Ханет

Глава 1. Дорога

В крохотном гостиничном номере было тепло и тихо. Потрескивал огонь в камине, мягко сияли свет-кристаллы, укрепленные под потолком. Погрузившись до самого подбородка в горячую воду, Ханет наблюдал за сидящим у стола килдерейнцем Далием, которого впервые увидел лишь этим вечером среди прочих молодых людей, привезенных в маленький приграничный городок Кеблем, где северный торговый караван объединился с обозами, прибывшими со всех уголков Доминиона, чтобы отправиться к Огровым копям. Понять, почему его поселили вместе с Далием, Ханет не мог. Разве подходящая он компания для богатого молодого господина? Белокожий, голубоглазый, с нежным румянцем на щеках и ухоженными, не знавшими работы руками, Далий походил на сдобную булочку, присыпанную сахарной пудрой, разговаривал вежливо и неторопливо, мечтательно улыбался. Сейчас, сидя у стола, Далий старательно расчесывал костяным гребнем пышные белокурые волосы — любой девице на зависть. Ханет хмыкнул и, запрокинув голову, перевел взгляд на темные потолочные балки. Как бы там ни было, но лежать вот, после целого дня пути в тряской повозке, было очень даже приятно…

Приближался конец осени, и, чем ближе подъезжал к горам караван, тем холоднее становился воздух. Ханет не жаловался. Он родился на крохотном острове Налдис, далеко на севере, в море Варваров. Зимы там были куда более суровыми, чем на материке. Выйдя на берег в ясную погоду, можно было увидеть, как за проливом вздымаются к небу неприступные скалы Деригара, увенчанные шапками ледников. Мужчины северных земель с детства привыкали к невзгодам и тяжелому труду. Их тела были жилистыми и сильными, лица — обветренными, а ладони и пальцы — грубыми от мозолей и въевшейся в кожу грязи. Всего три недели назад Ханет и сам был таким, но теперь… В ушах до сих пор звучали слова лекаря-мага: «Так ты сможешь рассчитывать на более выгодный контракт. Кому нужен провонявший рыбой замарашка с грязью под ногтями?» Ему было странно видеть свои руки и ноги — пусть все такие же крепкие, с выступающими мускулами, но с непривычно гладкой кожей, с которой исчезли мозоли, трещины, старые шрамы и свежие царапины. Ну а в зеркало — вот ведь тоже диво! — он глянул как-то разок, да и больше смотреть уже не захотел. Слишком странен был тот — другой из отражения, слишком непривычен. Не такой, конечно, неженка, как, скажем, Далий, но в деревне его, пожалуй, и не признали бы, а то вовсе подняли на смех. Разве годится мужчине выглядеть так, словно он сроду не выходил в море и чурался тяжелой работы?

Ханет вылез из горячей воды, растерся полотенцем, натянул штаны и рубаху, сунул ноги в домашние туфли без задников и хлопнул ладонью по краю ванной. Его клонило в сон, но он все же он задержался, чтобы посмотреть, как исчезает вода, а внутренняя поверхность ванны становится чистой и сухой. На материке магия действовала сильнее, чем на островах, и здесь ее использовали буквально на каждом шагу. И хотя Ханет с самого начала путешествия не переставал язвить по этому поводу, но не мог не думать о том, насколько легче бы жилось дома, если бы можно было достать воду из колодца, вскопать огород, выдубить рыбьи шкурки и пошить из них одежду одним лишь мановением руки.

— Завтра последний день, когда мы можем пользоваться магией, — сказал вдруг Далий, словно услышав его мысли.

— А что, охота поколдовать напоследок? Ну так колдуй! Вы ж тут заради любого пустячного дела магией-то пользуетесь. Воy взять хоть лохань эту. Можно же запросто почистить опосля себя, так нет…

— Но с магией ведь намного удобнее, правда? Особенно после такого тяжелого дня.

— Тяжелого?

— Разве ты не устал?

— Устал, — нехотя согласился Ханет. — Да токмо дурная энто усталость-то, мы ж, почитай, ничего и не делали!

— Как ничего, мы ехали! — Далий тихо рассмеялся, перевязывая волосы на затылке шнурком. — Однако, стоит признать, нам и в самом деле пора привыкать обходиться без магии, ведь в Огровых копях она не действует.

— И то верно.

— А у тебя есть какие-нибудь особенные таланты? — спросил Далий.

— Я могу подманивать рыбу. Мелкую, — буркнул Ханет, забираясь под одеяло. Ему казалось, что Далий станет смеяться над его скромным даром, но тот лишь спросил с вежливым интересом:

— Так ты рыбак?

— Я хожу… ходил в море на рыболовских судах. Маг я.

— И твои родители не боялись за тебя? Море Варваров славится сильными штормами.

— Моего отца ревун задрал на охоте, — отрезал Ханет. — Матери не по силам было одной нас с сестрами прокормить.

Для северных земель умение Ханета было хорошим подспорьем в хозяйстве. Скудного урожая никогда не хватало на всю зиму, от голода спасала только рыба. В каждом доме с весны до осени ее заготавливали впрок — солили, сушили, коптили. Из шкурок шили одежду[1], а излишки продавали в городе. Ханет был совсем мал, когда мать стала брать его на рыбалку. Она ставила сети, а он опускал руку в воду, и смотрел, как из темной морской глубины поднимаются крупные серебристые рыбины. «Боги благословили тебя, сынок», — улыбаясь, говорила мать.

Ханету еще не исполнилось семи лет, когда о нем прослышали капитаны судов, выходивших в море на промысел, и начали наперебой звать на свои корабли. Мать поначалу и правда боялась за сына, но много заработать продажей шкурок было нельзя, а у нее подрастали еще две дочки.

