— Думаю, вчера они подмешали нам что-то в еду или питье, — прошептал Нейтан на ухо Ханету. — Посмотри, какие все довольные и сияющие!
В самом деле, юноши, столпившиеся вокруг Оската, выглядели столь счастливыми, словно им собирались вручить подарки, а не намеревались выставить на торгах.
Ханет помнил свой первый выход в море на корабле. Помнил, как сладко замирало от предвкушения сердце, когда он поднимался по сходням на палубу, как пела душа, когда корабль отошел от берега и взял курс в открытое море, какой музыкой звучали в ушах удары весел по воде и команды капитана. Сейчас он испытывал сходные чувства… И слова Нейтана лишь заставили его пожать плечами. Даже если тот прав, что с того? Разумеется, торговцы должны были позаботиться о том, чтобы все они предстали перед покупательницами в наилучшем виде, а не тряслись, словно овцы, учуявшие волков, на хамили, да не огрызались от страха.
— Потише, пожалуйста! — еле слышно прошептал через плечо Далий, стоящий в первом ряду.
Ханет хмыкнул и, постаравшись придать лицу серьезное выражение, устремил взгляд на торговца. Тот ведь действительно говорил важные вещи, и им стоило его послушать.
— Сейчас вами займутся слуги. Они помогут вам одеться, причешут и отведут в аукционный зал. У каждого из вас будет отдельный огороженный отсек, оборудованный так, чтобы покупательницы могли видеть вас, а если захотят, то и побеседовать с вами. Если какая-то из них готова будет внести задаток, то может остаться с вами наедине и убедиться, что вы и в самом деле ей подходите. Ничего не бойтесь, делайте то, что вам скажут. Помните, никто здесь не хочет обидеть вас или причинить вам вред.
— А как именно они будут убеждаться? — взволнованно спросил Далий, в то время как остальные принялись шушукаться и пересмеиваться, высказывая непристойные предположения.
— Нет, того, о чём вы между собой сейчас болтаете, не будет. Вас, скорее всего, попросят продемонстрировать ваши таланты, спеть или станцевать. Те, кто умеет играть на чем-то, получат инструменты.
— Я умею играть на лютне, — сказал, изумив всех, Паоло. Похоже, неведомое зелье сделало покладистым даже заносчивого лурийца.
— Лютня? — пробормотал Нейтан. — Хорошо хоть, не на арфе…
Ханет, слабо представлявший себе, что такое лютня и арфа, хотел было расспросить Нейтана, но Далий снова шикнул на них.
«Обязательно спрошу позже», — решил Ханет.
— Не волнуйся, мы найдем тебе инструмент, — заверил Паоло Оскат.
— Как нам следует разговаривать с ограми? — снова спросил Далий.
— Вы можете поздороваться после того, как поздороваются с вами, а после — отвечать на вопросы. Говорите правду, не стоит ничего скрывать или выдумывать. Ведите себя скромно, приветливо, не глазейте на огр и не уговаривайте купить вас. Это совершенно ни к чему. Торги будут продолжаться неделю. В три часа каждый день будет устраиваться перерыв, чтобы вы смогли отдохнуть и перекусить. Если во время торгов почувствуете себя нехорошо или захотите по нужде, тихо скажите об этом слуге.
— А если мне станет дурно, когда ко мне подойдет огра? — спросил кто-то из юношей. Кажется, его звали Михаэль, но откуда он был родом, Ханет запамятовал.
— Тогда она тебя не купит, — пожал плечами торговец. — И придется начинать все с другой. Но лучше уж тебе потерпеть, даже если огра захочет тебя укусить.
— Укусить? — воскликнуло сразу несколько голосов. Несмотря на всеобщую эйфорию, юноши начали встревоженно переглядываться.
— Да-да, укусить! — Оскат сделал зверское лицо, но тут же заулыбался. — Ну, что всполошились? На моей памяти ни разу никого не кусали во время торгов, но предупредить я должен. Ну и если что… не вздумайте орать или отбиваться. От укуса еще никто не умер. Выкинете такое, точно останетесь без хозяйки!
— А бывало, чтоб кого-то продать не сумели? — спросил Ханет.
— Довольно редко. Однако не ждите, что все произойдет в первый или во второй день. Задатки задатками, но окончательно все сделки заключаются в конце ярмарочной недели. В этот день останавливают бои на арене и делают перерыв в турнире по затрикию.
— А что такое затрикий? — спросил кто-то.
