Железная стена. Израиль и арабский мир

С палестинской стороны тоже было горькое разочарование результатами "Осло-2". Соглашение было основано на предположении, что вражда между двумя враждующими племенами утихнет в течение переходного периода, что откроет путь к справедливому окончательному урегулированию. Этого не произошло. Напротив, экстремисты с обеих сторон сделали все возможное, чтобы сорвать соглашение. На Западном берегу и в секторе Газа произошло серьезное падение уровня жизни, вызванное, в частности, частыми закрытиями израильской границы. Кроме того, не было достигнуто существенного улучшения прав человека, чтобы компенсировать растущую безработицу, бедность и материальные трудности. Права человека постоянно приносились в жертву во имя "безопасности" как Израилем, так и Палестинской автономией. Хуже всего то, что на палестинских землях продолжали строиться израильские поселения, что было явным нарушением духа, если не буквы, соглашения, подписанного в Осло. В секторе Газа, где проживает всего пять тысяч еврейских поселенцев, Израиль контролирует треть территории и большую часть дефицитных водных ресурсов, в которых так нуждается миллион палестинских жителей. На Западном берегу Израиль сохранил контроль над водными ресурсами и более чем тремя четвертями территории. Продолжалось строительство поселений на Западном берегу и особенно в Восточном Иерусалиме, а сеть объездных дорог, казалось, была призвана предотвратить возможность создания палестинского государства. Во всех этих различных отношениях процесс Осло фактически ухудшил ситуацию на оккупированных территориях и поставил под сомнение стремление палестинцев к созданию собственного государства.

Сирийская трасса

Переговоры по сирийскому направлению шли параллельно с палестинским. Стратегия Рабина заключалась в том, чтобы отделить сирийское направление от палестинского, иорданского и ливанского. Он регулировал темп переговоров с Сирией в зависимости от того, что происходило на других направлениях. Придя к власти, он определил двух кандидатов на прорыв в двусторонних переговорах: палестинцев и Сирию. Он считал, что Израиль должен заключать только один мир за раз, но у него не было твердых предпочтений относительно того, кто должен быть первым партнером.

Американцы отдавали предпочтение Сирии и предлагали свои добрые услуги в попытке посредничества в урегулировании с ней. Культурная пропасть между Израилем и Сирией была гораздо глубже, чем между Израилем и палестинцами, и потребность во внешнем посреднике, соответственно, была выше. С согласия обеих сторон американские официальные лица играли активную роль в управлении переговорами на сирийском направлении. Президент Клинтон провел две встречи с президентом Асадом, а госсекретарь Уоррен Кристофер совершил несколько рабочих визитов в регион, курсируя между Иерусалимом и Дамаском. При всей своей активности американская роль не соответствовала ожиданиям Рабина. Рабин ожидал, что Америка использует свои рычаги воздействия на Сирию, чтобы продвинуть ее к урегулированию, в то время как Кристофер практически ограничился передачей сообщений туда и обратно.

В лице Хафеза аль-Асада Рабин столкнулся с грозным противником. В политической карьере Асада доминировало стремление вернуть Голанские высоты, которые Сирия уступила Израилю, когда он был министром обороны в 1967 г., а также более широкое геополитическое соперничество с Израилем за господство в регионе. Суть его стратегического мышления всегда заключалась в том, что арабы должны стремиться к созданию достаточной силы сдерживания, чтобы сдержать Израиль. В противном случае им не останется ничего другого, как подчиниться его диктату. Концепция всеобъемлющего мира выросла у Асада во многом из того же корня, что и его стремление к "стратегическому паритету". В его понимании мир был неделим. Только всеобъемлющее урегулирование могло защитить арабское окружение от израильских посягательств и помешать Израилю отбирать одну за другой слабые арабские стороны. Асад согласился участвовать в мирном процессе, начатом в Мадриде, но все время настаивал на едином арабском фронте, ведущем к заключению соответствующих мирных договоров, основанных на резолюциях ООН и принципе "земля в обмен на мир". Что касается Сирии, то он принял формулу "полный уход ради полного мира".

Когда сирийцы говорили о полном уходе Израиля с Голанских высот, они имели в виду отход к линиям перемирия от 4 июня 1967 года. Израильтяне же предпочитали в качестве точки отсчета международную границу, согласованную между Великобританией и Францией в 1923 году. Разница между этими двумя границами была невелика с точки зрения территории, но первая предполагала сирийское присутствие вдоль северо-восточного побережья Галилейского моря, а также контроль над районом Аль-Хамма к югу от озера.

Первая встреча израильских чиновников, представлявших правительство Рабина, с сирийскими официальными лицами состоялась в Вашингтоне 24 августа 1992 года. Сирийскую делегацию на переговорах возглавлял Муваффак аль-Аллаф, израильскую - Итамар Рабинович, профессор истории Ближнего Востока Тель-Авивского университета и личный друг Ицхака Рабина. Обе делегации встретились в конференц-зале Госдепартамента, и при входе не было рукопожатий. Поскольку председательствующего не было, Рабинович решил открыть дискуссию. В своей вступительной речи, одобренной Рабином, он заявил, что Израиль не только желает вести мирные переговоры, но и понимает, что за мир ему придется вернуть землю. Он объявил, что его правительство признает, что резолюция ООН 242 во всех ее частях применима к переговорам с Сирией. Это заявление явилось фундаментальным изменением позиции Израиля. Если правительство Шамира отвергало принцип обмена территории на Голанских высотах на мир, то правительство Рабина приняло его.

В 1991 г. Рабинович опубликовал книгу об арабо-израильских мирных переговорах после 1948 г. под названием "Непройденный путь". Непосредственно перед встречей Рабинович надписал экземпляр этой книги. Посвящение гласило: "Послу Аллафу в надежде, что на этот раз дорога будет выбрана". Закончив вступительную речь, Рабинович поднес книгу к Аллафу и протянул руку. Аллаф взял книгу и пожал руку Рабиновичу. Это было прекрасное начало. Бушра Канафани, представитель сирийской делегации в Вашингтоне, высоко оценила новый подход Израиля, назвав его "конструктивным" и отражающим свежий "политический менталитет". Рабин, однако, отказался вступать в территориальные дискуссии с сирийцами до того, как они примут на себя обязательства по установлению полных дипломатических отношений, открытию границ и нормализации обстановки. Делегации двух стран продолжали встречаться, но по основным вопросам - сирийскому определению мира и масштабам вывода израильских войск - они практически не продвинулись.

Когда Рабин окончательно понял, что сирийцы не будут обсуждать другие элементы мирного урегулирования, пока не убедятся в намерении Израиля осуществить полный уход, он сделал шаг навстречу. На встрече с Кристофером в Иерусалиме 3 августа 1993 г. он впервые поднял вопрос о возможности полного ухода с Голанских высот, причем без согласования с кабинетом министров и министром иностранных дел. Рабин был крайне осторожен и осмотрителен. Он опасался, что Асад воспользуется территориальными обязательствами, а затем найдет предлоги для отсрочки мирного урегулирования. Вместо того чтобы брать на себя обязательства, Рабин задал вопрос: "Готова ли Сирия подписать мирное соглашение с Израилем, если будут удовлетворены ее требования о полном выводе войск? ... Готова ли она к реальному миру, включая открытые границы и дипломатические отношения?" Ссылаясь на мирный договор с Египтом как на прецедент, Рабин заявил, что до завершения вывода войск Израилю необходимо создать определенные элементы мира: посольства, открытые границы и меры безопасности. Он добавил, что для завершения вывода войск с Голанских высот Израилю потребуется пять лет, упустив из виду, что вывод войск с Синайского полуострова был осуществлен за три года. В конце беседы Рабин сказал Кристоферу: "Это предположение, которое вы можете озвучить перед ними, но это будет ваше предположение". Короче говоря, не беря на себя никаких прямых обязательств, Рабин хотел, чтобы Кристофер изучил реакцию Сирии на предложение о полном мире с Израилем, ведущем к полному уходу Израиля с Голанских высот в течение пяти лет.

Кристофер встретился с Асадом 4 августа и на следующий день вернулся в Иерусалим, чтобы доложить Рабину об этой встрече. По мнению Кристофера, Асад положительно отреагировал на предложение Рабина, так как принял "базовое уравнение" мира в обмен на вывод войск. Однако Рабин был глубоко разочарован ответом Асада, поскольку, хотя Асад вроде бы и согласился на договорной мир в обмен на полный вывод войск, он высказал ряд существенных оговорок и условий. Он не согласился предоставить Израилю некоторые элементы мира до завершения вывода войск. Он также не согласился с предложенным графиком, предусматривающим пять лет до завершения вывода войск, предложив вместо этого шесть месяцев. Асад также сказал Кристоферу, что его не устраивает термин "нормализация", и отклонил просьбу Рабина установить прямой и секретный канал связи. Поскольку ответ Асада не оправдал его ожиданий, Рабин дал Пересу зеленый свет на завершение переговоров с палестинцами по каналу Осло.

Через три месяца, 12 ноября 1993 г., Клинтон сообщил Рабину, что сирийцы ожидают от Израиля подтверждения его готовности к полному выводу войск. Рабину не понравился термин "обязательство", и он предпочел назвать его депозитом, то есть условным обещанием, которое может быть отозвано. В ходе беседы не было ни одного конкретного упоминания о границах 4 июня 1967 года. В последующие несколько месяцев сирийцы дали понять, что полный отход означает отход к линии 4 июня 1967 г., а не к международной границе 1923 г., проходящей дальше на восток. 2 мая 1994 г. Кристофер доложил Рабину, что Асад непреклонен в отношении линий 4 июня: если это не будет согласовано, переговоры не могут быть продолжены. Решающий разговор об этих линиях состоялся 18 июля 1994 года. Кристофер сказал, что для него очень важно иметь возможность сказать Асаду, чего можно ожидать, если он выполнит условия Рабина. Рабин ответил: "Вы можете сказать ему, что у него есть все основания ожидать такого исхода, но израильтяне не будут его озвучивать до того, как будут удовлетворены все наши потребности. Вы можете сказать ему, что это ваше понимание, но что он не сможет получить это, если не выполнит наши требования". Кристофер заметил: "Я буду держать это в кармане, а не класть на стол". Исходя из этого замечания, кодом переговоров по линиям 4 июня 1967 года стал File Pocket.

Позднее сирийцы утверждали, что в июле 1994 г. они получили обязательство о полном отходе Израиля к границам, существовавшим на 4 июня 1967 г., и что это послужило основанием для возобновления переговоров на уровне послов в Вашингтоне. Итамар Рабинович, назначенный к тому времени послом в Вашингтоне, продолжал возглавлять израильскую делегацию на переговорах с Сирией. Он был протеже и близким доверенным лицом премьер-министра и докладывал ему о переговорах с Сирией напрямую, минуя МИД. Главой сирийской делегации стал Валид аль-Муалем, посол в Вашингтоне с 1990 года.

Муалем рассказал о ходе переговоров в интервью, отличающемся необычной глубиной и откровенностью для представителя жестко контролируемого сирийского режима. По словам Муалема, целый год потребовался для окончательной выработки соглашения о полном отводе войск к границам по состоянию на 4 июня 1967 г., но это соглашение позволило начать переговоры по другим элементам мирного урегулирования, которые премьер-министр Рабин называл "четырьмя ножками стола". Помимо вывода войск, к ним относятся нормализация обстановки, меры безопасности и график реализации различных мер, по которым было достигнуто соглашение.

Основным предметом разногласий в сфере безопасности стало требование Израиля сохранить на Голанах станцию раннего предупреждения после вывода войск. Сирия заявила, что это будет нарушением ее суверенитета. Во-вторых, Израиль потребовал сократить численность сирийских войск на границе. В-третьих, Израиль настаивал на том, чтобы демилитаризованная зона простиралась только на юг от Дамаска. Сирийцы отказались от всех этих требований. Они посчитали, что опасения Израиля по поводу своей безопасности сильно преувеличены, учитывая имеющиеся в его распоряжении передовые технологии, численность и качество вооруженных сил, а также ядерный арсенал.

Сирия также отвергла предложения Израиля по нормализации отношений, и Муалем объяснил причины этого: "Они хотели, чтобы мы убедили их общественность в том, что мир в их интересах. Мы подготовили нашу общественность к миру с Израилем. Многое изменилось в наших СМИ. Но они хотели, чтобы мы выступали в израильских СМИ, чтобы подготовить израильское общественное мнение. Они хотели, чтобы мы разрешили израильтянам посещать Сирию. Мы расценили такую настойчивость как негативный знак: Когда ты не готовишь свою общественность к миру с соседом, это означает, что у тебя нет намерения заключать мир". Израильтяне также хотели открытых границ и открытых рынков для своих товаров. Сирийцы боялись подвергать свою экономику и зарождающуюся промышленность израильскому проникновению, поскольку их доход на душу населения составлял 900 долл. в год, а израильтян - 15 тыс. долл. в год. Однако Муалем отрицает, что Сирия несет ответственность за медленный темп прогресса на переговорах. Израиль, по его словам, двигался очень медленно и осторожно до тех пор, пока не было заключено соглашение Осло-2 с палестинцами. "Рабин был неохотным, подозрительным, очень осторожным", - заметил Муалем. "Он двигался очень медленно, дюйм за дюймом".

