Ханет

Глава 8. Слуги

Вагга Все-Учтенович, вчерашний выпускник Академии обслуживающего персонала, а ныне гзартм-слуга министриссы морских ресурсов Миджирг Все-Учтено, подошел к гостинице, где на время праздника Последнего урожая поселилась его хозяйка.

Ваггу переполняла гордость. Его уши стояли торчком, губы то и дело расплывались в счастливой улыбке. Он буквально летел над мостовой. Как же ему повезло! Как невероятно повезло! Удра слишком милостива к нему, слишком! Он будет служить гзартме министриссы! Работа ответственная, но он справится, обязательно справится! Интересно, каково это будет, жить на берегу океана?

До сих пор Вагга лишь слышал о Западном Забраге, да видел на волшебках в учебниках его столицу — Вязанный город. На ярких цветных картинках ажурные домики и башни тянулись по склонам прибрежных скал среди пышной зелени, окутывали их, будто искусно связанная самой Удрой белоснежно-зеленая шаль.

Однако, подойдя к гостинице, Вагга разом позабыл о своих надеждах и чаяниях, завороженный зрелищем, открывшимся его глазам. Близился вечер и перед громадиной гостиницы «Королевский приют», возвышавшейся над центральной площадью Запопья на целых пять этажей, собралось немало народа. Дарды, одетые по-праздничному, выходили из гостеприимно распахнутых дверей, чтобы сесть в экипажи, или же выходили из экипажей и направлялись в гостиницу. Многих сопровождали гзартмы и агрх-гзартмы, разодетые в вышитые золотом и серебром одежды. Тонко и сладко пахло духами, весело перекликались голоса. Молоденькие гзартмы и агрх-гзартмы были не прочь обменяться с каждым встреченным знакомым хотя бы парой слов. Оно и не удивительно, ведь для тех, кто съезжался на осенний праздник из разных уголков Забрага, это, зачастую, было одной из редких возможностей встретиться впервые за год. Молодые дарды вели себя еще более шумно: приветствовали подруг гортанным рычанием, били в традиционном приветствии кулаком о кулак, а после, раскатисто хохоча, хлопали друг друга по плечам и спинам. Агрх-гзартмы и дарды постарше снисходительно поглядывали на молодых и вполголоса договаривались о встречах за чашкой чая в гостинице, или в таверне за кружкой эля. Были здесь и осанистые слуги, облаченные в ливреи. Над заплечной торбой каждого высился штандарт дома, которому он служил. А вот у Вагги еще не было ливреи, и штандарта не было, только гжадж, наскоро приметанный к рукаву куртки…

Над головой вдруг послышался окрик, сзади в плечо пребольно ткнулось что-то. Вагга машинально отпрыгнул в сторону — и, как оказалось, вовремя. Засмотревшись на толпу, он застыл на дороге, и едва не оказался под копытами запряженных в кожаный возок гдармов[1].

Засмущавшись, Вагга начал с бесконечными извинениями пробираться подальше от места происшествия. Но, прежде чем войти в гостиницу, ему пришлось вновь остановиться — на этот раз, чтобы унять волнение, из-за которого уши прямо-таки отплясывали на голове буйный танец. Глубоко вздохнув несколько раз, Вагга заставил себя собраться с духом и направился к застывшим у дверей монументальным привратникам в роскошных бархатных ливреях, идеально отутюженных шерстяных юбках со складками, белоснежных гетрах и кожаных башмаках, начищенных так, что в них можно было смотреться, будто в зеркало.

— Рад находиться в одном пространстве с вами, уважаемые, — поклонился Вагга. По дороге он придумал целую речь, чтобы объяснить, кто он и кому служит, но привратникам было не до него. Едва взглянув на рукав куртки молоденького слуги, один из них махнул рукой:

— Проходи, брат, сядь внутри и жди. Твоя госпожа еще не возвращалась.

— Благодарю.

Поклонившись еще раз, Вагга проскользнул внутрь огромного холла и снова почувствовал, что робеет, словно вылупившийся из яйца малыш, ошеломленный красотой и величием окружающего мира. От великолепия холла захватывало дух, и не понять было, что же вызывает больший восторг: то ли украшающие стены и пол мозаичные панно, выложенные столь искусно, что глаз не оторвать; то ли живые колонны-деревья, тянущиеся к прозрачному куполу-потолку; то ли широкая мраморная лестница, устланная зеленой, словно лесной мох, ковровой дорожкой, то ли затейливые стеклянные светильники в форме цветов, украшающие стены. Сейчас свет-кристаллы в них не горели, но легко было представить, как они разгораются в сумерках теплым светом, а вокруг рассыпаются по стенам, полу и потолку причудливые сияющие блики. Вагга пообещал себе непременно улучить минутку этим вечером, чтобы спуститься сюда. А впрочем, кто знает, сколько ему придется ждать? Атир Миджирг, возможно, вернется поздно.

