Глава одиннадцатая.
В час, когда нападает тревога и грусть,
В час, когда на душе, словно камень лежит,
Я хочу оглянуться на пройденный путь
И увидеть ушедших друзей миражи.
Как мне хочется верить, что это не так,
И что можно ушедшее время вернуть…
Но лежит за спиной запорошенный тракт,
Безразличной луной освещённый чуть-чуть.
28 сентября. 1974 год.
США. Штат Невада. Рино. Госпиталь.
Александр Тихий.
Навестили меня важные дяди рано утром. Сразу после завтрака. Жиденькой овсянкой я совершенно не наелся, а то ли морс, то ли компот был невкусный и не сладкий. Не сладким было и моё настроение. А тут ещё и эти официальные морды. Их было двое. Один толстенький и лысоватый. Он всё время потел, и вытирал платком блестящую лысину. Второй же был худощав и высок. Эдакий типичный янки. Настоящий американец… Он холодно смотрел на меня, и на его лице не отражалось никаких эмоций. Оба они были в строгих костюмах, как и положено официальным представителям силовых структур. Я пока только не могу понять: Это ещё полиция, или уже федералы?
Первым начал говорить толстячок.
— Здравствуйте, молодой человек!
— Добрый день! — вежливо ответил я.
— Как Вы себя чувствуете?
— Уже лучше… Но я по-прежнему… Простите, но я не помню, что со мной произошло… Меня ударили по голове? Да?
— Вы совсем ничего не помните?
— Я не знаю… Постоянно такое ощущение, что я что-то забыл… Вы не поверите… Я даже не могу вспомнить своё имя… Кто я?
Худощавый дёрнул бровью, но по-прежнему сохранял на лице каменную маску истукана. Правда до того покерфейса, который был у Старого Во́рона из племени черноногих, ему было, как до Китая раком.
— Вы совсем ничего не помните? — снова повторил толстячок и вытер пот на лысине.
— Я даже не знаю, что мне надо вспомнить… А почему я тут прикован? — я звякнул наручником на левой руке.
— Это необходимо для Вашей же безопасности.
— Я что, опасен для окружающих?
— А мы ещё не знаем, кто Вы такой.
— Но я… Хм… Я тоже этого не знаю. Так что тут, я ничем не могу вам помочь. Но просто это неудобно. Даже и в туалет не сходить… Неужели Вы думаете, что я куда-то убегу отсюда? — я постарался сделать страдальческое лицо. — Я ведь даже не знаю, куда мне бежать… Я не понимаю, что происходит. А тут ещё какой-то шум в голове иногда появляется.
— Вот видите, Вам ещё рано вставать. Врачи будут наблюдать за Вашим состоянием. Возможно, мы будем вынуждены перевести Вас в специализированное учреждение.
— Вы имеете в виду психиатрическую лечебницу? Но я же не псих. Я же всё понимаю и не делаю ничего такого, что делают психически больные люди.
— А Вы знаете, что они делают?
— Я знаю, что они не делают. Но вы мне так и не сказали, что со мной случилось?
— Вам всё надо вспомнить самому. Так у Вас появится шанс опять вернуть свою память.
— Но, может быть, у вас есть какие-то подсказки для этого? Я знаю, что у меня травма на голове. Если меня кто-то ударил, то может мне надо попасть на то место, где это случилось. Вдруг я там посмотрю вокруг и всё вспомню. Ну, хоть что-то…
— Пока врачи не рекомендуют Вам много двигаться. Мы придём к вам завтра. Может за это время Вы и вспомните что-нибудь новое…
— Да мне бы что-нибудь старое вспомнить хотя бы… Ясно… Спасибо Вам… Я буду вас ждать.
— Всего доброго. Выздоравливайте, молодой человек!
— Я буду стараться…
Когда они ушли, я ещё долго лежал, вспоминая, не прокололся ли я где. Но вроде бы не сказал ничего лишнего. Обтекаемые слова и жалобы на потерю памяти. Вот и всё… Хотя за время разговора, я всё-таки изрядно вспотел. Не так, конечно, как тот лысый толстяк, но всё же… А что плохо, так это то, что его молчаливый напарник наверняка это заметил. Он же меня не просто разглядывал. Он меня как будто насквозь просвечивал. Опасный тип. Хотя и толстяк, несмотря на свой смешной вид, тоже ведь профессионал своего дела. Беседа была построена очень хитро. А завтра он будет спрашивать у меня всё то же самое, только под другим углом, чтобы вывести меня на чистую воду. Это хорошо ещё, что все эти методы мне знакомы по прошлой жизни. Так что мы ещё посмотрим, кто кого…
С этими мыслями я и задремал, утомлённый напряжённой беседой.