— Игра, отдаленно похожая на шахматы. Огры очень её любят, многие приезжают в Запопье только ради того, чтобы принять участие в турнире. Но вас это пока не касается. Ваше дело — правильно вести себя. Помните о том, какое будущее вы сможете обеспечить себе и своим семьям на деньги огр — это поможет вам преодолеть страх и неприязнь. Ну а теперь — за работу!
Аукционный зал был огромен. Пока слуги вели юношей к павильону, который занимал Оскат, Ханет глазел по сторонам, подмечая, что полы выложены темным полированным камнем, с балок свисают красно-бело-золотые флаги с изображением гор или белых цветов с пятью остроконечными лепестками, чем-то похожих на лилии. Вдоль стен были устроены клетушки, разделенные высокими, но не достигающими потолка перегородками, украшенными пестрыми тканями. Над клетушками находились большие окна, в которые проникал яркий солнечный свет. Все подопечные Оската сидели по одну сторону зала, и Ханет очень жалел об этом, потому что не мог видеть Далия и Нейтана, оказавшихся от него по левую и правую руку.
Радужное настроение, в котором пребывал все утро Ханет, к полудню несколько потускнело. Одежда, в которую их облачили, чрезвычайно походившая на наряды артм, оказалась намного неудобнее рубах и халатов, на которые он жаловался прежде. Высокий воротник подпирал затылок, из-за жесткого пояса приходилось втягивать живот, полы верхних одежд, достигающие щиколоток, мешали идти. Волосы, зачесанные назад, были стянуты на затылке так туго, что страшно было даже моргнуть. Однако самым печальным Ханет находил цвет своего наряда. Далию досталась одежда нежно-голубого цвета, Нейтану — салатового, Гаррету — сиреневого, а Паоло — желтого. Ханет же оказался обладателем розового. И как ни пытался он убедить служанку по имени Фадда, что мужчины не носят одежду подобных расцветок, все было без толку. «Другого нет», — непреклонно отвечала та. Пришлось смириться и надевать, что дают.
В отведенном Ханету отсеке Фадда бережно усадила его на стул, отступила на шаг и, окинув юношу критическим взглядом, указала на его руки. Вздохнув, Ханет сложил их на коленях, в точности, как им показывали вчера. Служанка зашла ему за спину и, взяв за плечи, заставила еще сильнее выпрямиться.
— Хорошо теперь, — произнесла она на общем с сильным акцентом и, снова встав перед Ханетом, продолжила: — Волосы не трогать, не сутулиться, помнить ты, да? И… — тут она раздвинула темные губы, продемонстрировав длинные желтоватые зубы, — …так делать должен. Быстрее хозяйка приветливый юноша себе найдёт.
Ханет сомневался, что подобный оскал поможет ему казаться привлекательнее, но спорить не стал.
— Я помнить… тьфу! Помню я.
Оскат, обходивший по очереди всех своих подопечных, проверявший, все ли у них в порядке, выглядят ли они надлежащим образом и готовы ли к началу аукциона, заглянул в клетушку Ханета и заулыбался.
— Мальчик мой, да ты самый настоящий красавец! — воскликнул он.
— Может и так, — без особого энтузиазма отозвался Ханет.
— Красавец, можешь не сомневаться! — заверил Оскат и, войдя в клетушку, жестом приказал служанке выйти и занять место снаружи, где той предстояло встречать покупателей.
— Скажу тебе кое-что по секрету, — наклонившись к уху Ханета, шепнул торговец, обдав его запахом трав, которые жевал для освежения дыхания. — Хоть ты и родился в бедной деревушке на самом краю мира, но в этом году ты один из самых красивых моих юношей. Кто бы мог подумать, что на жалкой пристани я найду такое сокровище, а? Я возлагаю на тебя большие надежды! Помни об этом.
Выпрямившись, Оскат покровительственно похлопал Ханета по плечу и направился дальше, прежде, чем тот успел хоть что-то возразить. А впрочем, что он мог сказать? По сравнению с огромным портом Ондола порт Боргадра и впрямь выглядел жалко…
Где-то вдалеке колокол пробил полдень, и в тот же миг распахнулись двери в аукционный зал. Ханет услышал гул голосов и звук множества шагов, увидел, как склонилась в поклоне Фадда, и понял, что огры уже здесь. Его сердце забилось сильнее, и он снова почувствовал волнение, которое испытывал с утра. Сейчас. Сейчас все начнется.