— Не обижайся. — Далий поднялся, и тоже забрался в постель, закутавшись в свое одеяло. — В Огровы копи не едут те, кого не заставляет нужда.

На корабле рыбаки спали под скамьями на палубе, тесно прижавшись друг к другу и завернувшись в одеяла и плащи, так что Ханет не чувствовал неловкости, лежа рядом с другим парнем. Смущала, скорее, сама постель — широкая, с мягкими перинами, пуховыми одеялами и большими подушками. Ханету она казалась самым настоящим королевским ложем, на котором ему совершенно нечего было делать. Его бы вполне устроила комната попроще, да и сарай во дворе сгодился бы, если уж на то пошло!

— Да, по тебе сразу видать, что ты недоедал, — поддел он.

— Нужда у всех разная. Одним не хватает денег на хлеб, другим — платить ежегодно налоги за поместье в королевскую казну. Если бы я обладал хоть какими-то особыми талантами, мог бы получить место при дворе, но, увы…

Казалось, колкости ничуть не задевают Далия. Он устроился среди одеял и подушек, глядя на мягко сияющие свет-кристаллы, явно вновь о чем-то замечтавшись. В начале путешествия Ханет и сам воображал, будто едет навстречу сказке, но теперь — словно пелена спала с глаз! — уже не верил, что их ждут впереди легкие времена. Разве может быть приятной и беззаботной жизнь среди огров, по слухам, и на людей-то не похожих?

Если бы он знал заранее, какую именно службу подразумевает торговец Оскат, уговоривший его отправиться искать счастья на другом краю света, ни за что не согласился бы ехать с ним, но, когда узнал правду, отказываться стало уже поздно. Далеко ли уплывешь, даже если спрыгнешь с корабля в открытом море? Да и нельзя было уплыть в этом он убедился… Потом, когда корабль подплыл к материку и вошел в устье реки Брин, ведущей к столице Табирнии Ондолу, сбежать стало проще, но только на словах, а не на деле. Мать ведь взяла задаток, купила корову, несколько коз, овес и ячмень — столько, что должно было хватить на всю зиму, а еще семена, которые собиралась посадить по весне. И, если продать животных и зерно, чтобы вернуть долг, было еще возможно, то как оплатить морское путешествие от Налдиса, еду, которую ел Ханет, одежду и обувь, что купил для него торговец, услуги лекаря? Оставался, правда, шанс, что в Огровых копях он никому не приглянется и тогда сможет вернуться — этот пункт был и правда оговорен в контракте, который Оскат зачитал Ханету перед тем, как тот поставил под ним отпечаток большого пальца. Впрочем, матросы на корабле говорили, что надеется он зря. Оскат де больше десятка лет подыскивал людей для службы в Огровых Копях и точно знал, кого получится там пристроить, а кого нет. Ханет очень не хотел в это верить, но в глубине души понимал, что в этих словах есть доля истины. Никто не стал бы ездить по всему Доминиону, разыскивая красивых и здоровых парней, а после везти их через весь континент лишь для того, чтобы потом отправить обратно. И почему он поверил Оскату, где только была его голова?

Ханет впервые заметил Оската в порту Баргадра, где тот стоял у причала, наблюдая, как разгружают улов с корабля, на котором плавал Ханет. Невысокий, плотный, непривычно улыбчивый и ярко одетый человек, чужак. Налдис был маленьким островом, и иноземцы здесь появлялись нечасто. Разве что корабль, идущий из Ситолби в Диргру, остановится пополнить запас пресной воды или переждать шторм.

— Чей это корабль? — спросил чужак на общем языке, когда Ханет проходил мимо.

В отличие от других моряков, покидавших родные берега только для того, чтобы выйти в море на рыбный промысел, Ханет хорошо знал общий. Он назвал имя капитана — Йон Большерукий, объяснил, где его можно найти и уже собирался идти дальше, когда иноземец задал новый вопрос:

— Ты плаваешь на этом корабле?

Получив утвердительный ответ, он окинул Ханета оценивающим взглядом.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Тебе нравится быть рыбаком?

— Я маг, — не без гордости ответил Ханет, и пояснил на всякий случай: — Приманиваю рыбу в сети.

Иноземец уважительно поднял брови.

— Повезло. Магия — редкий дар в ваших землях. Мое имя Оскат. Я торговец из Ондола, столицы Табирнии. Мой корабль стоит во-о-он там, видишь? Тот, с синими парусами. Не покажешь, где тут можно перекусить и промочить горло? Ты хорошо говоришь на общем, сам выучил или научил кто-то?

— Да попросту слыхал с малолетства, как говорят в порту моряки с чужих кораблей, вот и запомнил.

Ханет проводил иноземца к лучшему в городе трактиру, куда сам никогда не заглядывал. И не смог отказаться «опрокинуть за компанию стаканчик в знак благодарности». Вот только одним стаканчиком дело не ограничилось. За первым последовал второй, а за вторым — третий. Ханет и сам не заметил, как у него развязался язык.

— Не столь уж сильно мне и повезло, — говорил он Оскату, который понимающе кивал, слушая его излияния. — Я могу приманивать токмо мелочь, навроде моласа.

— Молас — вкусная рыба, — подливая ему вина, возразил Оскат.

— И что с того? Ежели б мне повиновались тавы… вот это рыба так рыба! Одной хватит на цельную зиму для всей деревни!

