Следующим утром Ева сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки, а Александр менял разбитое стекло, промазывая раму герметиком, совсем как Ева недавно мазала кремом края торта, чтобы украсить выпечку.
– Есть ли хоть что-нибудь, чего ты не умеешь делать?
– Не умею играть на саксофоне, не знаю правил крокета, не помню лицо жены. Топографический кретин. Не умею прыгать с шестом и практически беспомощен в драке.
Ева призналась:
– А я не умею настраивать цифровое радио. Бросила попытки разобраться со смартфоном в первый же день. На моем компьютере «майкрософт» не связывается с интернетом, как и я. Не могу смотреть фильмы на айпэде – да и зачем, когда кинотеатр в километре пути? Надо было мне родиться лет сто назад. Я даже песни в плеер закачать не способна! И зачем только мне продолжают подсовывать эти мудреные гаджеты? Я бы порадовалась обычному радио, телевизору с кнопками на передней панели, проигрывателю пластинок и примитивному телефону, вроде того, что был в нашем доме, когда я была маленькой. Он выглядел солидно и стоял на специальном столике в прихожей. Звонил так громко, что было слышно во всем доме и даже в саду. И звонил он только тогда, когда было что сообщить. Кто-то заболел. Необходимо перенести условленную встречу. Больной человек умер. А сейчас звонят друг другу по ничтожнейшим поводам, например, чтобы сказать, что приехали в «Макдоналдс» и собираются заказать чизбургеры с жареной картошкой.
– Да ты технофоб, как и я, Ева, – рассмеялся Александр. – Мы оба были бы рады более простому укладу жизни. Мне, пожалуй, стоит перебраться обратно в Тобаго…
– Нет! Ты не можешь! – с надрывом воскликнула Ева.
Он снова рассмеялся:
– Не бери в голову, Ева. Никуда я не поеду. Вести размеренную комфортную жизнь стоит больших денег, я это уже проходил.
– Ты вообще когда-нибудь говоришь о своей жене? – спросила Ева.
– Нет. Никогда. Если дети спрашивают, я лгу им, уверяя, будто она на небесах. Дети верят, что их мамочка в объятиях Иисуса, и я не стану лишать их этой иллюзии.
– Твоя жена была красивой? – тихо спросила Ева.
– Нет, не красивой. Привлекательной, элегантной – да, и очень следила за собой. Всегда хорошо одевалась, обладала собственным стилем. Другие женщины ее даже слегка побаивались. Она никогда не носила спортивные костюмы, в ее обувном шкафу не было кроссовок. Не позволяла себе ходить в обычной повседневной одежде.
Ева глянула на свои неухоженные ногти и спрятала руки под одеялом.
Дверь резко открылась, и Брианна сказала:
– О, Алекс, не знала, что вы здесь. Хотите чашечку чая или, может быть, выпить? В конце концов, скоро Рождество.
– Спасибо, но мне нужно работать и вести машину.
– Я бы не отказалась от чашечки чая, – выручила дочку Ева.
Выражение лица Брианны изменилось, когда она перевела взгляд на мать.
– Ну, я немного занята, но постараюсь принести тебе чай.
В комнате повисла неловкая пауза, затем Брианна снова обратилась к Александру:
– Тогда до свидания. Увидимся внизу?
– Возможно, – ответил тот и отвернулся к окну. – Я сделаю тебе чай, Ева, когда закончу со стеклом.
* * *
Всю следующую неделю обстановка в доме была непростой.
Случались периоды затяжного молчания, перешептывания и хлопанье дверьми. Женщины кружили вокруг друг друга. Ева попыталась заинтересовать домашних праздничным убранством дома и развешиванием гирлянд, и все единодушно согласились, что это дело нужное, но никто так ничего и не сделал.
Поппи обосновалась в гостиной. Она завалила всю мебель своими вещами, и Боберы постепенно привыкли отдыхать на кухне. При каждой случайной встрече в доме Брайан-старший и Поппи мимолетно касались друг друга, и обоим нравился их маленький секрет. Брайан наслаждался этими короткими прикосновениями, особенно в те дни, когда знал, что ночью в сарае его будет ждать Титания.