Homo Viridae: человек как вирус

Первая аптека

Подтвердить предположение Фрут мы можем, обратившись к археологическим раскопкам, где следы лекарственных растений обнаруживают рядом с человеческими останками и артефактами прошлого. В статье по эволюционной антропологии 2019 года археолог Карен Харди проанализировала виды растений, обнаруженные на семи археологических раскопках на Ближнем Востоке, датируемые примерно 8000–790 000 лет назад. В течение этого периода регион был заселен Homo sapiens, неандертальцами и более ранними формами предков человека. Из 212 идентифицированных видов растений около 60 % были лекарственными и съедобными – они могли быть использованы для еды, лечения или того и другого. Так что сказать с уверенностью, для чего их съели и какой эффект они дали, мы не сможем. Но куда более интересна другая часть: еще 15 % обнаруженных растений были несъедобными, но в малых дозах могли иметь лечебные свойства. Такие растения употреблять без особой надобности было просто опасным. А с точки зрения древнего человека, рационализм употребления в пищу опасных и безопасных растений был куда более важен, чем сегодняшние кулинарные пристрастия.

Если мы посмотрим и почитаем более ранние работы Карен Харди и её коллег, изучавших питание первых гоминидов по молекулам, найденным в окаменелых зубных налетах неандертальцев возрастом около 50 000 лет из города Эль-Сидрон, в Испании, то найдем множество свидетельств того, что зоофармокогносия с гоминидами дружат достаточно давно. В одном образце от женщины с абсцессом зуба команда определила соединения, которые, вероятно, происходят из тысячелистника и ромашки, достаточно горьких растений с низкой питательной ценностью, но известных своими лечебными свойствами даже сегодня. Позже генетики исследовали зубной камень того же неандертальца на других зубах и обнаружили ДНК тополя – дерева, которое содержит салициловую кислоту, естественное обезболивающее, используемое сегодня в виде аспирина, а также разновидность Penicillium. Возможно, крохотные фрагменты ДНК этих организмов случайно оказались во рту неандертальца, пока она спала на земле, жила на природе и экспериментировала с кулинарией. Но также возможно, что эта женщина страдала от зубной боли и дентальной инфекции и намеренно принимала определенные лекарства: антибиотик на основе пенициллина, обезболивающее на основе тополя и противовоспалительное из ромашки или тысячелистника. Если бы это было так, то Нобелевская премия должна была быть отдана этой женщине на 50 000 лет раньше, чем Флемингу. Но так ли всё просто?

Хотя идея самолечения растениями не является чем-то новым для палеолита, возможность активно изучать это явление и строить гипотезы появилась не так давно. Только в XXI веке мы научились восстанавливать химические биомаркеры и идентифицировать ДНК лекарственных растений. В большинстве своем помогает исследование зубного камня. Всё дело в том, что зубной камень возникает в результате кальцификации зубного налета и действует как ловушка для материалов, которые проходят через рот. Процесс образования зубного камня прекращается со смертью, именно поэтому зубной камень имеет высокую археологическую ценность. Всё, что оказалось вовлечено в его структуру и кальцифицировалось вместе с зубным камнем, было съедено при жизни и точно не попало в окаменелый рот случайно.

В первом исследовании образцы зубного камня гоминида из неандертальского поселения Эль-Сидрон были идентифицированы как Achillea millefolium (тысячелистник) и Matricaria chamomilla (ромашка). Мы не можем установить, в каких количествах, как часто и с какой целью гоминид употребляла их, но мы знаем, что они действительно содержат соединения, зарегистрированные и используемые сегодня, и практически не имеют питательных свойств. Более того, если тысячелистник иногда используется для придания аромата в кулинарии, то травоядные просто-напросто его избегают из-за горького вкуса. Дальнейшие исследования привели к обнаружению Penicillium rubens, а также остатков ДНК сосны и тополя, следов употребления Coprinopsis cinerea – вида грибов, условно съедобных и также содержащих лекарственные соединения.

Присутствие Penicillium rubens поднимает вопрос: а были ли известны гоминиду антибактериальные эффекты определенных форм растений/грибков в начале палеолита. Ведь, когда мы его открыли при участии Александра Флеминга в 1928 году, человечество не просто шагнуло вперед, мы уже вполне неплохо ориентировались в биологии и вовсю осваивали микробиологию. Возможно ли вообще было использовать «пенициллин» как антибактериальный агент, не зная совершенно ничего ни о его природе, ни о микрокосмосе, и не имея каких-то системных сведений? Не имея той самой науки, которая «искусство исцелять»?

У нас есть лишь редкие исторические примеры такого интуитивного лечения. В арабских конюшнях раннего Средневековья седельные язвы лечили Penicillium notatum, хотя микроскопии и осознания того, как этот процесс лечения работает, не было и подавно. Есть и другие примеры, которые я приводил выше, но в описанном случае с зубным камнем речь идет про палеолит. Использование лечебных свойств требует хорошего понимания растения, потому что многие из них могут быть ядовитыми, а иногда и смертельно опасными. Например, по всей Африке насчитывается около 330 видов растений из 162 родов, использовавшихся в качестве яда при охоте и рыбной ловле. При таком разнообразии лечение неизвестного неизвестным – идея гиблая. И, если в Средние века у нас была хотя бы письменность, системность монастырских или арабских записей, то животные имеют дело с ядовитыми растениями постоянно и в совершенно разных формах. Но при этом они сохраняют здоровье, выбирают полезные, и ещё умудряются иногда использовать опасные в лечебных целях.

