Глава восемнадцатая.
— Красная Шапочка! А тебе не страшно гулять ночью одной по лесу?
— Пипец! Ещё как страшно. Вдруг менты тормознут. А у меня ствол палёный на кармане.
(анекдот из девяностых)
02 октября. 1974 год.
США. Штат Техас. Даллас.
Александр Тихий.
На первой же полосе сегодняшней газеты я прочитал о том, что «проклятые коммунисты» снова устроили у себя в стране Сталинские репрессии. Но при этом было сказано, что после очередного переворота, Шелепин чудесным образом вылечился и снова вернулся на свой пост генерального секретаря партии коммунистов. В общем, паника. Опять СССР угрожает всему миру.
Вот оно как… Значит, говорите, дедушка Судоплатов жив и здоров. Это очень даже хорошо. Для нас, конечно. Ну, что же… Пойду, обрадую наших озабоченных кроликов.
Интерлюдия.
Где-то в Москве.
— Товарищ генерал! Разрешите доложить…
— Докладывай! Не тяни!
— Тихий вышел на связь.
— Который из них?
— Александр.
— Он что-то сообщил?
— Никак нет. Телефонный разговор не самое лучшее средство связи для этого. Но у него всё нормально. Наш агент ему передала предполагаемое место для перехода.
— Ясно. Там всё готово?
— Так точно, товарищ генерал. Человек, которого он знает, лично уже вылетел в Гавану.
— Кто?
— Старший лейтенант Карпин.
— Знаю такого. Он нам очень помог совсем недавно… Пора бы уже Серёже и капитанские погоны примерить. Он это заслужил.
— Подготовить приказ?
— Да. Но позже. Когда вернётся. Документы для ребят подготовили?
— Так точно.
— На всех четверых?
— Никак нет. На троих. Елена Сомова, а по документам Елена Григорьевна Тихая… Она погибла.
Судоплатов посмурнел…
— Я помню эту девочку. — задумчиво сказал он. — Очень способная и неординарная. Как она погибла?
— По имеющейся у нас информации в них стрелял какой-то бандит, картечью, из обреза. Она заслонила собой Сашу, получив при этом смертельную рану. А у Александра всего лишь лёгкое ранение головы. Одна из дробин вскользь прошла…
— Надеюсь, что с ним всё в порядке?
— Так точно, товарищ генерал. Он лично общался по телефону с нашим агентом в Нью-Йорке. И сам же сказал, что у него всё в порядке.
— Ну, дай бог, чтобы так всё и было. Ладно. Свободен. Если что-то новое узнаешь, сразу ко мне!
— Есть!
02 октября. 1974 год.
США. Штат Техас. Даллас.
Александр Тихий.
Наш новый пилот мне сразу не понравился. Хотя фраза «новый пилот» к Майклу Дугласу не относилась от слова «никак». Это был очень старый пилот. Несмотря на то, что он и старался выглядеть моложаво, но было видно, что это очень пожилой человек. Я не знаю, но на глаз ему можно было дать и семьдесят лет и больше. Я в сортах стариков не разбираюсь. Вот так бывает, что даже пожилой мужчина не выглядит стариком. А вот этот, хорошо и чисто одетый дедуля выглядел именно, как дедуля.
Я почему-то вспомнил нашу первую встречу с Судоплатовым. Он тоже внешне выглядел старым, но его глаза были живыми, а внутри чувствовался несгибаемый стержень. У этого же Дугласа всё было наоборот. Внешне — ещё более-менее, а внутри нет того стержня, что не позволяет держаться и не ломаться в сложных ситуациях. Мутные глаза, как у снулой рыбы, говорили о том, что этот человек внутри давно уже погас. Его можно было сравнить с тем евроремонтом, которые делали молдавские гастарбайтеры в России девяностых годов. Если на дряхлый сарай снаружи наколотить всяких сайдингов, молдингов и шмолдингов, то он будет выглядеть очень даже ничего. Но внутри по-прежнему будут старые трухлявые деревяшки, которые даже муравьи перестали грызть, поскольку нечего уже догрызать.
Сейчас этот Майкл сидел напротив и молча меня разглядывал. Но даже взгляд его был не изучающий, а как бы равнодушный. Я ему сразу назвал сумму, которую мы заплатим. Я уже сориентировался в ценах на бензин, которым питалась Цессна, и зная предполагаемое расстояние, мог спокойно рассчитать стоимость горючки туда и обратно. К этой сумме я добавил небольшую премию для пилота, слегка её округлив. Но, похоже, что и предполагаемая прибыль не вызвала у этого скучного старика никакого интереса.
— Вас не устраивает сумма, которую мы хотим заплатить за полёт?
— Всё о,кей… — скучным голосом ответил Дуглас. — Полетели.