В знак серьезной заинтересованности в переговорах сирийцы направили в декабре 1994 г. в Вашингтон начальника своего штаба Хикмата Шихаби для переговоров с его коллегой Эхудом Бараком. Переговоры прошли неудачно. Во-первых, сирийцы посчитали, что израильтяне не понимают, насколько важно направить на переговоры столь высокопоставленную фигуру. Сирийцев также оттолкнула высокомерная манера Барака и его склонность читать нотации. Не понравились сирийцам и жесткие меры безопасности, которые представил им Барак. Шихаби утверждал, что у Сирии гораздо больше оснований опасаться Израиля, чем наоборот, и что мир - лучшее решение всех проблем безопасности: если у вас есть мир, то вам не нужны сложные меры безопасности. Но самая серьезная проблема возникла из-за того, что Рабин не сообщил Бараку о своем условном согласии на границы 4 июня 1967 года. Напротив, Рабин дал указание ЦАХАЛу разработать планы только частичного ухода с Голанских высот. Американцы объяснили это противоречие тактикой торга Рабина и его желанием сохранить оба варианта. Однако сирийцы начали подозревать, что американцы намеренно вводят их в заблуждение относительно позиции Рабина, чтобы еще больше втянуть их в переговоры.

После провала встречи Клинтон написал Асаду два письма, направленных на возобновление переговоров между главами правительств. Асад ответил, что определение принципов и создание рамок для переговоров зависит от политиков. Соответственно, американцы взяли на себя инициативу по подготовке документа в тесной консультации с Валидом аль-Муалемом и Итамаром Рабиновичем. 22 мая 1995 года Сирия и Израиль согласовали окончательный вариант документа "Цели и принципы соглашений по безопасности" и передали его на хранение в Госдепартамент. Документ был важен тем, что в нем был закреплен принцип равенства и взаимности. В нем говорилось, что безопасность одной стороны не должна обеспечиваться за счет безопасности другой стороны.

Соглашение о принципах позволило возобновить переговоры на уровне начальников штабов. В конце июня 1995 года Хикмат Шихаби провел двухдневные переговоры в Форт МакНейр в Вашингтоне с новым начальником штаба Израиля Амноном Липкиным-Шахаком. Шахак, как и его предшественник, хотел, чтобы станция раннего предупреждения оставалась на Голанах даже после заключения мирного соглашения. Шихаби заметил, что глава израильской делегации, несомненно, знает окончательную линию отвода войск, имея в виду линию, намеченную на 4 июня 1967 года. Шахак ответил, что ему об этом ничего не известно. Один из помощников Шахака представил план ЦАХАЛа по режиму безопасности. Шихаби принципиально отверг этот план, не останавливаясь на деталях, поскольку он не основывался на предположении об отводе войск к границам, существовавшим на 4 июня. Шихаби считает, что требования Израиля в сфере безопасности завышены и необоснованны. Он повторил свою убежденность в том, что мир сам по себе является лучшей гарантией безопасности. Соглашения по конкретным пунктам достигнуто не было. Тем не менее, израильтяне оставили в Вашингтоне впечатление, что они начали реальный диалог с сирийским военным ведомством.

По мнению Муалема, Рабин все это время диктовал темпы переговоров с Сирией, исходя из своих меняющихся приоритетов по отношению к другим арабским сторонам, участвующим в мирном процессе. Например, когда в сентябре 1993 г. он перешел на палестинское направление, он послал сообщение, что не может продолжать переговоры по сирийскому направлению, поскольку израильской общественности необходимо время, чтобы переварить соглашение в Осло. Поэтому он приостановил переговоры. В 1994 г. он перешел на иорданское направление, заявив, что израильской общественности нужно время, чтобы переварить мирный договор с Иорданией. И снова переговоры с сирийцами были приостановлены. И только после подписания израильтянами соглашения "Осло-2" в конце сентября 1995 г. они обратились к сирийцам и заявили, что хотят действовать очень быстро.

Что именно обещал Рабин сирийцам, с точностью установить невозможно. Одна из причин такой неопределенности заключается в том, что Рабин общался с Асадом не напрямую, а через добрые услуги американского госсекретаря. Стремясь добиться прорыва на сирийском направлении, Уоррен Кристофер, возможно, пошел дальше, чем следовало, раскрыв нижнюю планку Рабина. Этим можно объяснить последующее заявление сирийцев о том, что Рабин однозначно согласился на отход Израиля к границам, существовавшим на 4 июня 1967 года. Однако анализ переговоров на сирийском направлении не выявил четкого обязательства Рабина отступить на эти рубежи, и уж точно ничего не было написано на этот счет. Наиболее вероятное объяснение заключается в том, что Рабин сам сознательно посылал Дамаску противоречивые сигналы в рамках продуманной стратегии торга. С одной стороны, он сообщил американцам, что при определенных условиях готов рассмотреть возможность отступления к границам, существовавшим на 4 июня 1967 года. С другой стороны, через своих начальников штабов он был менее конкретен в вопросе о линии отхода и настаивал на присутствии Израиля на Голанах даже в условиях мирного урегулирования.

Поэтому утверждение о том, что во время премьерства Рабина была упущена возможность установления мира между Израилем и Сирией, выходит далеко за рамки имеющихся фактов. Сирийцы ни разу не приблизились к тому, чтобы принять условия Рабина по нормализации отношений и обеспечению безопасности. Непреклонность сирийских условий мирного урегулирования заставила Рабина скептически отнестись к шансам на достижение соглашения. Его приоритетами на двусторонних переговорах были реализация соглашения в Осло и последующая работа над мирным договором с Иорданией. Но хотя Рабин не испытывал оптимизма по поводу перспектив достижения мира с Сирией, он не хотел брать на себя ответственность за провал переговоров. На самом деле у них с Асадом было много общего. Оба они были очень жесткими и подозрительными бывшими генералами. Рабин был одержим идеей сохранения безопасности Израиля, Асад - идеей восстановления суверенитета Сирии над каждым сантиметром Голанских высот. Оба были проницательными, медлительными и упрямыми переговорщиками. Оба были тверды как гвозди.

Мир с Иорданией

Изначально Рабин не был уверен в том, с кем следует заключать первое мирное соглашение - с палестинцами или с Сирией. Но после подписания соглашения в Осло он твердо решил, что вторым мирным партнером Израиля должна стать Иордания, а не Сирия. Все это время он придерживался принципа "один мир за один раз", в отличие от Шимона Переса, который хотел двигаться одновременно по всем четырем направлениям к конечной цели - всеобъемлющему миру на Ближнем Востоке.

Иордания оказалась в большей степени, чем любая другая арабская страна, затронута соглашением между Израилем и ООП. Через день после того, как соглашение было представлено миру, на гораздо более скромной церемонии в Государственном департаменте представители Иордании и Израиля подписали общую повестку дня для детальных переговоров, направленных на заключение всеобъемлющего мирного договора. Общая повестка дня представляла собой проект мирного договора. Ее основными компонентами стали вопросы границ и территорий, водных ресурсов, безопасности и беженцев. На документе стояла личная печать короля Хусейна, который на протяжении предыдущих четверти века принимал активное участие в поисках мира на Ближнем Востоке. Иордано-израильская программа была готова к подписанию в октябре 1992 года, но король предпочел подождать, пока не будет достигнут прогресс в отношениях между Израилем и палестинцами. Поэтому он был крайне недоволен, когда стало известно, что председатель ООП ведет собственные тайные переговоры с Израилем.

Даже после того, как король ознакомился с соглашением между Израилем и ООП и публично одобрил его, его отношение к нему оставалось несколько двойственным. С одной стороны, он чувствовал себя оправданным, поскольку все время утверждал, что арабам придется примириться с Израилем. С другой стороны, новый нечестивый союз между ООП и Израилем мог поставить под угрозу традиционное положение Иордании как "лучшего из врагов" по отношению к Израилю. Если Израиль и палестинское образование станут тесными экономическими партнерами, то результатом этого может стать инфляция и безработица на Восточном берегу, что приведет к политической нестабильности. Более половины населения Иордании, составляющего 3,9 млн. человек, - палестинцы. Если по каким-либо причинам произойдет приток палестинцев с Западного берега реки Иордан на Восточный берег, может усилиться давление с целью преобразования Иорданского Хашимитского Королевства в Палестинскую Республику. Одним словом, само выживание Иордании как отдельного государства может быть поставлено под вопрос.

Соглашение между Израилем и ООП имело последствия и для продвижения Иордании к демократии. Этот процесс начался с выборов в ноябре 1989 года и стал наиболее эффективным ответом на вызов исламских фундаменталистов. Очередные выборы были назначены на 8 ноября 1993 года. Однако сделка с Арафатом означала, что некоторые палестинцы могут в итоге проголосовать за два законодательных органа - один в Аммане, другой в Иерихоне. Мустафа Хамарнех, эксперт по конституции, объяснил ситуацию иностранному журналисту: "Сейчас для Иордании наступили чрезвычайно сложные времена. Ясир Арафат вытащил из шляпы не кролика, а проклятого верблюда".

Находясь в состоянии первоначального шока от соглашения между Израилем и ООП, король Хусейн дал понять, что намерен отложить выборы. Последующее решение о проведении выборов в соответствии с планом было обусловлено заверениями Израиля, полученными на секретной встрече. Личная дипломатия всегда играла решающую роль в отношениях между Иорданией и Израилем. Бесчисленное количество встреч состоялось между "маленьким и смелым королем", как называли Хусейна, и израильскими лидерами. В этот раз политический запрос на встречу на высоком уровне поступил от израильской стороны. Израильская ежедневная газета "Маарив" приводит данные разведки, согласно которым король чувствует себя "обманутым и обделенным вниманием" по отношению к этому соглашению. "Политический мир короля Хусейна рухнул вокруг него, и для его успокоения необходимы самые прямые средства", - якобы посоветовали израильскому премьер-министру. Будучи давним сторонником сотрудничества с Иорданией, Рабин прислушался к этому совету. В воскресенье, 26 сентября, он провел несколько часов в королевском дворце на курорте Акаба на Красном море, беседуя с королем и его советниками. Рабин заверил короля, что Израиль по-прежнему твердо привержен поддержанию его режима, что интересы Иордании будут защищены при решении палестинской проблемы, а будущая мирная стратегия будет тесно координироваться с Иорданией.

Всеобщие выборы, состоявшиеся 8 ноября 1993 г. и ставшие первыми многопартийными выборами с 1957 г., принесли то, что тщательно планировал король Хусейн: усиление консервативного, племенного и независимого блоков и решительный отпор Исламскому фронту действий, основной платформой которого было противодействие мирным переговорам с Израилем. В результате Хусейн получил податливый парламент для решения задачи арабо-израильского миротворчества. Это также дало повод предположить, что подписание иордано-израильского мирного соглашения неминуемо.

В переговорах, приведших к заключению мирного договора, основными участниками были король Хусейн, его младший брат, наследный принц Хасан, Ицхак Рабин и Шимон Перес. Американцы поощряли и поддерживали прогресс на иорданском направлении, но не играли активной посреднической роли, как на сирийском направлении, поскольку между лидерами существовали прямые каналы связи. На иорданском направлении главным лицом, принимающим решения, был король Хусейн. На переговоры с израильтянами он привнес богатый опыт ведения региональных и международных дел, чувство реализма и известные социальные навыки, которые помогли создать позитивную атмосферу, способствующую решению проблем. Принц Хасан сыграл важную роль и в проведении мирных переговоров. Он сочетал знания в области экономики с широким кругом интеллектуальных интересов, включая средневековую иудейскую теологию. Он удивлял и радовал израильских переговорщиков, даря им экземпляры своих эрудированных статей и книг с посвящением на иврите - языке, который он изучал в Оксфорде.

Отношение Хусейна к Пересу было двойственным. Он уважал его энергию, приверженность делу мира и постоянно генерируемые им фантастические идеи. С другой стороны, Хусейн не мог забыть, что Перес подвел его в связи с Лондонским соглашением в апреле 1987 года. Он видел в Пересе мечтателя и искателя публичности и не мог полностью доверять ему. К Рабину король относился с большим уважением, которое с течением времени только росло, поскольку тот говорил с точностью военного человека и, как правило, держал слово. Личное доверие между королем и премьер-министром стало ключом к прогрессу на иорданском направлении. "У нас были уникальные отношения", - с тоской вспоминал король после смерти Рабина. "Я чувствовал, что он много раз ставил себя на мое место. Я ставил себя в его положение. Мы не пытались набрать очки друг у друга. Мы пытались выработать что-то работоспособное, приемлемое для обоих наших народов, что-то сбалансированное, что-то разумное. И именно такой подход был у нас, и именно так нам удалось достичь результата". Рабин и Хусейн возглавили политические переговоры, в то время как Перес и Хасан отвечали в основном за экономические аспекты мирного процесса.

