Израиль готов отступить, он должен был ответить, что не знает. Требования же Израиля были сформулированы достаточно подробно: открытие канала для судоходства всех стран, включая Израиль; неограниченная продолжительность прекращения огня; отвод израильских войск на расстояние, которое будет согласовано; отсутствие египетских вооруженных сил в районе, подлежащем эвакуации Израилем; сокращение численности египетских войск на западной стороне канала; освобождение всех военнопленных.
Рабин отнес документ кабинета министров Киссинджеру. Киссинджер прочитал его с поразительной быстротой, и его реакция на документ была столь же стремительной. "Что это такое?! Где новая линия?" - потребовал он. "Если это ваше предложение, то я не хочу иметь с ним ничего общего. Отнесите его Сиско. . . Я к нему не притронусь! Оно свидетельствует о фундаментальном непонимании как основной проблемы, так и вашего положения в Соединенных Штатах. Это приведет к застою и конфронтации. Так что делайте что хотите, но оставьте меня в покое!". Реакция Сиско на израильский документ была менее враждебной: посоветовавшись с Уильямом Роджерсом, он заявил, что представит его Египту с просьбой дать положительный ответ.
В начале мая Роджерс и Сиско отправились в Каир, а оттуда в Иерусалим в поисках компромисса. Роджерс был впечатлен сдержанностью Садата и пониманием того, что Израиль нуждается в безопасности. Голда Меир считала Роджерса наивным, и в резком обмене мнениями между ними практический вопрос был упущен из виду. Последующая встреча Даяна с Сиско была гораздо более конструктивной. Отвечая на вопрос о том, как далеко Израиль готов отступить, Даян изложил два возможных подхода. Один подход предполагал, что боевые действия могут возобновиться. Поэтому он допускал лишь ограниченный отход - примерно на десять километров, чтобы ЦАХАЛ мог простреливать себе дорогу к каналу. Именно такой подход был принят кабинетом министров в его документе. Другой подход предполагал уничтожение линии Бар-Лева, отход на тридцать километров до перевалов Гиди и Митла и постоянный отказ Израиля от доступа к каналу. Даян не скрывал, что сам поддерживает второй подход. Он не верил, что египтяне смогут вновь открыть канал и отстроить свои города, когда израильская армия находится в такой близости от них. Даян получил выговор за то, что некоторые его коллеги сочли излишней гибкостью. Эбан направил ему записку с вопросом, будет ли он ставить свою идею на голосование в кабинете министров. Даян ответил, что если премьер-министр не поддержит его идею, то он даже не будет выносить ее на обсуждение. Эбан всегда сожалел, что Даян "не проявил упорства в поддержке этого оригинального предложения, которое могло бы предотвратить войну в Йом-Кипуре".
Даян также считал, что его предложение могло бы предотвратить войну в Йом-Кипур, но винил Голду Меир в том, что она упустила эту возможность. Его главной целью было снизить мотивацию Египта к войне. Он считал, что опасность войны снизится, если Израиль отведет свои войска и позволит Египту вновь открыть канал для международного судоходства и восстановить нормальную гражданскую жизнь в прилегающих к нему городах. Первым делом он обратился в Генеральный штаб ЦАХАЛа с вопросом, осуществима ли эта идея с военной точки зрения. Мнения в Генштабе разделились. Некоторые генералы, такие как Исраэль Таль и Ариэль Шарон, поддержали эту идею. Все это время они выступали за гибкую оборону Синая, а не за статичную концепцию линии Бар-Лева. Они считали, что отступление от водной линии к перевалам не угрожает безопасности Израиля и, более того, может решить некоторые его военные проблемы. Бар-Лев и Давид Элазар предпочитали гораздо более ограниченное отступление, чтобы иметь возможность наблюдать за действиями в зоне канала. Голда Меир, по словам Даяна, была полностью против его идеи и была довольна поддержкой, которую она получила от Бар-Лева и Элазара. Разногласия между Даяном и Меир носили не военный, а политический характер. Он надеялся, что временное соглашение снизит напряженность и откроет путь к дальнейшим переговорам с египтянами. Меир же просто не доверяла египтянам. Учитывая разделение мнений в ЦАХАЛе и в правительстве, Даян считал неизбежным, что мнение премьер-министра должно возобладать.
Американцы рассматривали позицию Израиля как главный камень преткновения на пути к временному урегулированию. Они даже приостановили поставку самолетов Phantom, чтобы побудить Израиль проявить дипломатическую гибкость. 4 октября 1971 г. Уильям Роджерс изложил американскую точку зрения на промежуточное урегулирование в своем выступлении на Генеральной Ассамблее ООН. Он заявил, что открытие Суэцкого канала станет шагом в выполнении резолюции 242 и что переговоры о всеобъемлющем урегулировании должны проходить под эгидой доктора Джарринга. Он добавил, что обе стороны должны найти решение всех технических проблем, связанных с эксплуатацией канала, включая присутствие египетского персонала на восточном берегу, и предложил провести "непрямые переговоры" между ними в Нью-Йорке.