Ханету нравились тавы. Черно-белые гиганты подплывали иногда к кораблю, показывая над водой огромный спинной плавник, выпускали в воздух высокие струи воды, или выныривали на поверхность, словно хотели взглянуть на людей, решившихся плыть по морю на хрупком суденышке. Эти рыбины обладали нежным и жирным мясом, но раненный гарпуном тав мог выпрыгнуть из воды и упасть на корабль, утянув его за собой на дно, поэтому без мага на них не охотились. Маг должен был не только подманить тава к кораблю, но и успокоить, не дав погубить рыбаков.

— Они меня не слушают, — Ханет вздохнул, подперев ладонью щеку. — Вынырнут, посмотрят и плывут себе восвояси, будто дразнятся. Ежели б я мог приманивать их, мне б платили куда поболе. Я б купил дом в городе, перевез бы сюда семью. Видали, какие тут дома? С окнами, да с печами, не то что у нас — весь свет в доме только и проникает через дверь, да от очага, что прямо на полу раскладывают. Матери боле незачем было бы работать, занималась бы домом, да девок растила. Их у нас две, скоро невестами станут, лучше б им найти себе мужей побогаче. Да кто из зажиточных посмотрит на чумазых деревенщин?

— А что же твой дар, он в вашей семье из поколения в поколение передается или проявился у тебя первого?

— Вот так, как вы и говорите: я первый такой, а до того, сроду не бывало ни у матери в роду, ни у отца. Мать меня в море родила, прям на том камне заветном, подле которого щебетуньи морские детей своих родят. Старики говорят, может, потому я такой.

— У ваших женщин принято рожать в море? — удивился торговец.

— Да нет, какой там! Мать напросилась с отцом на рыбалку, он ее брать-то не хотел вовсе, а она пристала насмерть: возьми, мол, не пора еще родить. Ну а там… — Ханет неловко пожал плечами, сам не понимая, отчего вдруг разоткровенничался с чужеземцем, которого видит впервые в жизни. Должно быть, все дело было в вине, которое он пил не столь уж и часто.

— Я спросил просто, чтобы понять, может ли твой дар передаться твоим сестрам или их сыновьям. Ведь если бы было так, то и приданое им бы не понадобилось. Многие захотели бы взять в жены тех, кто может родить мага со столь полезным даром. Но раз ты первый, то дело другое…

— Верно.

— Теперь я понимаю, — кивнул Оскат. — И мне нравится твоя практичность. Думаю, я смогу тебе помочь. Знаешь, я ведь прибыл в ваши края не только торговать, но и в поисках отважных и крепких парней, вроде тебя, тех, что не прочь повидать чужие края и заработать кругленькую сумму, которой хватит их семье, а потом детям, а может и внукам. Если честно, в этом году мне до сих пор не везло, пока удача не свела нас сегодня…

Вот так Ханет и оказался среди сотни других молодых людей, собранных по всему Доминиону, и теперь ехал навстречу неведомой судьбе. Нет, поначалу ему даже нравилось путешествие, ведь он никогда не бывал на кораблях иноземцев, вовсе не похожих на те корабли, что строили у них на островах. На первый взгляд чужие суда казались большими и неповоротливыми, в них было куда больше места под палубой и — вот диво! — даже комнатки для команды. Ханету выделили одну из них, совсем узкую, но с круглым окошком, закрытым даже и не пузырем зверя или рыбы, а самым настоящим стеклом. Поначалу Ханету было странно оставаться одному ночью: дома рядом всегда спали мать и сестренки, во время лова — другие рыбаки, но через несколько дней он привык и к одиночеству, и к удобному гамаку, в котором покачивался, словно в люльке. И все же днем было проще: на корабле Оската нашлось немало занятных диковин — да взять хоть те же магические часы! Как пояснил торговец, они представляли собой мир в миниатюре, заключенный в стеклянную сферу, и показывали положение солнца или луны на небе, а также погоду. В открытом море — высоту волн или штиль. На берегу — траву и цветущие деревья весной, созревшие на полях и в садах плоды летом и осенью, а зимой — высоту сугробов. Нашлись в каюте у Оската и книги с волшебными картинками — «волшебками», на которых можно было увидеть разные страны, города и их жителей. Оскат охотно рассказывал, как весело и вольно живут люди в солнечной Лурии, омываемой теплыми южными морями, какие суровые обычаи и нравы приняты в далекой Элании — королевстве эмрисов, о таинственной и пугающей Некрополии — королевстве живых мертвецов, где поклонялись смерти и практиковали темные искусства…

Верить во все, что рассказывал торговец, Ханет не спешил, но смотрел на оживавшие под его руками изображения, кивал, не споря и не перебивая — мало ли, как оно там на картинках, да на словах, а на самом деле, может, вовсе и иначе. Глядишь, доведется когда-нибудь увидеть своими глазами и дома, сложенные не из дерева, а из камня, и высокие — аж до самого неба! — горы, и диковинно одетых людей, и зверей, которых отродясь не водилось на Налдисе. Лишь бы только боги не оставили его своей милостью в этом пути, не прогневались, что он покинул родной очаг и пустился в погоню за неведомым, прельстившись богатством! Услышит ли его там, куда он плывет, придет ли на помощь в трудную минуту Ингейр, бог моря и покровитель рыбаков, откликнется ли жена его Скадис-охотница, если он станет просить её о благополучии матери и сестер? Дотянется ли на другой конец света защитная длань тех кому он, как каждый северянин, привык вверять свою жизнь и жизни близких?.. Каждую ночь, закрывая глаза, он мечтал увидеть во сне дом с земляной крышей, поросшей за лето высокой травой и пестрыми цветами, мать, стоящую у входа во двор, смотрящую из-под руки вдаль… Но сны его были пусты, а попутный ветер уносил корабль все дальше и дальше от родных берегов.