Трехсторонний экономический комитет Израиль-Иордания-США был создан 1 октября 1993 года на встрече в Белом доме между Биллом Клинтоном, принцем Хасаном и Шимоном Пересом. Этот форум сначала собирался в Вашингтоне, а затем периодически проводил свои заседания в регионе. Были созданы подгруппы для обсуждения конкретных вопросов, таких как торговля, финансы, банковское дело, гражданская авиация, совместные проекты в Иорданской долине. Если встреча в Белом доме была открытой, то 2 ноября Перес тайно встретился с Хусейном во дворце Хашимия на окраине Аммана, чтобы обсудить политические и экономические аспекты перспективного мирного соглашения. Перес сильно преувеличил результаты встречи с человеком, которого он когда-то называл "его королевской застенчивостью". Он вернулся в Израиль в эйфорическом настроении, делая многозначительные намеки на то, что мирный договор с Иорданией неминуем. "Запишите 3 ноября в свои календари как историческую дату", - сказал он журналистам. "Все, что нужно, - это ручка для его подписания". Иорданцы были огорчены такой неосмотрительностью Переса. Хусейн предупредил Рабина, что больше не будет никаких секретных встреч, если их не удастся сохранить в тайне. Рабин также был в ярости на Переса и решил оставить миротворчество в своих руках.

Тем временем продолжал свою работу Трехсторонний экономический комитет, и именно иорданцы предложили перенести его из Вашингтона в регион. Их целью было разъяснение общественному мнению потенциальных выгод мира. Пятое заседание комитета состоялось 18-19 июля 1994 года в Эйн-Авроне, на границе к северу от Акабы и Эйлата. На следующий день в иорданском отеле Dead Sea Spa состоялась публичная встреча Переса с премьер-министром и министром иностранных дел Иордании Абдул-Саламом Маджали. Они обсудили планы строительства канала между Красным и Мертвым морем, объединения электросетей и превращения бесплодной пустыни Вади Араба в "Долину мира" с процветающими сельскохозяйственными, промышленными и туристическими центрами. "Полет, - сказал Перес, - занял всего пятнадцать минут, но он пересек пропасть сорока шести лет ненависти и войны".

Израильтяне предложили заключить мирный договор и даже представили его проект в конце 1993 года, но иорданцы отказались его обсуждать. Вместо этого они попросили предоставить им "позиционные документы" с различными предложениями Израиля, чтобы обезопасить себя от критики со стороны арабского мира в случае утечки информации. Король Хусейн действовал осторожно и прикрывал свои фланги. Он и Рабин провели ряд встреч. Первая из них проходила 6-7 октября 1993 г. в Акабе в королевском дворце с ночевкой. Король внушил своему гостю то значение, которое он, как хашимитский монарх, придает своему положению хранителя мусульманских святынь в Иерусалиме. Именно на этой встрече лидеры двух стран начали работу над тем, что впоследствии стало Вашингтонской декларацией.

28 мая 1994 г. Рабин встретился с Хусейном в лондонском доме последнего, чтобы проанализировать прогресс, достигнутый их помощниками. На этой встрече Хусейн впервые услышал о том, что Израиль готов предоставить Иордании привилегированное положение в деле охраны мусульманских святынь в Иерусалиме в рамках любого будущего мирного урегулирования. Это стало поворотным моментом в переговорах. Хусейн согласился на совместную декларацию принципов, за которой должны были последовать детальные переговоры о заключении мирного договора. Он также согласился на публичную встречу с Рабином в Белом доме в октябре, а Рабин в ответ пообещал рекомендовать американскому президенту и Конгрессу списать долги Иордании перед США. Сам Хусейн представил решение о публичной встрече как совместное решение, которое возникло естественным образом в результате прогресса на переговорах:

То, что мы не объявляли о мирных контактах публично на протяжении всего времени, объясняется взаимной договоренностью. Сначала мы были настолько далеки друг от друга, что анонсировать встречи было бы бесполезно. Эти встречи позволили нам лучше узнать друг друга. Они позволили нам время от времени анализировать наши позиции, чтобы понять, есть ли шанс на прогресс. Они, конечно, меняли атмосферу, но мы с самого начала договорились о том, что будем молчать о них до тех пор, пока у нас не появится что-то существенное, чтобы в нужный момент все это не пропало.

Я вернулся домой, собрал парламент и сообщил им, что мы решили встретиться. Я также сделал заявление в Соединенных Штатах, что не против публичной встречи с Рабином. Именно так люди ведут дела, другого пути нет. И мы подготовили документ, который стал Вашингтонской декларацией. Сначала я хотел, чтобы первая встреча состоялась в Вади Араба. Но когда мы сообщили об этом американцам, президент Клинтон пригласил нас в Белый дом, и мы оба почувствовали, что американцы были нашими партнерами в попытках добиться чего-то в течение столь долгого времени, особенно президент Клинтон. Поэтому мы согласились. И мы пошли с документом, согласованным до мельчайших деталей, и отдали его в канцелярию президента в последний возможный момент вечером, чтобы он не попал в газеты до тех пор, пока не будет ратифицирован нами на следующее утро.

Широко разрекламированная встреча состоялась в Белом доме 25 июля 1994 года. Результатом этой встречи стала Вашингтонская декларация, подписанная премьер-министром Рабином и королем Хусейном при участии президента Клинтона в качестве церемониймейстера и свидетеля. Вашингтонская декларация положила конец военному положению между Иорданией и Израилем и обязала обе страны стремиться к достижению справедливого, прочного и всеобъемлющего мира на основе резолюций ООН 242 и 338. Израиль официально обязался уважать особую роль Иорданского Хашимитского Королевства в отношении мусульманских святынь в Иерусалиме и отдавать приоритет этой роли при проведении переговоров об окончательном статусе. Это стало серьезным ударом для Ясира Арафата, который считал контроль над святынями прерогативой палестинцев и претендовал на Иерусалим как на столицу будущего палестинского государства. Наконец, было объявлено о различных двусторонних мерах, таких как создание прямой телефонной связи, совместных электросетей, новых пограничных переходов, свободного доступа для туристов из третьих стран, а также о сотрудничестве между двумя полицейскими силами в борьбе с преступностью и контрабандой наркотиков.

В своей речи на саммите Рабин назвал всех официальных лиц, сыгравших роль в этом историческом повороте в отношениях с Иорданией. Перес не был упомянут. Это было сделано для того, чтобы подчеркнуть роль Рабина как миротворца. Поскольку это была всего лишь вторая встреча Рабина и Хусейна, Клинтон был несколько удивлен тем, насколько хорошо они были знакомы. "Скажите, как давно вы знаете друг друга?" - спросил он. "Двадцать один год, господин президент", - ответил Рабин. Хусейн с доброжелательной улыбкой поправил его: "Всего" двадцать лет.

Вашингтонская декларация, не предусматривавшая заключения мирного договора с Иорданией, получила широкую популярность во всех политических кругах Израиля. Кнессет одобрил ее 91 голосом против 3. Многие израильтяне в шутку говорили, что они бы тоже приветствовали Хусейна в качестве своего короля. Реакция населения была настолько восторженной, что даже Ликуд был вынужден отказаться от лозунга "Иордания - это Палестина", который был популяризирован Ариэлем Шароном и отражал предпочтительное для крайне правых решение палестинской проблемы: замену хашимитского режима на Восточном берегу палестинским государством. Биньямин Нетаньяху публично высоко оценил Вашингтонскую декларацию, а в частном порядке заявил наследному принцу Хасану, что позиция Шарона не разделяется ни им лично, ни его партией.

После церемонии подписания соглашения в Вашингтоне группы экспертов с обеих сторон приступили к работе над такими важными вопросами, как распределение водных ресурсов, демаркация границы и взаимная безопасность. Большинство встреч проходило в доме наследного принца Хасана в Акабе. В конце сентября израильтяне представили проект мирного договора, который стал основой для финального раунда переговоров. Для решения оставшихся проблем пришлось привлечь Рабина и Хусейна. Вечером 16 октября они встретились во дворце Хашимия со своими помощниками и работали всю ночь.

Самой сложной проблемой была демаркация границ, поскольку в конце 1960-х годов Израиль расширил свою восточную границу примерно на 360 кв. км, часть из которых превратилась в сельскохозяйственные угодья. Рабин и Хусейн встали на руки и колени, чтобы изучить огромную карту, разложенную на полу. Вместе они проработали всю линию от Эйлата и Акабы на юге до точки соприкосновения с Сирией на севере. В некоторых районах они договорились об обмене территориями. В других районах Хусейн со свойственным ему великодушием согласился разрешить израильским фермерам продолжать пользоваться землей, которую они обрабатывали, после того как она вернется под суверенитет Иордании. Что касается воды, то было решено, что иорданцы будут получать от Израиля на 50 млн. куб. м в год больше, и что обе страны будут сотрудничать в борьбе с нехваткой воды путем разработки новых водных ресурсов, предотвращения загрязнения и сокращения потерь. Важным элементом договора, с точки зрения Израиля, было обязательство Хусейна не позволять третьей стране размещать в Иордании войска, которые могли бы угрожать Израилю. В договор было включено обязательство Израиля уважать особое положение Иордании в Иерусалиме. Наконец, обе стороны договорились совместно работать над облегчением положения палестинских беженцев, нашедших убежище в Иордании.

Израильско-иорданский мирный договор был подписан премьер-министром Рабином и королем Хусейном 26 октября 1994 г. на пограничном пункте в пустыне Арава, который еще несколько дней назад был минным полем. На церемонии присутствовали президент Клинтон, министры иностранных дел США, России и Египта, а также представители ряда других арабских стран. Это событие транслировалось на огромную аудиторию по всему миру. Это был второй договор, заключенный между Израилем и арабским государством за последние пятнадцать лет, и первый, подписанный в этом регионе. Рабин, который годом ранее, пожимая руку Ясира Арафата в Белом доме, демонстрировал языком жестов такое раздражение, теперь пребывал в позитивно праздничном настроении. Он и Хусейн, казалось, наслаждались карнавальной обстановкой, когда в воздух были выпущены тысячи воздушных шаров, а высокопоставленные израильские и иорданские офицеры обменивались подарками. Рабин сказал, что настало время заставить пустыню цвести, а Хусейн пообещал теплый мир, в отличие от холодного мира с Египтом. Кнессет одобрил мирный договор с Иорданией большинством голосов 105 против 3 при 6 воздержавшихся.

Если отбросить риторику, то израильско-иорданский договор нес в себе потенциал для построения мира в полном смысле этого слова. Иордания стала второй арабской страной, подписавшей мирный договор с Израилем, но в одном отношении она была первой: до нее ни одна арабская страна не предлагала теплого мира. Профессор Шимон Шамир, который был послом Израиля и в Египте, и в Иордании, подчеркивает уникальность иорданского подхода к миру. Мир с Египтом был заключен под давлением возобновившихся военных действий, в условиях противодействия других арабских стран и в мире, где доминировала холодная война. Поэтому центральное место в мирном договоре занимали меры по обеспечению безопасности на Синае, а нормализация обстановки была для египтян лишь разменной картой. Мирный договор с Иорданией, напротив, был заключен после многих лет спокойного диалога и молчаливых договоренностей, легитимность которого обеспечили Мадрид и Осло, и в мире, маяками которого были глобализм, взаимозависимость и рынок. Соответственно, в договоре мало говорилось о безопасности и много - об экономическом сотрудничестве. Лидеры Иордании предпочитали термин "миротворчество" термину "нормализация", поскольку он обозначал совместную деятельность на благо обеих стран.

Король Хусейн считал мир венцом своего долгого правления и надеялся увидеть его плоды еще при своей жизни. Всякий раз, когда ему предлагали контролировать темпы продвижения мирного процесса, он отвечал, что, напротив, необходимо ускорить и расширить сотрудничество, чтобы укрепить мир. Он понимал, что мирный договор застал его народ врасплох, что многие из его палестинских подданных с трудом принимают его, что исламская и радикальная оппозиция сделает все возможное для его подрыва. Но он также понимал, что в конечном итоге мир будет оцениваться по его практическим результатам. Поэтому он придавал большое значение тому, чтобы превратить мир с Израилем в историю экономического успеха, выгоды от которой дошли бы до простых людей с улицы. Холодный мир, характерный для отношений между Египтом и Израилем, был чужд всему образу мышления Хусейна:

Я не могу понять термин "холодный мир". Я не понимаю, что он означает. У вас либо война, либо состояние без войны и без мира, либо мир. А мир по своей сути - это решение всех проблем. Это разрушение барьеров между людьми. Это сближение людей, познание друг друга. Это дети мучеников с обеих сторон, которые обнимаются. Это солдаты, воевавшие друг с другом, собираются вместе и обмениваются воспоминаниями о тех невозможных условиях, в которых они оказались в совершенно другой атмосфере. Это люди, которые собираются вместе и занимаются бизнесом. Настоящий мир устанавливается не между правительствами, а между людьми, которые обнаруживают, что у них одни и те же заботы, одни и те же проблемы, что они одинаково страдают, и что они оба могут что-то приложить для создания отношений, которые принесут пользу всем им.

Прогресс в миротворчестве не соответствовал этому видению. Экономические выгоды от мира для Иордании оказались незначительными. Сопротивление нормальным отношениям с Израилем оказалось гораздо глубже, чем ожидал Хусейн, и новая реальность, о которой он мечтал, не реализовалась. Король надеялся превратить мир с Израилем в мир народа, но в Иордании он был воспринят как мир короля. С израильской стороны мир с Иорданией по-прежнему пользовался огромной популярностью, как и сам король. И Рабин, и Перес понимали важность получения экономических дивидендов от мира. Но бюрократы при них действовали медленно и осторожно, и обещание, данное договором для развития реального мира, осталось в основном невыполненным.