Первая огра, которую он увидел, ростом и шириной плеч не уступала стражницам, встречавшим караван, но одета была иначе. Куртка из отлично выделанной кожи, шерстяная юбка до колен, похожая на те, что носили Гаррет и Эван, на ногах — высокие кожаные ботинки на толстой подошве и вязаные белые гетры из грубой шерсти. На поясе — что-то вроде большого кошеля из пестрого серо-белого меха.
Тут Ханет вспомнил, что на огр глазеть не следует, и торопливо опустил глаза. Однако через какое-то время любопытство взяло верх, и он стал украдкой поглядывать на огр, которых в зале постепенно становилось все больше. Служанка Ханета то и дело кланялась, как и служанки, дежурившие возле комнаток, расположенных у противоположной стены. Огры же важно прохаживались вдоль павильонов, оценивающе поглядывая на людей. Иногда останавливались, чтобы разглядеть кого-то получше, и неторопливо шли дальше. Одеваться огры предпочитали в коричневое, серое, синее или черное, не признавая, по всей видимости, никаких других цветов. Зато их прически отличались большим разнообразием. Таких Ханет сроду не видывал, хотя встречал моряков из разных земель. Жесткие черные волосы одни огры заплетали в косы, другие — собирали в хвост под затылком или же на макушке. Встречались и те, у кого волосы были заплетены в стоящие торчком косички, а кое у кого были выбриты среди коротко остриженных волос спиральные узоры. Многие огры носили серьги: из серебра, вырезанные из кости или дерева. У нескольких огр из-под нижнего края курток свисали петлей толстые цепочки.
Разные прически и украшения были неплохим способом отличать огр друг от друга, потому что пока они все казались Ханету на одно лицо: грубое, с выдвинутой вперед мощной нижней челюстью, широким приплюснутыми носом, насупленными бровями и по-звериному острыми ушами. Правда, теперь он видел, что слуги не похожи на огр-покупательниц намного больше, чем казалось ему раньше — все они были узкоплечие, с невыразительными, словно смазанными чертами, да к тому же поголовно лысые.
Большинство огр-покупательниц пришли в аукционный зал поодиночке. Время от времени они останавливались, чтобы перекинуться со знакомыми несколькими фразами на языке, звучащем, словно басовитое рычание хищного зверя, но после расходились. Одна из огр, которую Ханет стал уже узнавать по длинным костяным серьгам, три или четыре раза прошла мимо, всякий раз замедляя шаг у отсека, где сидел Далий. В конце концов, она остановилась. И тут же рядом с ним появился Оскат, от которого, видимо, не укрылся интерес покупательницы.
Огра, не оборачиваясь, повелительно махнула рукой.
— Рассказывай, что тут у тебя, — прорычала она на общем, и торговец принялся расписывать достоинства своих юношей: все хороши собой, умны, обладают кротким нравом («Да-да, особенно Паоло!» — мысленно ухмыльнулся Ханет) и совсем еще молоды… Он лебезил, заискивал, потирал руки — словно вдруг стал совершенно другим человеком, незнакомым и неприятным. Смотреть на него было неловко и даже стыдно. По счастью, огра, перебив торговца, кивнула на комнатку Далия.
— А этот что? Хочу взглянуть поближе!
— Прошу вас, госпожа Наджирг! — Угодливо кланяясь, Оскат повел огру, которую, как оказалось, знал, в отсек.
Ханет перестал их видеть, но не перестал слышать.
— Вот пятьдесят золотых, — прорычала огра. — Если он мне понравится, внесу задаток.
Через мгновение Оскат вышел от Далия, на ходу подвешивая к поясу внушительного размера кожаный кошель. Однако Оскат сейчас интересовал Ханета меньше всего.
Увы, оставшись с Далием наедине, огра стала говорить тише, и до Ханета доносилось лишь неразборчивое басовитое рычание — словно рядом огромный кот курлыкал на солнышке, — а ответов Далия он не слышал вовсе.
Сосредоточившись на том, что происходит за тонкой перегородкой, он поначалу не обратил внимания на суету, поднявшуюся вдруг в зале. И только заметив, как начали останавливаться огры, глядя туда, где находились двери, и расступаться, давая кому-то дорогу, понял, что в аукционный зал пожаловала какая-то важная шишка. Оскат тоже обернулся к дверям, а потом вдруг весь подобрался и склонился в низком поклоне. То же самое сделала Фадда.
