Женщина, которая легла в постель на год

Глава 19

В следующие дни Александр частенько заходил к Еве. В перерывах между другими заказами он вынес из комнаты радио, телевизор, прикроватные тумбочки, телефон, картины с морскими пейзажами, модель Солнечной системы с отсутствующим Юпитером и, наконец, книжный шкаф «Билли», который Ева когда-то купила в «Икее».

Дома у Александра стоял точно такой же шкаф, хотя книги были совершенно другие.

Книги Александра представляли собой увесистые тома безупречной сохранности, размером с небольшие чайные подносы. Их тематикой были искусство, архитектура, дизайн и фотография. Вместе фолианты весили так много, что книжный шкаф пришлось прикрутить к стене длинными шурупами. А библиотека Евы состояла в основном из классики художественной литературы Англии, Ирландии, Америки, России и Франции. Здесь теснились и потрепанные томики в мягких обложках, и первые издания в серии «Фолио». «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера присоседилась к «Тому Джонсу» Генри Филдинга, а апдайковский «Кролик вернулся» расположился рядом с «Идиотом» Федора Достоевского. Бедная простушка «Джейн Эйр» затесалась между диккенсовским «Дэвидом Копперфильдом» и «Счастливчиком Джимом» Кингсли Эмиса. «Маленький принц» стоял плечом к плечу с «Дочерью священника» Джорджа Оруэлла.

– Многие из этих томиков я храню еще с подросткового возраста, – объяснила Ева. – Большинство книг в обложке купила на Лестерском рынке.

– Так вы их, конечно же, сохраните? – спросил Александр.

– Нет.

– Вы не можете так просто их отдать.

– А вы согласны забрать их к себе? – спросила Ева, говоря о книгах, будто о сиротах, ищущих дом.

– Я бы с радостью взял их, но второй книжный шкаф мне не по зубам. Я живу в наперстке, – пожаловался Александр. – Но Брайан и дети… Неужели они не захотят сохранить вашу библиотеку?

– Нет, они приверженцы чисел и не доверяют словам. Так вы возьмете книги к себе?

– Да, хорошо.

– И вы мне без обмана пообещаете их прочесть? Книгам нужно, чтобы их читали. Страницы необходимо иногда переворачивать.

– Боже, да вы же влюблены в эти книги. Так зачем с ними расставаться?

– С тех пор, как я научилась читать, книги были для меня обезболивающим. Я не помню роды, зато помню роман, который тогда читала.

– И что же это за роман?

– «Море, море» Айрис Мердок. Я была на седьмом небе, когда взяла на руки близнецов, но – вы, наверно, сочтете это ужасным – спустя примерно двадцать минут захотела вернуться к чтению.

Они посмеялись над этой осечкой материнского инстинкта.

Ева спросила Александра, не отвезет ли он книжный шкаф Брианне в Лидс. Она перебрала украшения и отложила все ценные вещи – кольцо с бриллиантом, подаренное ей Брайаном на десятую годовщину брака, несколько золотых цепочек семьсот пятидесятой пробы, три серебряных браслета тонкой работы, жемчужное ожерелье с Майорки и платиновые серьги в форме вееров со свисающими ониксовыми капельками, которые купила себе сама. Потом Ева нацарапала записку на листке, вырванном из блокнота Александра.

«Моя дорогая девочка,

Как видишь, я посылаю тебе фамильные драгоценности. Мне они больше ни к чему. Все золото – семьсот пятидесятой пробы, а металл, похожий на серебро, – платина. Возможно, эти вещицы не в твоем вкусе, но я прошу тебя их сохранить. Знаю, ты поклялась никогда не выходить замуж и не рожать детей, но, возможно, ты все же передумаешь. Однажды у тебя может родиться дочь, которой понравится носить какие-то из этих украшений. Скажи Брайану-младшему, что я отправлю ему кое-что столь же ценное. Буду рада получить от тебя весточку.

С любовью, мама.

P.S. Весь жемчуг – настоящий, а бриллианты огранены в Антверпене (они чистейшей воды, без примесей). Поэтому, прошу тебя, как бы мало у тебя ни было денег, не поддавайся искушению продать или заложить эти украшения, не спросив меня об их истинной ценности.

P.P.S. Советую тебе положить драгоценности в банковскую ячейку. Прилагаю чек на расходы по ее аренде».

У Евы по-прежнему оставалось много всякого барахла. Под кроватью пылились четыре ящика, в которых лежали:

– сумочка от Шанель с золотой ручкой;

– бинокль;

– трое часов;

– золоченая пудреница;

– три вечерних сумочки;

– серебряный портсигар;

– зажигалка «Данхилл»;

– кусок гипса с отпечатками ладоней и ступней близнецов;

– секундомер;

– сертификат о том, что Ева прослушала продвинутый курс первой помощи;

– теннисная ракетка;

– пять факелов;

– маленький, но тяжелый бюстик Ленина;

– пепельница из Блэкпула (вместе с башенкой);

– стопка валентинок от Брайана.

