Иерусалим

ГЛАВА 9

— Здесь будут конюшни на четыре сотни лошадей, склады, запасов которых хватит, чтобы прокормить целый год тысячу воинов, водосборники и колодцы, даже своя соляная копь, — рассказывал Герман. — Завтра я обойду с вами крепость; вы увидите её целиком. — Они шли вдоль ската к подножию большой квадратной башни; впереди них другие рыцари дожидались, когда их впустят. Голос Германа был полон гордостью. — Построить эту крепость повелел король, но принадлежит она Ордену. Тамплиеры чертили планы, тамплиеры поднимали камни, а когда она будет завершена — одни тамплиеры станут служить в её гарнизоне.

— Легко понять, как она важна, — заметил Стефан.

Он смотрел с высоты стены на восток, через мерцающие прозрачные струи реки. За вздувшимся от дождей Иорданом лежала пустошь, ровная и бурая, как растянутая кожа. Дороги, которые пересекали брод, веером расходились по ней, бледнее нетронутого песка, — словно лучи, что по промыслу Божию сходились сюда, к замку.

Герман сказал:

— Вон там, хотя отсюда и не видно, лежит великий тракт, что ведёт прямиком в Мекку и Каир. Во время мусульманских паломничеств народу на нём почти так же много, как и на городских улицах.

— У песчаных свиней тоже есть паломники? — удивился Стефан. — Куда же они ходят — к дьявольским гробам?

Герман улыбнулся.

— Нет, — сказал он, — в Мекку. — Судя по его лицу, он явно забавлялся. — А ты что же, думал — они поклоняются дьяволу?

Стефан неуверенно пожал плечами:

— Чему бы они ни поклонялись, это ложный Бог. Какая разница?

Всё так же улыбаясь, прецептор взглянул вдаль, и Стефану почудилось, будто он уловил едва приметный кивок. Жар прокатился по лицу и шее юного рыцаря; он чувствовал себя в ловушке, зажатым в тиски Устава — порой они удерживали, а порой и нет. Вдруг ему захотелось оказаться далеко-далеко отсюда.

Но Герман уже поворачивался к нему, по-прежнему переполненный страстью лишь к одному — крепости.

— Это будет первая из череды крепостей вдоль реки от Брода Иакова до Солёного моря. Мы запрём этот тракт кулаком из камня и стали и сможем держать всю Иорданию лишь пригоршней воинов. — Он кивнул Стефану: — Возможно, ты будешь служить в одном из этих гарнизонов. Стань там командиром, служи достойно — и тебе обеспечено избрание великим магистром.

— Мне? — переспросил Стефан. — Ну это вряд ли. — Но ему стало приятно; впервые за всё время он подумал, а почему бы ему и впрямь не подняться выше в Ордене. Он улыбнулся, и Герман улыбнулся ему в ответ.

По крутым ступеням они поднялись в крепостную башню. Рёбра каменных блоков были ещё острыми, и с них осыпался мел — так недавно их вывезли из каменоломни; в воздухе пахло извёсткой. Из окна на середине лестницы Стефан взглянул на недостроенную террасу, где в углу из двух стен несколько рядов кладки образовывали основание башни. Вокруг на террасе были ещё сложены грудами камни, лотки и подносы для раствора, инструменты. На краю недостроенного круга стены стоял кувшин с вином. Рабочих не было видно — они ушли праздновать поражение Саладина. По пятам за Германом Стефан пошёл в зал — на другой праздник.

В воздухе разливались тепло, свет, жужжание голосов. Поражённый, Стефан огляделся — вокруг небольшими группками, смеясь и беседуя, стояли люди. Он словно одним шагом перенёсся из голой пустыни в прекрасный французский дворец. Огромный, как храм, чертог уходил вдаль, каменные стены были обшиты деревом, потолок выведен высоким сводом. Ноги Стефана тонули в роскошной мягкости, и, глянув на пол, он увидел, что его застилают турецкие ковры. Высокие железные шесты, на которых крепились лампы, были украшены серебряными ободками и наконечниками, сами же светильники были из серебра и золота. Одну из длинных стен занимала шпалера с изображением какого-то мученика — святого Себастьяна, вспомнил Стефан, глядя на бесчисленные стрелы. Над очагом висели шёлковые стяги, окаймлённые золотыми кистями.