Его голос был холодным и абсолютно безразличным. Безразличным не только ко мне, но и ко всему окружающему. Это мне не понравилось ещё больше.
— А Вы себя хорошо чувствуете? — спросил я.
— Ты почему это спрашиваешь?
— Просто у вас такой вид, что я немного опасаюсь с Вами лететь.
— А почему всего лишь немного опасаешься? Обычно все просто боятся.
Говоря это, он по-прежнему никаких эмоций не выражал. Может он просто старый флегматик? И ему давно уже по фигу на всё происходящее… А может он просто смертельно болен, и доживая последние свои деньки, будет только рад сдохнуть прямо за штурвалом самолёта, где-нибудь на высоте в пару километров, заодно прихватив за собой ещё и несколько пассажиров.
— Вы всегда такой равнодушный ко всему?
— Всегда? Наверное.
— А мы точно долетим до Хьюстона?
— На всё воля Божья.
— Хотелось бы получить не только поддержку оттуда… — я показал пальцем наверх.
— Парень! Тебе лететь надо или поговорить?
— Лететь. Но при этом я очень хочу долететь живым.
— Ну, тогда полетели… Чего мы тут сидим?
— Я просто понять хочу. Долечу я или не долечу?
— Вот долетим и узнаешь.
— Не очень убедительно.
— Не хочешь, не лети…
— Лететь-то я хочу.
— Ну, так полетели…
— О, кей! Договорились. Я иду за вещами.
Я согласился. Но на душе тлел какой-то холодок. Что это сейчас было? Я бы к такому водителю и в машину бы не сел, а не то чтобы в самолёт… Но Стэн сказал, что других нет… Фигня какая-то. Может самому надо было походить по аэродрому и докапываясь до всех подряд самому найти какого-нибудь пилота, хоть на дельтаплане, хоть на аэроплане времён первой мировой. Но с этим Дугласом явно что-то не так. Блин. Я ничего не понимаю.
— Лёха! Ты умеешь управлять самолётом?
Это было первое, что я спросил у брата, войдя к ним в номер.
Интерлюдия.
Москва. Где-то в Измайлово…
Чёрная волга в сопровождении военного УАЗа подъехала к трёхэтажному зданию, огороженному высоким забором. Правда и забор, и само здание носили на себе следа недавнего погрома. Следы от выстрелов не были особо заметны на фоне почерневших стен полусгоревшего здания. Похоже, что здесь кто-то не слабо так повоевал. Железные ворота, сорванные с петель, валялись в стороне, поэтому обе машины без помех въехали внутрь огороженной территории. Из УАЗика высыпали люди в форме без каких-либо опознавательных знаков и рассыпались в стороны перекрывая все подходы. Вооружённые автоматами, они явно были готовы к любой неожиданности. Из чёрной волги вышли люди, одетые в гражданские костюмы, но и по ним было видно, что тоже военные. Годами приобретённую военную выправку никуда не спрячешь, даже под цивильным костюмом.
Старший из них подошёл ко входу в здание, но несмотря на отсутствие входной двери заходить внутрь не торопился. Да и маячить на фоне пролома он тоже не собирался. Стоя чуть в стороне он пару секунд просто прислушивался.
— Эй! — громко крикнул он куда-то вовнутрь полуразрушенного здания. — Есть кто дома?
— Стоять на месте! — послышалось изнутри. — Назовите цель визита. Предупреждаю, что всякая попытка проникнуть в здание будет пресечена. Стреляю без предупреждения!
— Как-то неласково ты гостей встречаешь Иван Аркадьевич. — сказал седой гость, впрочем не делая попытку показаться в проёме двери, который наверняка хорошо простреливался.
— Раньше-то ты по-другому с людьми разговаривал, Пал Анатолич, а как генералом стал, так всё не по-людски. Помнится ты меня Ванькой звал, когда готовил к заброске в тыл к немцам.
— Но тогда тебе и было всего-то лет восемнадцать, а сейчас, небось, уже и полтинник разменял.
— Неправда Ваша, товарищ генерал. Девятнадцать мне тогда было. А полтинник, да. Разменял уже…
Откуда-то из темноты здания на свет вышел коренастый мужчина с будёновскими усами. Обвешанный пулемётными лентами, как революционный матрос и весь какой-то закопчённый, он держал в руках ручной пулемёт. Подойдя к Судоплатову, он аккуратно поставил пулемёт на сошки и только потом два немолодых уже человека крепко обнялись.
— Ну, что скажешь, Вань?
— Да чего тут говорить? Слов нет. Одни матерные.
— Как всё было?
— А то сам не знаешь? Обложили со всех сторон, подогнали пару БТРов и начали палить из крупняка.
— И что? Никто не предупредил о том, что будет захват?