Если бы я не заснул, то обязательно бы заметил, как медсестра, вошедшая в мою палату, остановилась возле моей постели и долго всматривалась в моё лицо. Потом она так же тихо вышла из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Интерлюдия.
Разговор, который никак не мог слышать Сашка.
— Он врёт. — безапелляционно заявил худой полицейский.
— В чём? — спросил его лысый толстячок.
— Во всём. Он не терял память. Всё он помнит. И он не тот, за кого себя выдаёт.
— Думаешь?
— Да я уверен в этом. Готов поставить десятку против доллара.
— Но ведь врачи говорят, что такое вполне возможно при тупой травме головы.
— Может быть, ему и прилетело куском картечины по голове, но это совсем не означает, что маленький комочек свинца вышиб из его мозгов всю память. У него в номере, который он делил со своей подругой, нашли кучу долларов и поддельные документы. Этого человека не существует в природе.
— Но он же молодой, да и девка его тоже мелкая по возрасту. Молодёжь иногда покупает себе поддельные документы, чтобы сбежать из дома и покуролесить на просторах Америки.
— Мне кажется, что это не тот случай. Документы сделаны на высоком уровне. А девка вообще из России.
— Сейчас это называется Советский союз…
— Да какая разница? Русские — они и в Африке русские. И они наши враги. Ты не забыл про это?
— Ты думаешь, что этот парень тоже русский?
— Да, хрен его знает кто он такой. Но он точно не тот, за кого он себя выдаёт.
— Он же память потерял и не выдаёт себя ни за кого. Я пытался в разговоре вывести его на то, чтобы он назвался тем именем, что обозначено в его документах… Как там? Что-то немецкое… Готлиб Штилльман.
— Штилльман? А это разве не еврейская фамилия?
— Не знаю. Но он всё равно не стал называться никаким именем. Ты же слышал, что он говорил? Не знаю. Не помню…
— Врёт. Я ему не верю…
— Ну, вот доктор скажет, что его можно допрашивать, тогда и поговорим с ним по-другому.
— Жду не дождусь этого. — высказал своё мнение худой.
— Я тоже… — согласился с ним толстяк.
28 сентября. 1974 год.
США. Штат Невада. Рино.
Алексей Тихий.
Нас утро встречает прохладой… А ещё болью во всём теле. Вчера в горячке, я этого почему-то не замечал. Но ведь и меня, и Маринку ещё с утра избили. Но она-то полдня валялась связанной, а я бегал, прыгал, снова дрался, снова бегал, стрелял, таскал тяжёлые сумки. Да-а… А потом меня ночью моя подруга ещё и эксплуатировала по полной программе. Я всё понимаю: Адреналин, и всё такое… Блин. А с утра в зеркале у меня была такая рожа, что краше в гроб кладут. Да и то, в морге стараются подкрасить лицо покойника, чтобы труп в гробу получше выглядел. Маринка тоже получила вчера свою порцию синяков на лице, но косметика в опытных руках творит чудеса. Она и меня предлагала накрасить, чтобы замазать все гематомы, но я отказался.
— И что мы сегодня будем делать? — игриво спросила меня эта егоза.
— А чего ты такая весёлая, Марин? Ты разве не в курсе, что Алёнка вчера погибла, а Сашка тоже был ранен, и сейчас я даже не знаю, где он.
— Я в курсе. — серьёзным тоном ответила мне она. — Но плакать мне нельзя, потому что макияж потечёт. Если бы не это, то я бы уже заливалась горькими слезами, оплакивая погибшую подругу.
— Вы вроде бы и не особо ладили с ней?
— Да что ты понимаешь? Она же мне, как сестра была. Особенно последний месяц.
— А ведь это мы с тобой виноваты в её гибели. Они вчера к нам ехали, и на меня нарвались. Почти сразу после того, как…
— Я поняла.
— Ну вот… Я ему всё рассказал, а он и говорит, что видел, дескать, похожих парней в кожаных куртках. Вот мы и поехали. А у него возле отеля на парковке нарвались на одного из них. он меня опознал и за обрез схватился. Я в сторону. Сашка не успевал. Вот Алёнка его своим телом и заслонила… Правда и Саньке в голову картечина прилетела. Но он был жив, когда я его там оставил, хотя и без сознания.
— И почему ты его там бросил?
— Не бросил, а оставил. Он без сознания был. А на выстрел вот-вот должны уже были среагировать местные копы. Мне же надо было спешить, чтобы тебя спасти. Или этого повода мало, чтобы я оставил раненого брата лежать на асфальте рядом в убитой Алёнкой?
— Прости! — Маринка потупилась… — Я была не права.
