Тилшарг провела великолепную серию ударов, победно зарычала, когда ее противница Рагжарг Широкоплечая тяжело осела на песок арены, перевела взгляд на ложу для гзартм и только потом вспомнила, что Нейтан сегодня остался в гостинице вместе с Ханетом. Вагга и Тодда, шившие наряды для приема у мэра по случаю праздника Последнего урожая, в один голос заявили, что такие сложные одежды требуют большой работы и постоянной примерки, и, если атиры хотят, чтобы они успели закончить вовремя, атэлы должны остаться дома хотя бы на один день. Пришлось уступить, хотя Тилшарг была от этого не в восторге. Прошло всего семь дней с их первой встречи с Нейтаном, а она уже не мыслила без него жизни. Все изменилось и приобрело новый смысл, даже бои. Прежде Тилшарг сражалась ради славы и уважения, чувства превосходства над соперницами, но теперь значение имела лишь гордость за нее в глазах Нейтана.
Зрители вяло порадовались успеху Тилшарг, а вот на голову Рагжарг так и сыпались упреки. Та в ответ раздраженно рычала и промокала разбитое ухо полотенцем.
— Да ты, я смотрю, разошлась пуще прежнего! Бедняга Рагж, не хотела бы я быть на ее месте! — воскликнула Миджирг, зайдя в раздевалку к победительнице. Дожидаясь, пока Тилшарг вымоется и оденется, Миджирг прикидывала, как заговорить о том, что мучило ее уже несколько дней.
«Нужно сделать это осторожно, — думала она, — а то ведь Тилшарг такая смешливая! Захохочет — и придется стерпеть, сама же напросилась. А если не спросишь, как самой найти ответ?»
Ближе, чем названная сестра у Миджирг никого не было. Старая Гуджарг, ее наставница и бывшая министрисса морских ресурсов, вряд ли одобрила бы подобный разговор. В последнее время она, впрочем, любые разговоры не одобряла, да к тому же находилась сейчас в Западном Забраге, где жила затворницей со своим аргх-гзартмой Сатиэлем. Во время последней войны Сатиэля опалило драконьим пламенем, а как известно, подобные ожоги невозможно исцелить ни обычными средствами, ни магией. И даже живительные воды из источников Забрага лишь немного сгладили рубцы. Гуджарг, конечно, было все равно, но вот Сатиэль стеснялся своего уродства. Даже Миджирг видела аргх-гзартму наставницы лишь несколько раз, а потому научиться на их примере всему, что нужно, не могла. Теперь же и вовсе было поздно — Гуджарг и ее аргх-гзартма готовились отправится в долины Аргхайна.
Миджирг задумалась о том, каково это — совершить обряд со своим единственным, прожить отведенные Удрой годы, служа ей, и готовиться к переходу? Страшно ли тем, кто покидает этот мир, или, наоборот, им не терпится начать путешествие по Великой спирали?
— О чем размышляешь, сестра? — спросила Тилшарг. Она уже успела одеться и теперь нетерпеливо похлопывала по бедру сложенными вместе вязанными перчатками.
— О Долинах Аргхайна, — ответила Миджирг и поднялась. — О том, что моей наставнице и ее агрх-гзартме остался последний год в этом мире, о том, страшно ли им.
— Я бы не стала бояться. Мать Удра не отправит своих детей в дурное место, — ответила Тилшарг. Обе дарды дотронулись до лба и груди и произнесли:
— Сердцем и разумом я с Удрой!
А потом вышли из раздевалки и направились в центр города.
Арену, в отличие от Аукционного дома, спроектировал не иноземный архитектор, а известная зодчая Забрага Гздаширг К-Небесам. Здание с множеством арок и сводов, полностью построенное из черного мрамора, выглядело строгим даже по меркам дард. Его единственным украшением служили беломраморные барельефы, тянущиеся вдоль внешних стен и разделяющие все шесть этажей. Барельефы изображали сцены из жизни первой королевы дард Згыр, последней войны, битвы с драконами, победившими армию дард, основание Забрага. Последний барельеф, находящийся выше других, был посвящен схватке между принцессами Уширг, Шадраг и Таржаг, о победе Уширг и ее коронации.
Даже здесь, в Турнирном квартале, все свидетельствовало о приближении Священного праздника Последнего Урожая. В арках Арены были выставлены тыквы, с вырезанными на них композициями, чаще всего изображавшими сцены из самых знаменитых боев. Тыквы светились, благодаря свет-кристаллам, лежащим внутри, и в сгустившихся сумерках зрелище казалось поистине волшебным. Но одна тыква валялась на земле бесформенной оранжевой кучкой. Видимо, кто-то из посетителей столкнул ее вниз.
