Гуд бай, Америка…

Глава 19

Глава девятнадцатая.

Скромные и вежливые люди живут тихо и незаметно. А как их можно заметить, если они хорошо маскируются и постоянно пользуются оружием с глушителем.

02 октября. 1974 год.

США. Штат Техас. Где-то в окрестностях Хьюстона…

Александр Тихий.

Хотелось спросить чисто по-русски: «Куда ты завёл нас, Сусанин?»

Там, куда мы прилетели, в принципе, не было никакого аэродрома. Просто грунтовая взлётно-посадочная полоса и всё. Летели мы вроде бы в правильном направлении. Я не по карте, я по солнцу это определял. Наш сумрачный пилот за всё время полёта не произнёс ни слова. На мои вопросы он отвечал жестом, типа «не мешай!». И вот мы приземлились, подняв кучу пыли. Наверняка со стороны наш блестящий и тщательно вылизанный самолётик смотрелся на этом поле, как жемчужина в куче навоза. Прокатившись, мы остановились возле ещё одного самолёта. Это вообще был биплан. Не скажу, чтобы совсем уж очень древний, но явно не новый. Издали не разглядеть, одноместный или двухместный. Но это явно не тот самолёт, на котором мы сможем полететь дальше по намеченному нами маршруту. А других аэропланов тут что-то и не видно.

Вот именно в этом момент мне и захотелось взять нашего пилота за грудки, приставить ко лбу пистолет, и очень вежливо спросить: «Куда ты завёз нас, сука?» Ну, то есть, Сусанин, конечно…

С трудом я сдержал свой порыв. А Лёха? Ну что, Лёха… Они с Маринкой в обнимку продрыхли весь полёт. Хотя и летели-то мы всего-то чуть больше двух часов.

Пилот спрыгнул на землю и не спеша пешком отправился в сторону одинокого, но явно жилого строения.

Маринка спросонья хлопала глазами, и озираясь спросила меня:

— Мы где?

— Мариночка! Тебе в рифму ответить или по факту? Хотя нынче это почти что одно и тоже…

Тут уже и Лёшка стал соображать. Что что-то не то.

— Где мы, Саня?

— Хрен его знает, братишка. Я пока ещё и сам не разобрался. Понял только одно. Тут в ближайшей округе нет других самолётов, кроме нашего, и вон той одноместной этажерки с колёсиками. Предлагаю держать оружие наготове, ибо я не понимаю что тут происходит.

— А пилот ничего не сказал?

— Да он за весь полёт ничего не сказал.

— Жаль… — задумчиво пробормотал Лёха.

— Чего? — не понял я.

— Жаль, что мы так и не научились управлять этой стрекозой.

— А то что? Угнал бы этот самолёт? Думаю. что тут же наш молчаливый пилот вспомнит родную речь и обратится в полицию. Далеко на этом мы не улетим…

— Всё равно. Я думаю, что лишним не будет такое вот умение.

— Согласен с тобой. Но сейчас не об этом речь…

Наш разговор прервало появление нашего старого пилота. Он наконец соизволил с нами поговорить.

— Забирайте свои вещи! Проходите в дом! Там вас встретят…

— Кто? — спросил его я.

— Хозяин этого дома. Питер О̕ Нил тоже вывший военный лётчик. Он инвалид, поэтому не может пригласить лично. Идите в дом. Он ждёт вас. А мне уже пора лететь, пока не стемнело.

Спорить с ним я не стал, потому что в этот момент сам смог разглядеть хозяина дома.

О том, что дом построен не по стандартным меркам было понятно сразу. Вернее не сам дом, а пристройка к нему. Вокруг всего дома была открытая терраса. Но вот только плоская её крыша, возвышающаяся над землёй где-то на уровне метров пяти, представляла собой некий балкончик, охватывающий весь дом по кругу. Я так прикинул на глаз. Примерно метра три от основного дома получалась такая нехилая площадка, кольцом охватывающая здание со всех сторон. А с фасада и пошире будет… Невысокая ограда, не выше полметра. Странное сооружение. Но всё объяснялось очень легко.

Возвышаясь над нами, на этой смотровой площадке, сидел на инвалидной коляске седой мужчина в выцветшем военном кителе. Похоже, что это и есть хозяин дома. В связи с этим становится ясно, почему он лично не вышел к нам навстречу.