— Вот и король, — сказал Герман.

Следом за старшим Стефан пошёл через зал. Прецептор здоровался с другими рыцарями, кивал, улыбался — он знал здесь всех. Высокий безбородый человек бросился к нему и схватил за руку.

— Кровь Господня, сэр Герман, я никогда не видел ничего подобного! Не успел первый ваш десяток перевалить через холм, как сарацины разбежались, словно цыплята.

— Господь милостив, — сказал Герман. — Вы знакомы?.. — Он представил Стефана, и начался привычный ритуал: приветствия, имена, связи... — Сэр Стефан, — прибавил Герман, — племянник сенешаля Франции.

— Великолепно, — проговорил безбородый и снова потряс его руку. — Великолепно! — Он поклонился и отошёл поговорить с кем-то ещё.

— Зачем ты всегда напоминаешь об этом? — спросил Стефан.

Прецептор пожал плечами; лицо его было ласковым.

— Твой дед ведь был близким другом короля Людовика, верно?

Стефан нахмурился:

— Да, они дружили. Помню, король был ужасный зануда, честное слово, только и делал, что ходил в церковь. Когда он приезжал погостить, приходилось целыми днями распевать псалмы.

Лицо Германа сморщилось от едва сдерживаемого смеха.

— Хорошо! Не забудь эту историю, она чудесна. Вон там Хамфри де Торон — возможно, тебе стоило бы познакомиться и с ним... Смотри-ка, кто пристал к королю.

Стефан огляделся. В конце зала был невысокий помост полированного дерева, а на нём расставлены массивные кресла; перед креслами стоял Жерар де Ридфор. Жестикулируя, он говорил что-то невысокому человеку — не тамплиеру — в длинной роскошной котте пурпурного цвета.

Взгляд Стефана задержался на де Ридфоре. Маршал держал себя так, что поневоле бросался в глаза; на мгновение юноша решил, что, говоря о короле, Герман имел в виду маршала — что это саркастическое прозвище наподобие Святого, — и тут человек в пурпурной котте повернулся к ним.

— Сэр Герман! Добро пожаловать, присоединяйтесь к нам.

Стефан отшатнулся. Лицо перед ним было ликом монстра — смазанные черты, толстая, грубая, сморщенная кожа; под глазом зияла язва. Стефан задохнулся, отупев от потрясения.

Глаза на чудовищном лице моргнули.

— Ты можешь идти, — сказал король и вновь повернулся к де Ридфору.

Стефан отошёл в сторонку. Он сознавал, что миг назад уничтожил себя при этом дворе, нанёс смертельное оскорбление королю. Конечно же его удалят из замка, может быть, изгонят из Ордена... К нему подошёл Герман.

— М-да, это почти поражение... Что с тобой? Ты не знал?

— Мне жаль, — с мукой сказал Стефан, — мне так жаль...

— Ещё бы не жаль. Ну да не важно. Идём, попробуем ещё раз.

— Что? — Стефан огляделся, бросил взгляд на человека в пурпурной котте, перед которым, напыжась, вышагивал де Ридфор. Кажется, никто не смотрел на Стефана — и всё же его словно жгли тысячи взглядов. — Он прогонит меня.

— Нет, — сказал Герман. — Он предаст всё забвению. Он думает о себе не больше, чем ангел. Он отпустил тебя для твоего блага — не ради себя. Ну как — набрался смелости?

— Герман, я не могу. После того, что я только что натворил...

— На сей раз постарайся быть повежливее. — Герман подтолкнул юношу.

Де Ридфор склонился к молодому королю, голос его гудел.