Вагга огляделся еще раз, ища укромное местечко, где никому не помешает, но сможет видеть вход. Тут и там в холле были расставлены уютные кресла, где могли отдохнуть постояльцы и посетители, вдоль стен тянулись резные деревянные скамьи. На одной из них, как раз напротив двери, сидел гзартм-слуга средних лет, одетый, как и Вагга, не в ливрею, а в обычную куртку и скромную однотонную юбку. Под скамьей за его ногами, притаился объемистый саквояж, на рукаве куртки красовался гжадж. Слуга то и дело притрагивался к нему с очень довольным видом. Должно быть, он тоже получил работу сегодня и не будет против компании?

Вагга направился к нему, почтительно поклонился и присел на другой край скамьи. Слуга кивнул, причем, без всякой надменности, которой можно было бы ожидать от того, кто старше и опытней. Вагга вздохнул с облегчением.

— Вагга, — представился он, надеясь, что в голосе не звучит слишком явно хвастовство. — Служу почтенной атир Миджирг Все-Учтено.

— Да, я вижу, — кивнул незнакомец. — А я Тодда, моя хозяйка — Тилшарг Гора.

— Вот как! — вскричал Вагга, навострив уши. — Сегодня я видел почтенную атир Гору вместе с атир Миджирг!

— На ярмарке? — Тодда дружелюбно шевельнул ушами. — Да, они обе были там и, как я понимаю, по одному и тому же делу.

Он еще раз внимательно оглядел Ваггу с ног до головы.

— Только из Академии, верно? — спросил он.

— Да, — стушевался Вагга и тут же горячо заверил: — Но я был одним из лучших в нашей кладке и закончил обучение с отличием!

— Нисколько не сомневаюсь. К тому же, все мы когда-то начинали.

Вагга придвинулся к Тодде чуть ближе. На первый взгляд казалось, что тот еще довольно молод. Морщин на его лице и на голове вокруг ушей было не очень много, но, с другой стороны, Тодда, кажется, отличался спокойным темпераментом. В отличие от ушей Вагги, его уши едва подрагивали, выражая эмоции, так что ему могло быть и тридцать пять и пятьдесят лет.

— А эта служба, какая у вас по счету, почтенный Тодда?

— Вторая, — зеленоватые в желтую крапинку глаза Тодды на миг затуманились. — Моим прежним хозяевам я имел счастье прослужить пятнадцать лет. Два месяца назад они отправились в долины Аргхайна, а я, погоревав положенный срок, — сюда, в Запопье, заново искать свою судьбу и, надеюсь, счастье.

— Я искренне надеюсь, что в этот раз вам повезет не меньше, чем с прежними хозяевами, — растроганно произнес Вагга.

Тодда был немногословен, но, обладая живым воображением и чувствительным сердцем, Вагга без труда додумал все, что не было произнесено вслух. Конечно же, Тодда безутешен! Век слуг не столь долог, всего около сотни лет, много меньше, чем век дард и их агрх-гзартм. Большое несчастье — лишиться тех, кому бесконечно предан. Вагга даже зажмурился от переполнявших его чувств, а когда открыл глаза, увидел, что Тодда смотрит на него с удивлением.

— Простите, уважаемый, я просто подумал, что вам, должно быть, очень грустно, — смущенно признался Вагга.

— Грустно, но, в то же время и радостно, — отозвался Тодда. — Каждый из нас, поступая на службу, питает огромные надежды, но лишь Удре известно, каким окажется путь, который нам предстоит пройти в этой жизни.

— Нам повезло, я уверен, — произнес Вагга.

— Я тоже так думаю, — согласился Тодда.

Какое-то время они молчали, глядя на дард и гзартм, проходящих мимо, но в этом молчании не было и тени напряжения. Вагга попытался считать постояльцев, но сбился на шестидесятом.

— Здесь так оживленно, — заметил он.

— Время ужина, — откликнулся Тодда, — все идут в город. В первые дни после дугжи многие будут оставаться со своими гзартмами дома, а пока есть время на дружеские пирушки и развлечения.

— Да, это верно, я об этом не подумал! — Уши Вагги снова встали торчком. Как же ему повезло познакомиться с таким опытным слугой, как Тодда!

