'Уходя — уходи!
Не меняй рокового решенья.
Уходя — уходи!
Без сомненья и без сожаленья…'
Илья Резник
Вошла в одноместную палату «Комфорт», куда Александра перевели после того, как я задолбала его страховую, не зная чего ждать. Поэтому решила положиться на волю случая.
Случай мне снова выпал удивляться:
— О, гулящая жена явилась, не запылилась, — приветствовал меня формально еще муж.
— Миронов, ты охренел?
Извините, вырвалось.
Саша криво ухмыльнулся:
— Я? У тебя, милая, на первом месте всегда был кто угодно, но не муж. Руслан, родители, работа, студенты. Вот в последние три года — любовник твой.
Обалдела от претензий. Моя жизнь десять лет вертелась вокруг него и Руслана. Да, родители и братья имели значение, да, к студентам я всегда была внимательна, но такого наезда точно не заслужила. Сотряс у Саши случился знатный, видимо.
— Это что за идиотизм? — выдохнула недоверчиво.
И снова сюрприз. Александр потемнел лицом и вдруг заявил неожиданное:
— Да, я идиот. Все, что было хорошего в жизни, просрал. Сын меня терпеть не может. Жена умная, добрая, нежная, понимающая, ушла. Не хочет меня больше. Я виноват. Прости, Льдинка.
От такой резкой смены настроения стало очень не по себе. Посмотрела на него настороженно.
— Конечно, ты натворил дел, но убиваться — точно не выход. Кто исправлять будет? — подошла ближе, оглядела тумбочку: салфетки, таблеточница, кружка с водой, телефон.
— Ты не знаешь еще, но я гораздо хуже, — Саша потянул меня здоровой рукой, усаживая на кровать.
Присела осторожно, чтобы не потревожить.
Руку мою не отпустил. Заглянул в глаза:
— С дурой этой связался. Думал, ты спохватишься, внимание обратишь, вспомнишь былое, захочешь удержать.
Вот что тут сказать, а? Что в этой голове творится?
Я держала в памяти нетрезвого, с вечными нелепыми претензиями, агрессивного Александра Михайловича. А некоторые вещи «из последнего» помнить и вовсе бы не хотела, да.
Демонстративно закатила глаза:
— Идиот, бесспорно. Ты же знаешь: что моё — моё, а если общее, то мне такого не надо!
— Да понял уже. Тут ещё вот какое дело: все, что у меня было — завещал вам с Русом. Не вспоминайте матом…
Надо же. Шикарно придумал.
Конечно, свалит сейчас в туман, а я всю оставшуюся жизнь буду мучиться от неуместного, незаслуженного, но сильного чувства вины?
— Прекрати! Операция прошла хорошо. Вот поправишься, тогда и будем разбираться.
— Если выкарабкаюсь — вернёшься? — сжал мне руку Саша.
Осторожно ее высвободила:
— Извини, Саш. Я хочу, чтоб ты жил. Был здоров. Но я с тобой умру.
Кивнул печально:
— Поэтому уж лучше я. Тебе ещё сына растить.
— Завязывай с этим пафосом и поправляйся. Я завтра заеду.
Подала Саше поильник с трубочкой, который сегодня сама притащила из дома. Ну, не дура ли? Ничему меня жизнь не научила.
Увы, но десять лет просто так из мозгов не выкинешь. Поэтому автоматически я продолжала о нём заботиться.
Считала ли я Сашу сейчас близким родственником? Нет. Но и равнодушной к нему оставаться не могла.
И да, глупо, но продолжала радоваться, что он жив.
Саша пил быстро, но немного. Кивнул с благодарностью, но в глазах все равно проскочило оно. То выражение, которое я ненавидела: «Так и должно быть, вот и правильно, знай свое место!».
Вроде как: ну, взбрыкнула жена, ну, случается, в любую систему может закрасться ошибка, а сейчас все устаканится, все вернется на круги своя.
А вот хрен тебе.
Сразу вспомнилось, как утром взбесились Влад и Русик. И чуть ли не орали хором.
Влад даже горячей кафедральной новостью сомнительной ценности поделился. Хотя не желал меня расстраивать, я видела.
Таким образом, мы с Русланом узнали о визите Лидочки в Универ.
Штош, и так бывает. Удачи Саше с этим ребенком. Своего я не отдам.
Я расстроилась, но не сильно. Просто мне всегда грустно, когда кто-то другой родил или собирается это сделать. Ну, так вышло. Я последние лет пять немного завидовала матерям младенцев и малышей.
Влад и Рус меня, на все лады, успокаивали, да так старательно, что в итоге мы приехали в больницу все втроем.
Забрала поильник, поставила на тумбочку рядом, чтобы Саша мог здоровой рукой дотянуться, когда понадобится.
Наблюдал Александр Михайлович за мной внимательно:
— Ритуля, Льдинка моя, прости. И если вдруг когда-то к тебе Лидка явится с якобы моим ребёнком — гони в шею.
Да, вот Влад бы не предупредил, я тогда, вероятно, заплакала бы. Но сейчас можно было просто зло выдохнуть:
— Что? У тебя ещё и любовница беременна⁈ Охренел ты, Миронов. Развод и точка. Вот выйдешь отсюда — и в суд.
— Прости, милая. Где-то я не туда свернул, — но раскаяния в голосе не услышала.
Я вздохнула:
— И, похоже, давно. Ладно, поправляйся. До завтра.
— Поцелуй мужа на прощание, Ритуля, — протянул Миронов.
Склонилась. Поцеловала в лоб.
Горячий.
Саша поймал здоровой рукой моё лицо. Целовал, будто у нас медовый месяц. Хотя нет, как-то не так.
Зло.
Спустившись к выходу, увидела Руса и Влада, нервничавших у окна справочной. Остановилась на полпути к ним, потому что поняла: Саша прощался.
Нет, зараза, просто так ты не отделаешься.
Набрала его лечащего врача:
— Добрый день, это Маргарита Коломенская. Я только вышла от Миронова и есть у меня чувство, что он решил умереть. Можно как-то этого не допустить?
— А Вам, Маргарита Анатольевна, разве нужен живьем муж-инвалид, — удивились в трубке.
— Так, еще вчера об инвалидности и речи не было. Мне нужно, чтобы Александр поправился и прожил еще лет двадцать минимум, — на самом деле, пусть отсюда выйдет и до суда доберется. Дальше я пока не загадывала.
— К полумерам не привыкли, да? — после недолгого молчания поинтересовался врач.
— Именно. Если будет нужно что-то срочное — звоните в любое время. Миронов должен выздороветь и уйти от вас на своих двоих, и, желательно, до майских праздников.
Доктор хмыкнул:
— Понял Вас, Маргарита Анатольевна. Привет Зульфие Амирановне.
То, что врачи — специфические люди и циники, разной степени изящности, я знала давно. Этот товарищ в белом теперь предупрежден, а я могу умыть руки.
Я сделала то, что должна была памяти наших совместных лет.
Все.
Всем спасибо, все свободны.
А мне пора к адвокату.