«Может, пришла их королева или королевишна?» — подумал Ханет, выпрямившись на стуле и вытянув шею. Он услышал, как приближаются тяжелые шаги, услышал лязг металла и шелест ткани. А потом прямо напротив него появилось несколько стражниц, сопровождавших черноволосого эмриса, одетого с головы до ног в белое.
— Иллх-гзартма Маэль! — не своим голосом выдохнул Оскат, все еще не решаясь выпрямиться.
— Покажи мне того, чье имя Далий, — велел эмрис.
Оскат так и не разогнув спины, отступил и скрылся из поля зрения Ханета. Эмрис и его охрана двинулись вслед за ним.
Ханет услышал из-за перегородки повелительное рычание и вскоре огра, что была с Далием, оказалась снаружи вместе с Оскатом.
— Ты же обещал! Этот будет мой! — она угрожающе нависла над торговцем.
— Госпожа Наджирг, вы ведь сами знаете, у илльх-гзартмы Маэля неограниченное право отбирать гзартм для дворца, — развел руками торговец и с явной неохотой отвязал от пояса кошель. — Если он захочет купить этого юношу, я верну вам ваши деньги в качестве компенсации за моральный ущерб и даже сделаю скидку на любого другого, который вам приглянется. Разумеется, в разумных пределах. Скажем, на пару процентов.
Наджирг сжала огромные кулаки.
— Не продавай его! Я заплачу вдвое больше, только не продавай!
— Молитесь Удре, чтобы Далий ему не понравился, иначе я ничего не смогу сделать, — покачал головой торговец.
Прорычав что-то, огра отступила на несколько шагов и застыла, скрестив руки на груди. Кошелек назад она так и не забрала.
К этому времени Ханет уже начал сочувствовать этой Наджирг, хотя не мог не понимать, что жить во дворце, наверное, куда лучше, чем в доме обычной огры. И откуда только узнал о Далии этот эмрис Маэль? Должно быть, ему рассказали артмы… Странно, Далий ведь говорил, что происхождение не имеет здесь никакого значения, да и Нейтан, кажется, не менее знатен, чем он. Почему же из дворца пришли именно за Далием?
Он продолжал гадать и строить предположения до тех пор, пока эмрис снова не появился снаружи.
— Вечером придешь за деньгами, — бросил он Оскату.
Торговец склонился едва ли не до земли, бормоча слова благодарности, а стражницы уже вели Далия вслед за эмрисом к выходу из зала. На мгновение Ханет увидел между их могучими плечами его лицо — побледневшее, растерянное. Он бросил на Ханета короткий прощальный взгляд и начал озираться, ища кого-то среди огр, столпившихся вдоль противоположной стены. А когда они скрылись из вида, Ханет понял, что Наджирг уже нет на прежнем месте.
— Кто такой эмрис Маэль? — спросил Ханет.
На время обеда они вернулись в гостиницу, где их ждало купание в воде из целебных горных источников, возвращающей силы. Нейтан плескался в своей ванной за перегородкой, вполголоса переговариваясь о чем-то со своей служанкой.
— Илльх-гзартма Маэль, — поправила Фадда, растянув на руках огромное полотенце. — Аргх-гзартма Верховной шаманки. Давай, я доставать тебя из ванна и тебя вытирать.
— А давай-ка, я сам себя буду доставать и вытирать? — предложил Ханет. — Не того мне, знаешь ли, голышом перед женщиной скакать.
— Слуга не женщина.
— Так ты мужчина?
— Слуга — это слуга. Не мужчина и не женщина. Ты давай вылезать. Спор — некогда сейчас.
— Ладно… Слуга так слуга. Ежели что, не хотел обидеть, не серчай. Но полотенце все же давай сюда.
Он вытерся, надел поданный слугой халат и проворно сунул ноги в домашние туфли, опасаясь, что Фадда сейчас встанет на колени, чтобы помочь ему обуться. Утром он или она, — кто их там разберет! — поступила именно так, поэтому беспокоиться было о чем.
— Так это, про Маэля. Аргх-гзартма? Это что ж такое? — завязывая пояс, спросил Ханет.
— Это… — слуга замялась, видимо, подбирая нужное слово. — Единственный, — наконец, нашла она подходящий вариант.
— Единственный верховный шаман, понятно, — кивнул Ханет, но слуга тут же поправила:
— Нет-нет, не единственный верховный шаман! Единственный гзартма, принадлежащий нашей Верховной шаманке.