— Люди! — недовольно проворчала Миджирг, остановившись над разбитой тыквой. — До чего же они любят разрушать…
Ни одна дарда сознательно не совершила бы подобного, а если столкнула бы тыкву случайно, убрала бы за собой и принесла хозяйке Арены новую.
Тилширг кивнула. На сегодняшнем поединке действительно присутствовало очень много людей. Для большинства торговцев и их помощников это был последний бой в сезоне, завтра на рассвете чужакам предстояло покинуть Запопье до самого Шдэйангэдра[1]. Лишь немногим позволялось остаться и отпраздновать день Последнего Урожая.
Подруги огляделись в поисках уборщиков, но на улице, как назло, не оказалось ни одного. Тогда они сами собрали остатки тыквы и отнесли в мусорный бак. Тилшарг подняла голову, ища, откуда она упала. Одна из арок чернела пустотой, словно выбитый зуб.
— Девятнадцатый сектор, — определила она. Эта зона Арены предназначалась для гостей Запопья. — Действительно, люди. Надо сказать смотрительнице, чтобы исправили. Интересно, смогут ли найти такую большую тыкву за несколько дней до праздника?
Тилшарг отряхнула руки и снова посмотрела наверх. Тыквы для украшения общественных зданий, растили специально. Они были такого размера, что в их выдолбленной сердцевине с легкостью мог спрятаться хрупкий гзартма. Этакую тыквищу человеку без дополнительных усилий не своротить. Какая уж тут случайность!
Подруги направились к центральному входу Арены и сообщили о случившемся. К этому моменту в желудках у обеих уже урчало от голода, и обе мечтали о доброй бараньей похлебке с фасолью.
— Как там у тебя с твоим гзартмой идут дела? — спросила Тилшарг, когда официант поставил перед ней десерт — большую тарелку оладий с кленовым сиропом. Нейтан рассказал ей кое-что о взаимоотношениях Миджирг и Ханета, и это «кое-что» Тилшарг совершенно не понравилось. И, хотя задавать в лоб подобные вопросы обидчивой Миджирг, может быть и не стоило, но от любопытства, как известно, и фея зару[2] на хвост сядет, так что промолчать было просто выше ее сил.
— А-а-ар-р-р! — оскалилась Миджирг в сторону, догадавшись, что Тилшарг уже знает о ее проблемах. Похоже, в дружбе гзартм были не только плюсы, но и минусы. Конечно, они ведь наверняка рассказывают друг другу обо всем, и даже то, что рассказывать, может, и не следовало бы! Миджирг подумала, что непременно поговорит об этом с Ханетом… Да, когда-нибудь обязательно поговорит с ним об этом. Со временем.
Миджирг вытерла рот салфеткой и тяжело вздохнула.
— Я это как раз и хотела с тобой обсудить. Не знаю, как объяснить, но… Эм-м-м… Как бы так…
Она мялась не меньше минуты, и Тилшарг вспомнился городской водопровод, в трубу которого однажды попали гранитные осколки. Вода несколько дней текла по капле, пока трубы не прочистили. Вот и Тилшарг хотелось хорошенько треснуть подругу по лбу. Вдруг получится выбить то, что мешает говорить? Но она, конечно, сдержалась, терпеливо дожидаясь, когда мысли Миджирг выплеснутся словами.
— Это… ну… короче… Мне кажется, я его пугаю, — изрекла та, наконец.
— Что? — Тилшарг аж закашлялась от столь неожиданного заявления. — Он разве нежная феечка, чтобы тебя бояться? Откуда такие мысли?
— Ну, ты представь, — обстоятельно начала Миджирг, — ты родился и вырос в маленькой деревеньке, видишь только людей, живущих по соседству. А потом — бах! — и ты в другой стране с другими обычаями, языком и… жителями.
— Послушай, житель! В смысле, жительница… — Тилшарг сделала знак официанту, подзывая его к себе, и попросила принести две пинты темного сидра. — Тебя Ханет чурается, что ли? С чего ты взяла, будто он испуган?
Миджирг молчала, скорбно соскабливая абрикосовую глазурь с тыквенного пончика, потом проткнула его вилкой и помахала им, словно маятником, над тарелкой. Это подействовало успокаивающе. Она перестала хмуриться, а уши, прижатые до этого к голове, вернулись в нормальное положение.