— Сир, тамплиеры должны окружать тебя — стеной ограждать тебя от врагов.

— Лучше мне не отсиживаться за стенами, — ровным голосом ответил король и кивнул Герману; чуть позже Стефан понял, что они с Германом появились как нельзя вовремя. — Прецептор, что ты делаешь здесь, в пустыне? Я-то думал, что ты никогда не покидаешь Храма.

Герман поклонился.

— Сир, даже святым и девственницам должно хоть единожды покидать Иерусалим. Я же ни то и ни другое. Позволь мне представить... — Он повернулся, назвав Стефана по имени.

Юноша шагнул вперёд, похолодев до кончиков пальцев, и поклонился, потупив взгляд. Король сказал:

— Мы рады тебе, сэр Стефан. Бог да благословит твоё продвижение в Ордене.

— Благодарю, сир. — Он не мог поднять глаз, не мог вынести вида этого кошмарного лика, не мог смотреть в глаза того, кого оскорбил. Де Ридфор снова пошёл в наступление.

— Сир, позволь заметить, что ни Триполи, ни Керак не присоединились к нам. Я молю Бога укрепить их верность.

Голос короля был мягок.

— Триполи — в Тибериасе, в замке своей жены. Ждёт, что будет дальше. Керак — в Иордании, он хорошо вооружён и наготове, он придёт, стоит лишь позвать. — Король шагнул к одному из кресел, и два пажа тотчас забежали вперёд, торопясь подложить подушки и принести кубок с вином. Каково это, подумал Стефан, выглядеть так жутко, чтобы никто не мог выдержать твоего вида...

— Однако с их армиями мы могли бы ударить на Саладина прямо сейчас и сокрушить его раз и навсегда. — Де Ридфор придвигался к королю всё ближе. Тот повернулся к Герману:

— Саладин, возможно, слышит от своих советников нечто очень похожее. Мы выступаем завтра и постараемся нагнать его — а вот когда нагоним, тогда и посмотрим, что делать. Ты играешь в шахматы, сэр Герман?

Повисла неуютная тишина. Потом Герман сказал:

— Сожалею, сир, но нам запрещено играть в шахматы.

Король коротко хохотнул:

— Во всяком случае, с шахматистами. Зато цвета у вас шахматные. Что за тусклая у вас жизнь! — Он поднял взгляд, осматривая зал. — С другой стороны, убранство великолепное.

— Кое-кто считает, что темой шпалеры должно было стать изгнание торговцев из Храма.

Тут король рассмеялся, и Стефан, взглянув на него, подумал, что он не так уж и страшен. То, как легко и просто держал себя король с Германом, поразило Стефана. Он ощутил прилив внезапного тепла к прецептору, который был своим среди этих великих людей, и сделал Стефана тоже своим среди них. Тут появился старик, окружённый шестью рыцарями, и тамплиеры были отпущены.

Втроём они спустились с помоста в зал.

— Королю не по нраву, чтобы мы охраняли его. Оставь эту идею.

— Прецептор, ты указываешь мне, как поступать? — насмешливо осведомился де Ридфор и важно отошёл к шпалере, где в окружении воинов рангом пониже стоял магистр Одо.

Стефан поглядел на старика: тот стоял рядом с королём и убеждал его в чём-то так же настойчиво, как до того де Ридфор.

— Кто это?

— Хамфри де Торон, — ответил Герман. — Весьма влиятельный барон. — Прецептор смотрел вслед де Ридфору, брови его сошлись над переносицей в хмурую складку. Стефан наблюдал за королём. Двое юношей в коротких куртках, с длинными волосами и серьгами вошли в зал, неспешно, будто прогуливаясь, направились к помосту. — и король ловко сменил Хамфри де Торона на вновь пришедших. Засновали пажи, устанавливая шахматный столик.

— Это Ибелины, — сказал Герман, — младший собирается жениться на принцессе Сибилле.

— Вот как? — отозвался Стефан. — Который — тот, с симпатичной задницей?