— Вон, значится, как… так гзартм у одной огры может быть много?
— Может быть, — подтвердила слуга и с поклоном открыла дверь, ведущую в комнату, отныне принадлежавшую только им с Нейтаном. — За стол садиться ты. Обед принести я.
Фадда вышла из комнаты прежде, чем Ханет успел спросить, почему этого Маэля называют «илльх-гзартма», а не «аргх-гзартма». Садиться за пустой стол он не стал, решив хоть немного размяться, пока есть возможность. Нейтан все еще был в ванной, а отсутствие Далия ощущалось почти физически. Ханет никак не мог забыть, каким испуганным и несчастным тот выглядел, когда его уводили. Похоже, уже не слишком был рад своей участи. Или, возможно, илльх-гзартма Маэль не сказал, какая судьба его ждет? А может быть, наоборот, сказал?
— Переживаешь за Далия? — спросил Нейтан, выйдя из ванной.
— Как думаешь, его уже увезли из Запопья?
Нейтан пожал плечами и оглянулся на слугу.
— Я не знаю. А ты что скажешь?
— Господин Далий пока в Запопье будет, я думать, — ответила та. — Королевский дом Забраг здесь сейчас. Нет смысл новый гзартма один в Забраг отправлять. После праздника Последний урожай все вместе ехать.
— Забраг? — в один голос спросили Нейтан и Ханет.
— Ты наша страна называть мы. Огровы копи по-вашему, а по-нашему — Забраг.
Раздался стук в дверь. Слуга открыла и посторонилась, пропуская в комнату Фадду, несущую большой поднос, уставленный блюдами, от которых исходил аппетитный запах.
Слуги проворно накрыли на стол. К разочарованию Ханета и Нейтана им подали всего лишь по небольшой порции тушеной птицы и неизменные травяные лепешки.
— Негусто! — скептически разглядывая плавающие в жидкой подливе куски белого мяса, заметил Нейтан.
— Хорошо кушать ужин господа будут, — заявила его слуга. — Сейчас нельзя, тяжело из-за пояс будет. — Она надавила себе ладонями на живот, наглядно демонстрируя, что имеет в виду.
— Кажется, жизнь гзартм вовсе не так легка и приятна, как я надеялся, — заметил Нейтан, энергично втыкая вилку в первый кусок мяса.
Во время еды о Забраге, ограх и Далии больше не разговаривали. Но, когда с обедом было покончено, и слуги принялись одевать своих подопечных, Нейтан вновь начал задавать вопросы.
— Так что там с королевским домом? Велика ли королевская семья?
— Ее Величество королева Уширг и два ее сетры: средняя — Ее Высочество принца Шадраг, и младшая — Ее Высочество принца Аджарг.
— А Верховная шаманка и ее аргх, вернее, как там верно-то?.. Илльх-гзартма, — с трудом выговорил Ханет, — тоже из этой семьи? Из дома королевского?
— Не совсем так… — заколебалась Фадда, как делала всякий раз, когда нужно было объяснить нечто недоступное, по ее разумению, людям. — Воспитывать Ее Величество и Их Высочества они, когда те не взрослые быть.
— Так кому ж Далий достанется, королеве аль королевнам? — вслух задумался Ханет.
— Какой-то из принцей, да. Но этого пока никто не знать, — отозвалась слуга Нейтана. — Потом это известно будет. Скорее всего, на празднике.
— Зачем же королева с сестрами приезжают на ярмарку, ежели гзартм им покупают без них? — спросил Ханет, пока слуга застегивала на нем жесткий пояс.
— На ярмарке не только гзартма можно покупать, — снисходительно объяснила Фадда. — Её Величество Уширг судить бои, Её Высочество Шадраг — принимать участие в турнир по затрикий и снова главный приз выиграть наверняка. Чемпионка Забраг уже очень много лет она, вот так!
— А принцесса Аджарг? — спросил Нейтан.
— А принца Аджарг — развлекаться, — поведала его слуга тоном, полным почтения. Ханет и Нейтан решили, что в Забраге существует какое-то совершенно особое искусство развлечений и, конечно, тут же попытались выяснить о них все, но, увы, времени на разговоры не осталось. Пора было возвращаться в аукционный зал.
Не удалось им продолжить эту увлекательную беседу и вечером, поскольку, вернувшись в гостиницу, они оба уснули, как только легли в постели.