— В Академии не всему учат, какие-то вещи можно узнать только на практике, — заметил тот, словно подслушав его мысли, и Вагга закивал.

— А вы уже видели своего атэл? — спросил он.

— Нет, пока не видел. Он еще в Аукционном доме.

— Вот как! — разволновавшись, воскликнул Вагга. — Надо же, какое удивительное совпадение, и мой тоже!

— А кто торговец?

— Оскат.

— И у нас! — по-настоящему оживившись впервые за весь разговор, отозвался Тодда и, чуть помедлив, предложил, вопросительно шевельнув ушами: — Я собирался завтра утром сходить в Аукционный дом, посмотреть на атэл, потолковать с тамошними слугами. Хотите, пойдем вместе?

— Да, с удовольствием! Я и сам собирался пойти туда завтра, но буду очень рад вашей компании!

— Тогда договорились. Заходите за мной после завтрака, или же я зайду за вами.

Тем временем на улице начало темнеть. В холле появились слуги с длинными шестами и принялись постукивать по днищам светильников, встряхивая закрепленные внутри сеточки, сплетенные из прозрачных волокон. От трения друг о друга находящиеся в них свет-кристаллы разгорались все ярче и ярче.

— Иногда мне кажется, что они живые, — задумчиво произнес Тодда. — Совсем как мы или люди. В каждом из нас есть внутренний свет и тепло, но отдавать их мы начинаем, лишь соприкасаясь с другими.

— Вы удивительно красиво это сказали — и как верно! — восхитился Вагга. Ему очень хотелось подбодрить нового знакомого и заверить его еще раз, что свет обязательно разгорится в нем с новой силой, когда он начнет служить нынешним хозяевам, но постеснялся. Тодда ведь и сам, должно быть, это прекрасно понимает. Ему ведь довелось столько повидать в жизни и даже пережить утрату.

— Только Удра знает, для чего мы оказываемся в том или ином светильнике, какие кристаллы окажутся рядом с нами, и что за место мы будем освещать, — запинаясь от собственной дерзости, произнес он. Прежде ему и в голову не приходило рассуждать о столь высоких материях. Наверное, стоит зайти в храм Удры и спросить, есть ли что-то разумное в его мыслях или ему следует раз и навсегда запретить себе пускаться в подобные мудрствования. Вагга опасливо покосился на Тодду, не поднимет ли тот его на смех? Но Тодда, склонив голову на бок и оттопырив нижнюю губу, задумчиво шевелил ушами, обдумывая услышанное.

— Вы тоже очень верно сказали, — наконец, произнес он. — И я вам благодарен.

— За что? — изумился Вагга.

Лоб Тодды прорезали страдальческие морщины.

— Я впал в уныние, потеряв хозяев. Вы поняли это и указали на недопустимость подобного поведения с удивительной деликатностью. Вы так юны, но столь прозорливы и великодушны, что мне даже неловко.

Щеки Тодды в самом деле потемнели от смущения, а что до Вагги, то тот прямо-таки побурел и преглупо дергал ушами, не в силах унять их.

— Да я, собственно… — начал он, но Тодда перебил его, подняв ладонь.

— Нет-нет, вы действительно все очень верно сказали, поверьте.

Вагге оставалось лишь закрыть рот, проглотив остаток фразы.

Меж тем, на улице совсем стемнело. В торбе Вагги лежало несколько пирожков с клубничным вареньем, с клюквой и яблоком, но, несмотря на то, что в животе давно подсасывало, достать их ему было неловко. Наконец, когда чувство голода стало невыносимым, и он почти решился, в холл вошла та, кого он ждал — атир Миджирг, а с ней Тилшарг Гора. Вагга и Тодда поднялись и, подхватив свои вещи, поспешили к ним.

— Счастливы быть с вами под одной крышей! — поклонившись, воскликнули они хором, оба сияя самыми искренними и радостными улыбками.

— Вот как, значит, вы оба здесь, — степенно произнесла Миджирг, глядя на слуг сверху вниз и, уже обращаясь к одному Вагге, спросила: — Почему же ты не поднялся в мой номер?

— Атир Миджирг, так ведь там нет никого… — Во рту у Вагги вдруг стало сухо. Что если слуга атир все это время был в номере, а он не догадался спросить об этом? Теперь атир решит, что он совершеннейший болван, и, не приведи Удра, разорвет контракт.

— Должно быть, они где-то в городе, развлекаются, — добродушно заметила Тилшарг. — Мы ведь сами отпустили их.

— Ладно, — махнула рукой Миджирг. — Значит, придется сейчас провести вас здесь, а потом уж будешь ходить, как положено, через вход для гзартм.