Герман рассмеялся:

— Нет, это Балан. Принцессин — тот, что повыше.

— Ну так пусть ей и достаётся, — пробормотал Стефан и пошёл через зал вслед за Германом. Он решил, что ему здесь нравится. Командование такой крепостью делает человека выше короля. Стефан почти с нежностью смотрел по сторонам, на обшитые маслянистым кедром стены, на шпалеру; он чувствовал себя так, словно всё это на самом деле принадлежало ему.

Раннульф радовался монотонности марша. Трудам, непрерывной скачке, голоду, жажде, ночёвкам в доспехах на голой земле он противопоставлял силу своего характера, и эта постоянная борьба давала ему некое подобие душевного мира.

Де Ридфор ненавидел его — а потому поручил Раннульфу вести первую колонну авангарда, что было самым опасным делом. Раннульфа это вполне устраивало. Ведя остриё войска, он мог двигаться, куда пожелает, и так быстро, как захочется, увлекая за собой остальных, — чтобы вначале нагнать Саладиново войско, а потом держаться с ним вровень.

Армии скакали на юг от Брода Иакова, следуя по течению реки. Воинство Саладина уходило к Дамаску, потом повернуло назад, и какое-то время франки и сарацины двигались почти бок о бок — разделённые лишь тонкой зелёной лентой Иордана. Потом они миновали Тиверианское озеро — то самое Море Галилейское, по водам которого ходил Христос, — и тут Раннульф потерял из виду войско султана.

К армии франков присоединился граф Триполитанский — с полусотней рыцарей и сотней пехотинцев. Он и де Ридфор пререкались по поводу каждого шага. Франки устремились на запад и переправились через реку Литани, разбухшую от недавних ливней, — там, где она вырывалась из холмов на равнину. Король и его окружение встали на северном берегу, а тамплиеры отыскали дорогу на болотистой равнине и подъехали к крутому перевалу, что вёл через горы на восток.

Дождь прекратился, и небо вдруг очистилось от туч, и солнечный свет брызнул на сухую мрачную землю. Песок, алая грязь и камни, только что смытые со склонов, почти погребли под собой козью тропу, круто восходившую к перевалу. Воздух был набрякшим, душным и зрелым, точно свежевспаханная земля. Воцарилось безветрие.

Раннульф первым изо всех направил своего коня тяжёлой рысью в седловину перевала; солнце жгло ему глаза. С высоты ему видна была обширная, курящаяся тёплым паром долина. Озерки воды серебрились на ровных местах, а в тёмных низинках затаились сарацинские конники — с тысячу или около того.

Раннульф стиснул зубы. Его колонна стояла чуть ниже, и он послал двоих за офицерами. Прикрыв от солнца глаза ладонью, он следил, как сарацины внизу неуклонно приближаются, скапливаясь на дороге, что вела к перевалу. «Вот интересно, — подумал Раннульф, — видят ли уже они меня?..» Тут раздался цокот копыт, и его окружили великий магистр, маршал и другие офицеры.

— Так они не удрали! — вскричал де Ридфор.

— Это не всё войско Саладина. — Магистр повернулся к Раннульфу: — Что думаешь ты?

Раннульф указал подбородком вниз, на роившихся, точно пчёлы, всадников.

— Зелёные тюрбаны — это турецкие лучники. Те, что на крупных конях, — копейщики-курды, личная гвардия Саладина, добрые бойцы. Ты прав, это, разумеется, не всё их войско, скорее авангард.

Жерар де Ридфор сказал:

— Командуй атаку. У нас преимущество.

Раннульф фыркнул:

— Нас две сотни, а их — несколько тысяч.

— Мы сомнём их одним ударом. Как при Рамлехе. — Голос де Ридфора резко прозвенел. Повернувшись, он глянул вниз, на сарацин; грудь его бурно вздымалась.

Раннульф сказал:

— Их строй куда плотнее, чем при Рамлехе, и к тому же они готовы к атаке. Строй прогнётся в центре, а потом сомкнёт фланги и окружит нас.