Например, травоядные млекопитающие или избегают опасной пищи инстинктивно или обладают метаболическими механизмами расщепления / выделения токсинов. В современной науке существует гипотеза об изменении пищеварительной системы гоминидов около 1,8 миллиона лет назад, когда изменилась структура кишечника, что привело к снижению энергии, расходуемой на пищеварение, перенаправив её на деятельность мозга. Перед этим у гоминидов, возможно, был пищеварительный тракт, который включал большую заднюю кишку, или цекоколик. ЖКТ был более массивным, больше похожим на сегодняшних крупнотелых приматов, таких как пузатые гориллы.

Хотя размер кишечника позволил повысить эффективность переваривания пищи, он уменьшил способность обрабатывать токсичные соединения (PSC), что привело к необходимости увеличения избирательности в выборе растений. У шимпанзе вывод токсинов может в значительной степени происходить внутри, самостоятельно, но достаточно долго или с помощью геофагии – поедания земли / глиняного субстрата. Обработка же токсинов человеком имеет тенденцию быть внешней. Возможно, именно это в конечном итоге привело к необходимости обработки и приготовления растений людьми. Но насколько эти действия на ранних этапах развития гоминидов были осознанны? Понимает ли бонобо, что он или она избавляется от глистов, понимала ли связь проблемы и её решения неандертальская женщина? Если у муравьев мы не можем даже представить какой-то личный опыт самолечения, а только лишь рассматриваем врожденный инстинкт, способный спасать их популяцию, то применимо ли к шимпанзе понятие самолечения как таковое? Или это как поедание домашним котиком травки – любопытный эволюционный факт, назначение которого выяснить чрезвычайно сложно. Или как в случае с дельфинами и фугу, это не имеет никакого отношения к медицине – дельфины, по одной из теорий, испытывают так острые ощущения. Так может, и пенициллин в зубном камне у гоминида использовали для вкуса или по какой-то прихоти?

Борьба с паразитами путем изменения диеты с включением растений с определенными лекарственными соединениями широко практикуется среди разных животных – от шимпанзе и до насекомых. Но наиболее изученные примеры самолечения действительно связаны с шимпанзе (Pan troglodytes) и гориллами (Gorilla). Но идентификация действия по употреблению растений, как преднамеренного, крайне сложна, так как границы между едой и лекарствами могут быть сильно размыты. Случайное употребление, употребление ради вкуса, ритуальное – это может быть что угодно.

Уничтожение паразитов – одна из немногих проблем, поддающихся самолечению. Но в целом существует достаточно широкий потенциал для лечения растениями целого спектра болезней, учитывая разнообразие биоактивных компонентов, в том числе подтвержденных, как употреблявшихся в пищу гоминидами. Исследования нескольких групп шимпанзе обнаружили, что 25–41 % от общего числа растений, съеденных шимпанзе (которое может достигать почти 200 видов), также использовались группами людей, живущих по соседству с приматами, для лечения вполне конкретных болезней.

При этом нужно отметить, что шимпанзе демонстрируют неплохие ботанические знания при выборе растений – они не просто хватают всё подряд, они знают расположение растений, когда и сколько нужно съесть, выбирают определенные части и иногда готовят их перед употреблением. В связи с этим ученые выделили четыре этапа самостоятельного поддержания здоровья у шимпанзе. Этап 1 – это «больное поведение», оно отражается в общем снижении активности. Этап 2 – избегание потенциально загрязненной воды и некоторых продуктов питания. Этап 3 – выбор профилактического или поддерживающего здоровье «лечебного питания», которое широко употребляется в то время года, когда шимпанзе наиболее восприимчивы к паразитарным инфекциям. И этап 4 – преднамеренное употребление небольшого количества специально отобранных растений, которые могут иметь низкую пищевую ценность или вообще её не иметь. Наиболее известные примеры самолечения, кроме того, подразумевают жевание весьма горькой сердцевины и глотание листьев, которые могут вызывать кишечные расстройства. Например, Vernonia amygdalina, растение, из которого шимпанзе выковыривают сердцевину и едят достаточно редко, необычайно горькое на вкус, но обладает обширными лечебными свойствами и также используется местным населением для лечения малярийной лихорадки, амебной дизентерии и избавления от кишечных паразитов.

Узнать достоверно о том, чем руководствовались древние гоминиды, мы уже не сможем. Но мы можем сделать несколько важных выводов. Во-первых, межвидовые конфликты на химическом уровне вообще не являются чем-то особенным. Травят ли бонобо глистов или дерево борется с тлей – это эволюционно сформированные способы защиты и нападения организмов в борьбе за жизнь. Во-вторых, зачастую эти системы борьбы взаимосвязаны и оказывают влияние на целую группу или популяцию. Иногда они изощрены, и тогда мы называем это зоофармокогносия. Иногда они чрезвычайно просты. И, наконец, в-третьих, эмпатия и коллективные действия не являются уникальными чертами нашего вида. Многие хотели бы помочь сородичам, многие помогают. Но, чтобы это стало по-настоящему системным, этим действиям не хватает некоторых качеств: преемственности, логической связи действия и результата, и успеха, в конце концов. Способность накапливать и передавать полезные знания должна соединиться с логикой и осознанием. Действие А ведет к последствию Б. Нужно сформировать опыт и передать следующему поколению. Когда же мы пришли к этому?