— Забей! Я сам себе не могу этого простить до сих пор. И Алёнка умирающая перед глазами стоит. Знаешь, о чём она меня спросила? Жив ли Сашка? «Жив.» — ответил я. А она улыбнулась и умерла. Только где теперь его искать, я понятия не имею.
— В больнице, конечно.
— А в какой? Сколько их здесь? Ты знаешь?
— Нет. — вздохнула девушка.
— Вот и я не знаю… Но у меня есть одна идея.
— И какая?
— Нам надо начать поиски с того места, где я видел брата последний раз.
— Это ты имеешь в виду ту парковку возле отеля, в котором они жили…
— Угу…
Плохое это слово: «жили». Это только в сказке всё так весело и игриво: «жили-были…». Да-а… Но вот в реальной жизни всё не так. Жила-была девочка Алёнка… А потом её убили. И теперь про неё только и можно было сказать: «жила́…»
Всё-таки Маринка уговорила меня стать её моделью по макияжу и маскировке. Я уже видел себя в зеркале до этого. Как бы выразился ослик Иа-Иа из советского мультика про Винни-Пуха: «Душещипательное зрелище». Вот-вот. Я уж молчу про синяк на пол-лица. И даже не вспоминаю про то, что всё тело болит и ломит. Но губы, опухшие, как два пельменя — это что-то неописуемое… Хотя в будущем некоторые особи женского пола так не считали. Вот, честно говоря, я никогда этого не понимал. На фига превращать себя в уродину? Неужели найдётся хоть кто-то, кто считает это красивым? Если вместо губ уродливые сгустки, накачанные неизвестно чем и неизвестно кем, то разве это признак красоты? Вряд ли… Скорее всего это признак низкого интеллекта при наличии достаточного количества денег, чтобы себя изуродовать.
Да ладно ещё губы… Но они умудряются изуродовать всё своё тело. Перекачанные груди и огромные задницы… Может где-то в африканской стране, большая жопа это и есть эталон красоты, но зачем эту тенденцию распространять на весь мир. Или это такой мировой заговор пластических хирургов, чтобы не остаться без куска хлеба на старости лет.
Нет. Я ещё могу понять женщин, которые после родов и кормления ребёнка перестали быть довольны формой своей груди. Те, кто слегка подтягивают грудь до разумного соответствия прежним размерам просто возвращают свою привлекательность. Но должна же быть хоть какая-то мера во всех этих пластических операциях? Или, попробовав раз, они не могут больше остановиться?
Помню как-то в прошлой моей жизни была какое-то время мода на усы. Потом, правда пришла мода и на бороды, но это было чуть позже. А вот когда я вернулся из Афгана, усы были нормальным явлением. И вот однажды, стоя перед зеркалом с ножницами в руках, я попытался подравнять свои усищи… Мне, почему-то показалось, что правый ус длиннее левого. Подравнял справа. Показалось, что теперь длиннее левый ус. Я подравнял слева. Кончилось это всё тем, что я сбрил напрочь усы в тот день, когда от них осталось нечто напоминающее то, что носил небезызвестный Адольф Шикльгрубер. Может, и у этих бывших красоток было нечто такое? Хотели как лучше, а потом увлеклись и получилось то, что получилось…
Ну да ладно… Я что-то отвлёкся. В общем, Маринка снова совершила косметическое чудо. Мои волосы, зачёсанные назад и залитые каким-то гелем, изменили внешность уже почти до неузнаваемости. Ну а после она кое-как замазала синяк под глазом. Хотя я всё равно планировал прикрыть глаза тёмными солнечными очками на пол-лица. Но губы… С ними даже Маринка не смогла справиться. Но для сегодняшнего дня это даже лучше. Так меня точно никто не узнает. Маринка ведь тоже кардинально поменяла свой имидж, так что можно сказать — мы сегодня не такие, как вчера.
Подъезжать прямо к отелю и парковаться там же, где и вчера, я не стал. За пару кварталов до этого, мы обнаружили скопление припаркованных машин возле какого-то забора, ограждающего постройку явно госпитального типа. На больничное предназначение намекали ещё и несколько машин, одну из которых я идентифицировал, как катафалк. А две другие машины… Они мне сразу напомнили ту тачку, которую использовали в известном фильме «Охотники за привидениями».
Да. Скорее всего, это и была какая-то больница. Ну, или госпиталь, как тут говорят…
Но я пока не знаю, может быть, Сашка сейчас и в этом госпитале, но решение начать поиски от отеля — мне кажется более правильным.
До отеля мы дошли безо всяких проблем. А на парковке, я сразу же увидел стоящую на том же самом месте Сашкину машину. Но при этом успел заметить, что на дверях и на багажнике, были приклеены какие-то бумажки… Знакомая картинка. Так и у нас менты опечатывали то, что до этого обшмонали по полной программе. Так что, если там что-то и было, то вряд ли осталось нетронутым. Не исключено, что и номер, в котором жили Сашка с Алёнкой тоже прошерстили. Значит, искать там какие-то вещи, деньги или документы — бесполезно. Байкерские мотоциклы тоже стояли тут в количестве всё тех же четырёх Харлеев.