Де Ридфор развернулся к нему, выпятив челюсть, и захохотал:

— Что? Герой трепещет? При Рамлехе ведь тоже была лишь пара сотен воинов, разве нет? Покажи нам, как ты сделал это тогда!

Раннульф сжался, лицо обожгло жаром. Перед ним были сарацины, а он жаждал лишь одного — сразить другого христианина. Он перекрестился, изгоняя из себя дьявола.

— Так хочет Бог, — сказал он. Голос его дрожал. Он повернулся к магистру: — Если ты прикажешь атаковать, я атакую, но, если ты отдашь такой приказ — ты глупец и будешь проклят.

Де Ридфор раздулся, как ядовитая жаба. Магистр крякнул.

— Что, Раннульф, — чего бы ни хотел де Ридфор, ты требуешь обратного? Мы дадим им пинка — и немедленно. Прежде они бежали от нас, побегут и теперь. Нельзя позволить им занять перевал. — Он поднял руку. — Строимся.

Присматриваясь, Раннульф опустил взгляд вниз, на долину. Войско на влажно мерцающей равнине увидело их и теперь двигалось — плотно сомкнув ряды — им навстречу. Каждый нерв в теле упреждал Раннульфа об опасности, кожа горела, в позвоночнике кололо, желудок скрутило тугим узлом. Он повернул коня, чтобы возвратиться на своё место в строю.

— Стой. — Де Ридфор заступил ему путь. Маршал сидел на высоком жеребце с большой белой звездой во лбу и белыми чулками на всех четырёх ногах; он всегда выбирал коней с белыми отметинами. За ним на ведущем к перевалу склоне колонны тамплиеров рассыпались и суетились, торопливо выстраиваясь тремя длинными рядами вдоль тропы. Пропел рог. Лицо де Ридфора цветом напоминало тёмный виноград. Шлем он сжимал в руке. — Раннульф, — сказал он, — прими край первой шеренги. Правый край.

Магистр повернулся в седле, и взгляд его перебегал с де Ридфора на Раннульфа и обратно, — но он не сказал ни слова. Зато вновь заговорил маршал:

— Боишься?

Раннульф рассмеялся. У него не было ответа де Ридфору, он и не ответил ему, просто развернул коня и галопом помчался по склону туда, где дорога спускалась с перевала и где строились для атаки тамплиеры.

Там, со щитами и лошадьми, метались сержанты. Раннульф нашёл своего сержанта, получил щит и занял место на правом краю первого ряда.

Воин слева от него чуть слышно вздохнул с облегчением.

— Край смертников. Добро пожаловать, брат.

— Покрепче держи щит, — сказал Раннульф, — и скачи вправо.

Он набросил ремень своего щита на плечо. Под кольчугой он давно уже обливался потом. На миг грудь его сжало, дыхание пресеклось. Его конь, не желая стоять спокойно, приплясывал на месте, грыз удила и мотал головой. Одной рукой сдерживая его, Раннульф другой рукой надел шлем. Сосед слева вновь повернулся к нему — юноша, почти мальчик, чья волнистая светлая бородка едва покрывала щёки.

— Мы атакуем? Каков приказ?

— Так хочет Бог, — сказал Раннульф. — Вот и весь приказ. — Он закрепил щит на левой руке — и тут затрубили рога.

Все вместе, нога к ноге рыцари рванулись вперёд, и грохот копыт по твёрдой земле был подобен рокочу барабанов. Взяв с места в галоп, они мчались вниз по склону.

В желудке у Раннульфа всё перевернулось. Здесь, на дальнем краю, он должен был скакать быстрее других, оставаясь на полшага впереди, и самым первым ударить по сарацинам. Телу было тесно в оболочке доспехов, каждый нерв натянут до боли.