Странное дело. Когда на существующие вопросы появляются ответы, тут же появляются и новые вопросы. Если хозяин дома инвалид-колясочник, то чей тогда биплан пылится возле взлётно-посадочной полосы? Или он у него с ручным управлением, как машина, переделанная для маломобильных водителей? А может есть кто-то ещё, кто помогает старому вояке содержать в порядке и этот дом, и небольшой аэродром возле дома?

Вопросы, вопросы, вопросы…

И самый главный из них: На фига мы вообще здесь, и как это нам поможет добраться до конечной точки нашего маршрута?

Оставив Лёшку с Маринкой на террасе, я налегке поднялся наверх. Заодно у меня появился новый вопрос. Как хозяин дома поднимается наверх? Лестница была уж больно узкая и крутая. Или у него тут и лифт есть где-то? Ну, не может же такого быть, чтобы он вообще никогда не спускался вниз…

— Добрый день, сэр! — поздоровался я.

— Можешь звать меня просто по имени. Я — Питер. Питер О,Нил

— О,кей. Майкл нам сказал, что Вы сможете нам помочь добраться до Майами. Но вы же…

— Да. Я инвалид…

— К тому же самолёт, припаркованный недалеко от Вашего дома, явно не годится для трёх пассажиров с вещами.

— И это правда.

— Тогда я не понимаю, Питер, что мы здесь делаем?

Хозяин дома так и не успел мне ничего ответить. Учитывая то, что мы с ним находились на открытой площадке второго этажа, взлётно-посадочная полоса находилась прямо перед нами. Шум мотора взлетающего самолёта Ховарда, слился в один звук с чем-то ещё.

Да… Такую картинку можно было увидеть на каком-нибудь авиашоу. Разминувшись буквально чуть-чуть, два самолёта чудом не столкнулись в воздухе. Ну, ещё бы… Полоса-то тут одна. И при этом. Один самолёт взлетает, а другой приземляется…

Но ничего страшного не случилось. Очередная Цессна, прокатилась по грунтовой дорожке, лихо развернулась и застыла почти у самого дома.

— Опять Питер развлекается… — слегка недовольно пробормотал бывший лётчик.

Хотя, мне показалось что в его голосе звучали несколько другие эмоции. Только я не мог разобраться с ходу… То ли зависть к тому, кто может летать, то ли что-то ещё.

— Питер? — переспросил я.

— Да. Это мой племянник. И он тоже Питер О,Нил. Сын моего брата Тома.

— А Ваш брат назвал сына в честь Вас?

— Нет. В честь нашего отца.

— А его тоже звали Питер О,Нил? Странно.

— Такова семейная традиция. Старшего сына всегда называют Питером.

А тем временем из самолёта вылез крепкий спортивный парень лет двадцати на вид. Рыжие волосы, отразив лучи заходящего солнца, выглядели просто пламенными.

— Мой племянник доставит вас куда нужно. Майкл сказал мне, что вы ребята щедрые, а авиационный бензин с каждым днём всё дороже и дороже.

— Питер! А можно обратиться к Вам с необычной просьбой?

— Попробуй!

— Можно ли сделать так, чтобы Ваш племянник нас немного научил управлять самолётом?

— Парень! Чтобы получить лицензию пилота надо долго учиться и не здесь.

— Я это понимаю. Но нам не нужна лицензия. Нам бы просто освоить навыки управления. Возможно, отработать взлёт и посадку. Небольшой практический курс… Максимум за неделю. Но мы готовы заплатить, как за год обучения.

— Ты думаешь, что сможешь за неделю освоить самолёт? Наивный…

— Мне говорили, что Цессна это самый простой самолёт для начинающих.

— И всё равно. Неделя — это очень маленький срок.

Я не стал рассказывать старому лётчику про то, что у меня уже есть небольшой опыт, правда на АН-втором, и не здесь, и не в этом времени…

— Питер! Если у нас ничего не получится, то это значит, что мы просто зря потратим наши деньги. Вы-то всё равно будете в выигрыше.

— Некуда девать деньги, парень? Купи себе самолёт и тренируйся…

— Это чуть позже. Просто мне очень понравилось, как лихо Ваш племянник приземлился…

— Вот именно. Лихо… Он слишком самонадеян и упрям. А небо — ошибок не прощает.

Эти слова я уже слышал когда-то. Только на родине. И звучали они по-русски. Но смысл был именно таким.

— И всё-таки, Питер! Не могли бы Вы помочь нам с этим?

— Это если племянник согласится.

— Я думаю, что если Вы согласитесь, то и он тоже будет не против.

— А вот и он. Сейчас и спросим.

