Гуд бай, Америка…

Глава 22

Глава двадцать вторая.

— Так Вы говорите, что Ваша тёща в огороде? Но её там нет…

— Вы просто не нашли её. Копайте глубже!

(слова, не вошедшие в протокол.)

05 октября. 1974 год.

США. Штат Техас. Где-то в окрестностях Хьюстона…

Александр Тихий.

Применять к обмочившемуся байкеру методы и приёмы полевого допроса не пришлось. Он сразу «поплыл» и тараторил без умолку. Успевай только записывать показания. Но вести протокол и стенографировать слова пленного я, конечно же, не собирался.

Самолёт банде «Бандидос» понадобился по объективной причине. Поскольку надо же им на чём-то летать за кокаином в Мексику. Вот и поехали они искать себе подходящий самолётик. Но нашли, получается, только себе приключений на пятую точку. А это место для мотоциклиста особенно ценное, ибо именно этим местом сидит он в седле своего байка. Так что обмишурились байкеры по полной программе. И самолёт им не достался, и задницы свои подставили под раздачу.

Радовало только одно, что никакого плана у банды байкеров не было. И несколько групп просто отправились, как бы так сказать, на все четыре стороны в свободный поиск. Частных аэродромов тут было до фига. И даже эта группа, которая нарвалась на нас, тупо ехала мимо. Случайно увидели указатель на дороге, и решили заглянуть на огонёк. Только на наш «огонь» они не рассчитывали.

Вот такие новости я и узнал от бывшего байкера. Убивать связанного пленника — не самое благородное дело. Но оставлять в живых свидетелей — тоже не комильфо. Я его просто зарезал, заткнув ему перед этим рот его же банданой. Так что он своими предсмертными криками не побеспокоил остальных пленников. Было ли мне его жалко? Да ни хрена подобного. На войне, как на войне. Если я не убью врага, то враг убьёт меня. Такова жизнь.

— Ну и на фига ты это сделал? — спросил меня подошедший Лёшка.

— А что такого?

— Ничего… Только там Питер хочет полицию вызвать.

— Он, что? Совсем охренел?

— Ну… Он сказал, что имеет право обороняться, когда в их дом проникли враги…

— А мы? Про нас он что скажет? Мы же…

— А что, мы? Мы свалим по-тихому… Только вот теперь у нас есть на руках труп со следами пыток.

— Ой, да ладно… Я его не пытал даже… Он и так пел как соловей…

— Ты это в полиции расскажи, Санёк! Ну, сам погляди… Верёвки на руках, зарезан ножом… Да и девки те потом копам всё расскажут.

— Да, кто им поверит? Они же наркоманки.

— К тому времени уже отойдут. И там ещё один есть… Выживший. Он же тоже молчать не будет. Расскажет сказочку. Добрые байкеры ехали мимо, а эти злые дяди, как начали по ним стрелять…

— Да уж… Хреновая ситуёвина… А как там Питер? Жить будет?

— Если в полицию обратится, то не долго. Когда «Бандидос» узнают кто расстрелял их соратников, то наверняка захотят поквитаться. Приедут. Убьют, сожгут тут всё. Они же те ещё отморозки…

— Вот и объясни ему всё это.

— Сам попробуй с ним пообщайся. Он же упёртый, как осёл.

— Ну, пойдём, поговорим с этим осликом!

— Надо сообщить в полицию! — настойчиво твердил Питер.

— Тогда нас с братом и Мэри арестуют.

— Но почему?

— Потому…

Ну, вот что я могу рассказать этому обалдую? Что нас сюда забросили из Советского Союза, чтобы сократить поголовье яйцеголовых умников в этой стране? Что мы уже навели шороху в нескольких штатах и покрошили кучу народу? Неважно уже кого. Это были и копы, и бандиты, и просто идиоты. Но всё же…

— Питер! Я тебя понимаю… — начал я издали. — И мы обязательно так и сделаем, только…

— Что «только»?

— Только перед этим нам надо будет исчезнуть.

— Но почему? Вы же не сделали ничего плохого? Вы защищались. Вы с братом заступились за меня и дядю…

Сказав это, Питер, который уже не может называться младшим, поскольку теперь он старший в семье О,Нил, почему-то опустил глаза, а на колени ему упали несколько крупных слёз…

— Прости, Питер!

— За что? — он посмотрел на меня, но глаза его блестели.

— За то, что не смогли спасти дядю.

— Он погиб, как герой. В бою…

И уже не скрываясь, Питер заплакал. Он не проронил ни слова, когда я промывал ему раны крепким алкоголем и перевязывал его. А сейчас он плакал, не стесняясь своих слёз. Мне было искренне жаль этого парня… Но надо было что-то решать.

— Питер! Продай мне самолёт!

— Что? — парень смотрел на меня, явно не понимая моего вопроса.

— Продай мне твой самолёт! Я заплачу тебе вдвое больше его стоимости. А когда я улечу, ты вызовешь полицию и расскажешь, что эти вот… — я указал на трупы байкеров, живописно разбросанные на поляне возле дома. — Они напали. Вы с дядей отстреливались из всего что было. В общем… Все умерли. Ты перевязался и вызвал копов.

— А эти ещё живые… — Пит показал на последнего оставшегося в живых мотоциклиста и двух связанных девок. — Они же расскажут копам, что тут были ещё люди.

— Сделать их мёртвыми не проблема…

— Не надо… — почему-то сразу упёрся Питер.

— Ну и ладно. Не буду. Тогда мы их просто заберём с собой. Какие проблемы…

— Но как же самолёт? У тебя же нет лицензии.

— А она всегда очень нужна? Допустим, прилетел я на аэродром… Меня там не заправят, если я не предъявлю им бумажку?

— А куда ты хочешь долететь?

— Ну… — я задумался, говорить или не говорить… — Допустим, я хочу долететь до Кубы.

— Отсюда до Кубы топлива может не хватить.

— Но я вроде бы смотрел характеристики. Там всего-то чуть-чуть не хватает.

— Это же не машина. Если у тебя кончится топливо над мексиканским заливом, то какая разница на сколько тебе его не хватит… Что пятьдесят, что сто миль… Ты рухнешь в море и утонешь. Акулам будет чем пообедать.

Я понял, что моё желание лететь на Кубу не удивило этого парня, но он меня тут же спросил.

— А зачем тебе на Кубу?

— Да это я так к примеру. Просто думал, что до Гаити точно не хватит.

— А в Мексику ты не хочешь полететь?

— И что я там делать буду?

— Я так понял, что у тебя проблемы с нашими копами?

«И не только с копами, но и с федералами заодно.» — подумал я, но вслух сказал:

— Ты правильно меня понял.

— Тогда лучший выход из положения — это Мексика. Там у тебя вообще никто не спросит документы, если заплатишь долларами.

— Думаешь, местные мексиканские власти мною не заинтересуются?

— Я летал в Мексику. Там вообще всем на всё по фиг.

— Так ты продашь мне самолёт?

— Если цена меня устроит.

О цене с ним мы легко договорились…

Больше всего времени у нас с Лёшкой ушло на то, чтобы украсить поляну так, чтобы с первого взгляда было понятно, как доблестная семья О,Нил отбивалась от бандитов. Ведь, если нас тут не было, то получается, что Питер-младший с двух рук стрелял из трёх стволов сразу. Конечно, шито всё белыми нитками, но по-другому у нас никак не получалось.

Рассчитавшись за самолёт, мы до упора залили баки и загрузили на заднее сиденье троих связанных пленников. Сумки с нашими вещами и остатками денег убрали в небольшое багажное отделение. Маринка за штурвалом, Лёшка рядом с ней. Я с большим трудом влез четвёртым, туда, где по задумкам конструкторов должно располагаться только два пассажира. Пленники выражали, конечно, своё возмущение, но молча. Рты мы им заткнули кляпами. Разбег по взлётке, и вот мы уже в воздухе.

Маринка сразу же взяла курс на юг, в сторону Мексиканского залива. Питер сказал, что над морем лететь проще, когда видна береговая линия. Он мне подробно на пальцах минут с полчаса объяснял, как лететь в сторону Мексики, как лучше пролетать над границей, чтобы не привлечь внимание тех, кто следит за тем, чтобы границу не пересекали, такие вот как мы, охламоны…

Когда под нами показались воды Мексиканского залива, мы снизились на минимальную высоту. День уже клонился к вечеру, в этих широтах темнеет рано…

Я как мог, огляделся по сторонам, но не обнаружил в зоне видимости ни каких либо судов или яхт. Да и летающих аппаратов типа нашего тоже было не видать. Тогда я распахнул дверь и стал работать. Я выкидывал в открытый проём одно за другим наших пленников. Они дёргались, но со связанными за спиной руками и ногами, особо не подёргаешься.

Жалко мне было их? Да ничуть… Я не думаю, что этот байкер оставил бы нас в живых, если бы победа была на их стороне. А накачанные наркотой девочки смотрели бы, как мы умирали и глупо хихикали при этом.

Проследив взглядом за упавшими в воду телами, я какое-то время ещё видел, как они пытались там бултыхаться и дёргаться, но потом вода скрыла их. Ну, а мы полетели дальше. Только не в Мексику, а на восток. Маршрут мы уже обсудили с Лёхой заранее. Ну а то, что я так долго выслушивал Питера и его рекомендации, как лететь в Мексику? Так ему же лучше. Когда ему начнут задавать вопросы серьёзные дяди из ФБР или ещё откуда, то ему будет легче врать на чистом глазу, что мы прямо-таки сразу собирались полететь именно в Мексику.

А Маринка неплохо так освоилась за штурвалом. Ну что же. Будет ей чем заняться, когда мы вернёмся на Родину. Правда я пока ещё не знаю, когда это будет…

То ли 5-е то ли уже 6-е октября. 1974 год.

США. Хрен знает где…

Алексей Тихий.

Темно, как у афроамериканца в известном месте. Часы показывают цену на дрова в Анкоридже (Штат Аляска). А всё почему? Да потому. Потому что мы хрен знает где. Вроде бы из Луизианы мы уже вылетели. Но что сейчас под нами там внизу? Какой штат? Миссисипи, Алабама или уже Флорида? Тут, судя по карте, у каждого из этих штатов есть чуть-чуть моря. У Флориды, конечно много его этого моря. Но где она начинается, эта Флорида грёбанная? Если бы ночью кто-нибудь догадался включать подсветку на границах между штатами… Вот летишь себе летишь, и тут… Оп-почки… Линия пунктирная подсвечена внизу. И надпись… Справа Алабама, слева Луизиана…

А время? Тут где-то один часовой пояс переходит в другой. Поэтому и не ясно… То ли сейчас двадцать три тридцать пятого, то ли полпервого ночи шестого октября. А не хреново так Сашка отпразновал свой профессиональный праздник. Он ведь ещё с утра объявил, что дескать у него сегодня День Уголовного розыска, и он будет отдыхать, как иудей в шаббат. Что кстати и вполне себе совпадает. Ведь вчера была именно суббота. Или ещё сегодня? Тьфу! Будем считать, что уже воскресенье…

— Марин! Не пора уже нам где-нибудь сесть?

— Где? — огрызнулась подруга.

— Я бы тебе ответил в рифму где, но тут на карте я что-то не вижу такого населённого пункта.

— В Караганде что ли?

— Ну, да… Там где-то рядом… Горючка-то есть ещё пока?

— Есть… — сухо отвечает Маринка, продолжая пялиться куда-то в темноту ночи.

— Давай искать уже какой-нибудь аэродром.

— Но Саня же сказал, что нам лучше не соваться на большие аэродромы.

— Так тогда светло было. А сейчас, как у негра…

— Вон что-то светится внизу… Какой-то городок.

— Нам город не нужен. Нам нужен аэродром. Любой. Или хотя бы большое ровное поле.

— У местных фермеров есть одна дурная привычка… — ответила Маринка… — Они не подсвечивают свои поля. И ночью по фигу что там внизу, поле, лес или море.

А меня вдруг пробило на хи-хи… Вот как её сейчас назвать можно? Если вот Питер О,Нил — пилот, то Маринка — пилотка что ли?

Нет. С детства ещё помню один стих. А там чётко сказано:

'А в-четвёртых, наша мама

Отправляется в полёт,

Потому что наша мама

Называется пилот.'

Кстати, хорошие стихи. Там в конце было ещё: «Мамы разные нужны, Мамы всякие важны.»

Вот интересно, а какая из Маринки выйдет мать? Всякая или разная?

И это навело на новые мысли и вспомнилась дурацкая песенка из девяностых:

«Всяко разно — это не заразно…»

— Ты чего хихикаешь? — спросила Маринка.

— Да, так… Песенку одну вспомнил.

— Спой!

— Да ты чего? Из меня певец, как из курицы балерина.

То ли 5-е то ли уже 6-е октября. 1974 год.

США. Хрен знает где…

Александр Тихий.

— Лёха! Ты как относишься к творчеству Любэ? — спросил я брата.

— Нормально…

— Какая Люба? — влезла Маринка.

— Любэ… — пояснил ей Лёшка. — Под Москвой есть городок небольшой…

— Это пока небольшой, будет и большой скоро… — добавил я.

— Так вот. — продолжил брат. — Городок называется — Люберцы.

— Я слышала про такой. — оживилась Маринка. — А почему Любэ?

— Ну… — замялся Лёха.

— Это такое местное прозвище. — помог ему соврать я. — Люберцы это долго и скучно, а Любэ коротко и сочно.

— А вы почему вдруг вспомнили про Люберцы? — неугомонная Маринка была рада поболтать.

— Да, так. Лёш! Помнишь эту их «Границы»: «Ты неси меня река…»?

— Краса?

— Ага. Сможешь мне помочь вторым голосом? Помнишь, как там было?

— Помню, конечно. Крутая команда… Мне вообще они очень хорошо зашли в своё время.

— Кто? Что? Куда зашёл? — любопытная Маринка закидала нас вопросами.

