Живи, солдат

Запас прочности

Мы ровно ничего не знаем о пределах человеческих возможностей. Есть здесь какая-то тайна! Иногда эти возможности ничтожны. Все-таки живая ткань — не железо. А иногда они безграничны. Что делает человека в одном случае стойким, более выносливым, чем машина, более живучим, чем все другие существа, населяющие мир, а в другом случае — хлипким, скисающим при первой трудности?

Медик ответил бы: особые свойства нервной системы. Но это не все: есть еще любовь к Родине, вера в правоту своего дела. Это — источник могущества духа и тела человеческого.

Об этом я думал, когда в приемно-сортировочную доставили троих раненых. Их только что привезли. Они были с головой закутаны в спальные мешки. На груди каждого между деревянными палочками-застежками, как язычки пламени, проглядывали красные бирки — сигналы неотложности.

Гажала докладывал:

— Тяжелые. Этот ранен в живот. Этот — в грудь. А третий — с кровотечением.

Над третьим он наклонился и открыл ногу. Повязка набрякла кровью. Жгут на бедре уже расслабили, иначе могло бы наступить омертвение.

— Степан Левчук, лейтенант, — прочитал Гажала в карточке.

Военфельдшер кивнул санитарам. Они подхватили носилки и унесли раненого в операционную.

В это время другой раненый кричал в бреду:

— Выполняй приказ! Чалый! Выполняй при-каз!..

Раненый привстал с носилок и тут же обессиленно упал.

— При-казываю...

Тот, кто доставил раненого в госпиталь, поправил подушку в головах, снял с него ушанку.

— Мы с ним в разведке были, — объяснил он. — Там его ранили в грудь. Я и есть Чалый, а его Авраменкой зовут.

Гажала прочитал карточку третьего раненого:

— Калюкин. Шофер. Проникающее осколочное в живот.

Этих двух последних мы поместили в «шоковую» палату. Размещалась она рядом с операционной. Ее называли еще «шоковой ожидалкой».