Через два дня Голда Меир отвергла эти предложения. Она заявила, что выступление госсекретаря лишь подтолкнет египтян к тому, чтобы упорно держаться за свои позиции. Согласие Израиля на отступление было основано на принципе, согласно которому на восточном берегу канала не будут размещены египетские войска. Самое главное, настаивала она, что соглашение о возобновлении работы канала должно быть самостоятельным, а не частью всеобъемлющего соглашения. Эти положения она повторила в своей вызывающей речи перед Кнессетом 26 октября. Через несколько дней она уведомила американцев, что ее правительство откажется рассматривать любые дальнейшие предложения по возобновлению работы канала до тех пор, пока они не возобновят поставки "Фантомов" в Израиль.
Одновременно американцы вели переговоры с Советским Союзом по поводу общего решения на Ближнем Востоке. 5 ноября Киссинджер сообщил Рабину о существовании секретного предложения, которое президент Леонид Брежнев передал президенту Никсону. Предложение предусматривало урегулирование в два этапа: сначала временное соглашение о возобновлении работы канала, а затем, после президентских выборов 1972 года в США, - общее соглашение, основанное на документе Яринга. В Иерусалиме все согласились с тем, что необходимо отклонить советскую инициативу, и Рабину было поручено проинформировать Киссинджера об этом решении. Киссинджер предупредил, что Израиль не может продолжать отвергать все поступающие предложения, не указывая, какие условия являются приемлемыми. Он указал на главную слабость израильской позиции: требование к Египту отказаться от военного варианта и при этом отвергнуть любую связь между частичным и общим урегулированием. Единственное, о чем смогли договориться Киссинджер и Рабин, - это о том, что премьер-министр приедет на переговоры с президентом.
2 декабря состоялась встреча Голды Меир с президентом Никсоном. Две ее основные цели - убедить Никсона отказаться от плана Роджерса и возобновить поставки оружия в Израиль - были достигнуты. Никсон также заверил ее, что американо-советской сделки за счет Израиля не будет. Идея частичного урегулирования обсуждалась лишь в общих чертах. Никсон передал ответственность за решение этого вопроса из Госдепартамента своему советнику по национальной безопасности, и именно с ним ей было предложено обсудить детали. Получив заверения в том, что план Роджерса умер и что поставки "Фантомов" будут возобновлены, Меир была готова проявить большую гибкость в отношении промежуточного соглашения. На встрече с Киссинджером 10 декабря она пошла на ряд существенных уступок: вывод израильских войск остановится на западных подступах к Синайским перевалам; срок прекращения огня будет ограничен восемнадцатью-двадцатью четырьмя месяцами; будет установлена связь между временным и окончательным урегулированием при условии, что оно никак не свяжет Израиль с планом Роджерса; небольшому количеству египетских солдат в военной форме будет разрешено пересекать канал.
Несмотря на эти уступки, основная позиция Меир осталась неизменной. Она все время настаивала на том, что частичный уход Израиля ни в коем случае не может обязывать его к полному уходу с Синая в соответствии с заранее определенным графиком. Для нее это был главный вопрос: не может быть никаких обязательств, явных или подразумеваемых, по возвращению к границе с Египтом, существовавшей до 5 июня 1967 года. Новая граница должна быть согласована на переговорах между Израилем и Египтом после реализации временного соглашения. Она оставила за Израилем право требовать пересмотра территории. Однако принципиальное согласие на временное урегулирование на жестких условиях - это не то же самое, что позитивная поддержка, а тем более энтузиазм в отношении такого урегулирования.
Генерал-майор Ахарон Ярив, директор военной разведки, беседовал с г-жой Меир в нью-йоркском отеле "Уолдорф Астория" после ее встречи с президентом Никсоном. Ярив порекомендовал пойти навстречу Садату, чтобы дать ему возможность почувствовать свои достижения и уменьшить давление на него, вынуждающее прибегнуть к военным действиям. Ярив не видел ничего плохого в том, чтобы позволить Садату заявить, что он освободил часть родины и что египетский флаг развевается по обе стороны Суэцкого канала. Риск, связанный с отходом израильтян к перевалам, был не намного больше, чем риск, связанный с отходом на десять километров от канала. Ярив объяснил, что их стратегическое положение было превосходным, и они могли позволить себе быть щедрыми. Меир оставалась скептиком. Она опасалась, что частичный отход приведет к давлению, требующему полного ухода с Синая, и сомневалась, что кабинет министров и общественность поддержат далеко идущие уступки Египту. В дело вступили и личные соображения. У Ярива сложилось четкое впечатление, что Меир не хотела начинать процесс вывода войск и войти в историю Израиля как первый премьер-министр, передавший территорию. Возможно, этот разговор повлиял на то, что на следующей встрече с Генри Киссинджером она проявила больше гибкости, но это не изменило ее принципиальной привязанности к политическому, военному и территориальному статус-кво.
Уступки, на которые пошла Меир на встрече с Киссинджером 10 декабря 1971 г., были не слишком малы, но слишком запоздалы. Если бы они были сделаны на полгода раньше, то, возможно, обеспечили бы прорыв в поисках временного соглашения. Но за это время позиция Садата ужесточилась. Хотя он и не отказался от идеи соглашения, но теперь настаивал на том, что оно будет лишь этапом на пути к полному выводу израильских войск с Синая. Как бы то ни было, Киссинджер не стал передавать в Каир последнее предложение Меир.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги