Гуд бай, Америка…

Глава 23

Глава двадцать третья.

Вопрос мировоззрения неясен.

Тут дело вкуса: Что? Когда? Кому?

Слепой спросил: «А, правда, мир прекрасен?»

«Ну… Как тебе сказать?..» — ответили ему.

06 октября. 1974 год.

Республика Куба. Гавана.

— Не-ет. Старею… Этот перелёт дался мне слишком тяжело.

— Но, товарищ генерал… Больше двадцати часов в полёте. И не каждый молодой выдержит без последствий.

— Лётчики молодцы! Если бы мог, раздал бы орденов и медалей всему экипажу.

— Это ещё ничего. Вот недавно американские диспетчера перестали работать с советскими пилотами. Но наши и тут нашли выход. По звёздам ориентируюся.

— Прям, как во времена Колумба. Суки драные. Была бы моя воля, то я бы всё сделал, чтобы этот испанец с иудейскими корнями никогда не открывал бы этот континент.

— Историю исправить невозможно, товарищ генерал.

— Зато можно творить её своими собственными руками…

Судоплатову тяжело дался этот перелёт. Годы и пережитые трудности во время длительного заключения всё-таки давали о себе знать, несмотря на то, что он старался поддерживать себя в форме. Хорошо ещё, что самолёт не был загружен под завязку и условия в полёте были вполне комфортабельные.

Он больше переживал за тех людей, которые по тем или иным причинам были вынуждены остаться в СССР. Как бы «Железный Шурик» не отыгрался на них. Хотя вроде бы он ясно дал понять и Крючкову и Ивашутину, что не стоит почём зря обижать его людей. Ивашутил выказал полный нейтралитет и пообещал забрать к себе тех, кто выскажет такое желание. Крючков — слабое звено в цепочке. Его и самого могут пустить под нож. Незаменимых у нас, как известно, давно уже нет. Вроде бы всё прошло удачно. Но всё время, пока летели над территорией СССР, Павел Анатольевич подсознательно ждал того, что их самолёт попросту собьют, не считаясь с тем, что на борту есть и вполне гражданские. Ни в чём не повинные люди. Ну, или хотя бы просто, используя истребители, посадят на каком-нибудь военном аэродроме и арестуют всех до одного. Но обошлось. И вот теперь он уже стоял на твёрдой земле Острова Свободы, вытирая пот со лба носовым платком. Жарило кубинское солнце совсем не по-детски.

Зато девчушка лет тринадцати в лёгком цветастом платьице, искренне радовалась и этому солнцу, и пальмам, растущим прямо на краю взлётного поля аэропорта имени Хосе Марти. И лишь приглядевшись можно было заметить, что глаза у неё были немного грустные. Слишком уж взрослый был взгляд для такой юной девушки…

06 октября. 1974 год.

США. Штат Флорида. Где-то в небе. До утра ещё далеко…

Алексей Тихий.

— Марин! Что ты такое говоришь? У нас же горючки было полные баки…

— А вот теперь датчик показывает, что его нет вовсе…

— Попробуй выключатель топливного насоса! — подал голос Сашка с заднего сиденья.

— Что это значит? — Маринка была на грани истерики. — Я не могу держать самолёт ровно. Он не слушается.

— Лёша! Помоги ей удерживать штурвал ровно! Марина! Переключатель топливного насоса… Выключи и снова включи! Иногда такое бывает. Мне Питер показывал…

Маринка стала искать на приборной панели нужный переключатель. Через пару секунд мотор чихнул, и винт снова начал вращаться.

— И что дальше? — спросила наша пилотесса.

— Снижайся. И постарайся найти более-менее ровную площадку для посадки. — снова скомандовал Саня.

— Где? — вскрикнула Маринка.

Что ей ответил брат, я не расслышал.

Но в принципе. Маринка была в чём-то права. Видимость паршивая. Так кое-что светится там внизу иногда. Но всё это не то, что нам сейчас надо.

— Постарайся идти ровно вдоль береговой линии. В случае чего, планируй прямо на воду. Только старайся не слишком далеко от берега. — выдал «ценный» совет брат.

— Саня! А может, всё-таки на землю сядем, как все порядочные люди? — поинтересовался я.

— Куда? На лес? На горы? На какой-нибудь маленький городок?

— Ну-у… Можно попробовать на дорогу?

— Это если там никого нет. А то приземляешься, а тебе навстречу фура с жидким азотом, как в «Терминаторе».

— Может, поле какое-нибудь найдём? Нам же по фигу куда приземляться.

— Лёха! Самое главное, чтобы этот «пофиг» был ровным и безлюдным. А вообще, лучше бы дотянуть до какого-нибудь мало-мальски приличного аэродрома. Пусть он будет даже такой, как у Питера.

— Пока не рассветёт, мы хрен чего разглядим.

— Значит надо тянуть до рассвета… Только вот что там у нас с горючкой.

В это время в разговор вмешалась Маринка:

— Сейчас показывает, что оно есть, только не так много. Я не понимаю…

— Ты главное не нервничай! — посоветовал Сашка. — Может тебя сменить за штурвалом.

— Нет. Питер сказал мне, что я лучше вас обоих могу водить эту этажерку.

— Это рыжий к тебе так клинья подбивал. — вставил свою шпильку я.

— Ревнуешь? — игриво спросила у меня подруга.

— Нет. Только констатирую факт. Ты не отвлекайся! Смотри! Видишь там впереди небо чуть-чуть светлее…

— Это потому что мы летим на восток. — сообщил шибко умный брат.

— А то мы сами этого не знаем. — фыркнула Маринка.

— Значит минут через полчаса станет намного светлее. Так что, Мариночка… Постарайся дотянуть до утра! А там уж видно будет куда садиться.

Я решил сообщить братишке о своём беспокойстве.

— Саня! Я вот думаю… А если бы мы над морем летели в сторону Кубы, то каковы наши шансы выжить, если с самолётом будет что-то не так?

— Пятьдесят на пятьдесят. Либо выживем, либо нет.

— А если серьёзно?

— Ну, а если серьёзно, Лёш, то нам надо либо сменить самолёт, на что-нибудь более надёжное, либо озаботиться спасательными плавсредствами. Помнишь, такая штука у мореманов была, самонадувающийся плот?

— Он большой, даже в сложенном виде. Нам бы попроще чего-нибудь. Жилеты хотя бы надувные или пробковые.

— Помогут они тебе, если появятся акулы? Ну, да, конечно… Твоя недоеденная тушка долго не утонет на радость рыбам.

— А что? Тут и акулы водятся? — тут же вклинилась в разговор Маринка.

— А как же. — ответил ей эрудированный брат. — Причём самые что ни на есть тупорылые.

— В смысле? — не понял я. — Что значит тупорылые?

— В прямом смысле, брат! В прямом. Порода такая. Её по-разному называют. Бычья акула, акула-бык… Но чаще всё-таки — тупорылая. Между прочим, один из самых агрессивных видов акул. И согласно своему названию, без разбору набрасываются на всё, что им покажется съедобным.

— Как пираньи?

— Да. Но вот только размером эти «пираньи» до четырёх метров могут быть.

— Я не хочу! — вдруг заявила Маринка.

— Чего ты не хочешь?

— Падать в море.

— Ну, тогда ищи место для посадки на суше! — порекомендовал её Сашка.

— Я ищу… Но пока ещё видно плохо. И если солнце взойдёт именно там, где светлеет, то мы просто ослепнем.

— Тогда найди внизу хоть какую-то более-менее подходящую дорогу и жди, когда будет возможность приземлиться.

— Я боюсь…

— Чего ты боишься?

— Боюсь, что не справлюсь.

— Может тебя сменить? — спросил я.

— Не знаю. — ответила Маринка потухшим голосом.

— Лёха! Бери управление на себя! — начал командовать брат. — А ты, Марин, перелезая сюда. Поменяемся с тобой местами.

— Хорошо. — согласилась моя подруга.

Раннее утро 06 октября. 1974 год.

США. Где-то в небе над Флоридой…

Александр Тихий.

Да… Меняться местами в тесной кабине самолёта — это тот ещё квест. Нет, конечно трахаться в горбатом «Запорожце» — покруче будет. Но где он сейчас, тот «Запорожец», а Сессна — вот она.

Я помог Маринке перебраться на заднее сиденье, а сам переполз вперёд.

Да Видимость не ахти какая. Рассвет чуть брезжит где-то там далеко впереди, но это потому, что мы ещё высоко. А на земле ещё ночь не кончилась. Темно, как у афроамериканца в… Темно, короче…

— Саня! — шепчет мне брат в самое ухо. — Лучше ты сажай машинку. У меня с первого раза не всегда получалось и там, с Питером. Но там было светло и инструктор под боком, а тут…

— Да не проблема. Ты же знаешь, что я пофигист. А нам всё равно, что водка, что пулемёт. Лишь бы с ног валило.

— Хорош хорохорится. Мне кажется, что ты сам тоже не ахти какой ас.

— Помнишь, как в том старом фильме? ' Я думала Вы ас. А Вы У-двас.)

— На том биплане можно было через борт перегнуться и вниз посмотреть.

— А что тебе мешает тут? Открой дверь и смотри вниз сколько угодно.

— На ходу?

— А что такого? Ты можешь и с парашютом спрыгнуть через эту дверь.

— Ага… Был бы парашют.

— Да. Этого явно не хватает.

— Если ещё куда-нибудь полетим, то надо будет запастись сим ценным приспособлением.

— Я больше не хочу летать. Я устала… А над морем…

— Мариночка! Успокойся! Вот найдёт поле какое-нибудь… Сядем. Бросим самолёт и где-нибудь отдохнём. На пляже…

— Там акулы…

— Акулы дальше от берега плавают. А на пляже для них слишком мелко…

Я не стал слушать дальше разговор брата с его подругой, потому что стрелки на датчике уровня топлива снова упали. Движок опять выполнил свой обычный моцион. Чихнул, кашлянул и заглох.

Я крепче сжал штурвал, хотя это вряд ли помогает. Просто такой условный рефлекс. Как советовали в старой песне: «Крепче за баранку держись, шофёр!» Ну, а применительно к самолётам как? Крепче за штурвалку держись, пилот! Так что ли?

Попытавшись проделать тот же трюк с переключателем, что и в прошлый раз. я понял, что симптомы одни, а болезни разные. Наш моноплан больше не реагировал на все мои манипуляции. Да, блин… Как бы этот летательный аппарат не привёл нас к летальному исходу.

Правда, небо на востоке уже заметно просветлело. И местность внизу уже просматривалась довольно-таки хорошо, но, как говорится, а хрен ли толку… Было видно, что садиться нам некуда, кроме как на узкую полоску пляжа… Но это сверху она кажется узкой, там-то внизу явно пошире будет. Только тут есть один нюанс, как в том старом анекдоте. То, что нам с высоты кажется более-менее ровным, на самом деле может оказаться… А хрен знает чем оно может оказаться, как ровным и удобным для посадки, так я неровно-ямистым, со всякими вредными дополнениями, типа камней и прочей фигни.

Мы пока ещё были на достаточно большой высоте, и я, кое-как поймав встречный поток, стал забирать левее, подальше от моря…

— Саня! — задал мне вопрос брат. — Какие варианты у нас есть?

— Боюсь, что тебе они не понравятся. Пристегнитесь!

— Да я уже пристёгнут.

— Маринку пристегни!

— Она уже тоже… Это только ты у нас не пристёгнутый вечно ездишь за рулём.

— Лёха! Ну, ты же знаешь, что я терпеть не могу всё это. Когда я за рулём, то мне удобнее без ремня. А то, что они твердят про безопасность, так это моё личное дело.

— А как же всякие краш-тесты и прочая хрень?

— Так это они проверяют, что будет с идиотом, который врежется с разгону в бетонную плиту. А ты вспомни, много у меня было аварий?

— Я вообще не помню, чтобы они у тебя были.

— Были когда-то. Я тогда только-только водить начинал. А потом, да… Не было. Но сейчас, перехвати управление. Я всё же пристегнусь. Ну его на фиг. Вдруг, действительно падать будет.

На заднем сиденье что-то невнятно всхлипнула Маринка.

— Не переживай, Марин! Это он так шутит. — тут же попытался успокоить её Лёшка.

— Он не шутит. — прояснил ситуацию я. — Так что, ежели чего, держитесь крепче.

— За что? — спросила Марина.

— Да за что угодно. Только держись крепче.

Интерлюдия.

06 октября. 1974 год.

США. Штат Техас.

Небольшой аэродром где-то в окрестностях Хьюстона…

— Итак, Питер. Расскажи поподробнее, как погиб твой дядя?

— Я уже рассказывал. Приехали байкеры. Они потребовали, чтобы мы, используя наш самолёт, слетали в Мексику за их товаром.

— Наркотики?

— Они конкретно не говорили про это, но скорее всего да, сэр. Но дядя Питер им ответил конкретно и однозначно. Нет и всё. Я с ним был согласен. Меня так и отец учил.

— Твой отец погиб во Вьетнаме?

— Да, сэр.

— И вы с дядей перестреляли всех этих бандитов?

— Дядя убил одного. Но его сразу же пристрелили. Я стрелял, но не могу сказать точно, попал или нет. А этот парень… Он убил всех остальных.

— Ты эти твои сказки оставь для других. Десять вооружённых байкеров. Это не шутка. А ты говоришь, что их всех уложил за пару минут один парень.

— Так и было, сэр. Я тоже пытался помогать, но меня почти сразу ранили, а потом ещё…

— И этот парень в одиночку замочил десять бандитов?

— Он не один был. С ним ещё девушка была. Она мне раны перевязала. — сообщил полицейскому молодой парень.

— И где они?

— Они улетели. Забрали самолёт и улетели.

— Куда?

— В Мексику. Они у меня спрашивали, как туда попасть избегнув излишнего внимания.

— И ты им рассказал?

— Да. А что тут такого?

— Это был твой самолёт?

— Ну… Он формально принадлежал дяде. Но летал на нём я.

— И ты просто так отдал им свой самолёт?

— А что я мог сделать, сэр? Я был ранен. Они мне жизнь спасли, перевязали раны…

— Но почему они не дождались полиции? Если всё было так, как ты тут рассказываешь, то у нас к ним не может быть никаких претензий.

— Они сказали, что опасаются…

— Чего?

— Мести бандитов и интереса полиции.

— Они нелегалы?

— Наверное. Я у них документы не спрашивал.

— Но как их зовут, ты хоть помнишь?

— Парня звали Алекс, а девушку… — на лице парня появилось какое-то выражение, одновременно и романтическое, и немного печальное. — Девушку звали Мэри…

Про то, что улетевших парней было двое, Питер полицейскому не стал говорить. Ну и конечно же он ничего не рассказал про деньги, которые он получил в уплату за самолёт. Этих денег хватит не только на то, чтобы купить новый самолёт, но и на жизнь останется. А судя по времени, ребята уже должны были добраться до Мексики.

Утро 06 октября. 1974 год.

США. Штат Флорида. Где-то в окрестностях Таллахасси…

Александр Тихий.

Сессна неплохо планировала, но мы с трудом удерживались на высоте… Солнце уже показалось над горизонтом. Но оно было правее по курсу. А это значит, что мы идём не прямо на восток.

Я разглядел довольно-таки большой населённый пункт, и как мог, старался обогнуть его. Пытаться посадить плохо управляемый самолёт среди невысоких построек, утопия. Скорее всего, мы грохнемся на фиг. И не только сами разобьёмся. Но и прибьём ещё кого-нибудь.

Мне удалось уйти правее, и вот под нами сплошное море зелени. Но это лес. И садиться на кроны деревьев, никакого желания нет. Дороги, идущие в разные стороны, не настолько широки. Один ряд туда, один обратно. Справа и слева растут деревья, да и машины на дорогах…

Тяну дальше. Удерживаться в воздухе всё труднее. Я всем телом чувствую, что ещё немного, и мы потеряем высоту. И тогда… Об этом не хочется даже и думать. Ведь мысль — материальна. И как обычно. Сбываются именно страхи и опасения. Такое ощущение, что кто-то там наверху подслушивает наши мрачные мысли и старается тут же воплотить их в жизнь…

Неожиданно я увидел что-то отличающееся от уже приевшегося лесного пейзажа. Поле… Довольно-таки большое поле. И совсем не так уж и далеко. Но… Шансы, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. Либо пан, либо пропал. Начинаю заход в сторону поля. По большому пологому кругу, стараюсь держаться ровно.

По какому-то наитию. Снова дёргаю переключатель топлива… И, о, чудо… Движок чихает, кашляет… Выпускает клубы чёрного дыма… И пропеллер снова в деле.

Я тут же поднимаюсь повыше, но лететь дальше, у меня в планах нет. Просто хочу осмотреться с высоты и приземлиться наконец-то. Судя по всем симптомам, Питер заправлял не самое лучшее топливо. Воздушный извращенец. Я слышал, что в Сессну можно залить и супер премьер с обычной автозаправки, но это может быть чревато вот такими проблемами в воздухе. Хватит!

Я захожу на второй круг, стараясь начать посадку с краю поля. Но это сложно… Мы всё ниже и ниже, а земля стремительно приближается и набегает на нас…

В самый последний момент, самолёт снова заглох, но что-либо делать уже поздно… Шасси уже почти касается зелени поля.

Нехорошим сюрпризом для нас явилось то, что поле было засеяно не пшеницей или какими-то другими злаками… Сахарный, сука, мать его, тростник…

Я врубаюсь в заросли. Крепкие стебли начинают сильно стучать по корпусу. Что-то делать уже поздно. Но скорость ещё слишком велика… Шасси касается земли, и сразу же… Резкий удар… Только ремни удерживают нас в креслах. Но эти же самые ремни больно впиваются в грудь… Меня бросает сначала вперёд, потом назад… А наша Сессна… Она начинает капотировать… Нос уже упирается в землю. Прямо перед собой я вижу кучу поломанных стеблей этого грёбанного тростника. Небо и земля меняются местами и вот мы уже вверх тормашками…

Для меня всегда было большой загадкой, что это за тормашки такие. А в детстве я вообще думал, что правильно было бы «вверх кармашками».

Наконец-то всё закончилось. Мы никуда не летим, никуда не катимся, и больше уже никуда не падаем… Потому, что мы уже упали… Да, блин, приземлились… Можно выдыхать. Но выдыхать трудно. Мы все висим вниз головой на ремнях безопасности. Ремни давят на грудь, и дышать становится тяжело.

Я не знаю, осталось ли топливо в баках… Но скорее всего, да. Так что нам пора уже выбираться на хрен из этого аппарата. Гореть в подвешенном состоянии, в самолёте упавшем на поле сахарного тростника, почему-то нет никакого желания.