— Мне так кажется. Просто кажется.
— Тогда укуси его — и все дела! Понятное дело, укус на людей действует слабее, чем на эмрисов, но действует ведь. Средство это проверенное!
Миджирг ничего не ответила, лишь вздохнула еще тяжелее.
— Ну что опять-то не так? — изумилась было Тилшарг, но осеклась. Она-то ведь тоже еще не кусала Нейтана, хотя тот и без укусов был всем доволен.
— Тут ведь еще такое дело… — вздохнула Миджирг. — Торговец напугал мальчика нелепыми россказнями об укусах, да и я в первый же день довольно глупо пошутила о том, что толстых гзартм в Забраге едят. Теперь бедняга старается поменьше есть…
Тилшарг развела руками.
— Мне, признаюсь, совсем не кажется, что твой Ханет такой уж робкий и пугливый, но тебе, конечно, виднее. Жди, значит, когда он привыкнет к тебе, что еще остается? Ну и не пугай его больше!
— Завтра я приведу его на финальный бой, — буркнула Миджирг, откусив от пончика сразу половину.
— Вот это дело! — одобрительно заметила Тилшарг. — А то что он у тебя взаперти-то сидит? Того и гляди совсем скоро от скуки скиснет!
Официант поставил на стол две кружки сидра и Тилшарг отсалютовала своей Миджирг прежде, чем сделать первый глоток:
— Бери его с собой почаще, выводи в общество, так и он быстрее привыкнет к нашей жизни, и быстрее у вас дела пойдут на лад!
Финальный бой сезона приходился на двадцать пятый день Огайошэдра[3]. В девять утра Миджирг и Ханет вышли из гостиницы и уселись в повозку. Грэбс устроился на козлах и, взяв в руки поводья, громко крикнул:
— Дазэ!
— Что такое «дазэ»? — спросил Ханет и Миджирг ответила:
— Вперед.
Кивнув, Ханет откинулся на спинку сиденья, время от времени поглядывая в окно. Сперва они ехали по уже знакомым ему улицам, но затем свернули в ту часть города, где ему еще не доводилось бывать. Вскоре впереди показалось огромное здание из черного камня, перед которым собралась внушительная толпа.
— Волнуешься? Ничего, Нейтан поможет тебе освоиться на ваших местах, — проворчала Миджирг таким недовольным тоном, словно это Ханет придумал рассаживать огр и гзартм в разные сектора Арены.
Повозка остановилась, Миджирг уже привычно помогла своему гзартме выйти из повозки. Одетый в бархатный плащ, подбитый мехом, жемчужно-серый наряд с сиреневым поясом и украшения из аметистов, Ханет снова чувствовал себя разряженной в пух и прах куклой. Всю дорогу ему было не по себе, несмотря на заверения Вагги, уверявшего, что гзартме столь высокопоставленной особы, как «атир министрисса» полагается блистать, что в переносном, что в буквальном смысле. Но теперь, стоя посреди толпы, где было немало гзартм, разодетых куда наряднее него, Ханет успокоился и даже улыбнулся Миджирг. Та озадачено моргнула и вопросительно шевельнула ушами. Ханет улыбнулся шире.
— Я просто рад быть здесь! — ему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум толпы.
— А вот и ты, сестра! — послышался зычный голос Тилшарг. Оглянувшись, Ханет увидел, как та энергично пробирается сквозь толпу, огры и гзартмы расступались перед ней, словно волны, разбегающиеся от носа корабля. За Тилшарг следовал Нейтан, облаченный, как обычно, в зеленое.
— Вовремя вы подъехали. Мне уже пора готовиться, — сказала Тилшарг, добравшись до них. Нейтан поклонился Миджирг и подмигнул Ханету.
— Я никогда не опаздываю, ты же знаешь, сестра, — пробасила Миджирг и обернулась к своему гзартме.
— Сейчас я должна пойти с Тилшарг, но вечером расскажу тебе историю строительства Арены и объясню значение каждого барельефа. Ты знаешь, что такое барельеф? Это те белые фигуры, которые…
— Да-да, сестра, ты непременно расскажешь ему об этом, а сейчас поспешим, — нетерпеливо перебила Тилшарг.
Нейтан встал на цыпочки и что-то шепнул ей на ухо.
— Еще бы! — довольно хохотнула та и, махнув Нейтану на прощание, поспешила вместе с Миджирг к одному из боковых входов.
— Что ты сказал? — заинтересованно спросил Ханет.
