Иерусалим

ГЛАВА 21

— Вы только что вернулись из Дамаска, куда ездили с посольством к султану, — сказал Жильбер Эрай.

— Да, мой лорд, — хором ответили все четверо тамплиеров. Они стояли перед всей дружиной; в огромной трапезной было тихо. Голос Жильбера громко и чётко разносился среди каменных стен:

— Пусть отвечает Ричард ле Мен.

Медведь выступил вперёд:

— Да, мой лорд.

— Как я понимаю, между королём и султаном заключено перемирие — вам известна его суть?

— Я слышал, как читали договор, мой лорд.

— Получил султан взамен за перемирие нечто низкое либо нечестное?

— Нет, мой лорд. Договор был прост — три года перемирия, и всё.

Де Ридфор стоял рядом с сенешалем.

— Почему же тогда султан согласился на перемирие? — спросил он. По рядам рыцарей прошёл негромкий говор.

Сенешаль, не обратив на это никакого внимания, продолжал расспрашивать Медведя:

— Кто-нибудь из братьев в Дамаске совершил что-нибудь низкое и недостойное Ордена?

— Нет, мой лорд, — сказал Медведь.

Раннульф, глядя себе под ноги, затаённо усмехался. Всю обратную дорогу из Дамаска они лихорадочно каялись друг другу.

— Фелкс ван Янк, отвечай, — сказал сенешаль.

Голландец выступил вперёд. Он был лыс, и потому во время собраний ему разрешалось оставаться в шляпе. Жильбер пропустил бороду сквозь искалеченные пальцы, полуприкрыв набрякшие глаза.

— Кто-нибудь из твоих братьев совершал что-нибудь низкое или недостойное Ордена?

— Нет, мой лорд, — сказал Фелкс.

— Что ты можешь сказать о графе Триполи?

— Очень мало, мой лорд. Он держался своих дел, а мы — своих.

— Тогда он мог без вашего ведома заключить тайное соглашение с султаном, — снова вмешался де Ридфор. — Судя по тому, как вы справились со своим поручением, вы с тем же успехом могли бы оставаться в Иерусалиме.

— Если бы нас не было в Дамаске... — начал Фелкс.

— Нет, — резко перебил Жильбер, — отвечай только мне. Милорд маршал, помолчи.

— Ты задаёшь неверные вопросы, — проворчал де Ридфор.

— Может, и так, но задавать их — моя обязанность. — Жильбер кивнул Фелксу: — Так, значит, вы почти не виделись с Триполи? Как он обращался с вами?

Фелкс на мгновение замялся, и Жильбер с ходу уловил этот безмолвный намёк.

— Отвечай немедля! Как Триполи обращался с вами?

— Мой лорд, он прогнал нас с глаз долой.

Собрание взорвалось громкими криками. Жильбер вскинул руки, призывая к тишине.

— Прогнал с глаз долой!

— Он говорил с нами весьма презрительно и сказал, что наше присутствие оскорбляет его.

— И как вы ответили на это презрение и оскорбление?

— Мой лорд, мы держались в стороне и избегали попадаться ему на глаза.

— И это вы называете поддержанием чести Ордена? — проворчал де Ридфор.

— Милорд маршал, — жёстко проговорил Жильбер, — ежели желаешь сам блюсти честь Ордена, подчиняйся Уставу. Фелкс, в Дамаске ты видел султана?

— Несколько раз, мой лорд.

— И как он отнёсся к вам?

— Мой лорд, — сказал Фелкс, — он знает, кто его враги.

Эти слова вызвали всеобщий хохот. Жильбер Эрай сказал:

— В таком случае я полагаю, что вы достойно поддержали честь Ордена. Стефан л'Эль, отвечай.

Мыш, стоявший слева от Раннульфа, на расстоянии вытянутой руки, шагнул вперёд:

— Милорд сенешаль?..

— Кто-нибудь из твоих братьев совершал что-нибудь низкое и недостойное Ордена?

— Нет, мой лорд.