На следующее утро во время общего завтрака все разговоры крутились вокруг того, сколько огр остановилось посмотреть на каждого юношу, с кем они заговаривали, а с кем — нет, о чем спрашивали и как себя вели. Однако главной темой обсуждения, конечно же, стал Далий и его невероятное везение. Ханет и Нейтан отмалчивались, догадываясь, что сам Далий вовсе не считал случившееся с ним удачей. Дело было также и в Паоло, который снизошел до того, чтобы сесть рядом с ними и Гарретом. Прогонять его они не стали, но и давать надменному лурийцу шанс принять участие в разговоре тоже не пожелали.
Второй аукционный день показался Ханету уже не таким сложным, как предыдущий, зато третий стал самым настоящим испытанием. Вместо привычных уже одежд их снова нарядили в одни лишь рубахи. Огр в этот день пришло куда больше, чем прежде. Они толпились у павильонов и оживленно переговаривались на своем рычащем языке. Некоторых Ханет начал узнавать: например, одну, с волосами, заплетенными вдоль черепа в десяток косичек, и другую, с пучком на затылке. Постепенно он начал понимать, что огры вовсе не похожи друг на друга, как две капли воды, а эти две, кажется, дружны между собой. По крайней мере в один из дней они пришли вместе и долго о чем-то спорили с Оскатом, собрав вокруг немалую толпу. К сожалению, стояли они далеко и из-за гула голосов прочих посетительниц торга, Ханет не мог разобрать слов торговца, хотя изо всех сил напрягал слух.
В какие-то моменты ему хотелось, чтобы его контракт был заключен побыстрее, но потом он вспоминал объяснения, что во время торгов, по словам Оската, азартные огры могут выложить куда больше денег, чем собирались, и понимал, что шанс вырваться из аукционного зала раньше конца недели вряд ли представится. Странное дело, к нему не подходила ни одна из покупательниц, никто не заговаривал с ним, не просил ни петь, ни плясать, как это было с другими. К Нейтану лишь раз зашла поговорить та самая огра с десятком косичек, а больше тоже не заходил никто. Ханет начал подумывать, что их, возможно, никто не купит, но радоваться не спешил. Во-первых, следовало дождаться окончания торгов, а во-вторых, странное дело, он отчего-то начал чувствовать себя уязвленным из-за того, что никому не нужен.
В один из вечеров, увидев, что Нейтан пишет письмо домой, Ханет попросил написать еще одно — для матери и сестер. Совместными усилиями они придумали, как интересно рассказать о дороге, о Запопье и его обитательницах, не упомянув при этом ни слова об аукционе. В конце письма они добавили, что следующее можно будет отправить не раньше начала весны, когда горные дороги снова станут проходимыми. По крайней мере, думал Ханет, мать и сестры будут знать, что он жив, здоров и с ним все в порядке.
— А что ты пишешь своим? — спросил он.
— Да практически то же самое, — рассеяно отозвался Нейтан. Вытащив из-под подушки увесистый серебряный кругляшок, он что-то нажал на нем и тот открылся. Нейтан заглянул внутрь.
— Что у тебя там за диво такое? — с любопытством спросил Ханет. — Я такое прежде не видал.
— Давай-ка ложиться, уже совсем поздно, — Нейтан с громким щелчком закрыл кругляшок, убрал его обратно под подушку.
Ни свет ни заря, Ханет, накинув поверх халата куртку, спустился во двор. В такое время здесь еще никого не было, кроме слуг, снующих туда-сюда в разные двери, да стражницы, охранявшей ворота. Завидев Ханета, та нахмурилась, но говорить ничего не стала, лишь смотрела, как он усаживается на ступенях крыльца. Ханет слегка поклонился, всем своим видом давая понять, что вовсе не собирается никуда бежать, а просто хочет немного побыть на воздухе, что, собственно, соответствовало истине. Да и куда бы он смог деться? Постоялый двор окружали высокие деревянные стены, а за ними возвышались на западе вершины гор, покрытые снежными шапками. Вот уж верно говорили Нейтан и Далий: отсюда разве что на крыльях можно улететь!