Глава 14. Задание (1995-1996)

В процессе реализации соглашения в Осло Ицхак Рабин стал рассматривать Ясира Арафата как партнера на пути к миру. У двух лидеров было довольно разное видение соглашения в Осло. Рабин предполагал постепенное отсоединение от тех частей оккупированных территорий, которые не были необходимы для обеспечения безопасности Израиля или израильской колонизации, с последующим созданием демилитаризованного палестинского образования, которое было бы меньше, чем государство. Арафат предполагал уход Израиля практически со всех оккупированных территорий с последующим созданием суверенного палестинского государства со столицей в Восточном Иерусалиме. Политика правительства Рабина, направленная на расширение израильских поселений на Западном берегу реки Иордан в промежуточный период, усугубила трудности примирения этих двух концепций. Переговоры по определению окончательного статуса оккупированных территорий должны были начаться 4 мая 1996 года. Как повел бы себя Рабин на этих переговорах, сказать невозможно, поскольку он стал жертвой политического убийства.

Убийство премьер-министра

Три пули, выпущенные из пистолета с близкого расстояния в субботу вечером 4 ноября 1995 г., оборвали жизнь Ицхака Рабина в момент завершения митинга за мир на самой большой площади Тель-Авива. В премьер-министра стрелял еврейский фанатик правого толка. Рабин был срочно доставлен в больницу, где через час скончался от полученных ранений. Ему было семьдесят три года. В кармане его пиджака был найден аккуратно сложенный лист бумаги со словами песни, которую он пел на митинге, - "Песня мира". Он был испачкан его кровью и пробит одной из пуль убийцы.

На митинге собралось около 150 тыс. человек, которые продемонстрировали свою поддержку мирной политики правительства Рабина. Это была крупнейшая массовая демонстрация, которую Тель-Авив наблюдал с момента подписания соглашения с ООП в сентябре 1993 года. Обычно суровый и угрюмый Рабин выглядел сияющим и воодушевленным. Впервые на публике он избавился от амбивалентности, с которой относился к заключению мира с ООП. В прошлом его отношения с членами организации "Мир сейчас" были непростыми, но в этот раз он продемонстрировал свою безоговорочную благодарность за их поддержку. В тот вечер на трибуне произошла еще одна поразительная сцена: Рабин обнял Переса на глазах у ликующей толпы.

Рабин выступил с короткой и мощной речью. Он начал с личной ноты: "Я был солдатом 27 лет. Я воевал до тех пор, пока не было никаких перспектив на мир. Я верю, что сейчас есть шанс на мир, большой шанс, которым необходимо воспользоваться". Он пообещал, что его правительство исчерпает все возможности для достижения всеобъемлющего мира. Он выразил уверенность в том, что даже с Сирией можно будет заключить мир. И закончил свое выступление призывом: "Этот митинг должен стать сигналом для израильской общественности, для евреев всего мира, для множества людей в арабских странах и в мире в целом, что народ Израиля хочет мира, поддерживает мир, и за это я благодарю вас".

Израиль был потрясен известием об убийстве премьер-министра, и страна погрузилась в траур. Более миллиона человек прошли мимо гроба, установленного перед зданием Кнессета. Десятки тысяч молодых людей пришли на площадь, где был застрелен Рабин. Они зажигали свечи, возлагали цветы и пели песни в память о человеке, который закончил свою жизнь мучеником в борьбе за мир. После семи дней траура площадь была переименована в площадь Ицхака Рабина.

Рабин был похоронен с полными воинскими почестями на горе Герцля, национальном кладбище Израиля. Лидеры более восьмидесяти стран мира собрались в Иерусалиме за один день, чтобы почтить память погибшего лидера. Были представлены несколько арабских стран: Египет - президент Мубарак, Иорданию - король Хусейн, Оман, Катар, Тунис и Марокко - министры иностранных дел. Похороны показали всему миру, что Израиль больше не является страной, живущей в одиночестве, что он находится на пути к принятию в качестве части Ближнего Востока. Билл Клинтон выступил на могиле, закончив свою надгробную речь двумя словами на иврите: "Шалом, хавер" - "Прощай, друг".

Король Хусейн оплакал своего друга, произнеся красноречивую и богатую историческим резонансом надгробную речь. Как никто другой из арабских гостей, король почувствовал всю остроту момента. Впервые с 1967 года он приехал в Иерусалим, чтобы отдать дань памяти полководцу, возглавлявшему израильские войска в июньской войне. "Мы не стыдимся, - сказал король, - не боимся и полны решимости продолжить наследие, за которое пал мой друг, как и мой дед в этом городе, когда я был с ним еще мальчиком".

Единственным арабским лидером, отсутствие которого на похоронах бросалось в глаза, был другой партнер Рабина по борьбе за мир - Ясир Арафат. Арафат хотел присутствовать на похоронах, но по соображениям безопасности ему было приказано остаться дома. Тем не менее, он посетил вдову Лею Рабин в ее доме в Тель-Авиве, чтобы отдать дань уважения и выразить соболезнования. "Ицхак Рабин был героем мира", - сказал Арафат. "Я потерял друга. Это большая потеря для дела мира и для меня лично. Я потрясен и ужасаюсь этому трагическому событию". Лия Рабин в момент скорби проявила большую честность и мужество. Она отказалась пожать руку Биньямину Нетаньяху, лидеру партии "Ликуд", когда он пришел ее утешить, поскольку именно он сыграл роль в подстрекательстве, приведшем к убийству ее мужа. Лия была тронута искренностью и теплотой, которые Арафат излучал во время своего визита. "Иногда, - размышляла она, - мне кажется, что с арабами нам легче найти общий язык, чем с еврейскими экстремистами. Кажется, что мы живем в разных мирах". Рукопожатие Арафата, пояснила она, символизировало для нее надежду на мир, в то время как рукопожатие Нетаньяху такой надежды не выражало.

Убийство вывело на поверхность глубокие противоречия, возникшие в израильском обществе в связи с заключением мира с палестинцами. Убийца, Игаль Амир, был молодым мессианским сионистом, двадцати пяти лет от роду, студентом юридического факультета Бар-Иланского университета, очага правого политического и религиозного экстремизма. Амир родился в религиозной семье йеменитов после Шестидневной войны и, как и другие молодые люди его поколения, придерживающиеся мессианских взглядов, воспринимал победу Израиля как знак божественной благосклонности и постоянный залог земли.

Простую идеологию, которой руководствовался Игаль Амир, разделяли и многие другие представители религиозно-националистического лагеря. Еврейский народ, избранный народ, является законным владельцем земли обетованной, Земли Израиля. Палестинцы - пришельцы на этой земле и, как и все остальные арабы, заклятые враги. Когда палестинцы говорят о мире, им нельзя верить. Они хотят получить территории, освобожденные Израилем в 1967 г., чтобы вести свою истребительную войну против еврейского народа и государства Израиль. На выборах 1992 года Амир голосовал за расистско-националистическую партию "Моледет", которая выступала за депортацию палестинцев с территории Израиля.

На суде Амир признался, что убил Рабина, чтобы сорвать мирный процесс, и сослался на еврейский религиозный закон в поддержку убийства. Он поставил под сомнение легитимность правительства, отрицал право арабских граждан Израиля играть роль в израильской демократии и осуждал Рабина за отказ от поселенцев. Амир заявил суду, что, согласно галахе, еврей, отдающий свою землю врагу и подвергающий опасности жизнь других евреев, должен быть убит. Он назвал палестинцев нереформированными террористами и возложил на Рабина личную ответственность за убийства евреев, совершаемые ими. На руках Рабина, по его словам, кровь евреев. Комиссии по расследованию Амир сказал: "Когда я стрелял в Рабина, я чувствовал, что стреляю в террориста". Амир был приговорен к пожизненному заключению, но ни разу не выразил раскаяния в содеянном. Напротив, он гордился своим поступком и неоднократно заявлял, что исполнил волю Бога и избавил свою страну от родефа - преследователя.

Амир не был психически ненормальным. Он был вполне вменяем, но весьма экстремален в своих политических и религиозных убеждениях. Религиозный фанатизм сочетался у него с расистским национализмом в очень мощную смесь. Он также не был одиночкой. Он принадлежал к субкультуре, зараженной лихорадочным мессианизмом, порожденным Шестидневной войной. Он был, по словам писателя Зеэва Шафеца, "израильтянином, как пирог с хумусом". Он был обучен своими раввинами и, насколько я понимаю, нажимал на курок за них".

Шестидневная война оказала глубокое влияние на религиозный лагерь в Израиле и привела к возникновению "религиозного сионизма". Завоевание Западного берега реки Иордан, который как Иудея и Самария был частью библейского еврейского царства, убедило многих ортодоксальных раввинов и учителей в том, что они живут в мессианскую эпоху и что спасение уже близко. Война представляла собой действие Божественной руки и была "началом искупления". Почти сразу же эти раввины начали освящать землю своих предков и делать ее предметом религиозной страсти. Они сделали святость земли главным принципом религиозного сионизма. Отсюда следовало, что любой, кто готов был отдать часть этой священной земли, воспринимался как предатель и враг еврейского народа. В этом смысле убийство Рабина было религиозным убийством, совершенным с санкции ортодоксального раввина.

Блок "Гуш Эмуним" и созданные им поселения в Иудее и Самарии стали наиболее ярким выражением новой волны мессианизма, охватившей значительные слои израильского общества. Поселенцы "Гуш Эмуним" фактически превратили палестинцев в пришельцев на своей собственной земле. Если Партия труда спонсировала строительство поселений в надежде увеличить долю Израиля на спорной территории, то правые партии, как светские, так и религиозные, использовали идеологические причины для поддержки строительства поселений на всей территории Израиля. Зарождающееся поселенческое движение приобрело респектабельность, присовокупив свое дело к созданной Национально-религиозной партии (НРП). В НРП, крупнейшей из религиозных партий, тон стали задавать ортодоксальные раввины. В этих условиях НРП, исторический союзник Партии труда в правительстве, стала естественным союзником правых. Когда в 1977 г. к власти пришел Менахем Бегин, религиозные партии с радостью вошли в его правительство в качестве младших партнеров. Религиозные партии неуклонно двигались вправо, в то время как Ликуд становился все более религиозным; результатом стало все более тесное партнерство между ними.

Ицхак Рабин фатально недооценил страсти, обуревавшие религиозных правых, и опасность, которую они представляли для израильской демократии. Будучи глубоко светским человеком, он не понимал убеждений религиозных правых и был склонен рассматривать их как яростную, но маргинальную политическую группу. После резни в Хевроне его правительство объявило расистские партии "Ках" и "Кахане Чай" вне закона и посадило в тюрьму некоторых их активистов. Но он и его службы безопасности, очевидно, оказались не готовы к насилию со стороны других крайних представителей религиозных правых, по крайней мере, к насилию против евреев. Отношения Рабина с поселенцами всегда вызывали явную антипатию, но соглашение в Осло поставило его на путь столкновения с ними. На протяжении четверти века Израиль избегал принятия решений о будущем оккупированных территорий. В 1993 г. Рабин выбрал путь, отрицающий идею целостности родины и усилия поселенцев по ее удержанию. В 1967 г. Рабин был героем религиозных правых за участие в освобождении исторической родины, к 1993 г. он стал предателем, поскольку планировал отказаться от ее части. Подписав соглашение в Осло, Рабин подписал себе смертный приговор.

Израильская политика привычно груба, но нападки на Рабина после Осло достигли новых высот в своей ярости и злобе. Рабина обвиняли в пресмыкательстве перед иностранными государственными деятелями, в нанесении удара в спину, в готовности отступить к "границам Освенцима". Его чучело, одетое в нацистскую форму, красовалось на митингах оппозиции. Ортодоксальные раввины, в том числе два бывших главных раввина, призвали израильских солдат, руководствуясь галахой, не подчиняться любому приказу об эвакуации части территории Западного берега. Их заявления напоминали некоторые фетвы, или религиозные указы, исходящие от фундаменталистских религиозных лидеров в других странах Ближнего Востока. Ведущие представители оппозиции говорили, что Рабин не имеет мандата на проведение своей политики, поскольку его большинство в парламенте зависит от нееврейских депутатов Кнессета, получающих приказы от Ясира Арафата.

5 октября, в день, когда Кнессет большинством в один голос одобрил соглашение "Осло-2", на Сионской площади в Иерусалиме собрались тысячи демонстрантов. Лидеры оппозиции находились на трибуне, а демонстранты выставили чучело Рабина в форме СС. Биньямин Нетаньяху задал тон своей зажигательной речью. Сегодня на рассмотрение Кнессета было вынесено соглашение о капитуляции под названием "Осло-2", - сказал он. "Еврейское большинство государства Израиль не одобрило это соглашение. Мы будем бороться с ним и свергнем правительство". Нетаньяху назвал это соглашение кошмаром для безопасности и добавил: "Рабин наносит национальное унижение, соглашаясь с диктатом террориста Арафата".