Питер-младший ворвался на второй этаж, как маленький ураган. Вблизи он оказался не слишком высоким. Так что приставка «младший» ему вполне подойдёт. Ну не называть же их с дядей Piter First Piter Second (в переводе буквально: Пётр Первый и Пётр Второй). Я даже озвучил Питеру старшему этот вариант. Он даже посмеялся. Про императора Петра Первого он даже что-то читал или слышал.

— Тогда уж мы с племянником будем Пётр Седьмой и Пётр Восьмой.

Питер-младший про Петра Первого явно не читал, но предложил звать его просто Пит.

— А вы братья с Алексом? — спросил он меня.

Похоже, что он проходя мимо, уже успел на первом этаже познакомиться с моим братом. Ну и как мне себя теперь назвать? Я же тоже вроде бы Алекс? Айвеном называться не стоит. Хрен его знает. Наверняка они тут и радио слушают и газеты читают. Готлиб тоже не подходит. Назваться Искандером? О… Точно.

Я протянул рыжему парню руку и представился:

— Ксандр.

Рукопожатие Пита было честным. В меру крепким, но без попытки померяться силами.

— Ну, что, Ксандр? — сходу обратился он ко мне. — Куда летим?

— Питер! — одёрнул его дядя. Не надо бежать впереди паровоза.

— А что такого? Если Майкл привёз людей, то значит им куда-то надо лететь. Сам-то он давно уже не летает на дальние расстояния. Ну, так куда? Алабама? Джорджия? Или сразу в Вашингтон?

— Я бы с удовольствием слетал в Бразилию. Всегда хотел побывать на карнавале в Рио-де-Жанейро.

Питер-младший удивился.

— Так карнавал же у них ранней весной проходит?

Это я и без него помнил. Бразильский карнавал, это что-то типа нашей Масленицы. Проходит примерно за сорок дней до Пасхи.

— Может ты сперва выслушаешь меня — строгим голосом обратился к племяннику Питер-старший.

— Да, дядя. — смиренно ответил Пит. — Я слушаю.

Вот, что мне нравится в этом времени. Ещё сохранилось почти везде уважение младших к старшим. В будущем это всё уйдёт куда-то. Но пока патриархальные устои ещё сильны даже здесь, в Америке.

— У парней к тебе есть деловое предложение.

— Самолёт не продам! — тут же насторожился рыжий Пит.

— Не перебивай! — старый лётчик даже прихлопнул ладонью по подлокотнику своего инвалидного кресла.

Младший потупился. Но в его зелёных глазах по-прежнему играли чёртики.

Питер-старший продолжил.

— Парни хотели пройти ускоренный курс обучения по управлению самолётом.

Младший поскучнел.

— Они думают, что за неделю смогут освоить Цессну.

Пит хмыкнул иронично.

— Но заплатят, как за год обучения.

Рыжий смотрел на меня, как на идиота.

— Некуда деньги девать?

— Нет, Пит! — ответил ему я. — Просто мы с братом очень способные.

— Это вам не поможет.

— Я тебе даже верю, Пит. Но нам очень хочется попробовать. Ведь, если не попробуем, не узнаем.

— Если денег не жалко, то я не против.

— А теперь, Пит, покажи нашим гостям, где расположиться. — распорядился хозяин дома, а обращаясь ко мне сказал: — Завтра с утра и начнёте занятия. Сами решите, кто из вас первым попробует оседлать строптивую лошадку.

05 октября. 1974 год.

США. Штат Техас. Где-то в окрестностях Хьюстона…

Александр Тихий.

Суббота. Я сегодня отдыхаю. И это не потому что я иудей и строго соблюдаю шаббат. Просто я решил, что сегодня устрою себе праздник и не буду ничего делать. Я решил, что сегодня у меня будет праздник. Раньше в этот день мы с друзьями собирались и конкретно так выпивали. Обычные сотрудники внутренних дел пьянствовали десятого ноября. День Милиции я тоже отмечал. Но День Московского Уголовного Розыска это уже совсем другой праздник. Для своих. Опера всегда были особой кастой в органах. И хотя форму не носили, но под пули и ножи первыми лезли. Потому что именно на нас чаще всего была возложена задача задержать и обезвредить. Нет. Конечно, для захвата хорошо вооружённых бандитов и террористов вызывали «тяжёлых» из СОБРа или ОМОНа, а то и вовсе знаменитую Альфу. Но и операм частенько приходилось выходить один на один на вооружённого преступника. И порою даже брали злодея голыми руками. Так как частенько из-за бюрократических запретов просто тупо не было с собой табельного Макара. У нас же как принято? Где-нибудь в Бирюлёве участковый по пьянке пролюбил свой табельный ПМ, а всем операм по Москве и области тут же запретили постоянное ношение оружия. И что получается? Возвращаешься с работы поздно вечером… А тут…

Ладно. Это я чего-то куда-то не туда уже ушёл со своими воспоминаниями о прошлых временах. Сейчас правда оружие всегда со мной, а вот ксивы-то и нет. Но это не мешает мне принять немного кубинского рома, помянув тех, кого я уже и не увижу никогда.