На одной из них было написано:

«Я буду любить тебя до конца света,

Брайан.

P.S. Конец света наступит примерно через пять миллиардов лет (когда Солнце в конце главной последовательности превратится в красного гиганта)».

Там же хранились:

– швейцарский армейский нож с сорока семью всякими инструментами (использовался только пинцет);

– шелковый шарф «Эрме» с белой лошадью на синем фоне;

– пять пар дизайнерских очков в футлярах;

– трое электронных часов;

– дневники;

– скрапбуки;

– фотоальбомы;

– два детских альбома.

Александр сказал, что завтра вынесет ковер и начнет красить. Перед тем, как покинуть комнату, он спросил:

– Ева, а ты сегодня что-нибудь ела?

Она покачала головой.

– Как он мог уйти на работу и оставить тебя голодной?

– Брайан тут ни при чем. У нас разный распорядок дня. – Иногда Ева в глубине души жестко критиковала поведение мужа, но ей не нравилось слушать, как его осуждают другие люди.

Александр спустился вниз и нашел банан, полпачки сливочного печенья и пять треугольничков плавленого сыра. А еще разыскал фляжку и наполнил ее какао.

* * *

Когда Брайан вернулся с работы, Александр мыл чашки, из которых они с Евой пили. Александр следил, как Брайан пробирается мимо черных пакетов и коробок в вестибюле.

– Думаю, скоро буду брать с тебя плату за постой, – проворчал Брайан. – Ты уже, похоже, окончательно сюда переселился. Того гляди придется покупать тебе открытки ко дню рождения.

– Я работаю на Еву, Брайан.

– А, так это называется работа? И как же она тебе платит?

– Выписывает чеки.

– Чеки! Никто больше не пользуется чеками, – фыркнул Брайан. – Надеюсь, ты не оставишь здесь все это дерьмо.

– Большую часть я отвезу в «Оксфэм»[14].

Брайан рассмеялся:

– Ну, раз Ева думает, что поможет бедным, пожертвовав им свои старые трусы — пускай. Все знают, что так называемые «благотворители» разъезжают по Могадишо на «ламборджини», бросая нуждающимся и голодным горстки риса.

– Как хорошо, что я не ты, мужик, – ухмыльнулся Александр. – Должно быть, твое сердце похоже на скукоженный консервированный орех, вроде тех, что продают на Рождество. Ме-е-ерзость!

– Я один из самых сострадательных людей среди наших знакомых, – возразил Брайан. – Каждый месяц с моего банковского счета автоматически перечисляются десять фунтов, которых хватает африканской семье на прокорм двух водяных буйволов. Недолго осталось до того момента, когда мои подшефные начнут экспортировать моцареллу в рамках программы честной торговли. А если пытаешься напугать меня своим карибским жаргоном, то зря стараешься. У меня есть приятель по имени Азизи – он африканец, но хороший парень.

– «Но» хороший парень? – переспросил Александр. – Подумай об этой оговорке. Кстати, я свободно говорю на трех языках. Я лопотал на жаргоне до тех пор, пока меня не усыновили, мужик. Потом я научился изъясняться по-английски не хуже самой королевы.

Брайан оглядел подтянутое тело и внушительные мускулы Александра и пожалел, что при своей фигуре не может тоже носить белую обтягивающую майку. Ему отчаянно хотелось прекратить разгорающееся противостояние. Пытаясь изобрести что-то безобидное, он сказал:

– Не о чем тут думать, Азизи и есть хороший парень.

Александр сменил тему:

– Раз уж речь зашла о моцарелле, кто в ответе за Евино питание?

– Ева рассчитывает, что добрые люди ее накормят, – очень по-библейски, а? Но до свершения этого чуда ее кормят моя мать, ее мать и вот этот простак.

Брайан положил на сковороду кусок жира и смотрел, как тот тает. Прежде чем жир успел растопиться, Брайан закинул туда же два ломтя белого хлеба.

Александр воскликнул:

– Что ты делаешь? Дай сначала жиру нагреться!

Брайан быстро перевернул хлеб и вылил в щель между кусками яйцо. Прежде чем белок загустел, горе-повар вытряхнул малоаппетитное «блюдо» на холодную тарелку и начал есть стоя.

Александр смотрел на него с отвращением. Каждая трапеза в доме Александра была событием. Все должны были рассесться, на столе непременно лежала скатерть и положенные приборы, ребятишкам до десяти лет не разрешалось брать бутылки с соусом, а перед едой все были обязаны вымыть руки. Детям полагалось просить разрешения, чтобы встать из-за стола. Александр был убежден, что пища, приготовленная без любви, – негодная пища.

Брайан накинулся на слизистую массу как голодный пес. Доев, он вытер рот и сложил грязную тарелку и вилку в посудомоечную машину.

Александр вздохнул:

– Садись. Приготовлю яичницу заново. А ты смотри и учись.

Все еще голодный Брайан послушно сел.