Устав от расспросов, разговоров и собственных мыслей, Ханет подолгу простаивал у борта, подманивая к кораблю рыб. Чем ближе приближались они к континенту, тем легче ему становилось мысленным взором проникать сквозь толщу воды, порой, добираясь до самого дна, изучая его обитателей. Иногда во время таких «погружений» ему попадались обломки затонувших кораблей, но их он видел смутно. А вот рыбы… да, рыб он чувствовал превосходно! Морские щебетуньи неотвязно следовали за кораблем, весело стрекотали, высовывая из воды лобастые белые головы, потешая матросов. Раз в день Ханет раздевался и прыгал за борт, чтобы поплавать с щебетуньями наперегонки, но всякий раз, когда заплывал слишком далеко, словно невидимая рука настойчиво начинала тянуть его обратно к кораблю, и тогда он поворачивал и плыл назад, а если волны были слишком высоки, то цеплялся за спинной плавник одной из рыб и просил подвезти его. У щебетуний был свой язык, но Ханет не понимал его. Однако он видел то, о чем думает его «лошадка», хотя и не сумел бы толком объяснить, как это происходит. Прижимаясь к шершавому боку, он закрывал глаза и словно окунался в чужое сознание, пугающе похожее на человеческое.

— Здоровье у вас, северян, железное, и шкуры дубленные! Любой другой замерз бы насмерть, а ты хоть бы чихнул разок! — всякий раз ворчал Оскат, когда Ханет, цепляясь за сброшенную веревку, ловко поднимался обратно на борт, а матросы всякий раз принимались подтрунивать над ним — мол, завел себе среди рыб подружку, хоть бы рассказал, сладка ли любовь хвостатых морских дев?

Ханет только скупо улыбался в ответ, стоя голышом на прохладном ветру, чтобы дать телу обсохнуть, и отжимая волосы, изрядно отросшие за время пути. Если так пойдет, скоро из них косы можно будет плести, думал он, впрочем, без особого протеста. Северяне не стригли волос, просто у него они сами, без магии никогда не отрастали ниже плеч, а потому ему непривычно было возиться с ними.

— Вообще-то ихняя прабабушка — она в стае самая старшая, — и впрямь считает, что я неплохой самец, — не выдержав, сказал как-то он, натягивая штаны. — Пущай не столь гладкий, да крупный, как другие, да это, думается ей, не беда. Я ведь могу приманивать к ним рыбу, могу хищников отогнать. Вот под водой оставаться надолго мне невмоготу, присматривать придется, чтоб не потонул, это худо…

Матросы грохнули хохотом, хотя Ханет вовсе не шутил.

— Чего смеетесь? Щебетуньи не как другие рыбы, у которых в голове ничегошеньки, почитай, не держится! Они будто мы — люди. В стае несколько поколений — да только одни женщины, ну, самки: прабабушка, несколько ее дочек, внучек и самые маленькие — правнучки. Мужики же их большую часть времени отдельно плавают, да охотятся, зимою возвераются, а апосля — летом ужо, да остаются до осени, брюхатых женок защищать. Что, скажете, не так, как у нас все устроено? Женщины дом ведут, все вместе живут, ребятишек нянчат, а мужья, сыновья, да братья то на охоте, то в море, то в походе!

— Это тебе рыбы всё рассказали? — странно поглядывая на него, спросил один из матросов.

— Ну так! Но токмо оттого, что плыву я на сушу, а там уж не сумею на них охотиться.

Он видел по недоверчивым взглядам, что никто ему не поверил, да и сам уже жалел, что начал этот разговор. Что ж, он, по крайней мере, ничего не рассказал о тихих заводях у пустынных берегов, где щебетуньи рожают и растят детенышей, пока те не станут достаточно большими, чтобы выходить вместе с матерями в открытое море. О том, где эти заводи находятся, он бы не рассказал никому из чужаков. Северяне никогда не охотились на матерей с детенышами, даже в самый лютый голод, но люди с материка были другие…

На следующий день Ханет в последний раз прыгнул за борт, чтобы поплавать с щебетуньями и постарался дать им понять, что отныне им опасно находиться рядом с кораблем. Ведь другие моряки не понимают, как можно жалеть рыб и уже поговаривают, мол, неплохо бы выловить хоть одну. Ханету жаль было расставаться с ними, ведь он еще так мало успел узнать об их жизни, но чувствовал, что поступает правильно.

Позже, когда корабль приблизился к берегу, он днями напролет простаивал у борта, во все глаза глядя на величественные сторожевые крепости, сложенные из серого камня, среди зубчатых наверший башен которых виднелись жерла пушек; на города, где дома и вправду были не бревенчатые, а каменные, со стенами увитыми ползучей зеленью чуть не до самых крыш. Люди здесь, как ни удивительно, не так уж и сильно отличались от его соотечественников: среди мужчин часто попадались светловолосые, среди женщин, наверняка тоже, вот только их головы покрывали вместо косынок непривычные белые широкополые чепцы, а длинные платья с узким верхом и пышными юбками, собранными на поясе в складки, — белые передники.

Чем ближе подплывал корабль к столице, тем выше становились дома, иногда в них было три, а то и целых четыре этажа! Выходило, что все, виденное им на волшебных картинках, должно быть, в самом деле было правдой… Однако, когда Ханет увидел порт Ондола, где у причала стояло не меньше сотни пузатых кораблей, целый лес мачт со свернутыми парусами, увидел возвышающийся над городом величественный замок, он понял, что не видел еще ничего.

Ему стало вдруг неловко от воспоминаний о том, насколько поразил его когда-то Баргард, непривычно большие одноэтажные дома, где было сразу несколько комнат, широкие, вымощенные камнем улицы, оживленная ярмарка и горожане в богатых разноцветных одеждах. Нынче же оказалось, что столица Налдиса была лишь крохотной деревушкой, а ее порт, представлявшийся маленькому Ханету когда-то средоточием мира, — жалкой пристанью.