— Атир Миджирг, конечно! — воскликнул Вагга, чувствуя бесконечное облегчение от того, что хозяйка не рассердилась и не сочла его последним дурнем.

Министриссы направились к лестнице, и слуги двинулись следом, время от времени обмениваясь взглядами. Вагга так и сиял от радости, но и Тодда заметно повеселел. Было видно, что новая хозяйка ему по душе.

Как оказалось, министриссы жили на одном этаже — дверь в дверь. Распрощавшись, они разошлись по своим номерам, а Вагга и Тодда, кивнув друг другу на прощание, поспешили за ними.

Оставив котомку у дверей, Вагга последовал за госпожой в гостиную.

— Атир Миджирг, желаете поужинать?

— Нет. — Миджирг взяла с каминной полки кисет с табаком и трубку, украшенную резьбой. Уселась в кресло у камина. — Завари чай. Смородиновый, у Грэбса он точно есть, поищи там. Потом поговорим.

Вагга поспешил в хозяйственную комнату. В любой гостинице, даже такой шикарной, у слуг обязательно была маленькая печка, на которой они могли вскипятить воду, разогреть лепешки или приготовить что-то, не обращаясь на большую кухню. Очень удобно и не нужно тратить время, на беготню туда-сюда по лестницам. Наполненный водой чайник стоял на краю печки, там, где вода оставалась горячей. Оставалось лишь передвинуть его ближе к самому горячему месту, под которым лежал принесенный с большой кухни брамур[2], чтобы вода закипела.

Отыскав на полке баночку со смородиновым чаем, Вагга по всем правилам заварил его в большом глиняном чайнике, поставил на поднос, где уже стояла кружка и миска с печеньем, а также вазочка с медом. Мысленно поблагодарив предусмотрительного Грэбса, Вагга подхватил поднос и поспешил обратно в гостиную.

Миджирг курила, глядя на огонь, весело потрескивающий за прозрачным экраном.

— Атир Миджирг, вот, пожалуйста, ваш чай.

Вагга наполнил чашку и отступил в сторону, обеспокоенно следя за тем, как хозяйка добавляет в кружку мед, а затем берет ее, подносит ко рту и делает первый глоток. И лишь убедившись, что чай пришелся ей по вкусу, Вагга немного расслабился.

— Возьми стул, сядь, — прихлебывая чай, сказала Миджирг.

— Да что вы, я насиделся там, внизу, — поспешно отказался Вагга, успев проглотить едва не сорвавшееся с губ: «Пока вас дожидался». Говорить такое, пожалуй, было опрометчиво. Хозяйка еще решит, что он жалуется на долгое ожидание!

— Я ведь совсем не привык сидеть праздно, безо всякого дела, — добавил он извиняющимся тоном.

— Но сейчас ты будешь сидеть вовсе не без дела. Нам о многом надо поговорить.

Вагга кивнул, выдвинул стул из-под большого обеденного стола, стоящего в центре комнаты, и сел на самый краешек, сложив руки на коленях.

Миджирг снова отхлебнула чая.

— Заварен хорошо, для меня в самый раз, — похвалила она. — Но для человека такой может быть слишком крепок. Когда я приведу домой своего гзартму, обязательно выясни, какой именно крепости и насколько горячий чай он любит пить. Хотя, возможно, в тех краях, откуда он родом, чай вовсе и не пьют, — с сомнением добавила он.

— А откуда ваш будущий гзартма, атир? — осмелился спросить Вагга.

— С острова Налдис в Северном море.

— Тогда чай там пьют, — уверенно произнес Вагга, знакомый с нравами и обычаями людей всего Доминиона по курсам лекций человековедения. — Хотя, возможно, только травяной или ягодный, а черный, зеленый, красный и белый чаи тамошним жителям незнакомы. Правда, за время пути торговцы наверняка приучили их…

— Торговцы! — пренебрежительно фыркнула Миджирг, отставив опустевшую кружку. — Если и приучили, то к какой-нибудь дешевой бурде, не имеющей ничего общего с настоящим чаем. Удивительные скряги!

Она снова взяла трубку и сердито зачмокала, раскуривая ее.

— Атир Миджирг, вы не расстраивайтесь. Плохо, если торговцы экономят на содержании гзартм из жадности, но, возможно, они просто не хотят приучать их к хорошему. Никто ведь не знает, куда попадут те, кого они везут в Забраг — во дворец или к землепашице в хижину.