Сам двор мало чем отличался от любого постоялого двора, которые ему довелось повидать. Из кухни тянуло ароматами свежеиспеченного хлеба, под навесом меланхолично жевали сено лошади, вдоль забора с важным видом расхаживал среди пестрых несушек белый петух с мясистым красным гребешком. Если закрыть глаза, не вслушиваться в перекликающиеся на незнакомом языке голоса, можно было представить, что он вовсе и не уезжал из дома. Вот только воздух здесь был совсем другой. Ханет в первый же день окрестил его «бедным», а Нейтан и Далий назвали «разряженным» и уверяли, что он очень полезен для здоровья, дескать, куда больше морского. Как и во что может быть разряжен воздух, Ханет выяснять не стал, но решил, что странные пристрастия местных жителей в одежде именно воздухом и вызваны. Раз он разряжен то и все наряжаются абы как, вместо того, чтобы носить нормальную одежду. Впрочем, через пару дней он начал замечать, что здешний воздух больше не стесняет грудь…
Ханет уже совсем было собрался вернуться в дом, как вдруг во двор вошел с улицы высокий мужчина из местных, откинул с головы капюшон ярко-синего плаща и, поставив на землю корзинку, подошел к стражнице, протягивая ей обе руки. Та, отставив пику, шагнула к нему навстречу, притянула к себе. Ханет моргнул. Протер глаза. Поморгал еще. Нет, не показалось. Эти двое и вправду обнимались, а потом отстранились друг от дружки, негромко о чем-то переговариваясь. Мужчина поднял корзинку и протянул стражнице, а та, рассмеявшись и покачав головой, наклонилась и прижалась губами к его губам. Ханет охнул, уставившись на них во все глаза. Мужчина, прервав поцелуй, с улыбкой оглянулся на него, потом посмотрел на стражницу, та пожала плечами и кивнула. Мужчина неторопливо направился к Ханету, а она извлекла из корзины здоровенный пирожок, откусила и с аппетитом принялась жевать.
— Ты с севера, верно? — спросил на общем мужчина, остановившись рядом с Ханетом. Был он молод, но в его каштановых волосах белела седая прядь.
— Верно, — отозвался Ханет. — А вы из гзартм будете или как это… агрх-гзартм?
— Ого! — мужчина рассмеялся. — Откуда такие познания?
— Слуги рассказали.
— Вот как… Что ж, я агрх-гзартма и зовут меня Кэйл.
— Ее? — спросил Ханет, кивнув на стражницу.
— Да, ее. Не понимаешь, как такое может быть, верно? — Кэйл подбадривающе улыбнулся.
— Верно.
— Огры не так уж не похожи на нас, людей, как это кажется с первого взгляда, со временем ты это поймешь. А некоторые из них — куда лучше людей.
«Да неужто?» — подумал Ханет, но из вежливости ничего не сказал вслух, однако Кэйл, кажется, обо всем догадался по его лицу.
— К ним просто нужно привыкнуть, понять их, — сказал он. — Надеюсь, тебе повезет, и ты сразу встретишь ту, что… ту, с которой поладишь. Но если нет, если будут какие-то проблемы, ты или любой другой из тех, кто приехал этой осенью, вы всегда можете найти меня и попросить помощи или совета. Просто спросите, где найти Кэйла, агрх-гзартму Тэпраг, и любой вам покажет дорогу. Знаешь, бывает, что торговцы бросают здесь людей, которым не удается найти хозяйку. Или случается, что кто-то не может, а то и не хочет вернуться домой — по самым разным причинам. Или решает сбежать… таким людям здесь одна дорога — в Барыган. Это нехорошее место, поверь, и лучше бы никому из вас о нем вообще не знать. Поэтому запомни: если что, любой из вас может прийти ко мне за помощью.
— Что ж, спасибо на добром слове, да за совет и науку, — ответил Ханет. — А вы… вам и вправду тут нравится?
— Да, — очень серьезно кивнул Кэйл и бросил на Тэпраг такой теплый взгляд, что Ханету вдруг стало даже неловко. — Она — лучшее, что со мной случилось в этой жизни.
— А давно ль вы тут?
— Да, давненько, — Кэйл почему-то тихо рассмеялся. — Больше, чем ты можешь себе представить.
— А как же родные, неужто не охота к ним возвернуться? — продолжал допытываться Ханет, решив, что коли уж посчастливилось перекинуться словцом с кем-то из местных, то этим непременно нужно воспользоваться: глядишь, да и удастся узнать что-то полезное.
— Я сирота. Родители… умерли, когда я был совсем юн, — мягко ответил Кэйл. — Так что, возвращаться мне не к кому, да и незачем. Теперь мой дом здесь.
