'Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Все может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!'
А. С. Пушкин
Утром первое, что я вижу, с трудом открыв глаза, это Влад.
Мы ночь проспали на диване в обнимку. Теперь у меня в затекших мурашках шея и рука, а он, скорее всего, весь. Ибо спала я практически на нем.
И впервые для меня сон на диване не сопровождался никакими гадостями и кошмарами. Я с него не упала, он подо мной не сложился, не провалился, пуфиком меня сверху не накрыло. В целом — впервые в жизни я просто спала на диване. Может, он не так и плох, как мебель?
Во сне Влад улыбается. Такой солнечный, милый, теплый, родной.
На глаза ему упала широкая прядь, к которой так и тянулась рука: убрать, погладить, пропустить между пальцев.
Рита! Рита, очнись! У тебя пропал сын, ты стара для такого идеального гениального красавца, да и, вообще-то, впереди тебя ждет трындец на работе, сложный развод и очень призрачные перспективы занятости, дорогая. Собери уже мозги в кучу.
Порция собственного яда хорошо бодрит с утра, поэтому я подрываюсь к телефону и в душ. И конечно же, бужу Влада.
— О, утро мечты, милая. Спасибо.
— Прости, я не хотела отдавить тебе ничего ценного, но, видимо, не вышло.
Нашариваю на полу рядом с диваном телефон, а Влад, вместо того, чтобы встать и собираться на пары, которые вчера никто не отменил, перехватывает меня рукой поперек живота и утаскивает обратно. Не только на диван, но и на себя.
Пресвятые Просветители, как же неловко.
Но классно.
«И-и-и», — пищу про себя и таю от восторга внутри.
Пока я судорожно разблокирую телефон, чтобы проверить мессенджеры и почту, Влад, притянув меня к себе спиной, сопит и тихо фыркает мне в шею. Горячие колкие мурашки совершенно другого генеза, нежели прежде, мчат по мне табунами в разные стороны.
Я длинно выдыхаю сквозь навернувшиеся слезы облегчения, видя на экране письмо:
«Мам, не волнуйся. Я в порядке. Просто нужно подумать. Прости, что встревожил. Я не хотел. Не тебя. Обнимаю, еще напишу. Владу привет»
Меня затапливает счастьем, теплом и восторгом.
Он в порядке.
Может писать и где-то спрятаться.
Он в порядке.
Плачу. Снова. Теперь от облегчения и счастья.
А потом вдруг включается мозг:
— Скажи-ка мне, прекрасный, несравненный и гениальный Владимир Львович, — медленно формулирую я, пытаясь ухватить за хвост основную мысль и привязать к ней пару-тройку вспомогательных гипотез.
— Что-то мне начало уже не нравится, — бормочет в мою макушку Влад.
Еще бы.
Чует, паршивец.
— А с чего это Рус передает тебе привет, а?
В гнезде на моем затылке начинаются активные копошения, прямо-таки раскопки. В полнейшей тишине.
— Влад.
— Да, королева моего сердца? — и долгий выдох в основание шеи сзади. Бергамот, кедр и пачули окружают. Мысли разбегаются, так как письмо сына меня уже изрядно успокоило и расслабило.
Неплохо было бы взбодриться же?
— Я ведь сейчас развернусь, — начинаю я противным учительским тоном. Студики мои, обычно, когда его слышат, не только шпоры свои безропотно сдают, но и все девайсы шпионские.
Вот чего у Владимира Львовича не отнять, так это находчивости. Команда КВН Универа, где ему посчастливилось учиться, во времена студенчества Влада по нему рыдала горючими слезами, ей-ей.
Таинственным тоном шепчет на ухо:
— Все же хорошо у нас теперь? Да? Значит, мы можем спокойно…- вдох, а потом командным голосом над моей макушкой, — бежать на лекции!
Ё! Не можем! Должны!
И мы побежали.