— Что она обязательно победит. А тебе следовало сказать Миджирг о том, с каким нетерпением ты будешь ждать ее рассказа. Причем, с самым искренним и заинтересованным видом, даже если тебе неинтересно на самом деле. Ладно, идем.
И он увлек Ханета к входу для гзартм. Народу здесь было меньше, да и вели себя гзартмы куда тише огр, приветствовавших друг-друга рычанием и дружескими тычками в плечо или спину. Гзартмы чинно раскланивались, негромко переговариваясь, входили в двери и поднимались по лестнице.
— Вот наша ложа, — объявил Нейтан на первой же площадке. Они прошли по длинному коридору и нырнули в одну из многочисленных дверей, тянущихся по его левой стороне. За ней оказалось несколько десятков кресел, обтянутых бархатом, стоящих по нескольку в ряд, и еще одна лестница сбоку от них, на этот раз не такая высокая и более узкая.
— У нас — новичков, далеко не самые лучшие места, — поднимаясь к последнему ряду, тараторил Нейтан. Вел он себя так, словно во время их последнего разговора между ними ничего не произошло. Ханет был этому рад. — Конечно, в нашей ложе сидят только гзартмы и аргх-гзартмы высокопоставленных огр: мэра Запопья, министрисс, их заместительниц, помощниц, и прочих, но наше с тобой место пока на галерке. Впрочем, не переживай. Эта ложа находится на первом уровне и каждый ряд кресел в ней стоит чуть выше предыдущего, так что нам все будет прекрасно видно. Куда меньше повезло бедолагам, чьи места находятся на шестом — последнем уровне. Но там публика совсем простая.
Нейтан был очень возбужден, его глаза блестели, губы улыбались, а на щеках играл яркий румянец. Он явно предвкушал победу Тилшарг и, судя по тому, с каким недовольным видом ответили некоторые гзартмы на приветствие друзей, когда те вошли в ложу, основания на то у него имелись.
Впрочем, недоброжелательно настроенных гзартм было всего несколько. Многие отвечали приветливо, и, пробираясь вслед за Нейтаном к последнему ряду, Ханет подумал, что завистники есть всегда и везде, но огорчаться из-за них не стоит. Нейтану повезло с хозяйкой, вот и все.
— Дурацкие у них тут все-таки законы, — буркнул он, усевшись рядом с Нейтаном в удобное мягкое кресло. — Для чего нас так наряжают, ежели мы все равно недостаточно хороши для того, чтобы сидеть вместе с ограми во время представления?
— Ты все волнуешься из-за одежды? Брось, Ханет, сколько можно? — удивился Нейтан и тут же смешливо прищурился. — А скажи, неужели ты действительно хотел бы сидеть с Миджирг? Тебе еще не надоели ее лекции обо всем на свете?
— Ну, она, вообще-то рассказывает много занятного и мне, пожалуй, даже нравится порой ее послушать… — В вопросе Нейтана крылся какой-то подвох, но Ханет не мог понять, какой именно. Ох уж эти знатные господа, ну ни словечка просто так не скажут, вечно все с вывертом!
А Нейтан меж тем продолжал:
— Я, в любом случае, не могу быть с Тилшарг во время боя, но, если бы она и не сражалась на арене, все равно бы не смог. Равными себе они нас, действительно, не считают. Впрочем, я не стану кривить душой, уверяя, будто мне это причиняет какие-то неудобства. Во всем можно найти, как минусы, так и плюсы. Здесь, в этой ложе, мы, по крайней мере, можем спокойно болтать, не так ли?
Сидящий на ряд ниже рыжеволосый человек, вдруг обернулся к ним, и, улыбнувшись, мягко сказал:
— Дайте-ка я расскажу вам одну историю, юные гзартмы.
— Если вам угодно, мы будем рады ее услышать, — чуть приподняв брови, ответил Нейтан, а Ханет просто кивнул.