Прежде Ханет втайне надеялся, что им повезет и каким-то чудом они повстречают короля Табирнии Пундера, его знаменитого грозного военачальника Дарина-северянина, а то и самого великого мага Табирнии, которым на островах матери пугали детей. Поговаривали, что родом он эмрис из королевского рода проклятых земель Элании, подвергшихся во время Великой войны воздействию столь страшной магии, что о ней до сих пор вспоминали лишь шепотом. Вот только теперь, когда стало ясно, сколь на самом деле огромен Ондол, он понял, сколь тщетны эти надежды. И все же, Ханет сходил на берег в самом радужном настроении… а потом увидел виселицы. Виселицы были всюду: в порту, на площадях, которые они проезжали — они были выставлены даже за городской стеной вдоль дороги и, казалось, конца им не будет никогда. Ханет прежде не видел столько мертвецов и теперь был даже рад, что в порту его вместе с молодыми людьми с других кораблей быстро усадили в закрытые возки, не дав даже толком оглядеться по сторонам.

— Что же это здесь такое стряслось? — потрясенно спросил Ханет Оската, успевшего, как он видел, потолковать со стражниками в порту.

— Бунт против короля, — мрачно ответил тот. — Говорят, бунтовщиков казнили целыми семьями, не щадя ни стариков, ни детей. Ну все, забирайся в повозку, надо ехать, да задерните окна, нечего смотреть на все это, а то еще спать не сможете потом.

Увы, задернутые шторы и стук колес не могли заглушить скрип виселиц, пронзительные крики воронья и всепроникающий запах смерти, еще долго преследовавший караван. От него было не спастись и не спрятаться. Смерть простерла над городом длань и, казалось, сами камни домов и мостовых здесь пропитаны страхом и отчаянием.

Ханет не считал себя слишком чувствительным, но весь день потом не хотел ни есть, ни разговаривать, да и чувствовал себя на редкость погано, как впрочем, и другие его попутчики, с которыми они едва перекинулись десятком слов. Легче стало, лишь когда караван прибыл к ночи в Кеблем, где им предстояло ночевать. Войдя из возка и вдохнув полной грудью холодный воздух, напоенный ароматом полей и леса, Ханет, наконец, почувствовал себя лучше. И все же его не оставляла мысль, что виселицы были плохим предзнаменованием. Оскат о предстоящей службе говорил туманно, а то и вовсе отмахивался: «Ни о чем не пожалеешь, будешь сладко есть, да и работать тяжело вряд ли придется. Узнаешь все, когда доедем, что заранее говорить, ведь еще неизвестно, к кому ты попадешь!» Приходилось мириться с таким ответом. Ханет до недавнего прошлого знал об ограх лишь из старых легенд, что рассказывала ему и сестренкам мать, считал их, как и драконов, существами скорее сказочными, чем настоящими, и их уж точно не думал когда-нибудь увидеть своими глазами…

Вынырнув из воспоминаний, так и не унесших его в сон, Ханет повернулся на бок, взглянул на Далия. Килдерейнец по-прежнему лежал на спине с открытыми глазами и, кажется, тоже грезил о чем-то. Ладно, раз уж они все равно не спят, отчего бы и не поговорить?

— А ты знаешь, зачем ограм люди надобны? — спросил Ханет Далия. — И отчего везут туда одних мужчин? Чем ограм женщины не по вкусу?

— Наверное, действительно не по вкусу. Огры ведь людоедки… ты не знал? — Далий повернул к нему голову и улыбнулся. — Не пугайся, говорят, сейчас они людей редко едят. Только по большим праздникам, да и то лишь тех, кто нарушил закон. Мы же не собираемся его нарушать, верно? Значит, бояться нечего.

— Должно быть, не собираемся, — вновь обретя способность говорить, пробормотал Ханет. Пожалуй, сумма, которую Оскат дал в задаток его матери, была вовсе не так велика, как ему казалось прежде… — Не хотел бы я, чтобы меня сожрали! Лучше бы нам тогда рассказали об этих законах поскорее, коли так.

— Расскажут, конечно. А насчет женщин я пошутил. На самом деле… Ну, зачем им женщины, когда они там все женщины сами? А мужчин у них нет… — Далий замялся и покраснел до ушей.

— Погодь, погодь… — Ханет приподнялся на локте. — Как же это нету? Откуда же тогда огры-то берутся?

— Вылупляются из яиц, как драконы. Драконы, да будет тебе известно, уже много веков обитают в Самогловых горах, пересекающих восточную часть континента. Живут они сами по себе и охотятся на чудовищ в Проклятых землях…

— Да знаю я! — досадливо перебил Ханет. — Кто ж не слыхал про драконов? Но ведь у них-то и драконы есть, и драконихи!

Далий пожал плечами.

— Только не спрашивай, пожалуйста, откуда берутся огровы яйца, если там нет мужчин. На этот вопрос я тебе не смогу ответить.

— Ладно, — кивнул Ханет. — Слышь, а ты отчего так много знаешь про огров-то? Или… э-э-э… огрих?

— Правильно говорить «огра». Окончание для женского рода — «а». Огр — огра, а не огриха. Так говорить более уважительно. Если не хочешь, чтобы тебе голову откусили сразу же.

— А, понятно, чего ж тут не понять. Ну вроде как ежели женщина, то огра, а если баба — то огриха?

— Примерно, — тихонько вздохнул Далий.

— Ну так и? Они ж, огры энти, с самой Великой войны в своих Копях сидят и носа оттудова не кажут! Как-то ж прежде они без людей-то обходились, так зачем мы им вдруг понадобились?