— Ты заметила? — спросил я Маринку.
— Что? — откликнулась она.
— Машину копы опечатали.
— И что?
— А это значит, что и номер тоже обыскали.
— Думаешь, что Сашка в опасности?
— Я не думаю. Я это предполагаю. Вот смотри! Его нашли на улице с пулей в голове.
— Ты же говорил, что это не пуля…
— Да какая разница. Огнестрельное ранение головы. И то, что череп не пробило, ничего не значит. Его так контузило, что он без сознания валялся.
— Ну и что?
— Ну и то… Рядом труп девушки. А чуть подальше ещё одно тело. Труп того, кто в них стрелял. Но его я зарезал ножом. Что могли подумать копы?
— Что? — с наивным видом смотрела на меня Маринка.
— Что был кто-то ещё. Тот, кто убил того байкера.
— Но это же ты.
— И что ты мне предлагаешь? Сдаться полиции?
— Нет, конечно…
— Вот и я про то же.
— И что мы будем делать?
— Даже и не знаю. Нам бы уточнить, куда отвезли брата на машине скорой помощи.
— Знаешь, Лёшенька… Я думаю, что это лучше сделать мне. Меня тут никто не видел, а ты всё ещё похож на своего брата.
— Даже не смотря на эти пельмешки, что у меня сегодня вместо губ.
— Пельмешки… — засмеялась подруга, и снова повторила: — Пельмешки… А я бы сейчас не отказалась бы от порции наших русских пельменей.
— Согласен. Кстати, а я бы не отказался чего-нибудь перекусить.
— Но тут же при отеле, наверняка есть что-то типа ресторана или кафе.
— Вот давай оттуда и начнём наши поиски.
На наше счастье, официант, обслуживающий нас, оказался очень разговорчивым. Он не только принял у нас заказ, но и рассчитывая видимо на хорошие чаевые, охотно отвечал на наши вопросы. Вопросы в основном задавала Маринка, слегка строя ему глазки. Я лишь изредка встревал в разговор, направляя его в нужное русло.
История ещё была свежая, ведь всё произошло только вчера, но она уже успела обрасти подробностями. Похоже, что шумные байкеры зарекомендовали себя тут не с лучшей стороны, так как симпатии официанта явно были не на их стороне. И он был искренне рад, что после вчерашнего они куда-то пропали. А парня того увезли в ближайшую больницу.
— А ты откуда это знаешь? — тут же спросил его я.
— У меня подруга медсестра. Как раз там и работает. Убитую девчонку тоже к ним в морг доставили.
— А как больница та называется?
— Тахо Пасифик Хоспитал.
— Смешное название. — прокомментировала Маринка.
Мы неплохо отобедали. Кормили в этом заведении довольно-таки хорошо. Разговорчивый официант получил свои щедрые чаевые. Ну а мы навсегда покинули это место. После полиции нам тут было уже нечего делать. Мустанг пусть останется здесь. Ведь, как я помню, Саня всё равно планировал его поменять на что-то менее заметное. Потеря денег, после нехилого такого бонуса от байкеров-наркоторговцев, не так уж и чувствительна для нас…
Да, кстати, пришла мне интересная мысль. Сообщники байкеров из банды «Монголов» скоро обнаружат пропажу своих соратников, а самое главное пропажу своих денег. И вот тогда они начнут поиски. А искать они будут очень усердно. Так что нам лучше всего свалить из этого городка куда подальше. Но перед этим, нам надо отыскать Сашку, где бы он ни был, и забрать его с собой.
Ну а мы снова возвращались к нашей машине, оставленной именно у того госпиталя в котором по идее должен был находиться брат. Хорошо, что мы припарковались именно там. Сидя в машине нам будет удобно понаблюдать за входом в больницу. Ломиться туда сразу и без подготовки, я думаю, не стоит.
Внезапно Маринка резко затормозила и уставилась на кого-то. Метрах в трёх, напротив нас, стояла девица и тоже почти в упор смотрела на мою подругу. Потом девушка перевела взгляд на меня. И внезапно в глазах у неё появился ужас. Она залепетала что-то быстро-быстро:
— Я никому ничего не говорила! Вы же не убьёте меня?
Высказав всё это, она зажала рот ладонями и застыла на месте, как будто в ступоре. Ну а я с трудом опознал в этой молодой и хорошо одетой женщине вчерашнюю замарашку из байкерского фургона.
— Привет, Клэр! Не бойся! Мы просто шли мимо…