Раннульф ощутил вес меча в руке — металл для ладони, огонь для кишок. Конь нёс его с кромки перевала. Теперь он видел всю обширную долину. Сарацины сливались в однородную, ощетиненную зелёными флагами массу. Взвился чей-то высокий вибрирующий голос: «Так хочет Бог!» Конь Раннульфа, как и остальные, пошёл намётом, взревели рога.

Увлечённый атакой, Раннульф пришпорил коня, несясь по открытому склону, — и тут слева, из укрытия, где они таились всё это время, прямо на него вылетели с полтысячи курдов.

Внезапное их появление исторгло из глотки Раннульфа хриплый вопль. Сарацины приготовили им ловушку, и сейчас тамплиеры мчались прямо в неё. Раннульф изо всех сил дал коню шенкеля, принуждая его умерить бег, и развернулся к врагу. Слева от него развернулся юноша-сосед, позади вся стена тамплиеров завертелась, поворачиваясь навстречу нежданной атаке, — но курды обрушились на неё, словно коса самой смерти.

Пронзительный боевой клич арабов неустанно звенел сквозь пыль. Раннульф сдерживал коня — поворотная точка для всех остальных в ряду, — и именно на него бросились два курда. Он поплотнее уселся в седле, упёрся в стремена — и послал коня между ними.

Копья курдов качнулись к груди Раннульфа. Одно железное остриё чиркнуло по его доспехам, другое он отбил мечом. Курд слева промчался мимо; тот, что справа, приостановился и нацелил копьё, собираясь ударить снова. Тут его смял атакующий ряд тамплиеров, и он исчез под копытами.

Впереди вражеского строя поднялась стена щитов и копий. Пыль вздымалась клубами — слепила, забивала горло, красила воздух желтизной. Конь Раннульфа, зажатый другими, замедлил бег. Курдский копейщик танцевал перед ним, стараясь найти удобную для удара позицию; вместо этого он невольно предоставил такую позицию Раннульфу. Тамплиер ударил — и сшиб сарацинского всадника. Слева от Раннульфа бился юноша с бородкой — щит он держал слишком низко, меч — слишком высоко, а потом копья сомкнулись над ним, и он исчез. Раннульф рванулся было ему вослед, стараясь держаться вровень с шеренгой.

Но шеренги не было — лишь кишели курды.

С незащищённой стороны в щит Раннульфа ударило копьё, прижало его к телу, удар едва не вышиб рыцаря из седла. Он потерял стремена и держался на коне, лишь сжав колени. На него набросились сразу трое, нанося удары столь стремительные и тяжёлые, что Раннульф едва успевал отбивать их. Кровь заливала небо. Над ним кружились ангелы. Конь вдруг завизжал, вздыбился и прянул назад.

Соскользнув на землю, Раннульф приземлился на четвереньки, меч по-прежнему в одной руке, щит — в другой; враги бросились в погоню за конём, и он получил передышку. Отшвырнув ненужный щит, Раннульф бросился в прореху между врагами. Пыль висела так плотно, что он почти ничего не видел; лёгкие и горло горели. Перед ним в пыльном мареве возник силуэт изящной лошадки, на которой восседал лучник в зелёном тюрбане. До него докатилась вторая волна сарацинской атаки.

Раннульф прыгнул, и лошадка дико скакнула вбок. Он ухватил её под уздцы левой рукой, а правой — с мечом — ударил через её загривок во всадника. Он колол, и колол, и колол, и каждый раз меч втыкался в мягкое тело, и наконец лучник рухнул с коня. Руку Раннульфа пробила стрела, другая ударила в шлем. Он взобрался в седло и слепо завертелся, отыскивая тамплиеров. Вокруг были одни только враги.

Прочь отсюда.

Голос прозвучал в голове Раннульфа, холодный и ясный, как приказ. Раннульф мгновенно подчинился ему — то было веление Божие. Ударами сапог по бокам он пустил лошадку в галоп; той было нелегко нести рыцаря в тяжёлых доспехах, но она справлялась — у неё было крепкое сердце арабской лошади. Раннульф мрачно скакал по склону вверх — навстречу чистому небу.