Далий сел, сунув под спину подушку, и вновь закутался в одеяло.

— Раньше огры были кочевницами и жили на равнинах. Кое-что о них можно найти в старых книгах, написанных сразу после войны. У нас дома очень хорошая библиотека, занимает несколько огромных комнат… — Далий весело посмотрел на Ханета. — Ты, наверное, никогда столько книг не видел?

— Не видал, — согласился Ханет, решив не упоминать о том, что не знает грамоту. — И ты их перечитал все, книги энти?

— Нет, конечно, не все, но кроме чтения у меня не было особых развлечений. Зимы в Килдерейне долгие… Мы редко куда-то ездили, да и к нам гости почти не приезжали, так что я много времени проводил в библиотеке.

— А отчего редко куда-то ездили? — спросил Ханет, имевший самое смутное представление о том, как живут люди в других странах. Тем более, аристократы вроде Далия. — Килдерейн-то куда южнее наших островов, даже у нас нечасто бывает этак холодно, чтобы совсем уж не выйти из дому.

— У нас было слишком мало денег для того, чтобы мы могли позволить себе разъезжать по гостям или принимать у себя кого-то. Мама потихоньку продавала свои драгоценности — те, что не успел еще проиграть отец, но этого едва хватало на самое необходимое. Нам даже слуг пришлось уволить. Оставили всего несколько человек. Замок быстро пришел в упадок…

— И родители тебя послали ограм служить, чтоб дела свои поправить? — Ханет нахмурился. — Я матери и Йону Большерукому, капитану своему, сказал, будто нанимаюсь в команду к Оскату на корабль. Он так присоветовал, а я разумным счёл тогда. Ежели б они услыхали про Огровы копи, сроду не позволили бы ехать! Да я б и сам… До сих пор в толк не возьму, как у Оската тогда вышло заморочить мне голову? Как затмение какое нашло! Да, я хотел и хочу дом в городе, но и не скажешь тоже, что мы так уж бедны по деревенским-то меркам. Последние два года, с тех пор, как дар мой силу набрал, мы жили вовсе неплохо! Могли бы и лучше, да у нас лет пять погиб в шторм один из кораблей, много молодых парней не вернулось, а несколько семей и вовсе остались без кормильцев, вот мы и помогали вдовам, да сиротам. Мать сказала так: «Прежде нам помогли добрые люди, а теперь наш черед».

— Твоя почтенная матушка поступила весьма достойно. А в том, что касается твоего решения отправиться с Оскатом… Знаешь, вербовщики владеют способами убеждения. А, может, он подсыпал тебе что-то в еду или питье, если вы оказались вместе за одним столом. Однако моих родителей и убеждать не пришлось, вернее, не пришлось убеждать отца, а мама… Что ж, она согласилась, не было другого выхода. Но ты не думай, я совсем не против. На самом деле, — зашептал он, придвинувшись еще ближе, словно кто-то мог их услышать, — я не только из книг знаю об ограх. Мой отец повстречал как-то в игорном доме одного старого друга. Они не виделись очень много лет, и отец думал, что его друг переехал жить то ли в Табирнию, то ли в Лурию. И тут вдруг видит, как тот ставит на кон огромную сумму. После они разговорились, и отец спросил, откуда деньги. Этот господин ведь был из таких же обнищавших дворян, что и мы. Сперва он не хотел говорить правду, лгал про наследство, доставшееся от дальнего родственника, но, когда отец его как следует подпоил, рассказал все же, что провел несколько лет в Огровых копях.

— И чего? — также шепотом спросил Ханет.

— Если посчастливится попасть к какой-нибудь богачке, сможешь потом жить припеваючи до конца своих дней.

— А что за служба-то нас ждет?

— Не знаю точно, — опять смутился Далий. — Вернее… В общем, отец как услышал про деньги, больше уже ни о чем не расспрашивал.

Ханет снова хмыкнул. Отец Далия, кажется, был не самым разумным в мире человеком, хотя не ему было осуждать этого господина. Сам-то оказался ненамного лучше! Услышал басни торговца о несметном богатстве — и позабыл обо всем. Может, конечно, Оскат и правда что-то подсыпал в вино, чтобы затуманить ему голову, но меньшим дурнем себя он от этого не чувствовал.

— А не боязно тебе, что отец спустит все, тобою там заработанное?

— Я не собираюсь отдавать ему эти деньги, — отозвался Далий после долгой паузы. — Я выкуплю наш дом в столице, стану бывать при дворе, приобрету себе какую-нибудь должность, позабочусь о поместье и о маме. Думаю, у меня это лучше получится. Наверное, звучит довольно жестоко и цинично, но… Впрочем, неважно. А что ты станешь делать со своими деньгами?

Ханет понятия не имел, что означает слово «цинично», но догадался о смысле сказанного и понял, почему Далий не стал договаривать.

— Вот и я хочу в городе выдать сестренок замуж. А коли денег будет вдоволь, может, куплю даже корабль, найму команду… Но, ежели б мой отец попивал иль в кости поигрывал, я б ни в жисть не доверил бы ему заработанное. Хотя у нас такого и не сделал бы ни один хозяин. Это ж совсем надо разум потерять, чтобы этакое творить со своей семьей!

— Что ж, я рад, что ты меня не осуждаешь за отсутствие сыновьей почтительности.

— Не того, да, не сужу. Ладно, спать давай, а то у меня от всех энтих разговоров голова кругом.

— Давай. Завтра мы уже будем у Огровых копей. Мне не терпится их увидеть. Спокойной ночи, Ханет!