— Что ты думаешь о Триполи?

— Мой лорд, он ненавидит нас. Он не желал ни есть с нами за одним столом, ни ехать бок о бок с нами. Он в ладах с султаном, и тот весьма с ним обходителен и дарит ему щедрые подарки, а нам султан посулил битву до смерти.

— Так хочет Бог, — сказал Жильбер Эрай. — Что тебе известно о заключении перемирия?

— Мой лорд, я был при том, как его заключали... — Мыш повернул голову и твёрдо глянул на де Ридфора, — и договор был именно таков: три года перемирия и никаких условий.

— Раннульф Фицвильям, отвечай.

Раннульф выступил вперёд, привычно заложив руки за спину.

— Да, мой лорд.

— Ты видел Одо де Сент-Амана?

— Да, мой лорд.

— Здоров ли он и хорошо ли его содержат?

— Мой лорд, он болен и в темнице и говорит, что скорее останется там до самой смерти, нежели позволит султану обратить в золото свою жизнь.

Шум голосов прокатился по трапезной. Жильбер пристально смотрел на Раннульфа:

— Что ты скажешь о перемирии?

— Это хорошее перемирие, мой лорд.

— За ним не таится ловушка?

— Нет, мой лорд.

— Султан соблюдёт его?

— Мой лорд, у него нет другого выхода. В его стране поветрие, он не в силах собрать войско, повсюду бунты и мятежи.

— Так вот почему он заключил перемирие!

— Да, мой лорд.

— Почему вы так враждовали с Триполи?

— Мой лорд, у меня с Триполи не было никаких трудностей. Они с султаном лучшие друзья, но, когда мне понадобилась его поддержка, он мгновенно встал на мою сторону.

— Отлично, — сказал Жильбер Эрай. — Вы хорошо послужили Ордену; Господь наградит вас. Возвращайтесь на свои места.

Четверо рыцарей вернулись в шеренгу. Раннульф теперь стоял на левом краю передней шеренги. Обернувшись, он оглядел стоявших рядом рыцарей. Пока он был в Дамаске, дружина пополнилась людьми с двух кораблей, пришедших из Европы. Каждый день прибывали новые рекруты из Франции, Фландрии и Германии, ветераны из гарнизонов Кипра и побережья. Под высоким сводом трапезной, увешанным стягами, верёвками и паутиной, зал, что ещё несколько месяцев назад был почти пуст, теперь снова наполнился людьми. Дыхание спёрлось у него в груди. Сбывалось то, что он обещал Саладину. Вокруг него вздымался Храм — великий, бессмертный. Жильбер призывал рыцарей к мессе; Раннульф склонил голову вместе со всеми и сложил руки, и на сей раз, не в пример прежним, он был в силах молиться.

В склепе водилось множество чёрных крыс — они пробирались через щели в каменных стенах и бегали по потолочным балкам. Как-то раз, вскоре после возвращения из Дамаска, когда заняться больше было нечем, Раннульф привёл в спальню шестерых рыцарей, и, покуда они отодвигали от стен кровати и затыкали тлеющими тряпками щели в стенах, он сидел на табурете посреди зала и отстреливал удирающих крыс из арбалета.

— Такое занятие куда больше пристало бы сержантам, — заметил Стефан. Он снял рубаху: даже летом в Склепе бывало зябко, тяжёлый труд разгорячил его.

— А ты предпочёл бы отмывать сёдла? — осведомился Раннульф. Арбалетные болты были разложены у него на коленях; он зарядил арбалет и взвёл курок. Стефан пошёл помогать Фелксу ван Янку и Понсу ле Брюну отодвигать от стены очередную койку.

Из образовавшейся щели брызнула дюжина тощих чёрных тел, с визгом и писком разбегаясь во все стороны. Стефан прыжками помчался на середину зала, что было весьма предусмотрительно, потому что Раннульф бил по крысам без удержу, не заботясь о том, кто окажется на линии стрельбы. Щёлкнул арбалет. Болт выхватил из крысиной стаи мохнатое чёрное тельце и швырнул его о стену. Раннульф раз за разом перезаряжал арбалет и стрелял; крысиный писк затих. Большинство крыс успело удрать, но четыре самые невезучие валялись на полу, дёргаясь и истекая кровью.