Мы сидели на втором этаже, на смотровой площадке вместе со старым пилотом. Он в своём инвалидном кресле, а я в обычном. Сидим, болтаем о том, о сём, наблюдаем за попытками Лёхи посадить самолёт. Это уже его не первая попытка. Но каждый раз он делает что-то не так. Поэтому Питу приходится перехватывать управление и уводить послушную Цессну на новый круг.

Что могу сказать? У меня с первого раза тоже не получилось ничего. Но я, наверное, более способный к этому делу. Так что к исходу второго дня я уже и взлетал и садился сам.

Нет. Я, конечно, не стал за пару дней опытным пилотом, но азы уже почти освоил. Тем более теорией, которую нам пытался донести опытный старый пилот, я голову особо не забивал. В основном я налегал на практическое «вождение», которое нам преподавал рыжий племянник. И, кстати, у него это неплохо получалось. Он показывал, а потом давал возможность попробовать самому. Но при этом он конкретно так подстраховывал, будучи готовым в любой момент перехватить управление. У меня почему-то сразу пошло-поехало. Такой же случай был у меня и на земле в той жизни. Когда я впервые сел за руль, то сразу сказал инструктору, что никогда не ездил за рулём. Он мне всё объяснил, показал… Я завёл машину и сразу же поехал, ни разу не заглохнув. После этого инструктор мне сказал только одно: «Не гони!» А то я уж больно увлёкся процессом.

Вот и за штурвалом Цессны, я почти сразу почувствовал себя «в своей тарелке», и полетел. Только вот первая посадка мне не далась сразу. И опять прозвучала похожая фраза: «Не гони!»

Но сегодня я решил устроить себе паузу в обучении. Тем более повод искать не пришлось. День МУРа — чем не повод. Только вот рассказывать старому военному лётчику про мой профессиональный праздник я не стал. Да и зачем. Старик заполучил мои дежурные уши и рассказывал мне истории из своей жизни. А послушать было чего.

Я уже узнал историю его инвалидности. Подстрелили его в полёте. Помнится наши пилоты ещё во время Первой Мировой войны использовали для этого дела большие чугунные сковороды, подкладывая их под зад. Но и это не всегда помогало. Это потом уже придумали бронеспинки для пилотов. Но порою и они не спасали. Вот именно так Питер О,Нил на Корейской войне и получил свою травму. Уж не знаю что ему там в копчик прилетело, то ли пуля от крупнокалиберного пулемёта, то ли ещё что потяжелее, но с тех пор он ниже пояса никогда уже ничего не чувствовал. Хотя при этом ему всё же удалось кое-как посадить свой Мустанг на землю. И всё это лишь для того, чтобы попасть в плен к северянам. Про плен он подробностей не рассказывал. Видимо туго ему там пришлось. А впереди ещё была долгая и извилистая дорога на родину… Наверное, после окончания войны его обменяли на кого-то из советских или китайских пилотов.

Жена его не стала долго ждать. Да и кому нужен муж инвалид в этом капиталистическом обществе, целиком и полностью замешанном на деньгах? Поддержку ему оказал лишь его брат Патрик, вместе с которым они и основали этот небольшой аэродром. Это сейчас тут царит запустение, а раньше… Брат погиб во Вьетнаме, но его сын Питер продолжил дело отца и дяди, тоже став пилотом.

В очередной раз, криво-косо, но Лёшке всё же удалось посадить Цессну. Я отпивал ром с колой мелкими глотками, следя за лётными «успехами» брата. Помнится такой коктейль, когда я был на Кубе в две тысячи девятом году, называли «Куба-либре». Но в этот раз я чуть не поперхнулся, когда старый военный лётчик задал мне вопрос, просто застав меня врасплох.

И даже не сам вопрос меня так поразил…

С ужасающим акцентом и довольно коряво, но Питер О,Нил старший спросил меня:

— Ти и тфой брат русски?

Причём спросил он меня не по-английски, а на ломанном русском языке.