Глава 69

Под утро девятнадцатого сентября Ева проснулась в кромешной тьме. Ее сразу же бросило в холодный пот. Она с детства боялась темноты. За исключением тех звуков, что издают все дома в отсутствие жильцов, в доме царила тишина.

Ева попыталась подавить надвигающийся приступ паники, заговорив сама с собой, спросив себя, откуда эта боязнь темноты. Она сказала вслух:

– На двери моей спальни на крючке висела шинель, похожая на человека. Я всю ночь лежала без сна, глядя на нее. Мне казалось, я видела, как она двигалась – пусть немного, но она точно шевелилась. Тот же ужас я чувствовала, проходя мимо дома Лесли Уилкинсона. Завидев меня, Лесли преграждал мне путь и требовал денег или сладостей, в обмен на которые соглашался меня пропустить. В поисках помощи я смотрела на его дом и видела и слышала, как миссис Уилкинсон моет посуду и поет. Иногда она поднимала глаза и махала мне, пока ее сын меня мучил.

Ева рассказала сама себе историю о том, как упала в канаву, полную снега и льда, и не могла оттуда выбраться. Как ее подруга ушла домой, так и оставив Еву в ледяной яме на большую часть ночи, и все это время бедняжка пыталась нащупать выступ, на который можно было бы поставить ногу и выкарабкаться. Потребовалось три одеяла и два покрывала, чтобы перестать дрожать.

Как-то раз незнакомый мужчина обозвал ее «жирной коровой», когда Ева наступила ему на ногу в давке перед Рождеством у «Вулвортса». Впоследствии голос того мужчины сопровождал ее всякий раз, стоило зайти в примерочную.

Однажды она нашла в камышах на берегу канала разлагающуюся человеческую руку. В школе Еве не поверили и наказали ее за опоздание и за лживое оправдание.

Ева не хотела вспоминать о случившемся в Париже выкидыше, о малютке в своем животе, которой уже придумала имя – Бабетта, – и о том, как вернулась из больницы в просторную квартиру и обнаружила, что ее любимый ушел, забрав свои изысканные вещи и юное сердечко Евы.

Хотелось плакать, но слезы застряли где-то поперек горла. Глаза высохли как пустыня, а вокруг сердца образовалась корка льда, и Ева боялась, что та никогда не растает.

Ева снова заговорила сама с собой, на этот раз резко:

– Ева! С другими людьми приключались вещи намного хуже. В своей жизни ты была счастлива. Вспомни подснежники в березовой роще, вспомни, как пила из ручья, возвращаясь домой из школы, как бежала с холма по бархатистой траве со вкусными стебельками. Запах пекущейся в углях картошки. Самое первое воспоминание – как ты с папиной помощью открыла конский каштан и нашла внутри блестящий коричневый орех. Чудесный сюрприз. Да, а как я пренебрегла знаком «НЕ ВХОДИТЬ» и танцевала в бальном зале заброшенной усадьбы. А книги! Как я смеялась посреди ночи, читая Вудхауза! И лето – как лежала на прохладном покрывале и перелистывала страницы, поедая лимонные карамельки из пакетика. Да, я была счастлива. Была по-настоящему счастлива, когда слушала свою первую пластинку Элвиса со своим первым парнем, Грегори Дэвисом – и тот, и другой были в равной степени великолепны.

Ева вспомнила, как исподтишка смотрела, когда Брайан бережно кормил близнецов посреди ночи. Действительно умилительное зрелище.

Вновь погружаясь в полудрему, Ева заново обдумала свои счастливые воспоминания и поняла, что в них неизбежно вторгалась жестокая реальность. На месте березовой рощи раскинулся коттеджный поселок, ручей замусорили. Холм срыли — там теперь находится центр государственных услуг, — а Брайан больше не встает среди ночи, чтобы покормить детей.


* * *

Александр с разрешения фермера расположился на поздно засеянном ячменном поле. Он обменялся с владельцем поля электронными письмами, и сию минуту фермер приветственно махал ему рукой с трактора, подъезжая ближе.

Теперь Александр рисовал маслом и пытался передать важность каждого ячменного стебелька, то чувство, что без одного-единственного колоска не сбудутся сотни, тысячи, или сколько там ячменных колосков на трех гектарах поля.