— Помоги мне! — окликнул Понс.

Стефан налёг плечом на дубовый сундук и с усилием отодвинул его от стены. За окном мелькнул силуэт человека, направлявшегося к двери склепа. Стефан разглядел, кто это, а вот Раннульф, видно, не разглядел — развернувшись к двери, он выстрелил.

Дверь распахнулась, и в тот самый миг, когда шестидюймовый стальной болт по самое оперение вонзился в деревянную притолоку, на пороге появился Жерар де Ридфор. Он хладнокровно глянул на болт, трепетавший в косяке на уровне его сердца, затем перевёл взгляд на Раннульфа.

— Прошу прощения, милорд маршал, — сказал тот.

— Ты плохо целишься, — сказал де Ридфор. — Поручи это дело стрелку поискусней; я иду к королю и хочу, чтобы ты сопровождал меня.

— Мыш, — позвал Раннульф и, вынув болт из арбалета, поднялся. — Стреляй крыс.

Он пересёк зал, взял свою куртку и вслед за де Ридфором вышел из склепа.

— Я полагал, что мы братья, — с мягким упрёком заметил маршал.

— Я же промахнулся, верно? — отозвался Раннульф.

Де Ридфор расхохотался:

— Знаешь, порой мне кажется, что в голове у тебя больше мозгов, чем я предполагал вначале.

Они прошли к конюшням, завернули за угол обширного внутреннего двора и скоро уже ехали через город к королевской цитадели.

На улице де Ридфор вновь заговорил:

— Ты хорошо развлёкся в Дамаске? Я же видел, как ты улыбался, когда ле Мен отрицал это.

— У всех нас свои пороки, — сказал Раннульф.

— Но твои пороки куда причудливей, чем у других. Ле Мена и ван Янка я понимаю. Даже л'Эль мне ясен.

Они подъехали к цитадели, и де Ридфор первым проехал в ворота. Во дворе между двумя башнями теснился караван верблюдов; носильщики снимали с них мешки и корзины, припасы для королевских кухонь. Де Ридфор первым вошёл в башню и начал подниматься по лестнице, минуя череду терпеливо ожидающих людей. Камергер объявил об их приходе без промедления.

Король рыхлой массой восседал на троне, среди бесчисленных подушек и валиков. Глаза его остекленели, распухшее бесцветное лицо казалось вываренным в кипятке. Двое тамплиеров остановились перед ним и поклонились.

— Да хранит тебя Господь, сир, — сказал де Ридфор. — Я к твоим услугам, и Раннульф Фицвильям здесь, со мной.

— Да, благодарю, что ты откликнулся на мой призыв. — Король пошевелился, стараясь повыше усесться на троне, с трудом держа прямо отяжелевшую голову. Глаза его смотрели в никуда. Да он же слеп, понял Раннульф; в последний раз, когда рыцарь видел короля, тот был полуслепым, но теперь он вовсе ничего не видел. Его потрескавшиеся губы кровоточили, голос звучал сипло, словно он выдавливал из себя слова, как воздух из пустого бурдюка. — Ты проверил это перемирие, милорд маршал?

— Я исследовал его, сир, и нашёл, что в нём нет ни грана фальши.

— Хорошо. Тогда вы мне понадобитесь. К Рождеству я созываю большой совет королевства, а потом мы отправим в Европу призыв к крестовому походу. — Король дёрнул головой вбок, отворачиваясь от тамплиеров. — Господь не допустит, чтобы участь Иерусалима зависела от женской добродетели.

Раннульф глянул на него; он слыхал, что принцесса Сибилла по-прежнему отвергает выбор своего брата и, отказываясь заключить брак согласно его политическим планам, открыто живёт с каким-то безвестным рыцарем. Король протянул руку, и паж, выйдя из-за трона, вложил в его ладонь кубок с вином и сомкнул вокруг кубка пальцы.