Они закрыли глаза. Освещавшие комнату кристаллы, укрепленные в углах под потолком, начали медленно гаснуть. Ханет повернулся спиной к Далию, думая о том, что в отличие от пухлого килдерейнца совсем не жаждет поскорее попасть в Огровы копи. Конечно, соседи и Йон Большерукий, которого он втихомолку считал отцом куда больше, чем родного, которого совсем не помнил, присмотрят за матерью и сестренками, не оставят их на произвол судьбы. И все-таки он не мог не думать о том, что непросто им будет прожить без него целый год. Корить себя уже не было никакого смысла, но он все равно корил… Однако, уже проваливаясь в сон, Ханет вдруг подумал, что благодаря Оскату, по крайней мере, повидал мир, а то так бы и просидел всю жизнь на Налдисе, не повидал чужеземные города, да не узнал столько, сколько иным и за всю жизнь узнать не доводится… А потом ему приснилось, что он вновь плавает среди волн, а рядом плывет прабабушка-щебетунья, то и дело высовывая из воды лобастую голову, покрытую сморщенной, совсем как у людей, кожей, да поглядывая на него внимательными темными глазами.

«Давным-давно мир изменился. Упала с неба огненная звезда и великий удар сотряс все сущее. Поднялась великая волна, пошла гулять по свету, неся за собой многих из нас в чужие края. А когда все успокоилось, там, где была вода, стала суша, а там, где была суша, появилась вода. Если повстречаешь там, куда ты плывешь, кого-то из нашего племени, расскажи им о нас. Главное, избегай злых берегов по эту и ту сторону большой земли. Из-за них мы сами не можем добраться на ту сторону света, но ты сумеешь. И может быть, тоже найдешь там своих — тех, кого разлучила когда-то огненная звезда…»

Караван двинулся в путь на рассвете. Ханета и Далия вместе с четырьмя другими юношами усадили в одну из многочисленных крытых кожей повозок. К вечеру они должны были добраться до Огровых копей.

Всех вещей у Ханета был с собой один-единственный узелок, поэтому, он первым влез в возок и занял место у застекленного окна. Далий, чей сундук уже приторочили к крыше, сел рядом с Ханетом. Следом забрался темноволосый парень примерно их лет, стройный, с тонкими чертами лица, одетый в камзол из темного бархата и плащ, подбитый волчьим мехом. Перехватив изучающий взгляд Ханета, он учтиво поклонился и представился:

— Нейтан Свитграсс, к вашим услугам.

— Вы из Табирнии, не так ли? — спросил Далий и, получив утвердительный ответ, указал на Ханета. — Это Ханет с острова Налдис. А я Далий Тивиар из Килдерейна.

— Рад знакомству, — внимательно взглянув на Далия, отозвался Нейтан и сел рядом с ним.

Устроившиеся напротив рыжеволосые и синеглазые, похожие друг на друга парни, одетые в добротные куртки, кожаные широкие юбки длиной до середины икр, вязаные гетры и потертые кожаные ботинки, были из Нидина. Звали их Гаррет и Эван, они и вчера ехали с Ханетом. Он приветливо кивнул и парни дружелюбно заулыбались в ответ. Последним их попутчиком оказался черноволосый и смуглый юнец. Окинув всех высокомерным и презрительным взглядом, он, не поздоровавшись, подобрал полы плаща, словно боясь испачкать их, нехотя сел рядом с нидинцами и отвернулся к окну, спрятав руки в рукава пестрого теплого халата, перехваченного широким поясом.

Благодаря стоящим под сиденьями дорожным печкам в повозке было тепло, и путешественники вскоре смогли расстегнуть верхнюю одежду и снять перчатки. На Налдисе Ханет не носил ни шапки, ни рукавиц до наступления морозов, но Оскат беспокоился, как бы кто-то из их подопечных не простудился и не испортил на ветру кожу. Ханету все это казалось смешным и глупым, но он держал язык за зубами. Поберечься от холодного ветра — невелик труд.

Нидинцы перешептывались о чем-то, остальные молчали, погруженные в свои мысли. Ханет стал смотреть в окно на уплывающие назад дома и улицы Кеблема, на людей, спешащих куда-то по своим делам. За городской стеной они обогнали стадо пятнистых коричнево-белых коров, которое гнал в поле пастух, и Ханету внезапно так захотелось парного молока, что он на миг даже почувствовал во рту его вкус. Есть ли коровы в Копях? Вряд ли… Откуда бы взяться коровам в горах? Да есть ли там хоть что-нибудь, кроме камней и огр?

В Копи везли не только людей, но и зерно, муку, фрукты, овощи, чай, кофе, специи, ткани и кожи, ковры, посуду, книги, духи, а также множество других товаров, даже щенков маленьких брехливых собачонок — таких держат в своих домах для забавы богатые горожанки. Караван, сопровождаемый вооруженной до зубов стражей, растянулся по дороге на многие мили. От нечего делать, Ханет спросил Далия, неужто огры покупают у других все, что только возможно?

— Нет, вовсе нет, — охотно ответил тот. — Просто огры ведь сами никуда не выезжают из своих гор. Торговцы ездят к ним дважды в год — весной и осенью. Поэтому караван такой большой. Я слышал, огры растят кое-что, например, виноград, кукурузу и картофель, но пшеницу, к примеру, в горах не очень-то вырастишь. А еще они приглашают к себе учителей разных наук и искусств.

— Вон оно как! — отозвался Ханет. Он не знал, кто из людей, сопровождающих караван, был учителем, и не знал, зачем они ограм. Но, должно быть, нужны, раз те их зовут к себе.