За две недели до убийства писатель Моше Шамир заявил в радиопередаче: "Ицхак Рабин не является нацистским офицером, как его представили на этой картине. Но Рабин сотрудничает с тысячами нацистских офицеров, которых он привел в сердце Израиля, и передает им, под командованием их лидера Адольфа Арафата, для осуществления плана уничтожения еврейского народа".

Шимон Перес и новый Ближний Восток

В результате беспрецедентного шага 112 из 120 депутатов Кнессета рекомендовали президенту возложить на Шимона Переса задачу формирования правительства после убийства Рабина. Эта задача была решена быстро. Перес сменил Рабина и на посту премьер-министра, и на посту министра обороны. Эхуд Барак, бывший начальник штаба ЦАХАЛа, стал министром иностранных дел, а Йоси Бейлин - министром без портфеля в канцелярии премьер-министра. Перес вернулся к руководству страной на волне общественной симпатии и поддержки. Биньямина Нетаньяху многие считали политическим трупом. Опрос общественного мнения показал, что сразу после убийства Рабина только 23% избирателей поддержали бы его кандидатуру на пост премьер-министра. Но пуля, пронзившая сердце Рабина, убила и что-то внутри Переса. Блеск в его глазах исчез, и мало что осталось от его прежней жизненной силы, искры и боевого духа.

Перес представил свое правительство Кнессету 22 ноября 1995 года. В основных направлениях деятельности правительства не произошло существенных изменений по сравнению с правительством Рабина. В своей речи Перес пообещал продолжить движение по пути, проложенному покойным премьер-министром с 1992 года. Главными целями его правительства, по его словам, являются национальная безопасность и безопасность личности, сохранение демократического характера государства, продолжение мирного процесса путем реализации Временного соглашения с ООП и достижения полного мира с Сирией, Ливаном и другими арабскими странами. Перес поклялся бороться с насилием и экстремизмом. Его лозунгом было "Нет насилию, да миру". По словам Переса, от своего учителя и наставника Давида Бен-Гуриона он узнал, что быть "светом для народов" - это еврейское видение и израильская стратегия. Это была захватывающая речь, но Перес получил вотум доверия, набрав всего 61 голос - ранний признак того, что его власть нестабильна.

Тем не менее, вернувшись к власти, Перес продолжил пропагандировать свое видение мира как зари новой эры в регионе. Вариации на тему продолжали исходить из изобретательного политического ума Переса. "В прошлом, - объяснял он, - идентичность нации формировалась на основе особенностей ее народа, географии ее земли, уникальных свойств ее языка и культуры. Сегодня у науки нет национальной идентичности, у технологий нет родины, у информации нет паспорта". На "новом Ближнем Востоке", по стандартному выражению Переса, "будут доминировать банки, а не танки, бюллетени, а не пули, и единственными генералами будут General Motors и General Electric".

Большинству соседей Израиля такое видение было не по душе. По их мнению, это означало перестройку Ближнего Востока с Израилем в центре. Их главный страх заключался в том, что военное господство Израиля в регионе может смениться экономическим. Сирийцы видели в новой риторике, звучащей из Иерусалима, не более чем маскировку для извечного стремления Израиля к доминированию в Леванте. Египтяне подозревали, что Израиль хочет взять на себя их традиционную роль политического лидера на Ближнем Востоке. Мохаммед Хейкал, главный арабский политический обозреватель, предупреждал, что мирный процесс подстраивается под интересы только Израиля. По его словам, "саудовская эра" закончилась, наступает "израильская эра". Исламисты по всему Ближнему Востоку были встревожены перспективой вестернизации их стран при посредничестве Израиля. Даже арабская интеллигенция относилась к видению нового Ближнего Востока с явным недоверием.

Сирия была знаменосцем арабского национализма. После отступления Египта, ООП и Иордании Дамаск стал последним редутом арабского сопротивления, добиваясь полного ухода Израиля с Голанских высот. Будучи министром иностранных дел, Перес часто критиковал подход Рабина к переговорам с Сирией. Прежде всего, Перес считал, что сосредоточение внимания исключительно на аспектах безопасности в соглашении с Сирией, как это делал Рабин, является тактической ошибкой. Если решать все вопросы одновременно, то у Израиля будет больше возможностей для маневра, а после достижения мира договоренности по безопасности будут достигнуты без особых проблем. Во-вторых, Перес считал, что Рабин преувеличивает стратегическую ценность Голанских высот. Реальная угроза, по мнению Переса, исходила от сирийских ракет класса "земля-поверхность", неконвенционального оружия и государственного терроризма, и против всего этого израильское присутствие на Голанах не могло быть защитой. Голанские высоты были важны главным образом как разменная карта для заключения мира. В-третьих, Перес критиковал Рабина за то, что тот в своих публичных заявлениях слишком много внимания уделял болезненной цене мира с Сирией и недостаточно - перспективной выгоде: всеобъемлющему миру с арабским миром и устранению угрозы новой арабо-израильской войны.

Через час после похорон Рабина Перес встретился с Биллом Клинтоном в отеле King David. Клинтон хотел знать, и сирийцы тоже просили его выяснить, будет ли Перес соблюдать якобы достигнутое его предшественником соглашение об отводе войск к границам по состоянию на 4 июня 1967 года в обмен на полный мир с Сирией. Перес, которого держали в неведении относительно переговоров с Сирией, был удивлен, узнав, что Рабин зашел так далеко. Тем не менее, он заявил Клинтону, что выполнит любые обязательства, данные Рабином, как в устной, так и в письменной форме. После встречи Перес вызвал Итамара Рабиновича и других официальных лиц, участвовавших в переговорах с Сирией, и потребовал предъявить все соответствующие документы. Затем он заменил Рабиновича на Ури Савира в качестве главы израильской делегации на переговорах с Сирией. И самое главное - он решил приложить все усилия для достижения прорыва на сирийском направлении.

В середине декабря Перес вылетел в Вашингтон, чтобы представить свой план возобновления переговоров с Сирией после шестимесячного перерыва. План был направлен на достижение всеобъемлющего мира и вдохновлен его видением нового Ближнего Востока. Перес заявил американцам, что готов начать переговоры на самом высоком уровне, по всем вопросам одновременно и без каких-либо предварительных условий. Перес выразил надежду, что переговоры будут носить менее формальный и более практический характер и будут вестись в максимально быстром темпе. Он высказался за то, чтобы начать переговоры на встрече на высшем уровне с Асадом, но это не было предварительным условием, а лишь предложением. Перес был настроен оптимистично и торопился добиться результата. Он рассчитывал, что мирный договор с Сирией или, по крайней мере, декларация принципов и встреча на высшем уровне с Асадом помогут ему победить на следующих выборах, намеченных на октябрь 1996 года. Однако его оптимизм не разделяли ни министр иностранных дел, ни военачальники.

Первые звуки из Дамаска были обнадеживающими, но изменения жесткой линии Сирии не произошло. Хотя Асад не исключил возможности встречи с Пересом в ходе переговоров, он отказался назвать дату. Прямые переговоры на уровне официальных лиц возобновились 27 декабря на плантации Wye в штате Мэриленд. На стол переговоров были вынесены одновременно все вопросы - границы, нормализация отношений, водные ресурсы, меры безопасности, но прогресс был незначительным. 24 января 1996 г. на плантации Уай открылся второй раунд переговоров с участием военных экспертов обеих сторон, но и он не принес положительных результатов. Из доклада Ури Савира Перес сделал вывод, что шансов достичь соглашения с Сирией до октября того же года нет. Поэтому он решил провести досрочные выборы, назначив их на 29 мая. По его расчетам, он мог получить мандат еще на четыре года пребывания у власти, а затем возобновить борьбу за соглашение с Асадом и за всеобъемлющий мир на Ближнем Востоке.

Неуступчивость Асада на переговорах стала для Переса горьким разочарованием. Его разочарование было тем сильнее, что приоритет, который он отдавал Асаду, шел в ущерб прогрессу в переговорах с Арафатом. Йосси Бейлин уже разработал основные положения соглашения о "постоянном статусе" в ходе ряда секретных встреч в Стокгольме. В этих встречах участвовали четыре академика - два израильтянина и два палестинца. Израильские ученые - д-р Яир Хиршфельд и д-р Рон Пундак - были первопроходцами соглашения в Осло; палестинские - д-р Хусейн Ага и д-р Ахмед Халиди. Израильские ученые отчитывались перед Бейлиным, палестинские - перед Абу Мазеном (Махмудом Аббасом). Бейлин не информировал ни Переса, ни Рабина о стокгольмском канале. 31 октября 1995 г., за три дня до убийства Рабина, Бейлин и Абу Мазен встретились в Тель-Авиве со своими советниками и нанесли последние штрихи на соглашение о "постоянном статусе". В книге, которая так и называется "Прикосновение к миру", Бейлин описывает эту встречу с острым чувством драматизма:

Абу Мазен был очень взволнован. Когда мы обнялись, я увидел, что его глаза слегка увлажнились. Здесь мы впервые коснулись самых деликатных вопросов этого процесса. Если процесс в Осло был прорывом и рамками, в которых мы узнали друг друга, то в Стокгольме мы имели дело с самой сутью конфликта. То, что мы откладывали в Осло, стало сутью в Стокгольме. Темы, по которым мы не верили, что сможем достичь понимания, здесь были согласованы в принципе. По-видимому, по крайней мере, в наших руках оказался документ, содержащий полное или почти полное решение 28-летнего, а может быть, и 100-летнего конфликта.

Основным положением плана Бейлина и Абу Мазена было создание демилитаризованного палестинского государства. План предусматривал аннексию Израилем около 6% территории Западного берега, где проживает примерно 75% еврейских поселенцев. Остальным поселенцам будет предоставлен выбор между компенсацией и сохранением палестинского суверенитета. Израиль придерживается своих притязаний на суверенитет над всей территорией Иерусалима, однако палестинцы признают столицей Израиля только Западный Иерусалим. Мусульманские святыни в Восточном Иерусалиме должны были получить экстерриториальный статус, но столица палестинского государства должна была находиться за пределами муниципальной границы города, определенной Израилем.

С точки зрения палестинцев, Стокгольмское соглашение представляло собой гигантский шаг вперед. Они могли получить государство, 94% территории Западного берега и компенсацию за оставшиеся 6% на пустынных землях к югу от Газы, а также столицу в Иерусалиме. Хусейн Ага назвал это соглашение "сделкой века". Из разговоров с Йосси Бейлином у Ага сложилось впечатление, что Рабин с большей вероятностью примет этот план, чем Перес, поскольку Рабин смирился с неизбежностью создания палестинского государства, в то время как Перес хотел оставить все варианты открытыми. Палестинцы подозревали, что идея Переса об окончательном статусе территорий представляет собой ряд анклавов, на которых невозможно будет построить палестинское государство. Они считали Рабина гораздо более надежным, чем Переса, поскольку для Рабина "да" означало "да", а "нет" - "нет", в то время как для Переса и "да", и "нет" означали "может быть". Хотя внешне с Пересом у них были более дружеские отношения, чем с Рабином, они считали Переса неуверенным в себе, а потому неспособным принимать жесткие решения и придерживаться их.

Через неделю после убийства Рабина Бейлин представил план Пересу, разложил перед ним карты и рассказал всю историю Стокгольмского канала. Бейлин рекомендовал принять план как в качестве основы для переговоров о постоянном статусе, которые должны были начаться 4 мая, так и в качестве платформы Лейбористского блока на выборах, намеченных на 29 октября. Но Переса не удалось убедить одобрить план по трем основным причинам: он хотел, чтобы были прописаны будущие отношения между Палестиной и Иорданией, считал идеи по Иерусалиму неадекватными и хотел сохранить Иорданскую долину в качестве стратегической границы Израиля.

В начале января 1996 г. Перес столкнулся с еще одним сложным решением. Служба общей безопасности Израиля - ШАБАК - обратилась к нему за разрешением на убийство Яхьи Айяша, так называемого "Инженера", который лично организовал несколько терактов с участием смертников ХАМАС, в результате которых погибли 50 и были ранены 340 израильтян. Израильские СМИ представили его как врага народа номер один, сильно преувеличив его статус в ХАМАС и умолчав о том, что организованные им теракты стали ответом на массовое убийство, совершенное доктором Барухом Гольдштейном в Хевроне в феврале 1994 года. В середине 1995 г. Айяш скрылся в Газе, а палестинская служба превентивной безопасности сообщила ШАБАКу, что он больше не будет организовывать нападения на израильтян. Но глава ШАБАКа, которого собирались снять с должности за то, что он не смог защитить Рабина, очень хотел запомниться последним впечатляющим успехом. Перес дал добро, полагая, что, помимо свершения сурового правосудия, операция поднимет моральный дух нации и спецслужб. 5 января Айяш был убит в Газе с помощью заминированного сотового телефона. Решение убить Айяша оказалось самой большой ошибкой в политической карьере Переса.