Ханет поднялся, зазябнув сидеть на ступенях, взглянул Кэйу прямо в глаза и понял вдруг, что тот, пожалуй, много старше, чем показалось ему вначале. Вроде бы лицо гладкое, будто у молодого, но вот взгляд… взгляд выдавал, что повидал на своем веку этот человек всякое. Может, потому и захотел остаться среди страхолюдных огр, что среди людей ему-сироте пришлось несладко?
— Я вот не пойму, — сказал Ханет, — вправду ли огры могут щедро наградить того, кто будет хорошо им служить? Иль это сказки все? А ежели, скажем, я захочу уехать на тот год, отпустят ли меня?
— Да, правда, — кивнул Кэйл. — Насильно никто тебя здесь держать никто не станет.
— Хорошо, коли так. Ежели вы правду говорите.
— Правду, — очень серьезно ответил Кэйл. — Но ты так и не назвал свое имя. Хотя постой… Тебя не Ханет зовут случайно?
— А как вы…
Кэйл рассмеялся и махнул рукой.
— Просто слышал про то, что есть в караване один гзартма с севера, который… Впрочем, неважно, скоро ты сам все узнаешь. Удачи тебе, Ханет! Рад был с тобой познакомиться!
И Кэйл, посмеиваясь, направился к своей Тэпраг. Ханет проводил его удивленным взглядом. Что ж, должно быть, местные и впрямь наслышаны о тех, кого привезли в Запопье этой осенью. Но почему этот человек смеялся? Что такого он знает, но не захотел сказать?
— Вот где вы! А я ищу вас повсюду! Идемте скорее, завтракать пора, собираться! — вылетевшая на крыльцо Фадда схватила Ханета за руку и потянула за собой. Хватка у нее оказалась железная.
Холодный северный ветер, поднявшийся на закате, гнал по пустынной улице опавшие сухие листья. Скоро зима. Уйдет караван, снег укроет горные перевалы и уже до самой весны никто не выберется из Запопья. А значит, им нужно спешить…
— Вы кто такие и что вам здесь нужно? — грозный рык, раздавшийся над самым ухом, заставляет его вздрогнуть. Он задумался и не заметил, что им навстречу по улице кто-то идет. Его спутник жмется рядом, втянув голову в плечи.
— Счастлив быть с вами в этом месте! Простите, атир, я вас не заметил… — он снимает капюшон, чтобы огра увидела его лицо.
— Я узнала тебя. А это кто с тобой?
— Он из Барыгана. Торговец не смог продать его в том году и бросил здесь. Он болен и ему нужна помощь.
— Я подхватил дурную болезнь. Хотел немного подзаработать и вот… — бормочет парень.
Огра кривится.
— Ясно, опять благотворительность. Что твоя атир скажет, если узнает, что ты вот так разгуливаешь по ночам с какими-то бродяжками?
Он вздыхает. Что тут ответить? Огра хмурится еще больше.
— Ладно уж. Только пусть твой друг не заходит в дом, а то вонь потом не выветришь целый день. Веди его сразу в лабораторию, вход со стороны сада, там…
— Да, атир!
Он низко кланяется, парень неловко кланяется вслед за ним. Огра, недовольно ворча, уходит.
Проводив ее взглядом, он вновь накидывает на голову капюшон.
— Идем, Шанди.
— У меня душа в пятки ушла, когда она зарычала на тебя, — жалуется тот, стуча зубами, то ли от холода, то ли от страха. — Никак не привыкну к ним, всякий раз, как вижу этих зеленых страшилищ, так и бросает в холодный пот!
— Она вовсе не злая. Кто бы еще из них не позвал шаджйаранг[1], завидев на улице вашего брата?
Он берет Шанди за руку и ведет за собой. Рука горячая, кожа влажная. У парня сильный жар. Они проходят через незапертую калитку в сад. Среди ветвей мягко сияют в сеточках свет-кристаллы, освещая узкую дорожку, выложенную светлым камнем. За углом дома неприметная дверь, за ней — длинная лестница, ведущая в подвал. Снизу пробивается зеленоватый свет, странный запах щекочет ноздри.
— Идем, — повторяет он и первым начинает спускаться по ступеням. Шанди, с трудом преодолевая слабость, следует за ним. На последних ступенях ему приходится вернуться и поддержать его, чтобы тот не упал.
— Вы вылечите меня? — бормочет Шанди. — Что-то мне совсем худо …
— Да-да, я знаю, потерпи еще немного.
Он толкает незапертую дверь и помогает парню перешагнуть порог.
___________________________________________________________
[1] шаджйаранг — стражницы