— Это случилось не так уж давно — всего около сотни лет назад, — принялся рассказывать рыжеволосый. — Эйна, гзартма Родширг Задиры, вышел как-то на улицу, чтобы купить в лавочке, находившейся неподалеку от их дома в Благословенном городе, мясо, которое собирался приготовить к ужину. Конечно, он мог бы послать за покупками слугу, но, Эйна никому не доверял выбирать продукты и уж тем более мясо. Была зима. Эйна поскользнулся на льду и упал, отойдя всего на несколько шагов от порога. Меховой капюшон плаща смягчил удар, но все равно Эйна сильно ударился и долго потом жаловался на головную боль. Однако через пару дней боль прошла, и все позабыли об этом происшествии, как вдруг он потерял сознание, поднимаясь утром с постели. Еще через несколько дней Эйна снова лишился чувств и пролежал в беспамятстве больше часа, а потом такое стало случаться все чаще и чаще. Лекари ничего не могли поделать с этой болезнью, против которой были бессильны и отвары целебных трав, и компрессы из целебных вод. Говорили, что Эйна, скорее всего, умрет. И тогда Родширг укутала Эйну в меховые покрывала, привязала к себе за спину и понесла сюда, в Запопье, где жила Говорящая-с-Богиней, которая не исцеляла разве что мертвого.
И надо вам знать, юные гзартмы, что в те времена еще не было паровозки, что могла домчать их в Запопье, а воздушные пузыри не летали в ту зиму из-за лютой стужи и сильных ветров. Родширг предстояло идти много дней по горам и заснеженным долинам, карабкаться по обледенелым склонам и отбиваться от хищных зверей. Ее пытались отговорить от этого безумия, никто не верил, что ей удастся дойти, но она все равно отправилась в путь.
— А отчего никто не пошел с ней? — спросил Ханет.
— Лучшая подруга Родширг — Гердшаг Гордая — к тому времени уже умерла. Много дней Родширг брела по горам, согревая Эйну своим теплом. Каждый день она говорила ему, что они обязательно дойдут, и сдержала слово. Через три недели Родширг постучалась в дом Говорящей-с-Богиней в Запопье. Ее мучила лихорадка, она сильно исхудала, обморозила руки, ноги и лицо, но Эйна был жив.
— Его вылечили? — спросил Нейтан.
— Вылечили. Но в Благословенном городе об этом узнали, лишь когда отступили холода и дороги снова стали проходимыми.
— А что стало с ними дальше? — зачаровано спросил Ханет.
— Удра благословила их.
— А потом они жили долго и счастливо? — с улыбкой спросил Нейтан, хотя было заметно, что и на него эта история произвела сильное впечатление.
— Жили и живут до сих пор.
— Но вы ж сказали, это случилось сто лет назад! — удивился Ханет. — Разве человек может жить так долго? Он теперь, наверное, уже совсем старик! Или Эйна — эмрис?
— Человек, — снова улыбнулся рыжеволосый. — Суть этой истории совсем не в том, стар Эйна или по-прежнему молод. Я рассказал вам о Родширг и Эйне, чтобы вы поняли: все, живущие в Забраге, будь то дарда, эмрис или человек, готовы отдать жизнь за единственного. А вы уж сами решите, можно ли отдать ее за того, кого не считаешь равным себе.
После этих слов он преспокойно отвернулся от них, словно никакого разговора и не было. Ханет и Нейтан смущенно переглянулись.
— Тилшарг непременно пошла бы с Миджирг, ежели бы с тобой случилось несчастье, — наклонившись к уху Ханета, шепнул Нейтан. — Они ведь, как сестры, сам знаешь.
— Вот не думаю, чтобы она относилась ко мне так… Но с Тилшарг Миджирг точно пошла бы.
— Возможно, насчет Миджирг ты ошибаешься. Она просто более сдержана, чем Тилшарг, вот и все.
Ханет покачал головой. «Поживем — увидим», — подумал он и спросил, чтобы сменить тему:
— А отчего никто не садится в первые ряды?
Действительно, первый ряд в их ложе, состоящий всего из трех кресел, обитых красным бархатом, и следующий — состоящий из шести, пустовали. Гзартмы и агрх-гзартмы, входившие в ложу, занимали свободные места в рядах, находившихся выше, словно первых двух не существовало вовсе.
— Это места для агрх-гзартм и гзартм королевы и принцесс. Но ни одна из них пока не обзавелась агрх-гзартмой, поэтому первый ряд всегда пустует. А во втором на этих играх занято всего одно кресло. Просто он еще… А нет, уже пришел!
Нейтан подтолкнул Ханета локтем в бок и незаметно кивнул в сторону входа. В ложу как раз входил высокий, очень красивый юноша примерно их лет, смуглый, темноволосый и темноглазый.
— Это как раз один из гзартм королевы, — снова склонившись к уху Ханета, шепнул Нейтан.
— Один из?.. — шепотом спросил Ханет. — Помнится, слуга в Аукционном доме говорил нам об этом, но я не видал… не видел ни одну огру с несколькими гзартмами и подумал, что это все байки, а гзартма все же может быть только один! Разве не поэтому их зовут «единственный»?