— Ну почему же… Нашлись хорошие люди. Мы к тому времени уже эвакуировали часть людей. Всю секретку обложили канистрами и гранатами. Последние уже через меня уходили. Ты же знаешь, у меня там в тире есть ещё один выход, правда не очень чистый…
— Да знаю я всё. Странно, что они об этом не знали.
— Ну почему же странно. Про это знал только я да Авдеев.
— Как он погиб?
— Ну, как… Выгреб у меня часть оружия. И до последнего пытался вести переговоры, оттягивая время, чтобы все успели уйти.
— Что? Вот так он один и отстреливался?
— Да, нет… Не один. Новенькая одна. Телефонистка наша. Она ему первому принесла новость о готовящемся нападении. А потом всё ко мне бегала и патроны ему носила. Вот она там и оставалась с ним до последнего. Ленкой её звали. Мелкая такая. Шустрая. Жалко её…
— Ну, а ты как выжил?
— Так я же в подвале. Чтобы ко мне попасть надо через коридор пройти. А у меня двойные стальные двери и бойница есть… Оружейка всё ж, не хухры-мухры. А потом когда звуки гранат и выстрелов стихли, пожар начался. Знать сработала закладка в секретном отделе. Хорошо горело. Сам что ли не видел? Всё чёрное…
— А ты чего ж не сгорел? — шутливым тоном спросил Судоплатов своего старого знакомого.
— А я и в воде не тону… — в том же тоне ответил старый оружейник. — Заперся я внутри. У меня тут есть и противогаз, и вентиляция принудительная выходит за пределы здания. Тир же. Иной раз тут так настреляют, аж глаза режет и слёзы текут…
— Как думаешь, стоит восстанавливать этот объект.
— Ну, это теперича тебе решать. Ты же у нас за главного.
— Да. Не удалось отсидеться в отставке на должности консультанта.
— Такие, как мы Пал Анатолич в отставку только вперёд ногами уходят.
— Это точно… Ладно. Скорее всего, будем новый объект с нуля строить. Учитывая и этот опыт тоже. В следующий раз они к нам и на танках не прорвутся.
— Не бывает таких крепостей, чтоб нельзя было взять. Найдут крысу и откроет он ворота ворогам.
— Не найдут. Отбор будет жёсткий.
— Человек завсегда слаб. Не деньгами, так ещё чем-нибудь соблазнят. Я вот слышал, что Игорёк-то Васин в Америке сдался.
— Так было надо. Он, кстати, погиб. Помнишь, пацаны-двойняшки к тебе приходили пострелять?
— Конечно, помню. Один из них уж очень хорошо стрелял. С двух рук по мишеням и все в десятку.
— Вот-вот. Васин прикрывал их отход. Американцев там настрелял немерено. Но и сам погиб.
— Царствие ему небесное! — перекрестился старый прапорщик.
— Ладно. Пора мне. Тебе оставить тут людей ещё?
— Да не зачем. Сверху всё, что осталось эти выгребли. А ко мне стучались, но я их послал. Только вот пацаны мелкие начали шариться. Но я их пугнул вроде бы.
— Завтра… Максимум послезавтра я пришлю команду. Вывезем и тебя и твоё хозяйство. Пока на подмосковной базе поживёшь.
— Лады…
Машины уехали. Прапорщик запер обе стальные двери в подвале. Электричества после пожара в здании не было, но у запасливого Мосейчука с этим не было проблем. Он запалил керосиновую лампу, а чайник поставил не керогаз. В его долгой жизни порой бывали и не такие комфортные условия. Так что нынче у него просто курорт со всеми удобствами. Хорошо ещё, что подача воды осталась. И на этом спасибо.
Он достал початую бутылку водки и налил себе немного в гранёный стакан. Задумчиво глядя куда-то вдаль он долго держал стакан в поднятой руке, видимо вспоминая о чём-то. А потом проговорил вслух:
— Пусть земля им будет пухом!
После чего выпил залпом тёплую водку и занюхал сухариком ржаного хлеба.
02 октября. 1974 год.
США. Штат Техас. Даллас.
Алексей Тихий.
Саня меня просто ошарашил. Вошёл так и спросил сходу:
— Лёха! Ты умеешь управлять самолётом?
Ну а что я ему на это отвечу?
— Откуда? Я только прыгать из него с парашютом могу, да и только. А если без парашюта, то это только если он на земле стоит. Сань! Ты говори толком в чём дело! Не тяни кота за подробности!
— Да пилот новый мне не понравился.
— И чем. Если не секрет?
— Да тем, что он старый, как гавно мамонта. Да ещё глаза у него, как у снулой рыбы. Ты не поверишь, но он не улыбается.
— И что с того?
— Ты часто встречал американцев, которые не улыбаются?
— Ну… Не знаю.
— Вот именно. А он за время разговора ни разу… Повторяю: Ни разу не улыбнулся.
— Но он согласился лететь с нами дальше?
— Да. Согласился. Но только до Хьюстона.