— Не перебивай! — оборвал её Лёшка

— Да, Марин! Чуть-чуть помолчи. Нам надо слегка сосредоточиться… — добавил я.

Обиженная девушка надулась, не понимая в чём дело.

Я попытался вспомнить текст. Это было не сложно. Слова простые и проникновенные, а мелодия спокойная и тоже не сложная.

Собравшись с духом, я затянул первую строчку, А брат дождавшись стал вторым голосом проговаривать там, где надо.

Ты неси меня, река, за крутые берега…

Я сделал паузу, а Лёшка просто проговорил:

Где поля…

Так и пошло дальше. Я пытался петь. А братишка просто в нужных местах проговаривал рефреном нужные слова.

Где поля мои поля…

Где леса…

Где леса мои леса…

Ты неси…

Ты неси меня, река, да в родные мне места.

Где живёт…

Где живет моя…

Моя…

Краса, голубы у нее глаза.

Петь я старался погромче, хотя сама песня на это не была рассчитана. Но шум работающего двигателя всё портил.

А потом мы на два голоса спели припев:

Как ночка темная,

Как речка быстрая,

Как одинокая луна

На небе ждет меня она…

Маринка молча слушала, вглядываясь в тёмное ночное небо. А мы продолжали:

За туманом огонек…

Огонёк…

Как же он еще далек…

Ой, далёк…

Ты мне ветер помоги,

Милой весточку шепни.

Знаю, ждёт…

Знаю, ждет меня краса.

Проглядела в ночь глаза.

Мне показалось или второй припев нам с Лёхой стала помогать петь Маринка. Плохо было слышно. Наверное, показалось.

Жаль, что у нас не получилось спеть второй припев по второму разу. Не хватало баяна. Или что там было у Любэ? Аккордеон? Гармошка? Я не особо разбираюсь в музыке, но как всякий русский человек люблю петь, особенно, когда выпью…

— Какая хорошая песня. — высказала своё мнение Маринка. Я раньше её никогда не слышала. А ты говорил, что петь не умеешь… — ткнула она Лёшку кулачком в бок.

— А я и не умею. — ответил тот. — Это всё Сашка. А я так… Слова просто говорил в нужных местах.

— Здорово. — сказала Маринка… — Саша! Споёшь потом ещё раз?

— Ладно. Гитару найдём и спою. Только не в самолёте. Тут всё не так. Плохо слышно. А эту песню надо петь душевно и тихо… Так будет лучше.

— А ты знаешь ещё какие-нибудь песни… Такие же… Которых я никогда не слышала.

«Вы хочите песен? Их есть у меня.» — сразу пришло на ум. Знаю ли я ещё? Да сколько угодно. К тому же мы сейчас в альтернативном мире, и не факт, что тут такие же певцы споют такие же песни, как и у нас там… Если история хоть немного подвинется, и всё пойдёт не так, то и люди будут другие, и песни тоже.

А песен хороших и правильных я могу ещё много вспомнить. Только вот не все песни из нашего будущего будут понятны людям этого времени.

Я решил, что ещё одну песню можно исполнить для нашей Маринки. Думаю, что и Лёшка будет не против.

— Лёха! Поможешь с припевом?

— А что за песня?

— Ты её тоже знаешь…

Сделав паузу, я снова запел. И снова это была грустная, но правильная песня от группы Любэ…

Позови меня тихо по имени!

Ключевой водой напои меня!

Отзовётся ли сердце безбрежное,

Несказанное, глупое, нежное…

Снова сумерки входят бессонные,

Снова застят мне стёкла оконные.

Там кивает сирень и смородина,

Позови меня, милая Родина!

И снова в припеве к моему голосу прибавился голос брата. Наверняка он тоже смотрел и этот фильм про наших ментов воюющих в Чечне, и много раз слышал эту песню. Вот мы с ним и задали на два голоса:

Позови меня

На закате дня…

Позови меня, грусть-печаль моя,

Позови меня…

А после снова, повторяя эти проникновенные слова. Потом я спел второй куплет. И мы снова с Лёхой на два голоса просим кого-то:

Позови меня на закате дня…

И после небольшой паузы, на месте которой должен был быть красивый проигрыш, я тихо пою:

Позови меня тихо по имени!

Ключевой водой напои меня!

Знаю, сбудется наше свидание,

Я вернусь, я сдержу обещание…

Наступившая внезапно тишина стала для меня и для всех присутствующих очень неожиданной. Правда, перед этим движок пару раз кашлянул, потом ещё пару раз чихнул, и тишина…

Тишина, твою мать! Грёбанная такая тишина на высоте несколько сотен метров над землёй.

— Что с горючкой? Марина! Что там…

— Ничего. Только топлива больше нет, кажется…