— Раннульф, — сказал король, — расскажи мне о султане.

— Когда мы приехали в Дамаск, — начал Раннульф, — там гуляло поветрие, и город наполовину опустел. Однако султан хотел уверить нас, что Дамаск процветает, и устроил такое искусное представление, собрав толпы народа и открыв лавки с грудами товаров, что поначалу я поверил в это — пока не узнал обратное. Больше всего меня поразило то, что он оказался на это способен.

— Ты говорил с ним?

— Было дело. Этот разговор тоже был насквозь фальшив.

Де Ридфор рассмеялся. Король глотнул вина, пролив немного на подбородок; подошёл паж, забрал у него кубок, дал салфетку, и король утёр лицо.

— Что ты думаешь о султане? — спросил он.

— У него всего больше, чем у нас, — людей, земель, денег. Власти.

— Зато у него нет единого и истинного Бога, — вставил де Ридфор, — а это всё решает.

— И поветрие остановило его, — сказал король.

— Пока, — уточнил Раннульф. — На востоке к тому же какой-то бунт. Поветрие бушует и в Междуречье. Перемирие нужно султану — сейчас он не может сражаться.

— Спаси нас Господь от этой оспы, — пробормотал король.

— Спаси нас Господь от этого султана, — тихо сказал Раннульф.

— Аминь, — заключил де Ридфор.

— Дай-то Бог, — сказал король. — Я пошлю за новым крестовым походом. Милорд маршал, обдумал ли ты другой предмет, о котором я говорил тебе?

— Обдумал, сир, — гладко отозвался де Ридфор и кивнул Раннульфу. — Король просил меня дать ему телохранителей из числа наших братьев, чтобы находились при мне день и ночь. Думаю, ты лучше всех подходишь для этого дела.

Раннульф опешил.

— Я не хочу покидать Храм, — сказал он.

— Обещаю тебе, — сказал король, — это будет ненадолго.

— Это приказ, — добавил де Ридфор, — и ты его исполнишь.

— Соглашайся, — попросил король. — У меня нет сил спорить с тобой.

— Сир, — сказал Раннульф, — я буду служить тебе.

— Вот и хорошо, — ответил король. — Устройте всё, что нужно. Можете идти.

Тамплиеры вышли; на улице де Ридфор повернулся к Раннульфу:

— Я только что сделал тебя некоронованным королём Иерусалима, а ты так глуп, что не видишь преимуществ своего нового положения. Которое, кстати говоря, делает тебя весьма полезным для моих целей. Охраняй короля и никого не допускай к нему — это всё, что мне нужно. Я уже посеял в его сознании мысль о злодеяниях Триполи; если только его глупая сестрица сумеет обуздать свой безрассудный нрав, всё будет так, как я хочу.

— Я буду служить королю, а не тебе, — сказал Раннульф. — Я не стану для тебя шпионить.

— Нет, конечно же нет. Но я буду знать о всех, кто видится с ним или пробует увидеться, и особо ты известишь меня, если разговора с королём будет добиваться Триполи. И ты сделаешь это ради Ордена, верно?

Раннульф уже один раз отказал ему и не считал нужным повторять ответ.

— Мне понадобятся люди, — сказал он. — Один я не справлюсь.

— Возьми тех, кому доверяешь. Я уже знаю, кто это будет, а ты и сам скоро догадаешься. — Де Ридфор усмехнулся Раннульфу: — Я не прошу от тебя ничего, что ты не в силах сделать. Тебе бы следовало поблагодарить меня за это повышение.

— Спасибо, — сказал Раннульф.

Храм устроил выборы магистра и выбрал Арнольда да Торогу, испанского рыцаря. На Рождество король послал призыв к новому крестовому походу, а его сестра Сибилла стала женой Ги де Лузиньяна, безвестного рыцаря из Пуату, который лишь несколько месяцев назад прибыл в Святую Землю.