ХАМАС объявил Айяша мучеником и пообещал отомстить. 25 февраля, в конце священного месяца Рамадан, один из учеников Айяша взорвал себя в автобусе в Иерусалиме, в результате чего погибли все пассажиры. Вслед за этим в Ашкелоне, Иерусалиме и Тель-Авиве быстро последовали еще три страшных теракта, последний из которых произошел 3 марта. В результате этих терактов погибли 60 израильтян, многие получили ранения. Эти теракты серьезно подорвали авторитет Переса и его правительства. Впервые после убийства Рабина опросы общественного мнения показали, что Биньямин Нетаньяху опережает Переса. Тысячи правых устроили демонстрацию против премьер-министра и мирного процесса. Внутри собственной партии Перес оказался под давлением, требующим показать, что он может быть жестким в обеспечении безопасности Израиля, даже более жестким, чем Рабин. Перес приостановил переговоры с Палестинской администрацией (получившей в результате выборов 21 января высокую степень демократической легитимности), закрыл границы Израиля для палестинских рабочих с Западного берега реки Иордан и из сектора Газа, объявил тотальную войну ХАМАСу и "Исламскому джихаду". Тем не менее, он продолжал терять поддержку населения. Убийство Рабина еврейским фанатиком пошло ему на пользу; убийство израильтян мусульманскими фанатиками пошло Нетаньяху на пользу.

Перес также принял решение приостановить мирные переговоры с Сирией. Это решение также было продиктовано внутриполитическими соображениями. Перес не хотел идти на уступки Сирии в предвыборный период и тем самым подвергать себя атакам со стороны своих правых оппонентов. Заняв жесткую позицию в отношении Асада, Перес надеялся защитить свой фланг внутри страны в этот критический период. Причиной приостановки переговоров стало то, что Сирия должна была выбирать между укрывательством террористических организаций и ведением реальных мирных переговоров с Израилем. Сирия по-прежнему находилась в списке государств, спонсирующих международный терроризм, составленном Госдепартаментом США. В Дамаске находились штаб-квартиры Народного фронта освобождения Палестины и Демократического фронта освобождения Палестины. Там же находятся офисы "Хизбаллы", ХАМАС и "Исламского джихада". Поскольку Асад был ему так несимпатичен, Перес воспользовался случаем и перешел в наступление, обвинив сирийского лидера в пособничестве террористическим организациям.

В отчаянной попытке поддержать правительство Переса и мирный процесс 13 марта в Шарм-эль-Шейхе был проведен антитеррористический саммит. На саммите были представлены 27 стран, в том числе несколько арабских стран и Палестинская автономия. Сирия и Ливан отказались от участия. Заседание в основном состояло из пустых слов, но в какой-то мере оно позволило создать впечатление, что арабский мир или его часть продолжают поддерживать израильского лидера, находящегося в состоянии войны, в вопросах мирного процесса. Билл Клинтон не преминул осыпать Израиль похвалами, пообещав безоговорочную поддержку в кампании по пресечению исламского насилия. Вклад самого Переса в саммит был рассчитан на его внутреннюю аудиторию. Он прочитал палестинцам лекцию о том, что они обязаны пресечь деятельность "убийственных командных центров" в своей среде, и осудил Иран как страну, которая "инициирует, поощряет и экспортирует насилие и фанатизм". Он подчеркнул ценность совместных действий против мусульманских экстремистов, но саммит не принес никаких существенных результатов, кроме демонстрации международной солидарности с Израилем в его борьбе с исламским террором.

Одной из исламских стран, налаживающих тесные оборонные связи с Израилем, была Турция. Отношения между двумя странами улучшились после начала мирного процесса, спонсируемого США, после войны в Персидском заливе. Хотя Турция является мусульманской республикой, ее светское правительство признает родство с Израилем. Это были единственные правительства западного типа на Ближнем Востоке, и оба они находились в процессе установления более тесных связей с Европейским Союзом. В конце 1950-х годов и Иран, и Турция были включены в союз периферии, который Израиль пытался создать против арабских государств, составляющих ядро Ближнего Востока. Теперь, когда Исламская Республика Иран оказывала материальную помощь "Хизбалле" и ХАМАСу, Израиль предпринял усилия по привлечению Турции в качестве противовеса Ирану и ближайшему арабскому союзнику Ирана - Сирии. Еще одно изменение коснулось американской позиции. Если в конце 1950-х годов США отказывались втягиваться в периферийный альянс, то в 1990-е годы Турция стала ключевым игроком в ближневосточном устройстве Вашингтона, и администрация Клинтона бросила все свои силы на формирование союза между двумя своими региональными протеже.

Соглашение о военном сотрудничестве было подписано двумя странами в феврале 1996 г., но объявлено о нем было лишь два месяца спустя. Турция разрешила израильским ВВС использовать свое воздушное пространство и базы. Израиль обязался поставлять военную технику и модернизировать истребители-бомбардировщики Phantom, стоящие на вооружении турецких ВВС. Одним махом Израиль значительно расширил свой оперативный радиус действия: он мог наносить удары по Сирии с двух направлений, а также размещать свои истребители у порога Ирана. Соглашение встревожило арабские и исламские страны. Сирия напомнила Турции о резолюции Организации Исламская конференция, поддержанной Анкарой, согласно которой все члены ОИК должны воздерживаться от любого военного сотрудничества с Израилем, пока он продолжает оккупировать арабские земли. Лига арабских государств назвала соглашение "актом агрессии" и прямой угрозой для своих членов. Министр иностранных дел Египта Амр Муса заявил, что оно приведет к новой напряженности на Ближнем Востоке. Иракская пресса заявила, что соглашение "поощрит сионистское образование продолжать свою политику оккупации и колонизации". Ливия заявила, что соглашение дает израильтянам "опасный и вульгарный прорыв, который будет служить их планам доминирования в регионе". Соглашение грозило поляризацией региона на "лагерь мира", состоящий из тех, кто поддерживает США и Израиль, и "лагерь войны", состоящий из тех, кто не поддерживает.

Операция "Гроздья гнева

Турецко-израильское соглашение вызвало нескрываемую тревогу в Дамаске. Сирийский режим почувствовал себя окруженным, и его ощущение изоляции усилилось. Если и существовала какая-то перспектива примирения Сирии с Израилем, то турецкое соглашение положило ей конец. Но первым объектом усиленной "антитеррористической" кампании Израиля стал Ливан. Зыбкое противостояние на израильско-ливанской границе уже давно разладилось. Хизбалла" начала обстреливать ракетами "катюша" поселения в северной Галилее и активизировала атаки на израильские части и их клиентское ополчение - Южноливанскую армию - внутри самопровозглашенной зоны безопасности Израиля на юге Ливана. ОАС потеряла желание воевать. Неписаные правила, установленные США в июле 1993 г., предусматривали, что "Хизбалла" не будет запускать ракеты по территории Израиля, а Израиль не будет наносить удары по гражданским объектам за пределами своей зоны безопасности. Эти правила нарушались обеими сторонами, причем каждая сторона утверждала, что другая сделала это первой. Хизбалла" рассматривала себя как суррогатный объект для выражения недовольства Израиля терроризмом ХАМАС и других группировок. Но главной целью ее боевых действий было изгнание Израиля с его позиций в Южном Ливане. Израиль везде видел руку Ирана, а Сирия была не склонна использовать свое влияние для обуздания "Хизбаллы", пока не было подвижек в переговорах по Голанским высотам. Все это превращалось в запутанную паутину.

Внутриполитическая ситуация в Израиле делала Ливан заманчивой целью для военного вмешательства. Израильская общественность жаждала возмездия. Атаки "катюш" дали Пересу шанс доказать, что он не уклоняется от жестких военных действий, и он воспользовался этим шансом, хотя и довольно нерешительно. Колебался потому, что на горьком опыте хорошо знал, чем чревата интервенция в Ливан, но и генералы, и партийные советники по разным причинам убеждали его перейти от дипломатии к военным действиям. Операция "Гроздья гнева" была призвана обеспечить безопасность Галилеи путем бомбардировок партизан "Хизбаллы" в Южном Ливане, но ее другой целью было превратить Переса в "жесткого человека" израильской политики в преддверии решающих всеобщих выборов. Соединенные Штаты молчаливо поддержали агрессию Израиля против беззащитного соседа.

Конечной целью операции "Гроздья гнева" была Сирия. Израильские военные планировщики и министр иностранных дел Эхуд Барак, который в качестве начальника штаба руководил израильским нападением на Ливан в июле 1993 года, хотели вытеснить основную массу гражданского населения с юга на север Ливана, чтобы расчистить территорию для массированного удара по "Хизбалле" и навязать и "Хизбалле", и Сирии изменение правил игры 1993 года. В основе этих действий лежала жесточайшая политика связей. Идея заключалась в том, чтобы оказать давление на гражданское население Южного Ливана, чтобы оно оказало давление на правительство Ливана, чтобы оно оказало давление на правительство Сирии, и, наконец, чтобы правительство Сирии обуздало "Хизбаллу" и предоставило иммунитет ЦАХАЛу в Южном Ливане. Короче говоря, план состоял в том, чтобы заставить Сирию действовать в Ливане в качестве израильского жандарма.

11 апреля, после праздника Песах, Израиль начал операцию "Виноградный гнев". Высокотехнологичные разрушения обрушились на юг Ливана, Бейрут и долину Бекаа. Около 400 тыс. ливанцев были изгнаны из своих городов и деревень и превратились в беженцев. По "Хизбалле" был нанесен комбинированный авиационный и артиллерийский удар - 2000 авианалетов и 25 000 снарядов. Хизбалла" насчитывала около 300 постоянных боевиков. Самым грозным их оружием были ракеты "Катюша", запускаемые из многочисленных пусковых установок. Они были устаревшими, неточными и имели максимальную дальность стрельбы около 12 км. Стратегия Израиля была эквивалентна использованию бульдозера для прополки огорода. Однако, несмотря на всю огневую мощь, направленную против Израиля, "Хизбалла" продолжала обстреливать границу ракетами "Катюша". 18 апреля произошла кровавая бойня. Израильские снаряды убили 102 беженца на базе ООН в Кане. Израиль признал свою ошибку, но кадры этой бойни, переданные СМИ всего мира, принесли "Хизбалле" решающую моральную победу. Израиль подвергся всеобщему осуждению, и Соединенные Штаты вмешались в ситуацию, чтобы вытащить своего союзника из трясины. Дав Израилю "зеленый свет" на разгром "Хизбаллы", США вернулись к призывам к сдержанности. И снова американские дипломаты бросились спасать Израиль от последствий военных действий, к которым США поначалу его подталкивали. 27 апреля при поддержке США было подписано соглашение о прекращении огня. Несмотря на все заявления Переса об обратном, оно не стало существенным улучшением неписаных правил июля 1993 года. Оно лишь восстановило непростое перемирие в Ливане.

В очередной раз Хафез Асад выиграл от израильской военной акции, жертвой которой он должен был стать. Смысл операции "Гроздья гнева", с точки зрения Дамаска, заключался в том, чтобы ослабить Асада, заставить его потерпеть военное поражение и ослабить контроль над Ливаном - единственной важной картой, которую он все еще держал в руках. Хотя вторжение 1982 г. и нападение на Ливан в 1996 г. значительно отличались по масштабам и продолжительности, у них было много общего. Обе операции были спланированы как операции по защите северной части Израиля, обе имели подложные названия, и в обоих случаях реальной целью был Асад. В глазах Асада эти два израильских вторжения, предпринятые поочередно Менахемом Бегиным и Шимоном Пересом, были амбициозными упражнениями в геополитической инженерии, призванными перестроить регион в интересах Израиля. Оба вторжения рассматривались Асадом как отражение интервенционистской тенденции в израильской политике, которая со времен премьерства Давида Бен-Гуриона была направлена на установление гегемонии над арабами военными средствами.

Операция "Гроздья гнева" была политическим, военным и моральным провалом. Израиль, похоже, забыл о том, что, как многие полагали с излишним оптимизмом, он уже усвоил: существуют пределы достижимого с помощью военной силы, и за слишком сильную зависимость от нее приходится платить высокую цену. Международное сообщество осудило Израиль за безжалостные расправы над мирным населением. Весь арабский мир кипел от гнева по поводу жестокого обращения Израиля с ливанским народом. Умеренные арабские правительства хотели, чтобы Перес остался у власти, но при этом резко критиковали всю операцию, и особенно убийство беженцев в Кане. Неожиданно новый Ближний Восток, о котором так много трубили, стал очень похож на старый добрый, с высокомерным Израилем, попирающим все на своем пути во имя безопасности.

В электоральном плане операция "Гроздья гнева" также оказалась безусловным провалом. Попытка Переса изменить свой имидж, превратившись из "господина мира" в "господина безопасности", только подорвала его авторитет. Израильские арабы посчитали, что военная операция показала истинное лицо Переса, и многие из них пригрозили проголосовать против него или вернуть чистый бюллетень на предстоящих всеобщих выборах. Еврейские избиратели, напротив, не были впечатлены попыткой Переса представить себя в роли "ястреба" в сфере безопасности. Биньямин Нетаньяху воспользовался возможностью заявить, что правительство лейбористов принесло мир без безопасности, в то время как Ликуд под его руководством принесет мир с безопасностью.