Александр почувствовал, как под сердцем завибрировал телефон, и неохотно принял звонок. Он как раз достиг состояния, когда кисточка стала продолжением его руки. Александр не узнал номер, но все равно ответил:

– Здравствуйте.

– Это Александр Тейт?

– Да, это я, а вы…

– Это Руби! Мать Евы.

– Как она?

– Потому-то я и звоню. Она катится по наклонной, Алекс. Врачи высылают сюда… – Руби глянула на клочок бумаги и прочитала: – «Специалиста в области психиатрии» по «четвертой статье». Он привезет к Еве полицию с тараном.

Александр быстро собрал кисти, краски и мольберт и помчался к своему грузовичку, припаркованному на обочине. Завел машину и быстро поехал по проселочным дорогам, отчаянно срезая виражи и нетерпеливо обгоняя еле плетущиеся автомобили. Александр так часто сигналил, что напомнил сам себе мистера Жабба из сказочной повести «Ветер в ивах».

Бип! Бип! Бип!

Он остановился у дома Евы и расстроился, увидев, что столь любимое ею дерево спилили. Александр подбежал к входной двери и осознал, что толпа почитателей растаяла, оставив после себя лишь несколько пятен на тротуаре.

Стэнли и Руби открыли дверь вместе. Увидев лицо Руби, Александр догадался, что здесь не все в порядке. Втроем они вошли в кухню, и Руби рассказала обо всем, что случилось с тех пор, как Александр в последний раз видел Еву.

– Спиленное дерево стало последней каплей, – вздохнула старуха.

Александр оглядел кухню. Поверхности покрывал слой жира и пыли, перевернутые вверх дном чашки прилипли к сушильной доске. Александр отклонил предложение Руби выпить чаю и помчался наверх.

Он приник к двери в комнату Евы и, заглянув в щелочку, разглядел лишь темноту. Позвал:

– Ева! Послушай, любовь моя, я схожу к грузовичку и вернусь меньше, чем через пару минут.

Во мраке Ева кивнула.

Жизнь слишком сложна, чтобы проживать ее в одиночестве.

Александр вернулся с ящиком инструментов и сквозь щель сказал:

– Не бойся, я здесь.

А потом принялся колотить по двери, так что расщепляемое дерево жалобно трещало. Ломом Александр выломал прибитые гвоздями доски. Наконец очистив проем, он увидел на кровати Еву, прижавшуюся к заколоченному окну.

Ева поставила перед собой задачу храбро встречать все несчастья и разочарования в жизни.

Руби и Стэнли маячили за спиной Александра.

Он попросил Руби набрать для Евы ванну и найти свежую ночную рубашку. Затем обратился к Стэнли:

– Выключите, пожалуйста, свет, Стэн, хорошо? А то ее ослепит.

Александр перешагнул через гниющую еду, щепки и обломки двери и подошел к Еве. Взял ее за руку и крепко стиснул ладонь.

Никто из них не заговорил.

Поначалу Ева позволила себе выпустить на волю всего несколько слезинок, но спустя считанные секунды уже рыдала в полный голос, оплакивая троих своих детей и семнадцатилетнюю прекраснодушную себя.

Когда Руби крикнула, что ванна готова, Александр подхватил Еву на руки, отнес в ванную и опустил в теплую воду.

Ночная рубашка пузырем всплыла на поверхность.

– Давай-ка ее снимем, – предложила Руби. – Подними руки, вот, хорошая девочка.

– Я могу ей помочь, Руби, – вызвался Александр.

– Нет, пусть мама, – слабо возразила Ева.

Она скользнула вниз и позволила себе с головой уйти под воду.


* * *

Внизу в гостиной Стэнли разжигал камин.

День выдался не холодным, но старик счел, что Еве понравится увидеть огонь после долгих дней взаперти.

И оказался прав.

Когда Александр принес ожившую Еву в гостиную и усадил на диван перед камином, она сказала:

– Ведь это же доброта, правда? Простая доброта.


__________________________________________________

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Перевод: LuSt (Ласт Милинская)

Редактура: codeburger


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Загрузка...