— Ну и хрен с ним. Пусть у нас будет неулыбающийся пилот. Тут лететь-то всего несколько часов, как я понял.
— А вдруг он взлетит повыше, а потом угробит нас вместе с самолётом?
— Ты перегибаешь, Саня. С чего бы вдруг ему такое делать? Он же и сам тогда вместе с нами грохнется.
— Может он псих какой?
— Психам не разрешают летать даже в Америке.
— А почему он не улыбается тогда?
Может психи как раз те, кто всё время скалится? Ладно. Проехали… В смысле: Поехали! — я обернулся к подруге: — Марин! Ты уже готова?
— Да ещё с вечера всё готово.
— Ну, тогда вперёд и с песнями!
Собираться долго нам не пришлось. По сумке у каждого. Да и идти до аэродрома было недалеко. Не знаю, чего так Сашка переживает. Люди разные бывают. Кто-то улыбается, кто-то нет. Даже здесь в Америке. Хотя в Штатах улыбаются вроде бы все. Даже нам приходится скалиться, чтобы не выделяться из толпы.
Вот по дороге мы встретили Стэна Ховарда. Он ещё не успел улететь обратно… Так вот. Он тоже не всегда улыбается. Наверное, из-за того, что бывший военный. У нас ведь есть поговорка: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся». Может и у них тут тоже самое.
Но Санёк всё же докопался до Стэна с вопросами. Мы пошли с Маринкой дальше, а он остался выяснять, почему Майкл Дуглас такой невесёлый.
Догнал нас Сашка уже на аэродроме.
— Ну, чего? Узнал чего-то нового про нашего нового старого пилота?
— Узнал. Ты не поверишь… Этот Дуглас… В общем, он один из тех, кто бомбил японцев.
— Ну и что? Почти все бывшие военные лётчики кого-то бомбили. Какая разница кого? Немцев, японцев или корейцев с вьетнамцами…
— Ты не понял. Он был один из тех, кто бомбил Нагасаки.
— Да ну нах… И что? С тех пор не улыбается?
— Говорят, что он даже имя сменил, когда из армии уходил.
— Ладно. Надеюсь, теперь ты успокоился? Ты же не думаешь, что он и нас сбросит на землю, как ту бомбу. «Малыш» вроде бы называлась она.
— «Малышом» звали ту, которую сбросили на Хиросиму. А на Нагасаки скинули ту, что побольше была, да помощнее. И её звали «Толстяк».
— Да какая разница. Нам главное до Хьюстона добраться. А там дальше будем думать, куда лететь и с кем.
— Я тут вот что подумал, Лёха. Надо бы нам научиться управлять самолётом.
— Хочешь угнать самолёт?
— А почему нет?
— Но это же долго?
— Во-первых: Не так уж и долго тут это делается. Тем более, что Цессна один из самых простых самолётов. А во-вторых: Я ещё в Союзе уже пробовал летать на АН-втором.
— Ты мне не рассказывал.
— Да как-то времени особо не было. Да и летал я всего-то пару раз. У нас один бывший опер, как на пенсию вышел, под Серпуховом на аэродроме подрабатывал. Он, как и ты, бывший десантник. Вот и там инструктором пристроился. Я пару раз съездил к нему прыгнуть. Тряхнул, так сказать, стариной.
— Не растряс старину-то?
— Не-а… Сам знаешь. Это наоборот бодрит. Ну, так вот, познакомился я там и с пилотами.
— И что?
— Пару раз давали порулить в воздухе.
— Да это всё ерунда. Ты же просто за штурвал подержался. А приборы? А взлёт? А посадка? Это же тебе не фунт изюму.
— Вот давай долетим до Хьюстона, там и спросим. Стэн сказал, что такие курсы для начинающих есть. И можно быстро получить навык…
— Давай не будем загадывать, брат. Прилетим и поглядим.
Да. Саня был прав. Пилот и правда выглядел так, что краше в гроб кладут Зато самолётик у него был что надо. Практически новый и весь какой-то блестящий. Это как с машинами. У одного владельца машина пыльная и голубями засрата, а у другого блестит, как у кота подробности, всегда отмыта и отполирована. Только вот, насколько я знаю, ни то, ни другое на скорость и умение не влияет.
А пилот наш и правда какой-то потерянный. Неужели так вот тридцать лет и переживает, что поубивал так много японцев своей бомбой? Мне вот мой дед ещё говорил: «Если натворил какой-нибудь херни, а чувство вины так и не пришло… Значит, всё правильно сделал.» Так что если этот мужик переживает, значит, что-то было неправильно.
Ну, да и хрен с ним. Я тоже много чего натворил. Но ведь не переживаю так, чтобы людям заметно со стороны было. Значит было всё правильно.
Да и тьфу на это всё! Все сомнения оставим на земле, а нам пора уже в полёт.