Нейтан пожал плечами.
— Нет, все не так просто. Единственный — это агрх-гзартма, которого огра выберет, когда решит, что другие гзартмы ей больше не нужны. Самый подходящий для нее, наверное, так. А пока этого не произошло, у огры может быть несколько гзартм… — и, помолчав, с неохотой признался: — У Тилшарг дома живут еще трое.
— Правда?!
— Так мне сказала Тилшарг. Но она обещала, что отпустит их, когда мы приедем в Вязанный город.
— Это как-то неправильно, — удрученно пробормотал Ханет. Мысль о том, что у Миджирг могут быть другие гзартмы, отчего-то задела его.
— Хочешь, я спрошу у Тилшарг, как там обстоят дела с другими гзартмами у Миджирг? — предложил Нейтан, без труда догадавшись, о чем он думает.
— Спроси, но хорошо б, если б нет. Я бы не смог относиться к этому так запросто, как ты. Вдруг среди них окажется кто-то вроде Паоло?
— Ты еще даже не знаешь, есть ли другие гзартмы, а уже выдумываешь сложности! Смотри на жизнь проще, — посоветовал Нейтан. — Конечно, я был немного расстроен этим известием, но не так уж и важно, что я не первый. Главное, чтобы стал последним.
— Совершеннейше согласен с вами, юноша, — услышав его слова, рассмеялся проходивший мимо гзартма, еще более высокий, красивый и смуглый, чем гзартма, принадлежавший королеве. Он только что вошел в ложу и, раскланявшись с ним, поднялся к четвертому ряду, где остановился, чтобы поздороваться с кем-то из знакомых. Его сопровождал другой гзартма с очень светлыми, вьющимися волосами. От кого-то из них ощутимо повеяло ароматом неведомых то ли цветов, то ли трав. Ханет смотрел им вслед, пока они не устроились в третьем ряду, и спросил:
— Кто это такие?
— Понятия не имею, — пожал плечами Нейтан. — Какие-то агрх-гзартмы, судя по их одежде. Аргх-гзартмы с очень тонким слухом… Кстати, ты обратил внимание на их уши?
— Длинные у обоих, — присмотревшись, шепотом сообщил Ханет. — У светловолосого покороче, чем у темноволосого.
— Блондин — полукровка, а брюнет чистокровный, хотя я раньше даже не знал, что эмрисы бывают настолько смуглые. Не представляю, откуда он может быть родом… Его запах, ты почувствовал, насколько он экзотичный?.. О-о-о, смотри, королева и принцесса! Ну, наконец-то, значит, сейчас начнется бой!
Ханет взглянул в указанном направлении и увидел, что в ложу, находившуюся напротив, входят две огры, одетые в бордовые куртки и черные юбки. Голову той, что села в центре, в кресло с высокой спинкой, украшал широкий золотой обруч. Должно быть, это и была королева.
Меж тем, все огры, сидевшие в ложах, поднялись на ноги и разразились таким громким криком, что у Ханета едва не заложило уши, а по спине рукам и даже ногам побежали мурашки возбуждения и азарта.
— Впечатляет, да? — весело спросил Нейтан.
— Еще бы! — Ханет разглядел за спиной королевы Миджирг и едва удержался от желания помахать ей рукой.
— Погоди, то ли еще будет, когда начнется бой!
— А принцесса, что пришла с королевой, это Шадраг или Аджарг?
— Аджарг. Шадраг не ходит на бои.
— Жаль, — пробормотал Ханет. — А я-то думал, вдруг Далий тоже придет…
Тем временем, огры в королевской ложе заняли свои места. На арену вышла распорядительница боев, поклонилась королевской ложе и, ударив ладонью в небольшой барабан, закрепленный специальным ремнем на поясе, зычным голосом объявила:
— Rganer tonumayrer, mash Urragaren Zabrayug, viydali! Shpa urragareh miymoh Tilsharg Zabireh ma Vadrag Dorvutvuambeh ezhurreh m'akorgayot 'er ngu! [4]
______________________________________________________________________
[1] Шдэйангэдр — вторая половина весны, буквально — «Семенное время», время сева
[2] Зар — один из самых свирепых хищников Забрага
[3] Огайошэдр — пятый месяц года
[4] Начинается заключительный бой за звание чемпионки Забрага между многократной чемпионкой, непобедимой Тилшарг Горой и Вадраг Лавиной, обладательницей серебряного кубка прошлогодних турниров!