— Хотелось бы мне знать, что за жизнь всех нас ждет, — произнес Нейтан и обратился к Далию: — Эти огры… вы столь спокойно говорите о них, словно совсем не боитесь. Но они ведь чудовища, не так ли?

Далий открыл рот, собираясь ответить, но его перебил смуглый юнец, так и не назвавший своего имени:

— Да толстяк ждет не дождется, так хочет поскорее достаться какой-нибудь огрихе! Если бы его выпустили из повозки, бежал бы впереди каравана, чтобы первым попасть на аукцион, словно продажная девка! — вызывающе улыбаясь, он насмешливо прищурил черные глаза. — Что, я не прав?

У Далия то ли от обиды, то ли от стыда задрожали губы, а на глазах выступили слезы.

— А ты, чернявый, кажись, задираешь других, чтобы не поняли, как тебе самому боязно? — спросил Ханет, на мгновение опередив Нейтана, уже подавшегося вперед. — А у самого-то, небось, поджилки трясутся, а? Уж не знаю, зачем там ограм мужики надобны, да только все там будем — на акционе той!

— Я не собираюсь тратить время на дискуссии с безграмотным простолюдином, — высокомерно заявил смуглый. — Если я заговорил с этим не в меру упитанным господином, то лишь потому, что он благородного происхождения и ровня мне.

— Да ну? А я-то думал, ты такой смелый оттого, что он не сумеет в ответ расквасить тебе нос, как это сделал бы простолюдин!

— Ты, кажется, хочешь оскорбить меня? — парень потянулся к поясу, где, верно, прежде висел меч. — Твое счастье, что я без оружия! Иначе твои уши уже качались бы на ветвях ближайшей ели!

Луриец был высок и, кажется, силен. Наверняка, хорошо держался в седле и, возможно, в самом деле умел пользоваться оружием. Но Ханет не сомневался, что сумеет побить его. И, судя по ухмылкам, появившимся на лицах нидинцев, принявшихся подталкивать друг друга локтями, так думал не он один.

— Господа, позвольте… — все же вмешался Нейтан, но Ханет молчать не собирался и перебил его:

— Мы, северяне, люди мирные, приятель, и не задираем никого ради забавы или же от злобности. Но ежели уж доведется, отрываем уши и прочие причиндалы голыми руками, без всяких там ваших господских ножичков.

Нидинцы дружно расхохотались, Нейтан сдержанно улыбнулся. Смуглый, видя, что остался в меньшинстве, снова отвернулся к окну, бросив напоследок сквозь зубы:

— Да о чем можно говорить с таким сбродом!

Нейтан поднял было брови, но потом пожал плечами, видимо, решив не обращать на смуглого грубияна внимания. Он подмигнул Ханету, коснулся рукава расстроенного Далия.

— Далий, вы не продолжите ваш увлекательный рассказ про Копи? Очень интересно узнать, где нам предстоит жить. Я кое-что выяснил, прежде чем отправиться в путь, но моим знаниям, кажется, далеко до ваших. Кстати, к ограм я еду по самой невероятной причине, которую только можно придумать. Дело в том, что моя леди-бабушка — ясновидица. И именно она сказала моим родителям, что им лучше отправить меня из Табирнии в безопасное место. Именно так и заявила: «Безопасное место», можете себе представить?

— Это Огровы-то копи — безопасное место? — округлив глаза, спросил Эван.

— Сложно такое принять на веру, не правда ли? Но, поскольку все ее прежние предсказания сбылись, родители поплакали-поплакали, но все же сделали, как она говорила.

Смуглый скорчил гримасу, словно проглотил что-то невероятно кислое, закатил глаза на миг, но ничего не сказал, однако Ханет вдруг догадался, о чем тот думает. Возможно, для кого-то из табирнийцев Огровы Копи сейчас и впрямь могли стать более безопасным местом, чем родной дом. Нейтан рассказывал о себе, смеясь, но, что если он тоже был замешан в бунте, вот семья и отослала его прочь?

— Не в обиду будет сказано, но сдается мне, что бабуля эта из ума выжила на старости лет, — покачав головой, сказал Гаррет. Кажется, он как раз ничуть не сомневался в сказанном. Что ж, нидинцы, как и Далий, прибыли с запада и не проезжали через Ондол. Откуда им было знать о творящемся там!

Нейтан заверил Гаррета, что полностью разделяет его мнение относительно пророчества. После этого Ханет и Далий тоже поделились своими историями, а Гаррет и Эван, когда настал их черед, рассказали, что вербовщики частенько наведываются в Нидин. По их словам, выходило, что народ там беден, но горд, и все же некоторые шли на сделку и отправляли своих сыновей на «службу».

— «Отправляли», как же! Сказал бы честно: «продавали и продают»! — пробормотал себе под нос смуглый, но ему никто не ответил.

— Этим обычно никто не похваляется, но у многих и впрямь нет иного выхода, вот и мы с братишкой едем по той же причине, — сказал Гаррет. Он изо всех сил старался говорить легко и беззаботно, словно происходящее было парой пустяков, но Ханет видел, что, в отличие от Нейтана, притворство дается ему с трудом. Похоже, дела у их родителей шли совсем неважно, раз они отдали торговцам сразу двух сыновей.

Дорога, по которой ехал обоз, проходила у подножия гор, среди полей и лесов. На Налдисе деревья вырастали совсем невысокие, с искривленными стволами, выступающими из каменистой почвы узловатыми корнями и длинными ветвями, опускавшимися до самой земли. Здесь же стройные сосны с красноватыми стволами поднимались высоко в небо, шелестели густыми кронами красно-желтые клены, серебристые ясени и могучие дубы. И только растущие по берегам рек ивы с длинными гибкими ветвями и нежно-зелеными листьями напоминали Ханету родные края.