Физическая безопасность граждан Израиля в границах, существовавших до 1967 г., была одной из главных проблем в преддверии выборов. Самая большая ирония заключалась в том, что Нетаньяху, наиболее откровенно выступавший против ХАМАСа, стал также главным политическим бенефициаром серии взрывов, осуществленных террористами-смертниками в крупных городах Израиля. Эти теракты привели к тому, что общественное мнение изменилось в пользу жестких правых политиков, занимающих бескомпромиссную позицию в вопросах безопасности, против правительства, возглавляемого лейбористами, и в определенной степени против мирного процесса с палестинцами. Убийство Рабина нанесло серьезный удар по Нетаньяху и обеспечило Пересу значительный перевес в опросах общественного мнения. Когда в середине февраля 1996 г. были назначены выборы, Перес опережал в опросах общественного мнения, казалось бы, неоспоримые 20%. Но последовавшая за убийством Яхьи Айяша волна взрывов террористов-смертников свела на нет это преимущество. Исламский террор сработал в пользу Нетаньяху.

В определении результатов всеобщих выборов, состоявшихся 29 мая 1996 года, большую роль сыграли личные качества. Это были первые выборы, на которых вступил в силу новый закон, предусматривающий прямые выборы премьер-министра Израиля. Таким образом, каждый гражданин Израиля, достигший восемнадцатилетнего возраста, имел возможность отдать два голоса: один - за партию, другой - за премьер-министра. Список политических партий, претендующих на преференции, был, как обычно, длинным, но кандидатов на пост премьер-министра было всего два: Шимон Перес и Биньямин Нетаньяху.

Перес вел неубедительную кампанию. Он отклонил предложение сделать убийство Рабина и ту двойную опасность религиозного фанатизма и политического экстремизма, на которую оно указывало, одним из вопросов предвыборной кампании. Но он также не стал заострять внимание на фундаментальных политических различиях между "Лейбористским блоком" и "Ликудом". Несмотря на теракты, большинство израильтян по-прежнему хотели продолжать реализацию соглашений в Осло. Перес должен был представить избирателям четкий выбор между мирной политикой своей партии и политикой "Большого Израиля", проводимой "Ликудом". Но он ничего подобного не сделал, предоставив всю эту работу Нетаньяху. В ходе избирательной кампании Перес вел себя как еврей из еврейского анекдота, который, будучи вызванным на дуэль, послал телеграмму своему противнику: "Я опоздаю. Начинайте стрелять без меня". Дебаты на телевидении в ночь перед выборами помогли склонить чашу весов в пользу Нетаньяху. Нетаньяху выглядел хорошо подготовленным, энергичным и язвительным: Перес выглядел старым, усталым и бессвязным. По опросам общественного мнения, они шли вровень, но когда стали известны результаты, Нетаньяху победил с перевесом в 30 тыс. голосов. Он получил 50,4% голосов, а Перес - 49,6%. Лейбористы получили 34 места в Кнессете, а Ликуд - только 32. Но по новому избирательному закону задача формирования следующего правительства должна была быть возложена на Нетаньяху.

Для Шимона Переса в возрасте семидесяти трех лет выборы стали вопросом политической жизни и смерти. Перес, постоянно проигрывающий в израильской политике, имел самый большой шанс воплотить в жизнь свое видение всеобъемлющего мира и нового ближневосточного порядка с Израилем в центре. В эпилоге к своей книге "Борьба за мир" Перес назвал себя "неоплаченным мечтателем". Именно мечта Шимона Переса была поставлена на карту на всеобщих выборах 31 мая 1996 года, и ей был нанесен тяжелый удар в результате его катастрофического поражения на избирательных участках.

Глава 15. Назад к железной стене (1996-1999)

Приход к власти Биньямина Нетаньяху ознаменовал собой отказ от прагматизма, характерного для подхода Лейбористской партии к арабскому миру, и утверждение идеологической жесткой линии, уходящей своими корнями в ревизионистский сионизм. Сам Нетаньяху происходил из выдающейся и яростной националистической семьи ревизионистов-сионистов. Его отец, Бенцион, был историком испанского еврейства, советником Зеэва Жаботинского и редактором ежедневной газеты ревизионистов "Ха-Ярден". В 1962 г., не сумев получить должность в Еврейском университете, Бенцион Нетаниягу вместе с семьей отправился в США, где стал профессором еврейской истории в Корнельском университете. Дома Биньямин, второй сын, впитал в себя и учение Жаботинского, и горечь отца. Суть унаследованной от отца догмы заключалась в том, что евреи всегда были и будут гонимы всеми, кто их окружает.

Биньямин родился в 1949 году, когда Израилю был один год. Получив среднее образование в Америке, он вернулся в Израиль, пошел в армию и в течение пяти лет служил в элитном подразделении "Сайерет Маткаль", дослужившись до звания капитана. Он участвовал в рейде на аэропорт Бейрута в 1968 году и в штурме захваченного самолета Sabena в 1972 году. Но именно его старший брат, Йонатан ("Йони"), вошел в легенду как единственный израильский коммандос, погибший в 1976 г. во время рейда по спасению заложников в аэропорту Энтеббе. В память о Йони семья создала Институт Йонатана, целью которого является мобилизация правительств и общественного мнения на Западе для борьбы с терроризмом. После демобилизации из армии Биньямин снова учился в США, получив степень бакалавра архитектуры и магистра делового администрирования в Массачусетском технологическом институте. Получив высшее образование, он занялся бизнесом, сначала в США, а затем в Израиле.

В 1982 г. Биньямин Нетаньяху был назначен заместителем посла Израиля в Вашингтоне, а через два года - постоянным представителем в ООН и успешно работал на обоих постах. Во время работы в США он также приобрел репутацию ведущего эксперта по международному терроризму и стал частым участником ток-шоу, посвященных этой теме. В 1988 г. Нетаньяху вернулся в Израиль и был избран в Кнессет по списку "Ликуда". В правительстве Ицхака Шамира он занимал пост заместителя министра иностранных дел и активно выступал в СМИ, особенно во время войны в Персидском заливе и Мадридской мирной конференции. В борьбе за пост лидера партии Шамир пользовался финансовой поддержкой богатых американских евреев и внедрил американский стиль проведения выборов. Другими претендентами были Давид Леви и Бенни Бегин, сын Менахема Бегина. Других молодых "принцев" Ликуда, таких как Дан Меридор и Эхуд Ольмерт, удержал от броска шапки на ринг рейтинг популярности Нетаньяху. На праймериз Бенни Бегин назвал Нетаньяху "человеком трюков и уловок", человеком, которому не хватает политической гравитации. Другие члены Ликуда также считали Нетаньяху интеллектуальным легковесом, неглубоким и поверхностным, не более чем распространителем звуковых фрагментов для американского телевидения. Но на его стороне были молодость, энергичность, привлекательная внешность и сила общения.

Возрождение ревизионистского сионизма

Биньямин Нетаньяху был избран лидером партии "Ликуд" в марте 1993 года. В том же году он опубликовал большую книгу под названием "Место среди народов: Израиль и мир. Книга была написана под влиянием учения Зеэва Жаботинского и Бенциона Нетаньяху. Ее центральной темой стало право еврейского народа на всю Землю Израиля. История была переписана с ревизионистской точки зрения, чтобы показать, что не евреи узурпировали землю у арабов, а арабы узурпировали ее у евреев. Британия была представлена как не друг евреев, а глава, посвященная британскому мандату в Палестине, была названа просто "Предательство". Весь мир воспринимался как враждебный государству Израиль, а в основе этой враждебности лежал антисемитизм.

Нетаньяху рассматривал отношения Израиля с арабским миром как постоянный конфликт, как бесконечную борьбу между силами света и силами тьмы. Его образ арабов был последовательно и всесторонне негативным и не допускал возможности разнообразия или перемен. В его книге нет ни одного положительного отзыва об арабах, их истории или культуре. Арабские режимы изображались как готовые применить насилие против граждан своих стран и за их пределами: "Насилие повсеместно присутствует в политической жизни всех арабских стран. Оно является основным методом борьбы с оппонентами, как иностранными, так и внутренними, как арабскими, так и неарабскими". Кроме того, Нетаньяху заявил, что "международный терроризм - это квинтэссенция ближневосточного экспорта" и что "его методы повсюду принадлежат арабским режимам и организациям, которые его изобрели". Арабский мир был описан как глубоко враждебный Западу. Нетаньяху признал, что некоторые арабские правители дружелюбно относятся к США, но предостерег от заблуждения, что это отражает реальные настроения арабских масс. Такие правители, по его мнению, "часто представляют собой лишь тонкую корку, лежащую над нестабильным арабским и исламским обществом".

Большая часть ярости и злобы Нетаньяху была направлена на палестинцев. Он обрушился с яростной критикой на идею о том, что палестинская проблема составляет суть ближневосточного конфликта. По его мнению, палестинская проблема - это не настоящая, а искусственно созданная проблема. Он отрицал наличие у палестинцев права на национальное самоопределение и утверждал, что главной причиной напряженности на Ближнем Востоке является межарабское соперничество. Для Нетаньяху о компромиссе с ООП не могло быть и речи, поскольку ее целью было уничтожение государства Израиль, и эта цель якобы определяла саму ее суть. Именно это, по его мнению, отличало ООП от арабских государств, даже самых радикальных. Хотя эти государства явно предпочли бы, чтобы Израиль исчез, их национальная жизнь не зависела от его уничтожения: "Но ООП была другой. Она была конституционно привязана к идее ликвидации Израиля. Уберите эту идею, и у вас не будет ООП".

Книга "Место среди народов" была опубликована до того, как соглашение в Осло увидело свет. Возможность того, что израильское правительство может пойти на сделку с ООП, похоже, не приходила Нетаньяху в голову. Его беспокоила мысль о том, что арабские "террористы и тоталитаристы" будут манипулировать западными демократиями, чтобы те осадили Израиль от их имени. Больше всего он боялся "троянского коня": "Ведь ООП - это панарабский троянский конь, подарок, который арабы уже более двадцати лет пытаются заставить Запад принять, чтобы Запад, в свою очередь, заставил Израиль впустить его в ворота". И если непосвященным западным людям трудно представить, что арабы разрушат Израиль, как греки разрушили Трою, предупредил Нетаньяху, то "любому человеку, знакомому с местностью Израиля, слишком легко представить, как обещает Арафат, что государство ООП, созданное в десяти милях от пляжей Тель-Авива, будет представлять смертельную опасность для еврейского государства".

Глава 7 книги Нетаньяху называется "Стена". Это аллюзия на знаменитую статью Зеэва Жаботинского 1923 года, в которой он призывал евреев построить железную стену, которая заставит арабов принять их. В этой главе Нетаньяху подробно остановился на военной ценности господствующих высот Голан и гор Самарии и Иудеи. Свои аргументы он подкреплял картами, подчеркивающими геостратегическую уязвимость Израиля. Снова и снова он цитировал документ Пентагона от 18 июня 1967 г. в подтверждение своих слов о том, что для защиты своих городов Израиль должен сохранить военный контроль практически над всей территорией к западу от реки Иордан. При этом он не упомянул о многих израильских генералах, которые считали, что контроль над Западным берегом реки Иордан не является военной необходимостью. Его вывод заключался в том, что вся западная часть Палестины представляет собой единую целостную территориальную единицу: "Разделять эту землю на две нестабильные, небезопасные нации, пытаться защищать то, что невозможно защитить, - значит навлекать на себя катастрофу. Выделение Иудеи и Самарии из состава Израиля означает расчленение Израиля".

Соглашение в Осло было подписано вскоре после публикации книги Нетаньяху. Соглашение сделало именно то, от чего предостерегал Нетаньяху: оно признало ООП, признало, что палестинский народ имеет законное право на самоуправление, и начало процесс раздела западной Палестины. В своей книге Нетаньяху подробно остановился на уроках умиротворения нацистской Германии и предательства Чехословакии западными державами для современного Ближнего Востока. Он сравнил арабов с нацистской Германией, палестинцев - с судетскими немцами, а Израиль - с маленькой демократической Чехословакией, ставшей жертвой мюнхенского соглашения Чемберлена с Гитлером в 1938 году. В своей аналитической статье в газете New York Times от 5 сентября 1993 г. под заголовком "Мир в наше время?" Нетаньяху воскресил эту аналогию. Он изобразил Израиль в виде маленькой и уязвимой демократии, которую вынуждают уступить жизненно важный участок территории, без которого она не сможет защитить себя от неизбежного будущего нападения.

Нетаньяху был неумолим в своих нападках на соглашение в Осло. В своей книге "Борьба с терроризмом", вышедшей в 1995 г., он писал: "В Осло Израиль фактически принял первый этап поэтапного плана ООП: постепенный отход к границам, существовавшим до 1967 г., и создание условий для создания независимого государства ООП на своих границах. Однако в преддверии майских выборов 1996 года опросы общественного мнения показали, что большинство израильтян по-прежнему поддерживают мирный процесс с палестинцами и политику постепенного и контролируемого ухода с оккупированных территорий, и что перспектива создания палестинского государства рядом с Израилем беспокоит их гораздо меньше, чем правых политиков. Соответственно, Нетаньяху начал подстраивать свои паруса под преобладающий ветер общественного мнения. "Соглашение Осло ставит Израиль под угрозу, - говорил он, - но нельзя игнорировать реальность". В случае избрания он обещал не отказываться ни от каких международных обязательств страны, но подразумевал, что заморозит процесс Осло. Реальная разница, по его словам, заключается в том, что лидеры лейбористов купили мир без безопасности, в то время как он принесет мир с безопасностью. Однако он не объяснил, каким образом он добьется мира без уступок или безопасности без мира.