— Может и так, но для своего гзартмы я хочу все самое лучшее, — попыхивая трубкой, заявила Миджирг. — Времени на подготовку у тебя немного, но ты уж постарайся, чтобы он ни в чем не испытывал нужды.

— Конечно, сделаю все в самом наилучшем виде! Завтра мы с Тоддой, слугой атир Горы, собираемся сходить в Аукционный дом. Потолкуем с тамошними слугами, узнаем о вкусах и привычках наших атэл. Да и на них самих взглянуть нужно, понять, какие цвета им к лицу, что идет, а что нет, а то как бы не попасть впросак…

— Моему хорошо в розовом. Да и мне нравится этот цвет.

— Я понял. Желаете, чтобы я пошел с вами к торговцам?

— Хм-м-м… — Миджирг глубоко затянулась и выпустила изо рта несколько больших клубов дыма, прежде, чем ответить.

— Я и сам могу, если вы заняты, — деликатно заметил Вагга.

— Да нет, я пойду, — пробасила Миджирг, глядя почему-то в сторону. Должно быть, уже устала от разговоров о нарядах. Вагга знал, что такое бывает. Их учили, что многие дарды вовсе не стремятся вникать в хозяйственные нужды, в том числе, и те, что связаны с гзартмами. Но некоторые, напротив, интересуются всеми тонкостями, вплоть до того, какой тесьмой украшать его одежду, какое нижнее белье ему носить, что есть и даже какими гребнями причесывать волосы. К какой категории относится хозяйка, Вагга пока не разобрался. Впрочем, сейчас ему казалось, что это не особо и важно. Он сумеет приспособиться к любой, полюбить такой, какова та есть.

— Значит, ты поладил с Тоддой? — спросила вдруг Миджирг и одобрительно кивнула. — Это хорошо, потому что мы с Тилшарг подруги, да и гзартмы наши, похоже, сдружились между собой.

Услышав это, Вагга очень обрадовался. Вот как! Значит, не простая случайность свела его этим вечером с Тоддой. Несомненно, это сделала Удра, которой ведомо все.

— Да, мы поладили, — широко улыбаясь, ответил он.

— Вот и хорошо. — Миджирг выбила трубку в большую каменную пепельницу и зевнула. — А теперь ступай. Завтра утром займись необходимыми делами, а после обеда сходим к торговцам.

— Атир Миджирг, спокойной вам ночи!

Вагга поднялся, поставил стул на место, и, низко поклонившись, вышел из гостиной.

Уже вернувшись на кухоньку, он сообразил, что забыл про поднос, но решил не возвращаться за ним. Может быть, госпожа захочет выпить еще чая перед сном?

Он снова вскипятил воду и заварил чай для себя. Во время разговора он от волнения позабыл о голоде, но теперь тот напомнил о себе с новой силой. Забрав свои вещи из прихожей, Вагга достал сверток с пирожками, впился зубами в тот, что был с яблочной начинкой и проглотил его в один миг. За ним последовал второй, с клубникой. И лишь третий он съел, как положено, прихлебывая горячий ароматный чай с солидной порцией меда. За этим занятием его и застал Грэбс, возвратившийся, наконец, в гостиницу.

— Вот как, наш гзартм-слуга уже здесь, — сказал он, заглянув в кухоньку. — Рад быть с тобой под одной крышей, брат! Атир Миджирг легла?

— Мы говорили меньше, чем полчаса назад. — Вагга почувствовал себя виноватым из-за того, что не может точно ответить на вопрос. — Потом она отослала меня.

— Я пойду, узнаю, не нужно ли чего. Поговорим утром.

Грэбс ушел, а Вагга, допив чай и убрав за собой, отправился исследовать комнаты, предназначенные для гзартмы. Заглянул в спальню, гардеробную и гостиную, придирчиво проверил, хорошо ли вытерта пыль, как застелена кровать, мягка ли перина, достаточно ли горячая вода течет из крана в ванной. На первый взгляд все выглядело прилично, но Вагга все равно остался недоволен. Ему показалось, что этим комнатам недостает уюта. Нужно будет расставить цветы — да не те, что принесут здешние слуги, а те, которые он выберет сам. Полочки в ванной — заполнить баночками со всевозможными снадобьями и притираниями, купить на ярмарке толстых полотенец, в которые можно завернуться после ванной от шеи до самых пяток, и, конечно, несколько халатов, а также множество других совершенно необходимых гзартме вещей.

________________________________________

[1] Козлы, используемые для работы и перевозки грузов

[2] Брамур — минерал, который издавна добывают в горах. Осколок, длиной в ладонь, раскаленный на открытом огне, может обогревать жилище почти весь день.