Объявление войны мирному процессу

Хотя Биньямин Нетаньяху был избран с перевесом менее чем в 1%, его преимущество заключается в том, что он стал первым в истории Израиля премьер-министром, избранным прямым голосованием. Прямые выборы премьер-министра были призваны ограничить власть малых партий, однако они привели к обратному эффекту - увеличению представительства этих партий за счет двух крупных партий, а также значительно усилили независимость и влияние премьер-министра. В результате, несмотря на то, что Ликуд получил всего 32 места в 120-местном Кнессете, этот относительно неопытный сорокашестилетний политик был наделен огромными полномочиями при формировании внешней и оборонной политики Израиля, а также при формировании его отношений с арабским миром.

В коалицию под руководством Нетаньяху вошли пять партнеров: Национально-религиозная партия, Объединенная партия Торы, религиозная партия ШАС, состоящая в основном из восточных евреев, "Третий путь", отколовшаяся от Лейбористской партии и призывающая к большей осторожности в миротворчестве, и партия русских эмигрантов "Исраэль БаАлия", возглавляемая Натаном Щаранским. Партии, входящие в коалицию, получили 66 мест в Кнессете, что обеспечило правительству комфортное большинство.

Все ключевые посты в новом правительстве были отданы лидерам "Ликуда". Давид Леви стал министром иностранных дел, Ицхак Мордехай - министром обороны, а Ариэль Шарон получил специально созданный портфель национальной инфраструктуры. Однако с самого начала было ясно, что из-за личного соперничества и политических разногласий эти люди не смогут составить счастливую и гармоничную команду. Нетаньяху был заместителем Леви в конце 1980-х годов, и отношения между ними были настолько напряженными, что Ицхак Шамир в конце концов перевел первого из министерства иностранных дел в канцелярию премьер-министра. Шарон и Леви были далеки друг от друга политически, но близки лично. Шарон представлял наиболее ястребиное крыло Ликуда, а Леви - умеренное, но им все же удалось заключить предвыборный пакт против Нетаньяху. Леви занял свое место на первой скамье правительства в Кнессете только после того, как были удовлетворены требования Шарона о предоставлении ему дополнительных полномочий. Ицхак Мордехай был единственным высокопоставленным министром, который остался в стороне от междоусобицы. Это был бывший генерал ЦАХАЛа иракско-курдского происхождения, пользовавшийся уважением в оборонном ведомстве и популярностью в партии.

Тот факт, что он был избран непосредственно израильским народом, был воспринят Нетаньяху как мандат на введение президентского правления по американскому образцу. Кабинет министров, реальные полномочия которого редко совпадали с формальными, серьезно подорвал свой авторитет. Нетаньяху не прислушивался к советам коллег по кабинету, предпринял шаги по ограничению участия кабинета в мирном процессе, снизил роль МИДа и Министерства обороны в формировании политики. Нетаньяху не был восприимчив и к советам руководителей служб безопасности. Он видел в них сторонников мягкой линии Партии труда по отношению к арабам и ожидал, что они будут сопротивляться его планам по изменению этой линии. В свою очередь, руководители спецслужб испытывали серьезные сомнения в компетентности, рассудительности и пригодности Нетаниягу на посту премьер-министра. Не случайно в кабинете начальника Генштаба висела фотография Ицхака Рабина, но не было фотографии Биньямина Нетаниягу. Даже Бенцион Нетаньяху публично усомнился в пригодности своего сына к высшей должности, заявив, что он мог бы справиться с ролью министра иностранных дел.

В своем собственном сознании Нетаньяху не смог четко разграничить проведение внешней политики и ее презентацию. По сути, он был специалистом по связям с общественностью. Его предыдущие должности давали ему широкие возможности для оттачивания навыков связей с общественностью, но практически не давали опыта в разработке политики. На протяжении всей своей карьеры он подчеркивал важность хасбары, разъяснения позиции и политики Израиля внешнему миру. Став премьер-министром, он продолжал проявлять больше интереса к представлению политики Израиля в СМИ, чем к руководству процессом консультаций и обсуждения вариантов внешней политики. Он окружил себя избранной группой советников, которые, как и он сам, провели большую часть своей жизни за пределами Израиля и практически не имели опыта работы в правительстве. У Нетаньяху было больше советников, чем у любого предыдущего премьер-министра Израиля, но подавляющее большинство из них были экспертами в области СМИ и связей с общественностью, не имеющими опыта общения с арабами и слабо разбирающимися в региональных делах. Давид Бар-Иллан, бывший редактор газеты Jerusalem Post, стал директором по политическому планированию и коммуникациям в канцелярии премьер-министра. Поручение обычно раздельных задач по планированию и представлению политики одному и тому же человеку было типичным для Нетаньяху. Доктор Доре Голд, академик, родившийся и получивший образование в США, стал главным переговорщиком с Палестинской автономией.

Среди израильских комментаторов преобладало мнение, что Нетаньяху будет придерживаться прагматичного курса и не станет пытаться переломить ход событий, начатых его предшественниками-лейбористами при подписании соглашения в Осло. Западные СМИ также отнеслись к Нетаньяху с пониманием. Приход к власти, по мнению многих комментаторов, превратит его из идеологического ястреба в прагматичного и практичного политика. По мнению некоторых, именно его безупречный авторитет правого крыла позволит ему продолжить политику уступчивости в отношениях с арабами.

В своем первом крупном выступлении после победы на выборах Нетаньяху стремился создать впечатление преемственности во внешней политике. Однако его первоочередной задачей, по его словам, является объединение израильского общества. Он подчеркнул, что будет лидером всех израильтян, евреев и арабов, религиозных и светских. "Прежде всего, мир должен быть достигнут внутри страны - мир между нами, мир между нами", - сказал он своим ликующим сторонникам 2 июня 1996 года. Но при этом он взял примирительный тон и протянул "руку мира" арабским соседям Израиля: "Я сказал, что мир начинается дома, но он должен быть продолжен за границей", - заявил он. "Мы намерены продолжать диалог со всеми нашими соседями, чтобы достичь стабильного мира, реального мира, мира с безопасностью". Не было и намека на его жесткую оппозицию уходящему правительству, которое заключило с ООП сделку "земля в обмен на мир".

Однако основные направления политики правительства, представленные Нетаньяху в Кнессете 18 июня, свидетельствовали о явном намерении отойти от курса уходящего правительства как внутри страны, так и в отношениях с арабами. Те, кто ожидал, что после избрания лидер Ликуда начнет притуплять остроту своей оппозиции мирному процессу, не нашли утешения в этом документе. Это были установки этноцентричного религиозно-националистического правительства. Глава об образовании обещала культивировать еврейские ценности и поставить Библию, еврейский язык и историю еврейского народа в центр школьной программы. Во внешнеполитическом руководстве выражалось решительное неприятие создания палестинского государства, права палестинцев на возвращение и демонтажа еврейских поселений. Они оставили за собой право использовать израильские силы безопасности против террористических угроз на территориях, находящихся под палестинским самоуправлением. Они призвали Сирию возобновить мирные переговоры без предварительных условий, но в то же время исключили возможность отступления от израильского суверенитета на Голанских высотах. Утверждение суверенитета Израиля над всем Иерусалимом было явным и исчерпывающим. Как и обязательство продолжать развитие поселений как "выражение сионистской самореализации". При этом в руководящих принципах не было ни одной прямой ссылки на соглашения в Осло или Каире.

В своей инаугурационной речи в Кнессете Нетаньяху отметил смену руководства Государства Израиль, передачу власти от отцов-основателей к молодому поколению, родившемуся после обретения независимости. Он пообещал, что его правительство будет стремиться к национальному возрождению и пойдет по новому пути, который поведет Израиль вперед. Отношения с Палестинской автономией и возобновление переговоров о постоянном статусе Нетаньяху поставил в зависимость от неукоснительного выполнения ею всех своих обязательств и сотрудничества с Израилем в борьбе с исламским террором. Его призыв к Сирии вести переговоры без предварительных условий был воспринят многими как попытка отмежеваться от устных обещаний, данных его предшественниками. Но при этом прозвучало и косвенное предупреждение о том, что Израиль будет действовать не только против террористов, но и против спонсоров террора. Наконец, Нетаньяху заявил, что внешняя политика Израиля будет по-прежнему проводиться в тесном сотрудничестве с США. Однако он добавил, что США, как и Россия и Евросоюз, могут играть лишь ограниченную роль в переговорах между арабами и Израилем, поскольку только те стороны, которые несут последствия, имеют право принимать решения.

После того как Нетаньяху закончил свою инаугурационную речь, на трибуну поднялся Шимон Перес и произнес свою первую речь в качестве лидера оппозиции. "Время не нейтрально, оно имеет решающее значение", - сказал он. "В регионе много боевых коней, и было бы ошибкой вести политику подобно черепахе, которая движется медленно и полагается на броню, которую несет на спине". Глядя на Нетаньяху, Перес продолжил: "Мой друг, премьер-министр, я боюсь, что вы быстро поймете, что платформа, на которой вы были избраны, не может служить рецептом прогресса в мирном процессе. Вам придется разочаровать многих своих избирателей и партнеров, если вы хотите добиться каких-либо результатов. Красивые лозунги не могут заменить политику, а коалиционные формулы не избавят от необходимости принимать мужественные решения и делать трудный выбор".

Арабский мир, все еще не оправившийся от шока, вызванного избранием Биньямина Нетаньяху, с еще большим ужасом отреагировал на формирование его правительства и на его инаугурационное выступление в Кнессете. Одна из дамасских газет заявила, что новое правительство, в котором "преобладают раввины, генералы, расисты, массовые убийцы и сторонники трансфера", можно охарактеризовать одной фразой: "Разрушение основ мира". По мнению газеты, Нетаньяху стремится создать "библейский Великий Израиль от Нила до Евфрата с помощью террора, репрессий и войны". Радио Дамаска заявило, что Нетаньяху не оставил арабам ничего, о чем можно было бы вести переговоры. Соединенные Штаты также попали под обстрел. В то время как американские официальные лица приветствовали заявленную Нетаньяху готовность вести переговоры без каких-либо предварительных условий, арабы утверждали, что его политика превращает в насмешку попытки США убедить их в том, что он является человеком, с которым можно иметь дело. Его программа - это "рецепт разрушения мирного процесса", - писала саудовская газета "Аль-Хаят". Король Саудовской Аравии Фахд направил президенту Клинтону послание, в котором предупредил, что замораживание мирного процесса правительством Нетаньяху приведет к тому, что страны Персидского залива заморозят процесс нормализации отношений с Израилем.

Нетаньяху внес один вклад в дело единства арабских стран: он вызвал такую тревогу, что на двухдневный саммит в Каире 22 июня собралось больше их лидеров, чем когда-либо после августовского саммита 1990 г., состоявшегося после вторжения Ирака в Кувейт. Египет, Сирия и Саудовская Аравия были главными организаторами саммита Лиги арабских государств, в котором приняли участие тринадцать из двадцати одного главы государств. Цель саммита состояла в том, чтобы восстановить единство арабских стран и дать понять Израилю и США, что если новый премьер-министр Израиля не вернется к основным правилам "земля в обмен на мир", на которых строились арабо-израильские переговоры с Мадрида, то мирный процесс рухнет, а регион скатится в цикл напряженности и насилия.

Сирия, главный сторонник панарабских действий, предложила, чтобы, подтвердив статус мира как стратегического выбора арабов, участники саммита предусмотрели и другие варианты развития событий, включая войну. Сирия призвала участников сформировать единый фронт против "агрессивной и антимирной" политики нового израильского правительства. Представители Палестинской автономии присоединились к президенту Асаду, своему злейшему противнику, назвав политическую платформу израильского правительства равносильной объявлению войны мирному процессу. Президент Мубарак заявил, что арабские государства пересмотрят свою позицию, если Израиль займет жесткую позицию. Он призвал Израиль продолжать выполнять все, о чем он договорился, и возобновить переговоры без проволочек и предварительных условий. Только Иордания настаивала на том, что нормализация должна продолжаться независимо от любых сбоев в мирном процессе, поскольку только так можно побудить Израиль к каким-либо действиям.

В своем итоговом коммюнике главы государств вновь заявили, что справедливый и всеобъемлющий мир остается их стратегическим выбором. Но для этого необходимо "твердое, недвусмысленное и взаимное участие Израиля". Они призвали Израиль уйти с Голанских высот, из Ливана, с Западного берега реки Иордан и из Восточного Иерусалима. Напомнив о Мадридской конференции 1991 года и закрепленном на ней принципе "земля в обмен на мир", они заявили: "Любой отход Израиля от принятых обязательств, обязанностей или договоренностей... или любая задержка в их выполнении поставит под угрозу мирный процесс". Они не уточнили, какие действия будут предприняты, если Израиль отступит от своих обязательств, но намекнули, что результатом станет замораживание дальнейшей нормализации, оставив Израилю право самому решать, возобновлять или нет значимый прогресс. Если соседи Израиля могли позволить себе роскошь выжидательной политики, то палестинцы - нет.